Шрам: ЧЗО

Глава 4

На двадцать второй день Левченко вызвал Дюбуа в штаб. Утро, восемь часов, на базе тихо. Легионер пришёл в камуфляже, без оружия. Полковник сидел за столом с Лебедевым. Профессор курил, усы неподвижны.

— Садись, — сказал Левченко. — Лебедев просит тебя на экскурсию. В лабораторию. Покажет, над чем работают. Нужен свидетель со стороны, не из научных. Военный взгляд. Согласен?

Пьер посмотрел на профессора.

— Зачем я?

Лебедев затушил сигарету.

— Потому что не задаёшь лишних вопросов и не врёшь в рапортах. Видел, как работаешь. Трезвый ум, чёткая голова. Покажу, что делаем, объясню зачем. Может поймёшь, может нет. Главное — увидишь правду. Без прикрас.

— Засекречено?

— Выше крыши. Но контракт подписывал, пункт о неразглашении там был. Нарушишь — пуля в затылок. Не от меня, от тех, кто платит.

Легионер кивнул.

— Идёт.

— Тогда пошли. Сейчас.

Левченко махнул рукой. Свободны. Вышли. Лебедев повёл через плац к дальнему зданию. Одноэтажное, бетонное, без окон. Дверь железная, кодовый замок. Профессор набрал код, дверь открылась с лязгом. Внутри коридор узкий, лампы тусклые. Пахло химией, металлом, озоном.

Дошли до лестницы вниз. Бетонные ступени, перила ржавые. Спустились на два пролёта. Глубоко, метров десять под землёй. Внизу ещё одна дверь, ещё замок. Лебедев открыл.

Лаборатория. Большая, метров тридцать на двадцать. Потолок низкий, бетонный, лампы дневного света гудят. Стены выкрашены белым, пол плиточный, чистый. Столы лабораторные вдоль стен, уставлены приборами, колбами, пробирками. Центр занимала установка странная — цилиндр стеклянный высотой два метра, диаметром метр. Внутри жидкость мутная, зеленоватая, пузырилась. Провода тянулись к компьютерам, мониторы показывали графики, цифры.

Люди в белых халатах — четверо. Трое мужчин, одна женщина. Все в очках, перчатках латексных. Работали молча, сосредоточенно. Один у микроскопа, второй у центрифуги, третий записывал данные в блокнот. Женщина у цилиндра проверяла датчики.

Лебедев кивнул им, провёл Пьера к столу у стены. Достал контейнер, открыл. Внутри пробирки с кровью зомби, образцы тканей, артефакты в свинцовых футлярах.

— Вот что мы делаем, — начал профессор тихо. — Изучаем влияние аномалий на биологию. Зомби — результат психополя, которое выжигает участки мозга. Но выборочно. Остаются базовые функции: движение, агрессия, голод. Исчезают разум, память, эмоции. Мы взяли образцы их крови, тканей, нервных клеток. Изучили структуру. Нашли аномальные белки, которых нет у нормальных людей. Эти белки — результат воздействия психополя. Они перестраивают нейронную сеть, уничтожают синапсы в префронтальной коре, сохраняя лимбическую систему. Человек становится зверем.

Он показал на микроскоп. Там мужчина смотрел в окуляры, записывал.

— Мы синтезировали эти белки. Научились производить искусственно. Теперь можем вводить их любому человеку. Результат — контролируемое зомбирование. Убираем разум, оставляем агрессию и подчинение командам. Идеальный солдат для штурмовых операций. Не боится смерти, не чувствует боли, выполняет приказы.

Дюбуа слушал молча. Лебедев продолжил:

— Но это только первая часть. Вторая интереснее. Артефакты.

Достал футляр, открыл. Внутри артефакт маленький, размером с грецкий орех. Мерцал тускло, пульсировал. Дозиметр рядом взвыл.

— Артефакты излучают энергию аномальную. Она влияет на материю, изменяет её. Мы научились извлекать эту энергию, концентрировать, упаковывать в сыворотки. Вводим человеку — получаем эффекты. Повышенная сила, скорость, выносливость. Регенерация тканей ускоренная. Рефлексы в два раза быстрее. Зрение, слух острее. Суперсолдат.

Профессор закрыл футляр, убрал. Показал на цилиндр в центре.

