ГЛАВА 19

Айварс Алексович Терехов плавно перетек из переходной трубы своего бота в причальный отсек КЕВ «Черная Роза» под щебет боцманских дудок. Он выпустил поручень и, аккуратно приземлившись за линией палубы, отдал честь офицеру причального отсека, когда бортовая звуковая система объявила: «Гексапума» прибыла!»

– Разрешите взойти на борт, мэм? – спросил он офицера.

– Разрешение получено, сэр, – ответила лейтенант, и капитан Винченцо Тервиллиджер, командир «Черной Розы», сделал шаг вперед, чтобы пожать руку Терехова в приветствии.

– Добро пожаловать на борт, Айварс.

– Спасибо, сэр, – сказал Терехов своему старому другу, а затем протянул руку невысокому стройному человеку в униформе вице-адмирала Мантикоры.

– Капитан Терехов, – спокойно произнес вице-адмирал О'Мэлли.

– Адмирал.

Терехов отпустил руку О'Мэлли и окинул взглядом причальный отсек линейного крейсера. Он всегда считал, что «Черная Роза» – необычно поэтическое название для линейного крейсера Мантикоры, но ему это всегда скорее нравилось. И причина, по которой флагман О'Мэлли носил это название, состояла в том, что оно – как и название тяжелого крейсера самого Терехова – было занесено в Список Чести КФМ, как одно из имен, которые будут сохранены навечно в эксплуатации. Возможно, это и было одной из причин, по которой он решил прибыть на борт и пообщаться с О'Мэлли и Тервиллиджером лицом к лицу вместо того, чтобы просто отправить им – и всей системе Моники – прощание по комму.

Мыслями он вновь вернулся на три месяца назад, когда прибыли первые ремонтные корабли Хумало, а затем и ремонтные корабли эскадры поддержки О'Мэлли, после того, как вице-адмирал прибыл, а Хумало должен был вернуться на Шпиндель. И все для того, чтобы «Колдун» и «Гексапума» получили достаточный ремонт для возвращения домой на Мантикору своими силами. В целом, он пробыл на Монике порядка четырех стандартных месяцев, и это походило на целую жизнь.

Фактически, это была целая жизнь для слишком многих других людей. Или конец целой жизни, во всяком случае, подумал он мрачно, еще раз вспоминая ужасающие потери, которые наскоро собранная «эскадра» понесла здесь. Мы сделали работу, но, Боже, это стоило намного больше, чем я когда-либо мог вообразить! Даже после Гиацинта.

– Итак, вы наконец готовы, капитан, – произнес О'Мэлли, вновь вернув его в настоящее, и он кивнул.

– Да, сэр.

– Представляю, как вы будете счастливы вернуться домой.

– Да, сэр, – повторил Терехов. – Очень счастлив. «Эриксон» и другие ремонтные корабли проделали отличную работу, но «Гексапума» все еще нуждается в услугах хорошей верфи.

Что, подумал он, было ничем иным, как правдой. И по крайней мере, в отличие от более старого и еще в большей степени поврежденного «Колдуна», «Гексапума» их получит. Ему не нравилось думать о том, сколько времени это займет, чтобы вновь вернуть ее в строй, но, по крайней мере, она должна вернуться. Чего нельзя с уверенностью сказать о «Колдуне». Это еще не было официально – и не будет, пока он не будет подвергнут диагностике дома, на одной из космических станций, – но он заслужил несколько лучшую долю за то, что сделал здесь, однако, был всего лишь слишком старым, слишком маленьким и устаревшим, чтобы оправдать стоимость ремонта.

– Ну, капитан, – кивнул вице-адмирал, протягивая руку еще раз, – я уверен верфь сумеет быстро вернуть ее строй. Мы нуждаемся в ней – и в вас – на службе. Бог в помощь, капитан.

– Спасибо, сэр.

Терехов пожал руку, затем отстранился и отдал честь. Дудки завопили еще раз, стороны разошлись на исходные позиции, и он плавно перетек в переходную трубу.

Он быстро проплыл трубу, кивнул бортинженеру и обосновался на своем месте, словно скинув накопившееся с плеч, и бот начал плавно отходить от стыковочных узлов, располагавшихся ниже носовых подруливающих устройств. Мысленно вновь пробежав свое краткое посещения флагмана, он снова спрашивал себя, почему нанес тот визит лично. Он сомневался, что и в правду когда-либо будет в состоянии ответить на тот вопрос, хотя его нынешнее чувство удовлетворения и говорило ему, что это было правильное решение.

