Глава 3.
Глаза в глаза
Разумеется, ни на какую я физзарядку с утра не пошел. Проспал, элементарно проспал. Алкоголь наложился на недосып, в результате чего я еле встал.
Maman подняла меня, когда уже сама собиралась уходить. Уже открывая дверь, выдала краткую инструкцию, что есть на завтрак, что одеть вместо школьной формы.
— Я пиджак твой на всякий случай тоже постирала! — сообщила она, чмокнула меня в щеку и убежала вниз по лестнице, цокая каблучками. — Пока, пока!
Я хотел выбежать вслед — на зарядку. Но посмотрел в окно и передумал. За окном было сыро, серо и неуютно.
Чтобы прийти в себя, после утреннего туалета зашел в Астрал, прогнал пару раз силу по «кольцу» и пару раз вверх-вниз, ограничившись «живой» энергией. Помогло. Перестала болеть голова, исчезло ощущение разбитости организма.
Пока завтракал (два яйца, бутерброд с маслом, кофе) думал, как помочь тёте Маше. Кроме мыслей позвонить Шишкину, посоветоваться с ним, потом (потом!) Устинову, ничего в голову не приходило. А еще сегодня тренировка, про которую я чуть не забыл.
Ключ от тётьмашиной квартиры я оставил висеть на ключнице возле двери.
Мишка оглядел мой внешний вид — джинсы, рубашка, короткая кожаная крутка — хмыкнул:
— Тебя из школы не погонят?
Я развел руки:
— Форму вчера испачкали, порвали… Что, голышом идти что ли?
— Ну, ну…
По дороге к Андрею я поведал о вчерашних приключениях в подробностях с наказом помалкивать. Не упомянул лишь, что вещи, которые мы прятали в сарае, были из квартиры тёти Маши.
Андрюха выскочил из квартиры, стоило нам только нажать кнопку звонка. Поздоровался и сходу поинтересовался:
— Слышали про стрельбу вчера? Говорят, менты Лексу подстрелили?
Мишка посмотрел на меня. Я ответил:
— Возле моего дома. Из-за него и форму в грязи вывалял.
— Прятался что ли? — засмеялся Андрэ.
— Нет, блин! В штыковую на танки бросался! — отрезал я. Мишка засмеялся. Следом, чуть погодя засмеялся и Андрей.
На входе в школу меня остановила молоденькая дежурная учительница, преподававшая в начальных классах. Утром на вход для «усиления» школьников-дежурных всегда ставили дежурного учителя — проверять сменную обувь, форму, а у девчонок даже наличие косметики и украшений. Потому как, если оставить только дежурных из числа учащихся, то некоторые старшеклассники пёрли мимо них буром, а на замечание могли и по шее надавать.
— Почему не в форме?
Мои аргументы, типа, испачкал, постирал, не высохла, для неё остались без внимания.
— Не пущу в школу, — заявила она. — Иди переодевайся!
Я обиделся, даже разозлился. Во-первых, форма действительно не высохла. Во-вторых, этой самой училке было не намного больше лет, чем мне — ну, лет 20 от силы! Только ведь пришла из «педулища» (как у нас прозвали педагогическое училище), а уже фифа какая, зубки показывает!
— Не пускаете, ну и ладно! — заявил я и повернувшись к Мишке и Андрею, сказал. — Пацаны, скажите там класснухе, что меня сегодня в школу не пустили. А maman я сам позвоню…
И обратился к учительнице:
— Она в РОНО работает.
Соврал, конечно, но дежурная тут же прямо-таки изменилась в лице, схватила меня за рукав и потащила внутрь, в вестибюль школы, в канцелярию, в кабинет директора.
— Вот! — громко заявила она. — Пришел без формы, грубит! На уроки идти не хочет!
Первым делом я поздоровался. Иван Степанович, не отвечая мне, встал из-за стола, критически осмотрел мой наряд и поинтересовался:
— В чём дело, Ковалёв?
— Разрешите без неё? — попросил я.
Матвеев посмотрел на дежурную, сказал:
— Вы свободны, Марина Ивановна! Идите, работайте, я разберусь.
И, после того, как она закрыла за собой дверь, обратился ко мне:
— Ну? В чем дело?
