Наследник чародея. Часть 4. Школьная осень

Глава 25

Глава 25.

День учителя и школьная дискотека

Maman сразу же решительно ухватила один флакон «Пани Валевской».

— Мэм, — сказал я укоризненно. — У тебя же есть духи. Французские!

— Молодой человек! — maman встал передо мной, уперла руки в бока. — У женщины косметики и парфюмерии много не бывает! И вообще! Ничто не придает женщине такой изысканности, как стильный парфюм.

Она демонстративно гордо хмыкнула и скрылась в комнате, а я остался на кухне доедать макароны с тушеной телятиной. Когда я уже допивал свой чай, maman вновь появилась на кухне и поинтересовалась, подозрительно сузив глаза:

— А не слишком ли роскошно дарить на профессиональный праздник учителям такую дорогую косметику? И вообще, молодой человек, — повторилась она, — откуда у тебя такие деньги?

По её тону было совершенно непонятно, шутила она или нет. На всякий случай я выдал:

— Заработал, мэм… Имею право.

Maman вздохнула и рассмеялась. Подошла ко мне, обняла меня, прижав мою голову куда-то в район то ли низа груди, то ли верха живота.

— Добытчик ты у меня…

— Мэм, — я освободился из захвата, встал, допил остатки чая и решительно потащил maman в комнату. — Мэм, я настаиваю!

Мы сели на диван перед телевизором. Я обнял maman за плечи, прижал к себе.

— Мэм, в общем, я решил, что будет лучше, если мы себе построим домик в Кочарах, — заявил я. — Там много заброшенных домов, участков. Кстати, это родина дяди Паши, если ты знаешь.

Maman кивнула.

— Василий Макарович поможет построить там дом, — продолжал я. — Машину мы с тобой купим. Обязательно купим. Ты на права сдашь. Кстати, можешь уже пойти учиться…

Maman засмеялась:

— Антон! Ну это такая глушь! Туда если даже и на машине добираться, то три часа! И дороги там путёвой нет. Да и с какой стати лесник тебе помогать будет?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, нет и еще раз нет! Слишком далеко. Там даже электричества нет!

— Есть там электричество, — возразил я. — И приятели у меня там есть. И лесник поможет. Никуда он не денется. Хочешь, поспорим?

Maman только отмахнулась:

— Даже думать не хочу! Каждый выходной в такую даль переться!

— Ма, — продолжал упорствовать я. — Вечером в пятницу выедем, к ночи будем там. В воскресенье часов в пять обратно, в восемь вечера уже дома. Отпуск там можно проводить.

— Тебя там комары сожрут!

— Раньше не сжирали!

— Ну тебя! — прекратила maman спор.

Я от этой мысли отказываться был совсем не намерен. Для меня дом в Кочарах был бы идеальным местом для моей последующей жизни. В армию меня не возьмут — после аварии невропатолог в карточке такого написала! Да и Денис поможет в случае чего. В институт поступать — вопрос до сих пор стоял открытым. А в Кочарах я могу спокойно жить и развиваться дальше как маг! А здесь дома даже толком не помедитируешь. Только разве что утром, после ухода maman на работу. А что с дубками делать? А с другими растениями? Я хотел поэкспериментировать и с растениями, высасывающими жизненную силу. Не в квартире же их держать!

Мне реально нужен был свой «огородик», ну или полигон для испытаний — нужное подчеркнуть!

Да и барахла — от ритуального кинжала, ведьминой крови и волос до денег и изъятого у бандитов пистолета — набралось слишком много для однокомнатной малосемейки.

С этими мыслями я сходил в санузел, взял лейку и направился к дубкам, которые только-только вылупились из желудей. Досыта полил каждый, пустил конструкт, наблюдая магическим оком, как заклинание поглощается семенем, в данном случае — жёлудем.

Сзади скептически хмыкнула maman. Я повернулся к ней.

— Если через три месяца жёлуди дадут ростки, будем домом в Кочарах обзаводиться? — пошел я ва-банк.

Maman улыбнулась.

— Посмотрим!

