Наследник чародея. Часть 4. Школьная осень

Глава 16

Глава 16

Исцеление ведьмы

Лесник приехал, чуть запоздав, ближе к половине одиннадцатого. Шарахнул в дверь кулаков, забыв про звонок. А когда я ему напомнил, смутился и что-то пробормотал на предмет извинений.

— Дело к тебе, Антон, — сразу на пороге заявил он. — Я тебя на улице подожду. Ты собирайся и это, — он взглянул в сторону кухни, где maman ловила каждое наше слово, — нож не забудь.

Он ушел, а я стал собираться. Maman вышла из кухни, сердито сжала губы в ниточку:

— Что за дело?

— Мэм, — пожал плечами я. — Ну, я откуда знаю. Схожу, посмотрю, потом расскажу.

— Не ходи! — попыталась приказать maman, ухватив меня за лацканы джинсовки.

— Ты чего? — удивился я. — Ма, ты что?

Maman опустила руки, отвернулась. Я зашел в комнату, достал нож, повесил его на ремень. Maman сидела за столом на кухне. Я подошел к ней, наклонился, приобнял:

— Ты что, мам?

Она тоже обняла меня в ответ:

— Слишком много всякого непонятного с нами происходит в последнее время. То уголовники к тебе приходят, то кэгэбэшники, то стреляют в тебя, то на соревнования… А теперь еще колдун деревенский к нам дорожку протоптал. Неспроста он мясо просто так возит, мёд.

Maman всхлипнула.

— Ма, успокойся ты! — улыбнулся я как можно искренней. — Я ему помог, вот он и теперь нам помогает. Ладно, я побежал. Через полчасика вернусь.

Лесник ждал меня у своего «уазика». С переднего пассажирского места вылез Селифан — в брюках, заправленных в кирзовые сапоги, свитере и желтой болоньевой куртке нараспашку. Он пожал мне руку, открыл заднюю дверь, сел, подвину немного кучу тряпья, лежащую сзади.

— Садись! — скомандовал Василий Макарович, усаживаясь за руль. Я сел впереди рядом с ним. «Уазик» рыкнул и, как ретивый конь, рванул вперед.

— Мы куда? — поинтересовался я.

— Туда, где в прошлый раз были, — ответил Василий Макарович. — Когда с Селифана заклятье снимали.

— Понятно.

До знакомого съезда с трассы добрались быстро. Дожди еще не успели изуродовать грунтовку в непролазную грязь. До знакомой полянки доехали без проблем.

Лесник заглушил двигатель.

— Антон, — начал он, повернувшись ко мне. — Тут такое дело…

Он показал на груду тряпья на заднем сиденье. Я посмотрел, вздрогнул и отшатнулся — груда тряпья вдруг пошевелилась, приподнялась. Оттуда вылезла сначала сморщенная коричневая рука, потом тряпки стали подниматься, показалась голова. Это была старуха. Не просто старуха, а невообразимо старая бабка. Кожа на лице, вся сплошь в коричневых пигментных пятнах, обтягивала череп, что казалось передо мной самая настоящая мумия, а не живой человек. Руки — были руками скелета, кости, обтянутые кожей.

Я взглянул на неё магическим зрением. Аура была совершенно пустой. Но внутри неё зрело сверкающее ярко-зеленое ядро величиной с кокос, сжатое знакомой «сеткой». Я понял, что передо мной та самая ведьма, которая чуть не сжила со свету Селифана. Причем, ведьма старая и очень сильная.

Я рефлекторно наложил на себя «каменную кожу», в руках застыл, готовый сорваться «хлыст» — конструкт плети «некросилы».

Лесник угадал моё состояние:

— Стоп, стоп, стоп! Антон, замри! Всё нормально. Всё хорошо!

Я замер.

— Это та самая ведьма, что чуть не убила оборотня! — сообщил лесник. — Мы её скрутили твоим заклятьем. Теперь её надо расколдовать. Иначе она умрёт.

Я отрицательно покачал головой:

— Макарыч, ты понимаешь, что стоит мне снять с неё заклятие, как она вас и меня тоже тут же убьёт? Скинет проклятье и хана и вам, и мне!

— Она поклялась своей силой, — ответил лесник. — Что больше никому и никогда не причинит вреда ни прямым действием, ни опосредованно.