— Форма грязная, постирана, не высохла, — ответил я.
— М-да? — Иван Степанович опять посмотрел на мои джинсы. — Хотя бы брюки одел что ли… Ну, в этих самых джинсах… Ты ж комсомолец!
— У меня кроме джинсов, другой сменной одежды нет, Иван Степанович, — понурился я. — Да и эти отец подарил, — приврал я и добавил. — Правда, не высохли. Вчера вон возле моего дома ЧП было, слышали?
Директор внимательно посмотрел на меня.
— А я как раз из школы возвращался!
— Ладно, иди! — Иван Степанович махнул рукой. — Только чтоб завтра…
Он погрозил мне пальцем.
— Понял?
Что и говорить, директор наш — мужик правильный и справедливый.
Конечно же, у канцелярии меня ждали друзья.
— Ну? — посмотрел на меня Андрюха.
Я отрицательно мотнул головой:
— На уроки отправил! Сказал, нечего уроки прогуливать…
— А я хотел то же самое завтра сделать, — Мишка изобразил на лице разочарование. — Тоже бы на уроки не пустили.
Мы рассмеялись.
— Что ржёте, как кони? — сзади нас появился директор и, сделав грозное лицо, строго скомандовал. — Бегом марш на урок!
Почему-то я подумал, что он улыбался нам в спину.
Светка на урок немного запоздала. Застыв в дверях на секунду, она окинула быстрым взглядом класс и направилась на своё место — ко мне. Других свободных мест в этом классе, в кабинете географии, не наблюдалось. Свободные первые парты на втором и третьем рядах стояли почти впритык к стене. Поэтому, чтобы сохранить хоть какое-то пространство для прохода к доске, с учетом относительно малого числа учащихся, их сдвинули вместе со стульями ко вторым.
Свободные места были, где раньше сидел Капаница, рядом с Димкой Зеленчуком, да на задней парте, самой «камчатке» в третьем ряду, стоявшей впритык к шкафам, куда надо протискиваться, поджимая живот.
Ни туда, ни сюда Светлана садится не стала.
— Привет! — весело сказал я. — Ты как?
Она бросила на меня испуганный взгляд и ответила:
— Здравствуй! Нормально.
— Прикинь, чуть на уроки не пустили, — демонстративно радушно продолжил я. — На входе дежурная училка из молодых упёрлась и всё, не пущу, говорит, без формы. К директору водила. А Степаныч однозначно на уроки послал… А я так рассчитывал!
Светка не нашлась, что ответить, только испуганно кивнула головой и стала поспешно вытаскивать из портфеля учебные принадлежности, ни на кого не глядя.
Я поймал внимательно-непонимающий взгляд Мишки, улыбнулся ему и подмигнул. Тот нахмурился и отвернулся.
Вместо Василисы урок географии вела пионервожатая Русанова Ленка. Разумеется, поначалу класс её как учителя не воспринял. В начале урока Ленка потребовала, чтобы её звали по имени-отчеству — Елена Игоревна. Потом воззвала к нашей комсомольской совести. Затем махнула рукой и объявила, что на следующем уроке, который будет вести она же, весь класс будет подвергнут блиц-опросу с выставлением оценок в журнал. Но даже эта угроза ни на кого не подействовала.
Ленка Русанова работала в нашей школе пионервожатой лет пять, не меньше. Она меня еще в пионеры принимала.
В летнем лагере она наравне со всеми с тяпкой в руках вкалывала на поле. После обеда так же вместе со всеми купалась на речке, заставляя ребят краснеть и прятать глаза — уж очень её купальник отличался смелостью по сравнению с девчачьими. А вечером, совершенно не комплексуя, отплясывала рок-н-ролл под наши аплодисменты.
И тут вдруг — учительница… Конечно, большинство из нашего класса знали, что она учится на заочке на учителя. Но слишком уж неожиданным был переход Ленки из пионерского вожака-подружки в педагога.
Светка весь урок в отличие от других молчала. Лишь после звонка она вроде как равнодушно поинтересовалась:
— Ты кому-нибудь говорил?
— Всем! — отрезал я. — Вышел к доске и сквозь слёзы поведал, как Светлана Аркадьевна несколько публично мне изменила, надругавшись над Хляпиком.