Я перешел в комнату. Роза, «вяленький цветочек», тоже пока требовала особого ухода. Она, как хранитель и оздоровитель помещения, уже работала практически в полную силу, но еще требовала подпитку не только в виде полива, но и магической энергии.

Maman вчера-сегодня утром встала без малейших жалоб на недосып и плохой сон. И настроение с утра у неё поправилось. Ходила по квартире, что-то напевая под нос. Когда такое было?

Да и я сегодня встал бодрячком. Работает система!

Утром maman меня опять разбудила своим пением. Собственно, я выспался от души, проснулся вполне бодрым.

— Ох, Антошка! — сообщила maman с кухни. — Какой мне сон снился! Я на море была… Так здорово. За окном, вон, сплошная серость. А у меня настроение скачет только вверх. Ладно, я собираюсь, а ты по своей программе…

У меня по программе была физзарядка, благо дождя на улице не наблюдалось. Прогнал свои всегдашние семь кругов, подтянулся тридцать раз, сделал пятнадцать подъемов переворотом, еще один круг вокруг поля и обратно домой.

Пробегая трусцой мимо «цыганского» дома заметил отца с Катериной, выходящих из подъезда, помахал им рукой. Отец тоже меня заметил, тоже махнул в ответ. Значит, заселились всё-таки. Молодцы!

Об этом же меня проинформировал Мишка, пока мы дошли до Андрея.

— Ты знаешь, что твой батя в цыганский дом заехал на место той блонды?

— Сегодня его с молодой женой лицезрел, — отозвался я. — Когда со стадиона бежал.

— Ты всё еще бегаешь по утрам? — удивился Мишка. — Не бросил это пагубное занятие?

— Покамест нет, — улыбнулся я. — Жду, когда вы, сударь, начнёте делать то же самое.

— Бегать? — хмыкнул Мишка. — Исключительно за пивом.

Мы с приятелем иногда так дружески пикировались, пародируя «высокий штиль».

Школа напоминала растревоженный муравейник. Праздничный муравейник. Ребята в белых рубашках смотрелись, конечно, не так нарядно. А вот девчонки… Девчонки в белых фартучках, которые помладше — с белыми бантами. И, разумеется, с цветами, слово опять наступило первое сентября.

Первый урок был химия. Девчонки — Верка, Ленка-Жазиль, Ленка Аверина, близняшки Селезневы — первыми зашли в кабинет, вручили слегка остолбеневшей Молекуле букет астр с веткой «елочки» (1,50 ₽ — на рынке) и, перебивая друг друга, поздравили с Днём учителя. Татьяна Федоровна растаяла, вздохнула, приобняла Подгорину Верку и обещала никого не спрашивать. Парни, включая меня, были счастливы.

На втором уроке — геометрии — девчонки устроили торжественное поздравление, разыграли чуть ли не целый спектакль для Натальи Михайловны, хотя её в планах класса на поздравление она не стояла.

Как только Наташка зашла в класс, все хором по команде Верки выдали «Поздравляем с Днем учителя!». Причем получилось очень даже слаженно, не вразнобой. Потом Верка и Ленка Аверина по очереди отбарабанили стихи про нелегкую учительскую работу. Наталья Михайловна аж украдкой слезу смахнула. И в заключение Ленка-Жазиль преподнесла ей букет гладиолусов, купленный на рынке за 3 рубля.

В общем, урок был практически сорван. Наташка махнула рукой на домашку, скомандовала открыть учебники и продиктовала номера упражнений, которые необходимо было выполнить до конца урока. Целых три номера. Кто не выполнит, упражнения будет доделывать дома.

Как, оказывается, мало школьнику надо для счастья!

Как только прозвенел звонок, Наташка, не вставая, махнула рукой, мол, идите. Я тормознулся, дождался, пока все выйдут, подошел к учительскому столу. Наталья Михайловна подняла на меня глаза:

— Что у тебя, Ковалёв?

Я вытащил из «дипломата» синюю коробочку и, смущаясь, протянул ей:

— С Днём учителя, Наталья Михайловна!