Он глубокомысленно нахмурился, пристально рассматривая на проекционном экране, как бот выходил на безопасное расстояние от «Черной Розы», чтобы таки запустить уже свой импеллерный клин и, быстро ускорившись, отправиться назад, к ожидавшей «Гексапуме». Оба судна находились на стоянке на своих парковочных орбитах не столь далеко друг от друга, отделенные всего лишь тройной шириной импеллерного клина большего из них. Хотя и по-прежнему оставались все еще слишком далеко друг от друга, чтобы их относительный размер можно было оценить человеческим глазом, но Терехов ощущал знакомый прилив гордости, когда «Гексапума», по мере приближения к ней бота, постепенно увеличивалась в размерах. И пусть его судно было «всего лишь» тяжелым крейсером, но оно принадлежало классу «Саганами-С». Весом в 483 000 тонны, по размеру оно было почти наполовину меньше «Черной Розы». По общему признанию, оно было намного меньше по сравнению и с более новыми линейными крейсерами КФМ, но оно по-прежнему оставалось силой, с которой стоило считаться… что оно и окончательно продемонстрировало четыре месяца назад здесь, на Монике.

Теперь же, как он и сказал О'Мэлли, настало время отвести ее домой еще раз.

– Капитан на мостике! – объявила старшина мостика, как только Терехов ступил на командный мостик «Гексапумы».

– Вольно, – сказал Терехов, наблюдая за тем, как все часовые мостика вытянулись по стойке смирно, и сделал зарубку перекинуться парой слов со старшиной. Или, еще лучше, пообщаться со старпомом, чтобы тот поговорил с ней, постарался развеять ее внутреннюю напряженность. В конце концов, старшина 1 ранга Шерил Клиффорд была очень молода для ее звания, одна из тех, кто получил повышение в следствие понесенных «Гексапумой» потерь. Это было ее первой вахтой в качестве старшины дежурной вахты мостика. И это не должно было столь жестко давить на нее… особенно, когда если бы ее произведение было совершено абсолютно точно согласно Уставу. Но оно не было, однако, вся процедура нравилась Терехову. Как многие из младших капитанов на службе Мантикоры, он обычно был менее обеспокоен формальностями на мосту, чем их эффективностью.

Анстен Фитцджеральд, однако, продолжал стоять. Сейчас он занимал командное кресло в центре мостика, и Терехов быстрым шагом прошел к нему.

Сознательным усилием Терехов удержал себя, когда какая-то часть его начала искать свою правую руку. Но Наоми Каплан была эвакуирована на Мантикору на борту высокоскоростного медицинского транспорта, который отбыл вместе с Аугустусом Хумало на следующий день после прибытия О'Мэлли. Что, по иронии судьбы, означало, что тактик уже очень скоро вернется в строй, гораздо быстрее, чем Фитцджеральд. Хотя его раны были менее серьезными, необходимое медицинское оборудование, доступное в Бассингфордском Медицинском Центре, огромном (и, к сожалению, слишком быстро растущем в последнее время) больничном комплексе Королевского Флота Мантикоры, расположенном за городской чертой Лэндинга, должно было поставить Каплан на ноги намного быстрее. Диагноз «менее серьезная», чем ее тяжелая травма черепа, однако, не превращал рану Фитцджеральда во «всего лишь царапину» и медицинские работники были… решительно настроены отправить его с ней. Но, как Терехову сказала Джинджер Льюис, Анстен был упрямым человеком. Он был категорически настроен вернуться на Мантикору на своем судне, и Терехов был не в силах отвергнуть своего старпома.

Энсин Кагияма Аикава, в настоящий момент, стоял на часах, по правую руку от лейтенанта-коммандера Нагчадхури, главного связиста, наблюдая за Фитцджеральдом уголком глаз. У него была отличная привычка колебаться по малейшему поводу во всем, что касалось Фитцджеральда. Хотя порой это и напрягало, однако, подумал Терехов, судя по искорке в глазах Фитцджеральда, старпома, похоже, это также забавляло.

– Принимаю на себя командование судном, господин Фитцджеральд, – формально произнес Терехов, проходя мимо Фитцджеральда и усаживаясь в командном кресле.

– Командование передано, сэр, – признал Фитцджеральд, только слегка осторожно выпрямив свой позвоночник, и сжал руки за спиной.