— Там сейчас идёт синтез. Кровь зомби, экстракт артефактов, химические стабилизаторы. Результат — сыворотка. Три типа: альфа, бета, гамма. Альфа для силы и выносливости. Бета для скорости и рефлексов. Гамма универсальная, всё сразу, но слабее.

— Побочные эффекты? — спросил Пьер.

Лебедев усмехнулся.

— Угадал главное. Побочные эффекты есть. Серьёзные.

Подошёл к столу, взял папку, открыл. Фотографии. Мужчины в больничных халатах, привязаны к кроватям ремнями. Лица искажённые, глаза безумные. Один бьётся в конвульсиях, второй рвёт кожу на руках ногтями, третий орёт беззвучно.

— Испытуемые, — сказал профессор. — Добровольцы из заключённых. Пожизненные, убийцы, насильники. Предложили участие в эксперименте взамен на сокращение срока. Согласились двадцать человек. Ввели сыворотки разных типов. Первые три дня эффект потрясающий. Сила как у троих мужчин. Скорость как у спринтера-олимпийца. Выносливость — бегали по двенадцать часов без остановки. Рефлексы — пули на лету ловили почти. Регенерация — порезы заживали за час.

Он перелистнул страницу. Ещё фотографии. Те же мужчины, но хуже. Кожа покрыта язвами, волосы выпадают, глаза налиты кровью.

— Четвёртый день начались проблемы. Головные боли, галлюцинации, паранойя. Пятый день — агрессия неконтролируемая. Один убил двух охранников голыми руками, разорвал горло зубами. Пришлось застрелить. Шестой день — остальные сошли с ума полностью. Белковые структуры из артефактов разрушают нейронную сеть, как у зомби. Только быстрее. Через неделю все двадцать испытуемых стали овощами. Безумные, агрессивные, бесполезные. Пришлось усыпить.

Закрыл папку, положил на стол. Посмотрел на снайпера.

— Вот и результат. Сыворотка работает, эффект потрясающий. Но цена — безумие через неделю. Может меньше, зависит от дозы и типа. Альфа держит пять дней, бета четыре, гамма шесть. Потом мозг горит. Необратимо.

Пьер смотрел на фотографии молча. Лица испытуемых — искажённые, страдающие, мёртвые в живых телах. Как зомби, только хуже. Потому что помнили, кем были. Минуту, час, день. Потом забывали навсегда.

— Военные знают про побочные эффекты? — спросил он.

— Знают. Их не волнует. Пять дней суперсолдата стоят больше, чем жизнь обычного. Планируют использовать на штурмовых операциях. Ввести сыворотку отряду, отправить на задачу, через пять дней списать. Дёшево, эффективно, без свидетелей. Идеальная одноразовая армия.

— Ты помогаешь им это делать.

Лебедев закурил, затянулся.

— Да. Помогаю. Потому что плату за исследования дают. Без денег науки нет. Хочешь изучать аномалии — работай на военных. Другого выбора нет.

Легионер посмотрел на цилиндр с зеленоватой жидкостью. Сыворотка булькала, пузырилась. Внутри смерть, упакованная в пробирки. Смерть, отложенная на пять дней. Как седьмой патрон, только для других.

— Зачем показал мне это?

Профессор выдохнул дым, посмотрел в глаза.

— Потому что ты солдат. Видел смерть, знаешь цену жизни. Хочу услышать мнение не учёного, а бойца. Скажи честно: если бы тебе предложили сыворотку, зная про эффект и побочку, ты бы согласился?

Дюбуа подумал. Представил себя с силой троих, скоростью спринтера, регенерацией быстрой. Неубиваемым пять дней. Потом безумие, смерть, забвение.

— Нет, — ответил он. — Не согласился бы.

— Почему?

— Потому что смерть должна быть выбором, а не программой. Седьмой патрон в моём нагане — мой выбор. Когда выстрелит — решу я, не химия в крови.

Лебедев кивнул медленно.

— Понятно. Ожидал такой ответ.

Затушил сигарету, подошёл к цилиндру. Положил руку на стекло. Жидкость внутри пульсировала.

— Знаешь, что меня пугает больше всего? Не то, что военные используют это. Не то, что люди согласятся. А то, что оно работает. Мы создали способ превратить человека в оружие. Временное, но мощное. И это только начало. Через год научимся продлевать эффект до двух недель. Через два года до месяца. Через пять — может, вообще без побочек. Но даже если нет, военные найдут применение. Всегда найдут.