Светка истерично громыхнула стулом и выскочила из класса, благо народ уже выходил на перемену. Мишка подождал меня и удивленно поинтересовался:
— Интересно, что ты ей сказал?
— Поинтересовался, она пользуется презервативами или нет. А то я страсть, как заразы боюсь.
Мишка прикусил губу, чтобы не засмеяться. В двух шагах от нас стояла Русанова Ленка и, кажется, услышала мои слова.
В коридоре нас ждал Андрюха.
— Ну, что, к Петровичу?
— Мне бы позвонить, — задумчиво сказал я, шаря по карманам в поисках двушек. — Очень надо. Автомат возле хлебного цел, нет? Кто знает?
— С утра вроде работал, — ответил Андрей и пояснил. — Когда мы шли, с него какой-то мужик звонил.
— Ладно, пацаны, — я протянул ему дипломат. — Отнесешь в класс? Будь другом, а я сбегаю, позвоню.
— Вопросов нет, — Андрюха забрал мой дипломат. — У тебя двушки-то есть?
— Есть! — я сорвался вниз, к раздевалке. Перемена 15 минут, надо успеть. На моё счастье меня выпустили из школы, не заставляя переобуваться. Погода тоже порадовала. Было хоть и пасмурно, но тепло и без дождя.
Я добежал до булочной (она же «хлебный», она же «буфетная» — потому что в ней всегда продавались свежая выпечка и соки в разлив из конусообразных резервуаров), которая находилась почти рядом со школьным забором.
Опустил двушку, набрал номер. Почти сразу на том конце сняли трубку.
— Алло, Денис Владимирович? — спросил я. — Здравствуйте. Ковалёв беспокоит.
— Привет, Антон! — радостно отозвался в трубке Ершов. — Денис вышел. Будет через полчаса.
— Я спешу, — сообщил я и пояснил. — Перемена между уроками. Перезвонить вряд ли получится. У меня тут возникла проблема. Мне нужна помощь!
— Где и когда можем пересечься? — сразу «въехал» Ершов.
— У меня сегодня секция с трех до пяти на «Динамо», — сообщил я. — В пять заканчиваю, полшестого где-нибудь в районе спорткомплекса можно увидеться.
— Секция какая? — уточнил Ершов.
— Самбо!
— Давай тогда ориентироваться на 17.15, — предложил он. — У выхода из спорткомплекса.
— Есть! — согласился я и повесил трубку.
Снова опустил монету и набрал другой номер.
— Алло, Степан? Это Антон.
— Привет, Антон! Как жив-здоров? — водитель «жигулей», на которых мы ездили на шашлыки, друг Валерия, меня признал сразу.
— Добрый день! — ответил я. — Тут такое дело. У меня проблема нарисовалась, поэтому, извини, но сегодня у меня никак. Вот звоню, чтоб предупредить.
— Без проблем, Антон! — ответил Степан. — Помощь нужна? Давай вместе порешаем твою проблему? Буду рад помочь.
Меня тронула его забота, желание помочь. Я даже улыбнулся.
— Завтра позвоню, скажу, — решил я. — Ну, всё, извини, времени нет. На урок надо.
— Давай, давай, учись! — засмеялся Степан и снова добавил. — Насчет помощи — имей ввиду. Я не шучу.
На НВП я успел. Зашел в класс после звонка, но непосредственно перед тем, как зашел учитель, наш военрук Селифанов Анатолий Петрович.
Зашел в класс и на секунду замер. Моё место было занято. За столом рядом со Светкой сидел железнозубый Олежка Тараскин, бывший поклонник белокурой Крутиковой Ленки-Жазиль, внимания которой я безуспешно добивался до аварии. И тут мы с ним опять стали «конкурентами».
Никак не реагируя на это «действо», я спокойно подошел к Андрэ и Мишке:
— Чемодан мой где?
Андрэ вытащил из-под стола дипломат и протянул мне.
— Спасибо! Ты настоящий друг.
Я прошел дальше, уселся на «камчатке» — последней парте, самой дальней от учительского стола. «Камчатка» на НВП всегда пустовала. Анатолий Петрович принципиально пересаживал учащихся оттуда за первые столы.