– Что-то от «Черной Розы», сообщения?

– Да, сэр, – ответил Нагчадхури. – Вице-адмирал О'Мэлли желает нам добраться быстро и без приключений.

– Ну, как раз то, чему мы все были бы рады, – сухо пробормотал Терехов, бросив взгляд на лейтенанта-коммандера Тобиаса Райта, астрогатора «Гексапумы».

– Могу я предположить, Тоби, что с вашей привычной пунктуальностью, вы уже проложили наш курс?

– К сожалению, сэр, пока – нет, – ответил Райт с печальным выражением. Астрогатор был самым молодым из cтарших офицеров Терехова и обычно наиболее устойчивым. Как оказалось, что у него всегда было живое чувство юмора позади маски отстраненности, которое всплыло на поверхность после Битвы за Монику. Что, возможно, говорило много интересного о его личности, размышлял Терехов.

– Я боюсь, – продолжил Райт, – что на сей раз мы все зависим от астронавигации энсина Зилвицкой.

– Боже ж мой, – пробормотал Терехов. Он взглянул на крепко сложенную молодую женщину, сидящую возле Райта, и покачал головой с сомнительным вздохом. – Осмелюсь надеяться, мисс Зилвицкая, на сей раз вы сделали свои вычисления верно?

– Я очень старалась, сэр, – искренне ответила Хелен.

– Тогда, я предполагаю, что все пройдет как надо.

Несколько человек хихикнули. Астронавигация уж точно не была любимым занятием Хелен, и все знали это. К настоящему времени, фактически, размышлял Терехов, среди экипажа «Гексапумы» осталось очень мало тайн друг от друга. Несмотря на его внушительный тоннаж и огневую мощь, общая комплектация крейсера была немногим больше, чем у довоенного эсминца, и его экипаж прошел через очень многое вместе. Вместе они заложили памятную табличку, и он, как и они, прекрасно знал, что ни для кого из них никогда не будет другого судна, такого как «Гексапума». Ни для них, ни когда-либо.

Его собственное осознание этого факта, казалось, передавалось от него всей команде мостика. Не тягостно, но почти… утешительно. Улыбки его подчиненных не исчезали; вместо этого, они постепенно принимали другое, более серьезное выражение, как будто их владельцы трезво размышляли над всем, что они и их судно прошли и достигли. Что-то, почти как любовь, изливалось из Айварса Терехова, и его ноздри расширились, когда он вдохнул глубоко.

– Хорошо, тогда, астро, – сказал он, – давайте отправимся домой.


* * *

– Ну, и!? Я вижу, вы уже успели заценить последний фокус монти? – желчно выдавил Альбрехт Детвейлер.

Он, Бенджамин, и Дэниэл откинулись в шезлонгах под пекущим солнцем, наблюдая, как бирюзовые волны и сливочный прибой накатывали но белоснежный пляж, но, несмотря на безмятежность, всей обстановки, выражение его лица было столь же кислым, как и его тон.

– Знаешь, отец, – ухмыльнулся Бенджамин, – порой ты бываешь просто невыносим. Монти и хевы снова вцепились друг другу в глотки. Разве это не то, что ты хотел?

– Я и в правду порой бываю невыносим, – огрызнулся Альбрехт, – но ведь и ты порой ведешь себя как непочтительный молодой щенок!?

– Разве это не то, что ждут от меня? – улыбка Бенджамина стала еще немного шире. – Я – всего лишь презренный раб, едущий позади колесницы, чтобы напоминать Цезарю, он только смертен, пока толпа приветствует его (прим. пер. – имеется ввиду древнеримская традиция, во время чествования победителя сражений, у того рядом сидел раб, обязанностью которого было нашептывать: «Ты все лишь смертен»).

– Интересно, и как много из тех рабов пережило этот «опыт»? – язвительно осведомился Альбрехт.

– Ну да, странно, что обрывки истории доносят до нас не так много об этой стороне вещей, – кивнул Бенджамин. И его улыбка исчезла. – А если без шуток, отец, на таком расстоянии и удалении от Ловата трудно сформировать любое существенное или осмысленное представление о том, что они сделали на сей раз.