Профессор отошёл от цилиндра, сел на стул у стола. Достал флягу, сделал глоток. Не предложил. Посмотрел в пол, задумчиво.

— Ты веришь в бога, Дюбуа?

— Нет.

— Я тоже нет. Но если бы он был, то сейчас смотрел бы на нас с отвращением. Мы играем в бога. Создаём жизнь, изменяем её, уничтожаем. Берём людей, ломаем их мозги, превращаем в монстров. Для науки, для армии, для власти. Оправдание всегда есть. Знание, прогресс, безопасность. Но правда проще — мы играем в бога, потому что можем. Потому что интересно. Потому что платят.

Он поднял голову, посмотрел на снайпера.

— Знаешь, чем отличается учёный от солдата? Солдат убивает, потому что приказали. Учёный убивает, потому что любопытно. Ты застрелил двадцать пять зомби в госпитале. Выполнил задачу, защитил меня, выжил. Чёткая цепь причин и следствий. Я взял образцы их крови, изучил, создал сыворотку, которая превратит ещё двадцать человек в зомби. Ради эксперимента. Ради данных. Ради прогресса. Кто из нас хуже?

Пьер молчал. Лебедев усмехнулся.

— Молчишь? Правильно. Ответа нет. Мы оба убийцы. Ты прямой, я косвенный. Ты с оружием, я с пробирками. Ты ради контракта, я ради науки. Разница только в методах. Результат одинаковый — трупы.

Наёмник посмотрел на учёных в халатах. Работали молча, сосредоточенно. Женщина у цилиндра записывала данные. Мужчина у микроскопа смотрел в окуляры. Никто не слушал разговор. Или слушал, но не комментировал. Привыкли.

— Ты можешь остановиться, — сказал легионер. — Прекратить эксперименты. Уехать. Отказаться.

— Могу, — согласился профессор. — Но не остановлюсь. Потому что если не я, сделает другой. Военные найдут учёного, который согласится. Менее талантливого, более жестокого. Результат будет хуже, жертв больше. Хоть я делаю это чисто. Быстро. Без лишних страданий. Это моё оправдание. Жалкое, но моё.

Лебедев встал, подошёл к столу, взял одну пробирку с сывороткой. Прозрачная, зеленоватого оттенка. Показал на свет.

— Десять миллилитров. Доза на одного человека. Превратит его в машину на пять дней. Потом в овощ навсегда. Цена флакона на чёрном рынке — десять тысяч долларов. Военные платят сто тысяч за партию из двадцати. Я получаю двадцать процентов. Четыре тысячи с флакона. Восемьдесят тысяч с партии. Хорошие деньги за то, чтобы играть в бога.

Поставил пробирку обратно. Посмотрел на Дюбуа.

— Скажи честно. Я монстр?

Легионер подумал. Вспомнил Тессалит, семьдесят погибших товарищей, Гарсию, истекающего от пули в пах, Андрея, раздавленного под бетоном. Вспомнил шестерых алжирцев, убитых в переулке за минуту. Двадцать пять зомби в госпитале. Тринадцать ножом. Вспомнил седьмой патрон в нагане, русскую рулетку, шесть щелчков подряд.

— Нет, — ответил он. — Не монстр. Просто человек, который делает работу. Грязную, опасную, хорошо оплачиваемую. Как я. Как все здесь.

Профессор усмехнулся, покачал головой.

— Вот и весь вывод. Мы не монстры. Мы профессионалы. Делаем работу за деньги. Мораль не наша забота. Чья тогда?

— Тех, кто платит.

— А если они аморальны?

— Тогда мир аморален. Всегда был.

Лебедев засмеялся коротко, без радости.

— Философ ты, Дюбуа. Легион научил думать?

— Легион научил выживать. Думать начал сам.

Профессор кивнул, достал сигареты, закурил новую. Дым синий поплыл к вытяжке в потолке.

— Послушай последнее. Это самое важное. Сыворотка, которую мы делаем, — не худшее, что есть в Зоне. Здесь артефакты, аномалии, психополя. Есть места, где реальность рвётся. Где время течёт неправильно. Где мёртвые встают без сыворотки. Зона живая. Она растёт. Медленно, но постоянно. Через десять лет достигнет Киева. Через двадцать Москвы. Через пятьдесят поглотит половину Европы. Военные знают. Учёные знают. Все знают. Но ничего не делают. Потому что не знают, как остановить.