Я положил дипломат на стол, вытащил учебник, тетрадь. Уселся, сдвинув дипломат в сторону, и приготовился пересаживаться вперед. Только на какой ряд? На левый к окну или правый, ближний к двери. Или на средний ряд под самый нос к учителю?
В класс вошел военрук.
— Класс! — подал голос дежурный.
Все встали.
— Смирно!
Кто-то выпрямился, прижав руки по швам (как я, например — а что, мне не сложно!), кто-то остался равнодушно стоять, держа руки в карманах.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался Анатолий Петрович.
— Здра! Жела! Това! Полковник! — рявкнул класс. Здороваться, точнее, так рявкать во весь голос нравилось всем парням. Военруку такое громкое приветствие тоже нравилось.
— Вольно.
— Вольно, — подтвердил команду дежурный. Все сели. Селифанов оглядел класс и увидел меня — на «камчатке».
— Ковалёв!
Надо отдать должное, военрук помнил всех по фамилии и имени.
— Я! — вскочил я.
Тут подполковник обратил внимание на мой внешний вид.
— Почему не в форме?
Я (в этот раз старательно изображая стойку «смирно») сообщил:
— Вчера испачкал школьную форму, постирали, не успела высохнуть.
Военрук попытался ехидно пошутить:
— В лужу, что ли, упал?
— Так получилось, — пожал я плечами. Военрук хотел что-то мне сказать, но вдруг махнул рукой и сел за стол. Я продолжал стоять. Он открыл журнал, взял ручку, потом поднял глаза, удивленно посмотрел на меня и спросил:
— Ты почему не садишься?
Я сел.
— Возле твоего дома вчера стрельба была? — вдруг поинтересовался Анатолий Петрович.
— Ага, — кивнул я, не вставая.
— Понятно, — сказал военрук.
После этого в мою сторону стали оборачиваться и ребята, и девчонки. Даже Светка не удержалась и посмотрела в мою сторону, вызвав кривую гримасу у соседа по парте.
Честно говоря, показательная попытка её афронта да еще с Олегом Тараскиным меня больше рассмешила, чем огорчила.
Я, конечно, понимаю, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны (а женщина должна быть немного умнее белки и не тащить в дупло кого попало), но Олег Тараскин… Он был выходец из семьи то ли сельских механизаторов, то ли животноводов, и не мыслил свою жизнь другой. Во всеуслышание он не раз заявлял, что собирается (чуть ли не мечтает!) после школы поступать в сельхозинститут, после окончания которого вернется в родной колхоз. Дескать, у них и жилье дают молодым специалистам и всё такое… Я, при всём своём богатом воображении ну никак не мог представил себе Светку в роли его жены, в кирзовых сапогах с совковой лопатой или вилами в руках в коровнике или в свинарнике за разгребанием навоза…
Да и внешностью, извините за выражение, Олежка напоминал молодого Адриано Челентано, только «засушенного», с вечно немытыми редкими сальными волосами.
Если б уж захотела меня задеть, выбрала бы Димку Зеленчука — высоченного спортивного блондина, отличника, эдакого «истинного арийца» словно сошедшего с плаката.
Держу пари, Алёнка-Жазиль вздохнула с облегчением, увидев, как её ухажёр Олежка переметнулся к Светке.
«Мне, что ли за Жазилькой поухаживать?» — мелькнула мысль.
Мысль, увы, еще не успела оформиться, военрук открыл было рот, чтобы начать урок, как в кабинет коротко и резко стукнули три раза. Дверь тут же распахнулась, на пороге нарисовался товарищ капитан милиции с редкой фамилией Шишкин и распространенным именем-отчеством Вениамин Вениаминович.
— Ковалёв Антон Николаевич здесь? — он осмотрел класс, выдернул меня и знаком то ли пригласил, то ли приказал следовать за ним.
— Вы бы, товарищ капитан, хотя бы разрешения спросили, — заметил Анатолий Петрович. — Тем более, у старшего по званию.
— Извините, товарищ подполковник, — бросил в ответ Шишкин. — Неотложные следственные действия. С директором согласовано.
Из-за его плеча выглянула директорская секретарша, которая энергично закивала головой, подтверждая слова милиционера.
Я встал, сложил учебники в дипломат, спросил:
— С вещами?