Альбрехт что-то пробурчал, полусердито признавая мнение Бенджамина. Даже с курьерскими суднами, оснащенными межполосными линейными двигателями всегда есть предел тому, как быстро информация могла быть получена. И честно говоря, они и так порядком злоупотребляли переходом Беовульфа в своих интересах. Он знал, что не существовало ничего, что могло бы отличить корабль, оснащенный линейным двигателем, от любого другого курьерского судна, какая бы экспертиза ни была проведена, но ему не импонировало бросать их туда-сюда – между Мезой и Мантикорой – чаще, чем было необходимо. Беовульф закрыл свой Терминал Мантикорской Туннельной Сети всему мезанскому траффику со дня ее открытия, с полной поддержкой и безмерным одобрением Мантикоры. Конечно, ни один из курьерских кораблей, курсировавших на переходе Беовульфа, не был зарегистрирован на Мезе, но всегда оставалась эфемерная возможность, что мантикорской или беовульфской разведке удастся проникнуть сквозь сплетенные покровы лжи. И пусть это оставалось слишком маловероятным, но Согласие Мезы за десятилетия сумело развить осторожное уважение к аналитикам и Беовульфа, и Мантикоры.

Но, в рельности, выбора не оставалось, сказал он себе. Это – всего лишь шестьдесят световых лет пути от Беовульфа до Мезы через Туннель Вестгота. И это – всего пять дней для судна с межполосным двигателем. Нет никакого оправдания, если мы откажемся от возможности использовать наши преимущества по полной в такое время, когда земля начинает гореть у нас под ногами.

Если бы Альбрехт Детвейлер верил в Бога, то провел бы несколько моментов в пылкой молитве, чтобы упомянутые ноги и дальше не останавливались ни на мгновение. Но, так как он не был таким человеком, то просто покачал головой.

– Тем не менее, единственное, что мы знаем наверняка, – это то, что Харрингтон выбила все дерьмо из хевов, когда они в очередной раз попытались подловить ее, – указал он.

– Ну, да, – кивнул Бенджамин. – Но у нас также по-прежнему нет никаких подтвержденных цифр об уровнях силы обоих сторон. Мы думаем, что ее значительно превосходили численностью, но это уж точно мало походит на пресс-релизы монти, в которых они ежечасно делают акцент на силе Восьмого Флота, ведь так? И, несмотря на все усилия Колина и Бардасано, мы все еще не можем заполучить источник достаточно глубоко во флоте монти, который мог бы снабжать нас такой информацией.

– С фактами не поспоришь, Бен, – отозвался Дэниэл. – С другой стороны, осталось очень много вопросов. Например, все выглядит так, как если бы им удалось неимоверно улучшить точность их МДР. И я склонен думать – напомню, у меня пока не было возможности и времени для какого-либо скурпулезного анализа информации, которая у нас есть – что эффективность противоракетной обороны хевов также должна быть значительно преуменьшена. Если Харрингтон не была усилена намного сильнее, чем любой из наших, по общему признанию, ограниченных источников предположил, тогда представленные монти данные о нанесенном ущербе слабо корреллируют с численность задействованного в операции флота.

– Не могу не согласиться с этим, – признал Бенджамин. – У тебя или твоих людей есть хоть какая-либо идея о том, как они могли провернуть это?

Так же как Эверетт Детвейлер был генеральным директором всех биологических исследований и разработок Согласия Мезы, Дэниэл был директором небиологических исследований и разработок, что означало, что он и Бенджамин обычно работали очень плотно вместе.

– Я могу только попытаться догадаться, – ответил Дэниэл, посмотрев на брата, и Бенджамин кивнул, признав возражение. – Тем не менее, – продолжал Дэниэл, – я должен буду сказать, как бы поганенько это не звучало, что, похоже, перед нами еще один образчик использования их проклятой гравитационно-импульсной связи.

Он неприятно скривился. Нет, он был почти уверен, что его исследователи, наконец, смогли выяснить, в чем, в самых общих чертах, состояло ноу-хау монти, но воспроизвести способность создать грави-импульс вдоль гиперкосмической альфа-стены где-либо, кроме самой грубой модели, вряд ли можно отнести к простым задачам. Это грозило вылиться в огромное фундаментальное исследование с целью выяснить, как именно они делали это, и еще больше времени – чтобы запустить это все в производство, учитывая, что у Согласия, в отличие от Республики Хевен, не было возможности заполучить хоть какой-нибудь рабочий экземплярчик технологии.

И даже траханные хевы так и не смогли воспроизвести эту технологию… во всяком случае, пока.