Он затянулся, выдохнул.

— Моя работа — понять, как работает Зона. Как аномалии влияют на материю. Как психополе ломает мозги. Если пойму — может, найду способ остановить. Или замедлить. Или хотя бы защитить людей. Вот зачем я здесь. Не ради денег. Не ради науки. Ради будущего. Может, оправдание, может, правда. Хрен знает. Но я верю в это.

Дюбуа слушал молча. Впервые услышал от Лебедева не цинизм, а что-то похожее на надежду. Или отчаяние. Трудно различить.

— Ты веришь, что остановишь Зону?

— Нет, — честно ответил профессор. — Не верю. Но пытаюсь. Потому что если не я, никто не попытается. Военные хотят оружие. Политики хотят власть. Учёные хотят деньги. Никто не хочет спасать мир. Только использовать его, пока он жив.

Он затушил сигарету, встал.

— Экскурсия окончена. Видел, что хотел. Понял, что хотел. Теперь знаешь правду. Будешь молчать?

— Буду.

— Почему?

— Потому что это не моя война. Моя война там, — Пьер показал наверх, на поверхность. — В Зоне. Против зомби, мутантов, сталкеров. Твоя война здесь, в лаборатории. Против аномалий, времени, будущего. Каждый воюет своей войной. Вмешиваться незачем.

Лебедев кивнул.

— Солдатская мудрость. Правильная. Пошли наверх.

Вышли из лаборатории. Дверь закрыли, код набрали. Поднялись по лестнице. Коридор, выход на поверхность. Дневной свет ударил в глаза. Холодный, серый, ноябрьский.

Профессор остановился у входа в штаб.

— Спасибо, что посмотрел. Мало кто согласился бы.

— Не за что.

— Ещё увидимся. Может, на следующей вылазке.

— Может.

Лебедев ушёл в штаб. Легионер пошёл к казарме. Шёл медленно, думал. Подземная лаборатория, сыворотки, испытуемые, превращённые в монстров. Учёные, играющие в бога. Военные, покупающие оружие из людей. Зона растущая, поглощающая мир.

Всё это реально. Всё это здесь. Но его это не касается. Его контракт — охрана учёных, убийство нарушителей, выживание. Месяц работы, семь с половиной тысяч вперёд, семь с половиной после. Восемь дней осталось. Потом либо продление, либо отъезд.

Седьмой патрон в нагане напомнил о себе тяжестью на спине. Пока не выстрелил — работать дальше. Не думать про сыворотки, испытуемых, безумие. Не думать про игры в бога. Это не его уровень. Его уровень — прицел, спуск, цель.

Простая математика войны. Убей врага, останься живым. Всё остальное философия.

А философия в Зоне не спасает.

На двадцать пятый день Костя собрал группу на утреннем построении. Семь человек: он сам, Гриша, Саша, Женя, Витя-сапёр, Рашид и Дюбуа. Остальные на других задачах. Левченко дал задание — зачистка склада оружия в двадцати километрах от базы. Старый военный склад, советский, заброшенный. Разведка донесла, что там обосновалась банда сталкеров. Человек пятнадцать, вооружённые, опасные. Грабят конвои, убивают одиночек, торгуют артефактами на чёрном рынке. Задача — зачистить, взять документы если найдутся, вернуться.

Выехали в шесть утра. Два джипа, по грунтовке, через лес. Туман густой, видимость метров пятьдесят. Дозиметры щёлкали тихо, фон нормальный. Костя за рулём первого джипа, Гриша второго. Легионер в первом с Рашидом и Сашей. Все в бронежилетах, шлемах с черепами, оружие на изготовку. Автоматы, гранатомёты, снайперские винтовки. Боезапас полный.

Ехали два часа. Дорога петляла, ямы глубокие, грязь после дождя. Джипы буксовали, колёса крутились вхолостую. Костя ругался сквозь зубы, давил газ. Вырулили. Дальше лес гуще, деревья ближе, ветви цеплялись за борта.

Склад показался через час. Бетонный комплекс, три длинных ангара, забор ржавый, вышки покосившиеся. Ворота сорваны, валяются в грязи. Тихо. Слишком тихо.

Костя остановил джип за деревьями, метрах в ста от склада. Второй джип рядом. Все вышли, пригнулись. Командир достал бинокль, осмотрел склад.