— Словам ведьмы можно верить? — усмехнулся я. — Они хозяйки слову: захотели — дали, захотели — взяли обратно.

— Она силой своей поклялась, — упрямо повторил Василий Макарович. — Если ведьма клянется силой, её клятва нерушима. Она не сможет ничего сделать — сила не даст.

— А отчего у вас такой вдруг гуманизм проснулся? — я зашел с другой стороны. — Она чуть Селифана со света не сжила, а вы её облагодетельствовать задумали.

Оборотень стоял сзади молча и в наш разговор не вмешивался. Лесник поморщился:

— Жалко её. Это с одной стороны. С другой — она может быть полезной. Она и лечить умеет, и по хозяйству помочь. Тех же самых крыс-мышей изничтожить, урожай поднять. С третьей стороны — если она умрет, знаешь, какой выплеск силы будет? А посмертное проклятье?

— Фигня это всё с проклятьем! — заявил я. — Цыганка Зара помирала под моей «сеткой», проклясть так никого и не смогла. И сила, а у неё её до хрена было, ушла в никуда.

— Антон, — подал сзади голос Селифан. — Если ведьма силой поклялась, она умрёт, но сдержит слово.

— Я вам удивляюсь, — развёл руками я, вздохнул, посмотрел на кучу тряпья, точнее уже оформившуюся на заднем сиденье старуху, и обратился к ней. — Сниму с тебя заклятье, но ты тут же дашь клятву никому никогда не вредить мне. Согласна?

Её голова согласно качнулась.

— Умный мальчик! — голос был похож на скрип. — Дам слово. Жить очень хочется. Доживешь до моих лет, поймешь…

Каждое слово ей давалось с трудом. Я поморщился, но достал нож, вытащил носовой платок из кармана (спасибо maman, без носового платка ни одна куртка не обходится), сказал:

— Руку дай!

Старуха протянула мне трясущуюся руку. Я, преодолевая отвращение, чиркнул её палец ножом и тут же зажал платком, пачкая его кровью. Потянулся к ней, ухватил за волосы и чиркнул по ней ножом, отсекая прядь. Ведьма снова не возразила. Я завернул отрезанный клок волос в окровавленный носовой платок, тщательно завернул, сунул в карман. Старуха равнодушно наблюдала за мной. Её аура по-прежнему была пустой. Сзади уважительно оборотень заметил:

— Толково!

— М-да, — согласился Василий Макарович. — А я не догадался.

Зачем я срезал волосы и взял у старухи кровь, честно говоря, я и сам не понял, действуя чисто по наитию. В учебнике по магии крови в первом параграфе я успел прочесть, что кровь я является носителем информации… Может быть, поэтому?

— Выходи! — скомандовал я. Старуха, кряхтя и охая, стала выкарабкиваться, точнее, выползать с сиденья. Видимо, сил у неё оставалось совсем немного. Селифан помог, вытащил её наружу. Старуха прислонилась к грязному боку «уазика», уперлась в него одной рукой, пытаясь встать ко мне лицом. Стоять даже так, опираясь на машину, ей было тяжело. Селифан поддержал её под другую руку.

Я пустил в неё «айболита». Бесполезно. Ну, почти бесполезно. Конструкт бесследно растворился в теле. Бабка чуть дёрнулась, подняла голову, не отрывая руки от борта машины, и невесело ухмыльнулась.

— Уже почти не помогает, — проскрипела-просипела она. — Колдун пробовал…

Вот куда мои амулеты-карандаши подевались!

— Сейчас я с тебя сниму сетку, — сказал я. — Будь готова дать клятву.

Старуха кивнула и бессильно опустила голову, уже не в силах её поднять. Я запустил в неё щупальце «живой» силы, ухватил «узелок» «сетки», потянул на себя. Конструкт распался, развязался, как плохо завязанный шнурок. Бабка застыла, видимо, прислушиваясь к своим ощущениям. Я ввалил в неё еще «айболита», потом «хвост ящерицы». На этот раз «исцеление» подействовало, как и «регенерация».

Старуха медленно выпрямилась.

— Охо-хо… Охохонюшки мои… — выдохнула она.