Она скептически и совсем не радостно, даже с какой-то вроде жалостью, посмотрела на меня и выдала:

— Ковалёв! Ты понимаешь, что это слишком дорогой подарок для Дня учителя? Зачем, а?

Я растерялся, ожидая совсем другой реакции, пробормотал:

— Вообще-то это Вам от всей души…

Наташка улыбнулась, взяла у меня из рук духи:

— Это очень хороший подарок. И очень дорогой. Я не могу его у тебя взять. Извини.

— А у меня еще есть! — выдал я, открыл «дипломат» и продемонстрировал синюю и черную коробочки. — Духи и тени. Может, вам, Наталья Михайловна, больше тени хотелось бы в подарок получить?

Наташка потеряла дар речи. Она уже совсем по-другому посмотрела на меня, на косметику в «дипломате».

— А можно… — робко попросила она, протягивая руку, — можно посмотреть?

Я вручил ей тени «АВА». Она осторожно, кончиками длинных тонких пальчиков открыла упаковку, вытащила черную пластмассовую коробку, откинула крышку.

Цинично признать, но чуть-чуть не хватило до сцены из «12-ти стульев», когда Эллочка Людоедка увидела в руках Остапа золотистое ситечко.

Тем не менее, Наталья Михайловна решительно закрыла крышку, вложила коробочку в упаковку и протянула мне:

— Забери! Будем считать, что ты меня поздравил. Спасибо.

— Значит, тени, — я невозмутимо убрал духи в «дипломат», оставив черную коробку на столе, улыбнулся. — С праздником, Наталья Михайловна! Пусть у вас всегда будет только хорошее настроение!

И не дожидаясь возражений, быстро ретировался. Только в дверях оглянулся и, приложив палец к губам, подмигнул, оставив молодую учительницу в растерянности.

А вот Нина Терентьевна духи ухватила с удовольствием. Даже обняла в знак благодарности. Оставшийся флакон духов я хотел преподнести нашей биологичке Мироновой Марине Александровне, но её, увы, не оказалось.

А нас Лавруха сразу в начале своего урока отправила по домам и настойчиво потребовала стопроцентной явки к 15.00 в спортзале школы.

— Форма одежды свободная, — сообщила она.

До трех часов я успел сбегать домой, пообедать, помедитировать и переодеться. За Мишкой заходить смысла не было. На нашем празднике жизни он отвечал за техническую часть — настраивал школьную аппаратуру, готовил к дискотеке усилители, подключал колонки. Это была его вотчина.

Обнаружилось, что из всей школы только наш класс пришел на праздник не в школьной форме. К нам тут же подскочила Елена — учитель физики и парторг школы Середина Елена Витальевна, женщина жуткая, жёсткая, а порой и даже жестокая, и со змеиной улыбочкой поинтересовалась нашей формой одежды:

— А почему вы не в школьной форме?

— А нам Нина Терентьевна разрешила переодеться, — с простецкой улыбочкой выдал Андрей.

— Непорядок, непорядок, — Елена сжала губы в нитку, нахмурилась. — Ну, ладно. Не выгонять же вас переодеваться, в конце концов.

— Сука, — прошептал ей в спину Андрэ достаточно тихо, чтобы она не услышала.

К моему большому удивлению дискотека началась концертом, который подготовили шестые-седьмые классы. В спортзале выставили стулья, вперед посадили учителей.

С полчаса нас развлекали песнями, стихами, даже собственного сочинения, юмористическими сценками. Артистам аплодировали от души не только учителя, даже мы, сидевшие на задних рядах и толком ничего не рассмотревшие. Но пели ребята с девчонками от души.

В заключение концерта перед нами выступили две студентки пединститута, которые года четыре назад закончили нашу школу. Их выступления, в основном, свелись к призыву идти учиться после школы к ним, в педвуз. Им похлопали только учителя, да и то чисто из вежливости.

Потом был объявлен перерыв, в ходе которого мы приготовили танцпол — расставили стулья вдоль стен, под чутким мишкиным руководством разместили колонки и светомузыку по залу.