— Никого не вижу. Ни дыма, ни света, ни движения.

— Может ушли? — спросил Гриша.

— Или прячутся. Подходим осторожно. Саша, Женя — справа, обход с фланга. Витя, проверь подходы на мины. Снайперы — позицию на возвышенности, контроль периметра. Остальные со мной, центральный вход.

Группа разошлась. Дюбуа с Рашидом пошли влево, на холм небольшой. Поднялись, легли за поваленным деревом. Винтовки выставили, оптика включена. Наёмник смотрел на склад через прицел. Ангары серые, окна разбитые, двери открыты. Пусто. Ни людей, ни машин, ни костров.

По рации Костя:

— Витя, статус?

— Мин не вижу. Проход чистый.

— Входим.

Костя с Гришей и ещё двоими пошли к центральному ангару. Медленно, пригнувшись, автоматы на изготовку. Дошли до входа. Костя заглянул, махнул рукой. Группа вошла.

Прошло пять минут. По рации тишина. Пьер смотрел в оптику, сканировал окна ангара. Ничего. Рашид рядом тоже молчал, следил.

Рация ожила. Костя, тихо:

— Здесь никого. Склад пустой. Оружие разграблено, ящики вскрыты. Но есть следы — кровь, гильзы, тела. Человек пять мёртвых. Сталкеры. Разорваны.

— Разорваны? — переспросил Гриша.

— Да. Не пули, не ножи. Когти, клыки. Что-то большое их убило. Недавно, кровь свежая.

Дюбуа напрягся. Рашид рядом выругался по-таджикски тихо.

— Мутант, — сказал он. — Большой.

По рации Костя:

— Все, сворачиваемся. Быстро, к джипам.

Группа начала отход. Костя с людьми вышли из ангара. Саша и Женя вернулись справа. Витя тоже. Все к джипам. Быстро, но не паникуя.

Снайперы последние. Рашид встал первым, пошёл вниз с холма. Легионер следом. Винтовка на ремне, автомат в руках.

Рёв. Громкий, низкий, звериный. Из леса слева. Все замерли. Рёв снова, ближе. Деревья затрещали, ломались. Что-то огромное шло к ним.

— К джипам! Бегом! — крикнул Костя.

Все побежали. Пьер с Рашидом быстрее, они ближе к лесу. Остальные впереди, метров пятьдесят до джипов.

Из леса вышел зверь.

Огромный. Высота в холке три метра, длина пять. Тело массивное, мускулистое, покрытое шерстью бурой, клочьями. Голова медвежья, но больше, шире. Пасть огромная, клыки длинные, как ножи. Глаза красные, горящие, безумные. Лапы толстые, когти чёрные, сантиметров двадцать. Псевдомедведь. Мутант, изменённый радиацией. Сила как у десяти медведей. Скорость как у волка. Агрессия абсолютная.

Зверь увидел людей, зарычал. Побежал. Быстро, как танк. Земля дрожала под лапами.

Костя развернулся, открыл огонь. Автомат затрещал. Пули попадали в грудь, в голову. Зверь не замедлился. Шерсть дымилась, кровь брызгала, но он бежал.

Гриша дал очередь из пулемёта. Трассеры вгрызались в туловище. Зверь зарычал, но не остановился. Женя выстрелил из гранатомёта. Граната взорвалась перед мордой. Зверь качнулся, но побежал дальше.

Саша впереди, ближайший. Псевдомедведь настиг его за три секунды. Лапа ударила в грудь. Саша взлетел метров на пять, упал, не двигался. Бронежилет разорван, грудная клетка раздавлена. Мёртв мгновенно.

Женя перезаряжал гранатомёт. Не успел. Зверь развернулся, прыгнул. Пасть схватила Женю за плечо, сдавила. Хруст костей, крик короткий. Зверь тряхнул головой, Женя разорвался пополам. Верхняя половина отлетела, нижняя упала. Кишки вывалились на землю.

Костя стрелял в упор. Пули попадали в глаз. Зверь взревел, отвернулся. Лапа ударила Костю в бок. Он упал, покатился. Встать не смог. Рёбра сломаны, лёгкие проколоты. Кашлял кровью.