– Если я прав о том, что они сделали, то это – всего лишь дальнейшее логическое расширение всего того, что они уже достигли, – размышлял он вслух. – Мы знаем, что у них есть беспилотные разведчики, оснащенные гравитационно-импульсной связью, так что, теоретически, нет никакой причины, почему они не могли начинить этим что-то размера МДР.

– Да ладно, Дэниэл! – возразил Бенджамин. – Как можно сравнивать беспилотный разведчик с чем-то вроде их толстозадых ракет! И большинство ракет, о которых я знаю, уже нафаршированы под самую завязку. Куда бы они засунуть подобную хреновину?

– Я просто сказал, что теоретически это вполне возможно, – мягко указал Дэниэл. – Мы же не смогли бы сделать ничего подобного, и в этом я уверен, даже если бы с точностью знали, что они сделали. Пока нет. И это очень важно, Бен – пока нет! Они пользовали эту технологию вдоль и поперек больше двадцати стандартных лет, и знают ее более чем досконально. Это означает, что они знают, как воспроизвести ее лучше, чем кто бы то ни было, и, это вполне очевидно из беглого анализа их технической базы, они прогрессивно работали над уменьшением ограничений массы и объема – и увеличением канала связи. Если бы я должен был сейчас высказать предположение, то сказал бы, что то, что они, вероятно, сделали, должно было, так или иначе, отразиться на возможности запихнуть приемное устройство гравитационно-импульсной связи в стандартную МДР. Если же они потрудились развернуть хоть один из своих разведчиков достаточно близко к цели – а мы знаем, что их системы маскировки, вероятно, столь же хороши, как и наши, если не лучше – тогда у них была чрезвычайно эффективная петля командования и управления. Это, вероятно, помогло бы объяснить не только увеличенную точность, но также и очевидное уменьшение в эффективности обороноспособности хевов. Это также позволило бы монти управлять профилями нападения и проникновения своих ракет в режиме наиболее близком к режиму реального времени, с чем вряд ли кто-нибудь мог потягаться.

– Тебе это кажется разумным, Бен? – осведомился Альбрехт после долгого задумчивого молчания, и Бенджамин кивнул. Было очевидно из его выражения, что его мало волновало предположение брата, но он кивнул.

– Знаешь, если Дэн прав, это может означать крупный сдвиг – еще один – в балансе военных возможностей, отец, – сказал он. – Даже если мой первичный анализ относительных сил флотов этих двух сторон не куда не годен, я не думаю, что у Хевена есть хоть какой-нибудь шанс и достаточное численное преимущество, чтобы нанести поражение Мантикоре. Тем более если монти запустят эту штуку в общее развертывание. НО как только это поступит в общее развертывание, тогда то, что Белая Гавань сделал с хевами во время последней войны, будет похоже на ссору на детском утреннике.

– И даже если Хевену так или иначе удастся выжить, это только будет означать, что они оба и дальше продолжат развивать эту способность – или по крайней мере ее грубый эквивалент, – горько отметил Альбрехт.

– Я сказал бы, что этот вывод сам собой напрашивается, отец, – согласился Дэниэл. – Хевен уже сейчас наиболее близок к техническим возможностям монти, чем кто-либо еще. Их система образования пока еще не тянет, но они активно работают над ее преобразованием. И вообще, давай будем честны, главное, что было не в порядке с ней, – не то, что у них не хватало основных кадров – компетентных учителей и ученых. Скорее это то, что Законодателям удалось создать помехи общей системе таким большим количеством политической идеологической обработки и сливать эти помои «добровольно-принудительно» с «доблестной» настойчивостью в неподготовленные головы студентов, не считаясь с их фактическими учебными достижениями, так что отношение компетентных исследователей к «бесполезным беспилотникам» было до сих пор ниже, чем у Мантикоры. Приоритеты исследования имели тенденцию определяться на основе того, кем были покровители исследователей, и никак не на основе хоть каког-то беспристрастного анализа потенциальных выгод. И даже тот факт, что они делали столь мизерные инвестиции в усовершенствование основной инфраструктуры, лишь свидетельствует о том, что даже у компетентных исследователей, независимо от их покровителей, просто не было ресурсов или развитой индустриальной платформы, как у Мантикоры. Но у них всегда был больший кадровый потенциал, чем большинство людей считало. Посмотри на все, чего они достигли, и, кто бы ни управлял их исследованиями и разработками теперь, очевидно, что они используют свой потенциал на полную катушку.