— С вещами! — Шишкин авторитетно качнул головой. Подыгрывая ему, я завел руки (с дипломатом) за спину и пошел к двери, вполголоса пропев «…по этапу в плацкартном вагоне…».
И тут уже Шишкин подыграл мне, возмущенно заметив:
— Какой этап? 15 суток всего. Через две недели вернешься!
В классе кто-то хрюкнул, то ли засмеялся, то ли икнул от удивления.
Проходя по коридору, капитан хохотнул:
— Меня из-за тебя точно с работы попрут!
И поинтересовался:
— Ключ от квартиры тёти Маши у тебя?
И вполголоса добавил:
— Ты там всё сделал?
Я посмотрел на него магическим зрением. Странно, но в его ауре отчетливо высвечивались желтые всполохи. Где-то он привирал. С учетом этого я ответил:
— Нет, я туда даже не заходил!
Капитан вздохнул, поморщился.
На улице нас ждал «уазик-канарейка». Шишкин открыл мне заднюю дверь:
— Садись!
Сам уселся по-хозяйски на переднее сиденье рядом с водителем.
— Погнали!
Мы подъехали к моему дому. Там уже стояла давешняя «волга», возле которой нетерпеливо прогуливался прокурорский следователь Ожогин в модном светлом плаще и такой же, под тон ему шляпе. Поодаль стояла канареечной расцветки «буханка». Завидев нас, Ожогин поспешно выбросил окурок в траву и встал, демонстративно скрестив руки на груди.
— Привезли? — спесиво и, как мне показалось, немного разочарованно, выцедил сквозь зубы он.
— Так точно! — по-военному ответил Шишкин и обратился ко мне. — Неси ключи от квартиры гражданки Киселевой.
— Зачем это? — возмутился я.
— Обыск проводить будем, — терпеливо ответил Шишкин. Ожогин же взвился:
— Какое твоё дело, пацан? Тебе сказали — неси! Значит, ноги в руки и бегом за ключами!
Я направился в подъезд. Вслед мне пошел Ожогин. Как только мы подошли к подъездной лестнице, он с силой толкнул меня в спину. Я упал на руки, встал, отряхнул испачканные ладони.
— Иди, иди! — с непонятной злобой выдавил следователь.
Ладно, потом сочтёмся… Я открыл свою квартиры, зашел внутрь, закрыв дверь прямо перед его носом, снял ключ с гвоздя. Вышел, протянул ключ Шишкину, который успел подняться вслед за нами. Кроме него на лестнице встали двое жильцов нашего дома с соседнего подъезда (приглашенные в качестве понятых, как я потом узнал), два сотрудника милиции в штатском (коллеги Шишкина из угро — тоже потом выяснилось) и один милиционер-сержант в форме.
— Возьмите!
Шишкин взял ключ, сунул в замок двери квартиры тёти Маши.
— Понятые, за мной!
Однако первым за ним, оттесняя понятых в квартиру вошел Ожогин. Он, разумеется, не разуваясь, прошел по комнатам, оставляя грязные следы (мне показалось, что ему это доставляет удовольствие — наследить, особенно на ковре в спальне), заглянул на кухню, в ванную, туалет. Иронично хмыкнул вполголоса:
— Не особенно и шикарно живут милицейские полковники на пенсии…
Он резко повернулся:
— Ну, что? Начинаем!
Ткнул пальцем (все его движения были демонстративно-начальственными, даже барственными) в оперативника в штатском:
— Садись, будешь протокол писать!
— Так я вроде не следователь, — попытался возразить опер.
— Садись! — с металлом в голосе произнес Ожогин. Потом он обратил взгляд на меня:
— А что здесь делают посторонние? Вывести его!
Сержант в форме ухватил меня за плечо, повел из квартиры.
— Никуда не уходи, сиди дома! Жди! — успел сказать Шишкин, когда я проходил мимо него (в отличие от нашей квартиры, прихожая у тёти Маши была достаточно просторной).
Прошло часа три, прежде чем обыск закончился. Что там можно было разыскивать?
Я успел капитально промедитировать: в реальном времени прошло аж целых полчаса! В Астрале, наверное, целый день. Мало того, что я от души «погонял» силу по каналам, я еще смог «войти» в библиотеку, которую создавал в своё время Герис. Даже смог взять в руки, развернуть и прочесть пару свитков!