Гриша дал длинную очередь из пулемёта. Весь магазин, сто патронов. Зверь весь в дырах, кровь текла ручьями. Но он пошёл на Гришу. Медленно, тяжело, но шёл. Гриша перезарядил, дал ещё очередь. Зверь ускорился, прыгнул. Лапы придавили Гришу к земле. Пасть опустилась на голову, сдавила. Череп лопнул как орех. Шлем не спас. Мозги вытекли на землю.

Витя бросил мину под ноги зверя. Взрыв. Зверя подбросило, он упал на бок. Встал, хромал, левая передняя лапа сломана. Но живой. Пошёл на Витю. Тот бежал к джипу. Не добежал. Зверь догнал, ударил лапой в спину. Витя упал лицом вниз, позвоночник переломан пополам. Ноги дёргались, но тело мёртвое.

Рашид стрелял из винтовки. Попал в шею, в бок, в живот. Зверь развернулся к нему. Зарычал, побежал. Таджик стрелял, но не останавливало. Зверь настиг его за пять секунд. Лапа ударила в грудь, когти вошли глубоко, вспороли бронежилет и тело. Рашид упал на спину, кровь фонтаном. Живот распорот, кишки вывалились. Дышал ещё, хрипел. Зверь опустил пасть, откусил голову. Разжевал, выплюнул шлем с черепом.

Остался Дюбуа. Один. Стоял в тридцати метрах от зверя. Автомат в руках. Два магазина на разгрузке. Две гранаты. Кольт на бедре. Наган на спине с седьмым патроном.

Зверь посмотрел на него. Красные глаза горели. Пасть открыта, клыки в крови. Весь израненный, дырявый, но живой. Ярость в глазах. Голод. Жажда убивать.

Легионер поднял автомат, открыл огонь. Очередь в голову. Зверь зарычал, побежал. Пьер стрелял, отходил назад. Магазин опустел. Сменил, стрелял дальше. Попадал, но не останавливало. Зверь ближе. Десять метров, пять.

Наёмник бросил автомат, достал гранату. Выдернул чеку, держал в руке. Зверь прыгнул. Огромный, чёрный, клыки впереди. Пьер шагнул в сторону, не успел. Лапа ударила в плечо, когти вошли в мясо. Боль острая, жгучая. Легионер упал на спину, зверь на нём сверху. Пасть открылась, опустилась к лицу. Смрад гнили, крови, смерти.

Дюбуа вогнал руку с гранатой в пасть. Глубоко, до запястья. Зверь закусил, клыки пробили кисть насквозь. Боль невыносимая. Легионер разжал пальцы, граната остались в пасти. Вырвал руку, откатился в сторону.

Взрыв. Голова зверя разлетелась на куски. Череп, мозги, клыки — всё по сторонам. Тело дёрнулось, упало рядом с Пьером. Огромное, тяжёлое, мёртвое.

Тишина. Только ветер, дождь, и капли крови.

Легионер лежал на земле, дышал тяжело. Плечо разорвано, мясо видно, кость торчит. Рука искалечена, пальцы висят на коже. Бронежилет разодран, рёбра видны. Кровь течёт, много. Голова кружится. Дозиметр визжит — радиация от зверя высокая.

Он повернул голову. Вокруг тела. Костя на боку, кровь изо рта. Гриша без головы. Саша грудная клетка раздавлена. Женя разорван пополам. Витя позвоночник сломан. Рашид без головы, живот вспорот.

Шесть человек. Мёртвы. За минуту боя. Все.

Остался один. Опять. Как в Тессалите. Как всегда.

Пьер закрыл глаза. Боль пульсировала, сознание плыло. Седьмой патрон в нагане на спине. Не выстрелил. Опять. Смерть прошла рядом, взяла шестерых, оставила одного.

Почему? Почему всегда он? Почему выживает когда все умирают?

Вопрос без ответа. Всегда без ответа.

Он попытался встать. Не получилось. Рука не работает, плечо горит, рёбра сломаны. Кровь течёт. Много. Слишком много.

Достал рацию левой рукой. Кнопка скользкая от крови. Нажал, хрипло:

— База… Дюбуа… все мёртвы… нужна эвакуация… координаты прежние… склад…

Левченко в динамике:

— Дюбуа, статус! Что случилось?

— Псевдомедведь… огромный… все убиты… я ранен… тяжело…

— Вертолёт в пути! Двадцать минут! Держись!

Рация замолчала. Наёмник лежал на земле, смотрел в серое небо. Дождь капал на лицо, холодный. Вокруг тела товарищей. Вокруг туша зверя без головы. Кровь, грязь, смерть.