– И не только это, по сути, они – единственные, у кого есть доступ к непосредственным сенсорным и наблюдательным данным, не говоря уже о захваченных для изучения аппаратных средствах. И давайте не забывать старую байку о человеке, собирающемся быть повешенными note 1. У них несколько больше стимулов выяснить то, что монти сделали, ну, или, по крайней мере, подготовить сообразный ответ. Даже больше, чем у нас. Выбор у них действительно небольшой: или они дойдут своим умом как повторить это – либо что-то очень похожее, – или остается лишь читать молитвы, как Бен и говорит. И если Мантикора не полностью разоружит их, то они сделают ровно то, что сделали после последней войны – пойдут, подумают хорошенько, пока не придумают, как повторить это. В этом случае, мы, вероятно, получили бы еще несколько лет отсрочки до того, но это все лишь голословно.

– Ты не думаешь, что, учитывая прошлый опыт, монти в этот раз настоят на полном разоружении? – спросил Альбрехт.

– Я думаю, что именно это я бы и сделал на их месте, – вставил Бенджамин прежде, чем Дэниэл смог ответить. – С другой стороны, скажем так, ну выдвинут они свои требования, и что из этого!? Ты действительно думаешь, что даже Мантикора могла бы запретить Хевену развивать свою секретную программой перевооружения? Пусть не сразу, а лишь по истечении времени. Я даже не сомневаюсь, что кто-то, кто уже однажды смог отстроить абсолютно секретный судостроительный комплекс и исследовательский центр, сделает это вновь. Для нас это было бы лучшим вариантом развития событий, и, несмотря на все, я не думаю, что Хевен сможет восстановиться до того, как мы будем готовы выступить. И мне видится, что и Мантикора пойдет, по крайней мере, на скромное такое сокращение своего актива кораблей стены, как только Хевен будет поставлен на колени.

– Не думаю, что они пойдут на это, учитывая всевозрастающее давление в Силезии и Талботте, – отметил Альбрехт.

– Все возможно, – Бенджамин пожал плечами. – Проблема в том, что все, что мы можем сейчас предпринять, сводится к досужим домыслам, и у нас нет достаточной информации – или достаточного точек проникновения, особенно это касается монти, чтобы получить достаточно информации для наших проекций.

– Предположи, что гипотеза Дэниэла точна, – сказал Альбрехт. – Меня волнует, может ли что-либо представлять существенную угрозу «Устричной Бухте»?

– Нет, – выпалил Бенджамин. – Вряд ли диапазон или контроль за огнем могли бы нанести нам вред в том, что касается «Устричной Бухты», отец, и нет абсолютно никаких доказательств, что кто-либо еще и где угодно, даже монти, имеет хотя бы отдаленное представление о двигателе паука. Если они не знают об этом, то все их шансы предотвратить «Устричную Бухту» фактически равны нулю. Другое дело, если они уже знают о двигателе паука и если у них есть время, чтобы развить, своего рода контрмеру, то это было бы очень… досадно для нас при ведении любых затяжных военных действий.

– Таким образом, лучшим сценарием развития событий для нас будет сокрушить монти до того, как они запустят это в общее развертывание, – рассуждал вслух Альбрехт.

– Да, было бы очень неплохо, – осторожно согласился Бенджамин.

– Вы могли ускорить «Устричную Бухту»?

– Незначительно, отец, – покачал головой Бенджамин с выражением человека, который услышал то, что так боялся услышать. – Двигатель паука – полностью новая технология. Дэниэл и я думаем, что мы протестировали все «от» и «до» на предмет возможных ошибок, но, как я и сказал тебе прежде, мы все еще на стадии прототипа. Технически, я предполагаю, «Акулы» – военные корабли, но их первичная функция – всегда служить испытательными полигонами и тренировочными судами, не ударными единицами. Я не вижу способа, которым мы могли бы произвести достаточно много из новых аппаратных средств, чтобы ускорить «Устричную Бухту» намного быстрее, чем уже запланировали.

– Понимаю, – выражение лица Альбрехта слишком уж походило на Бенджамина, чтобы стало уж слишком очевидным, что он ожидал это услышать, и на сей раз была его очередь пожать плечами. – В этом случае, я думаю, что все, что произошло в Ловате, подталкивает нас к повторению операции на Монике, но уже с другими действующими лицами и другими декорациями, и так быстро как только сможем, не правда ли?

Загрузка...