От неожиданности своего успеха я прочёл эти свитки до конца, благо в Астрале чужие языки и письменность не являлись загадкой для мага. Свитки оказались учебными пособиями по направлениям магии жизни и магии смерти, эдакими «введениями в предмет».
Причем, несмотря на то, что свитки казались сравнительно небольшими, чтение их заняло чуть ли не час каждый. После них я сразу захотел взять еще и еще, но почему-то не смог физически дотянуться, взять в руки еще что-либо. Словно библиотека сама меня ограничила в изучении, дескать, хватит, хорошего понемногу.
После «библиотеки» я «вышел» в «класс», где с час, а, может, и больше, посвятил повторению конструктов, уже замечая, что радиус «условного поражения», ну или «воздействия» ощутимо вырос — заклятия «летели» аж на 15–20 метров! Не говоря, об «импульсах». Тот же самый «дротик» (импульс некромагии) уверенно «бил» аж на 30 метров. Причем, попадая без всякого «прицеливания» рукой. Достаточно было определить цель взглядом.
Я даже попробовал «пострелять», перейдя из «класса» в «тир» и установив «мишени», как учил наставник — щиты, реагирующие на применение магии.
Надо сказать, что, закончив медитацию, выйдя в «реал», я был не то, чтобы окрылен достигнутыми результатами своего развития, как мага, и достигнутыми возможностями. Я был в восторге!
Тем более, что в своё время Герис сказал, что это — уровень адептов третьего-четвертого года обучения, а я занимаюсь всего лишь полгода.
Жаль, что новые конструкты придется придумывать самому. Тут я большую надежду возлагал на библиотеку, куда сегодня мне удалось попасть в Астрале, и где-то в глубине души теплилась надежда, что Герис всё-таки появится, вернется.
Сразу же у меня тут же возникло желание попробовать действие конструктов на практике. Например, на том же хамоватом прокурорском следователе неплохо было бы испытать «дротик». Хотя можно попробовать и «выстрелить» импульсом «живой» силы — я ухмыльнулся — и посмотреть эффект.
В дверь постучали. Я пошел открывать. На пороге стоял капитан.
— Не ушел? — спросил он. — Держи!
Он протянул мне две бумажки — повестки.
— Эту отдашь в школе, — пояснил он. — За сегодняшний прогул. Эта, — он потряс другой, — вызов на допрос к Ожогину на завтра на 10.00. Понял?
Он криво улыбнулся и добавил:
— Как свидетеля.
И вздохнул. В его ауре желтого цвета сильно поубавилось.
— Как помочь тёте Маше? — спросил я. Он воровато оглянулся на соседнюю дверь, зашел в квартиру, прикрыл за собой дверь поплотнее.
— Хороший адвокат может помочь, — сообщил он вполголоса. — Ожогин Марии Гавриловне 102-д «шьёт». Тут ведь как…
Он замолчал, прислушиваясь.
— А ваши начальники не могут помочь? С руководителями прокуратуры переговорить? — удивился я. — Она же защищала меня. Если б не она, Лекса меня б точно убил. И тоже бы её убил. И оружие у неё наградное. Всё законно!
— У нас законы такие! — яростно зашептал он, оглядываясь на дверь. — И с прокуратурой тёрки! Тут только адвокат поможет. Чтоб на 105-ю перескочить.
Я замолчал, потом спросил:
— Это что ж получается? Человека убивают, а он и защищаться не имеет права? Так что ли?
— Имеет! — отмахнулся Шишкин. — Только если убивать не будет! Всё, давай. Пока. Я пошел.
— А ключ? — вспомнил я. — Ключ от квартиры?
— Его приобщат к вещественным доказательствам, — сообщил Шишкин.
— Ладно, — кивнул я и задумчиво произнес. — А если я Воронцову позвоню, попрошу? Он поможет?
Шишкин сжал губы, нахмурился, потом вдруг сказал:
— Я доложу руководству.
И ушел, захлопнув дверь. Я пожал плечами. Мне непонятно было — причем здесь он, руководство и я? Почему он не захотел, чтобы позвонил я? Или он решил всё-таки помочь?