Двадцать минут. Надо держаться. Не закрывать глаза. Не уснуть. Уснуть — умереть.

Он достал аптечку левой рукой. Открыл, вытащил жгут. Наложил на правое плечо выше раны, затянул зубами и левой рукой. Кровь замедлилась. Достал бинт, обмотал кисть. Пальцы висят, но может быть пришьют. Ещё бинт на плечо. Промокло сразу.

Морфин. Шприц-тюбик. Воткнул в бедро, надавил. Тепло разлилось по телу. Боль притупилась, но не ушла. Голова легче, сознание яснее.

Дождь усилился. Холод въедался. Пьер дрожал. Шок, потеря крови, холод. Смертельная комбинация. Надо двигаться. Встать, дойти до джипа, включить печку. Но тело не слушается.

Он посмотрел на Рашида. Таджик лежал в трёх метрах, без головы. Ещё вчера курили вместе, говорили про Зону, про войну, про жизнь. Сегодня мёртв. Как все. Как всегда.

Костя лежал дальше. Командир, бывший спецназ, пятнадцать лет на контрактах. Опытный, умный, осторожный. Мёртв за секунду. Лапа зверя, сломанные рёбра, кровь. Всё.

Гриша без головы. Саша раздавлен. Женя разорван. Витя сломан. Все мёртвы.

А он жив. Единственный. Опять.

Вина выжившего накрыла волной. Тяжёлая, удушающая. Почему они, а не я? Что я сделал правильно? Или они неправильно? Или судьба так решила?

Седьмой патрон. Всегда седьмой патрон. Русская рулетка в Марселе. Шесть щелчков, седьмой не нажал. Судьба решила — жить, не умирать. Жить и смотреть как другие умирают. Снова и снова.

Грохот лопастей. Вертолёт. Низко над деревьями. Развернулся, завис над складом. Дверь открыта, медик смотрит вниз. Верёвка спущена. Два бойца спускаются, с носилками, с аптечкой.

Добежали до Дюбуа. Один осмотрел раны, выругался.

— Плечо разорвано, кисть изуродована, рёбра сломаны. Кровопотеря большая. Срочно на базу.

Второй проверил других. Подошёл к каждому, проверил пульс. Качал головой.

— Все мёртвы.

Пьера положили на носилки, привязали ремнями. Подняли, понесли к вертолёту. Верёвка, подъём, втащили внутрь. Медик сразу капельницу, кровезаменитель. Укол обезболивающего. Бинты на раны.

Вертолёт взмыл, развернулся, ушёл на запад. Склад остался внизу. Шесть тел, одна туша. Кровь в грязи. Джипы брошены.

Легионер лежал на носилках, смотрел в потолок кабины. Медик суетился, проверял пульс, давление. Пилот говорил по рации с базой. Лопасти ревели.

Пьер закрыл глаза. Видел зверя, огромного, страшного, неудержимого. Видел как он рвёт людей. Костю, Гришу, Сашу, Женю, Витю, Рашида. Одного за другим. Быстро, безжалостно, окончательно.

Видел гранату в своей руке. Последнюю. Пасть зверя, открытую, смрадную. Руку свою в пасти. Клыки, пробивающие кисть. Взрыв, голова зверя, разлетающаяся на куски.

Убил его. Но поздно. Шестеро уже мёртвы. Убил чтобы не быть седьмым. Выжил чтобы смотреть на трупы товарищей. Опять.

База показалась через пятнадцать минут. Вертолёт сел на площадке. Носилки вынесли, понесли в медпункт. Левченко ждал у входа с врачом. Полковник посмотрел на Дюбуа, лицо каменное.

— Остальные?

— Мёртвы. Все шесть.

— Зверь?

— Убит. Псевдомедведь, огромный сука шо… пиздец.

Левченко кивнул. Повернулся к врачу.

— Делайте что можете. Он выжить должен.

Носилки внесли в медпункт. Операционная, стол, лампы. Врач и две медсестры. Начали работать. Легионеру вкололи наркоз. Сознание поплыло, потемнело.

Последняя мысль перед забытьем: седьмой патрон не выстрелил. Опять. Всегда опять.

Волк без стаи. Один среди мёртвых. Всегда один.

Тьма накрыла его, тяжёлая, беспросветная, милосердная.