— Клятву! — напряженно сказал я, готовый спустить на неё заклинание «паралича». — Клятву — мне!

— Обещаю никому и никогда не причинять вреда не напрямую, не опосредованно, — выдохнула ведьма, — ни человеку, не имуществу его, если мне не будет прямая угроза жизни. Клянусь в этом своей силой, солнцем и луной, землей, солью и огнем.

Как только она произнесла эти слова, её аура полыхнула зелеными искрами. Василий Макарович отшатнулся, а Селифан и вовсе повалился на землю. Я почти физически ощутил, как на меня накатила невидимая волна, едва не сбившая с ног.

Ведьма выпрямилась во весь рост, пошевелила плечами. Я в ожидании встал перед ней, держа наготове заклинание «паралича».

— Как хорошо-то! — выдохнула она. И внезапно поклонилась мне в ноги до самой земли. Я отшатнулся.

— Ты что?

— Прости меня, чародей! Век должна тебе буду! — выдохнула она, выпрямляясь. — Не держи на меня обиды.

— И ты прости! — она повернулась к Селифану и тоже поклонилась ему, но не в ноги, а в пояс.

— Спасибо тебе, колдун, что спас меня, — она повернулась к Василию Макаровичу. Поклонилась ему. Лесник смутился.

— Что я… Это вот он, — он показал рукой в мою сторону.

— Ему особая моя благодарность, — сказала старуха. — И долг жизни.

Хотя какая старуха? Бабка молодела на глазах. Пигментные пятна бледнели, кожа становилась светлее и светлее. А скоро вообще на щеках у неё заиграл румянец! Только вот одежда… Лохмотья какие-то портили весь облик. Да и пованивали они, честно говоря. Как там у Ильфа и Петрова — воздух не озонировали!

— Есть, во что переодеться? — спросил я у лесника. Он озадаченно покачал головой.

— Да так доедем! — легкомысленно отозвался Селифан. Бабушка с некоторым осуждением глянула на него, вздохнула.

— В принципе, можно и у меня помыться, — пожал я плечами. — Какой-нибудь старый халат выделю…

— Не в обиду? Не в убыток? — повернулась ко мне ведьма.

— Да поехали, поехали! — махнул рукой я. Аура у ведьмы была большая, яркая, но чернота, как говорится, имела место быть. Не одного человека, видно, отправила ведьма на тот свет.

Перед подъездом я остановился, повернулся к ней. Лесник и оборотень остались в машине.

— Не дай бог… — предупредил я её.

— Клянусь силой своей, никому, никогда, ни тебе, ни твоим родным и близки не причинять вреда ни прямо, ни опосредованно, — повторила ведьма и добавила. — Я ж долг жизни перед тобой имею, Антон!..

И буркнула:

— Эх, молодежь, учить вас и учить…

На моё счастье, maman куда-то ушла. Я показал ведьме ванную, включил-выключил воду.

— Да что ж я, совсем что ли дикая? — засмеялась она. — Разберусь.

Из одежды я предложил ей старый материн халат и свои трико — старенькие, но чистые, постиранные. Она благодарно кивнула мне и закрылась.

Она управилась быстро, минут за десять. Maman еще не пришла. Ведьма собрала свои вещи в охапку и направилась на выход.

— Меня зовут Цветана, — сообщила она. — Жить буду в Кочарах, рядом с Селифаном. Там много пустых домов. Если заедешь, привечу. Мой дом для тебя всегда открыт.

Она снова поклонилась мне. Я проводил её до машины. Вспомнив про амулеты, протянул пачку карандашей леснику. Он благодарно кивнул мне и пожал руку.

— Кто это?

В дверях подъезда стояла тётя Маша, наблюдая за отъезжавшим «уазиком».

— Из деревни, — ответил я уклончиво. — Гости приезжали, соседи.

— Понятно, — непонятно ответила соседка и заметила. — А бабка-то непростая.

— В смысле? — попытался уточнить я.

— Ведет себя по-деревенски, — сказала тётя Маша. — Простецки вроде как. А иногда проскальзывает у неё что-то такое… Ты видел, как она шла к машине? Спина прямая, походка плавная, чисто графиня. А повернулась к тебе поручкаться-попрощаться, сразу деревня-деревней! Непростая бабка, совсем непростая.