Первым хитом Мишка поставил «Школьный вальс» — ко Дню учителя самое то. Кстати, основная масса педагогов куда-то подевалась. Остались только совсем уже молоденькие учительницы в количестве трёх штук, в числе которых была и та дамочка, недавно не пускавшая меня в школу по причине отсутствия школьной формы. Кажется, её звали Мариной.

Следующей песней Мишка поставил «Школьные годы». Парни и девчонки озадаченно стояли кучками, недоумевая и пожимая плечами. Только Мишка был, как всегда, невозмутим. Репертуар, насквозь политически грамотный и патриотичный, наверняка составляла наш школьный борец за коммунистическую мораль, нравственность и дисциплину Елена Витальевна Середина, исходя из общепринятого принципа два к одному: две песни советских, одна заграничная.

В самом начале «школьных годов» я подмигнул Андрюхе, толкнул его локтем, решительно подошел к Марине и вежливо поинтересовался:

— Сударыня, вы танцуете?

Она испуганно осмотрела меня и невнятно буркнула:

— Нет!

— Отлично! — ответил я. — Тогда пойдемте, поможете мне трактор толкнуть!

— Чего? — молодая учительница удивилась, разве что не подскочила. Она явно не ожидала такого, да еще от ученика.

Я не замедлил рассказать ей анекдот про случай на деревенской дискотеке. Марина хохотнула, вроде как даже смягчилась, но потанцевать со мной по-прежнему не согласилась, сообщив, что они втроём (она осторожно показала глазами на коллег) здесь следят за порядком.

— Обликом морале? — вполголоса поинтересовался я. — Руссо педагого?

Она улыбнулась и кивнула:

— Мюллер спуску не дает!

— Мюллер? — удивился я. — Это кто?

Марина удивленно посмотрела на меня, ответила:

— Елена Витальевна. А вы как её зовёте?

Я улыбнулся, покачал головой:

— Нет у неё прозвища, мы её по имени зовём.

Учительница смутилась от своей откровенности. Тут медленный танец, который так никто и не танцевал, закончился, наступила очередь зарубежки. Мишка врубил своих любимых «Бони М». Аудитория поддержала начинание. Ребята с девчонками перестали подпирать стены, постепенно включаясь в танец. Разумеется, танцевали, кто во что горазд, практически просто дрыгали руками-ногами, пытаясь попасть в ритм.

После «Бони М» снова настала очередь советских песен. Мишка, глумясь над вкусами друзей, врубил «Белый теплоход». Вокруг него стали сгущаться тучи и одноклассники. Мой друг развел руками и показал на бобину магнитофона и цензора — Елену Витальевну.

В зале стали появляться учителя, от которых тянуло винными ароматами. От женщин — слегка вином. От учителей-мужиков запах был более ядрёный — водочный.

Наталья Михайловна, весело улыбаясь, подошла к нашей группе, поинтересовалась, как дела и отошла к своим коллегам, следящим за порядком. Под «Белый теплоход» она тоже танцевать не пошла.

Следующим номером программы дискотеки оказался Максим Иванович Карабулак, которого прислали следить за порядком. Максим Иванович под водочку решил вспомнить молодость и пошел искать партнершу на танец. Он, как огнедышащий дракон, пыхнул в нашу сторону ядрёным запахом свежей водки и направился к группе молодых учительниц.

В партнерши по танцу ему приглянулась та самая Марина Ивановна, с которой я любезничал минут десять назад. Максим Иванович ухватил её за руку, потянул на себя. Марина Ивановна что-то жалобно пискнула и почему-то бросила умоляющий взгляд в мою сторону. Я демонстративно развел руками, дескать, приглашал я вас на танец, вы отказали мне…

Под музыку группы «Спейс» Максим Иванович решил изобразить что-то вроде вальса, ухватив партнёршу значительно ниже талии. Этого она не вынесла и стала вырываться, упираясь ему руками в грудь.

Народ вокруг похохатывал. Эту картину, наконец, углядела Елена Витальевна. На глазах у всех она подошла к Карабулаку, взяла его за руку и с милой улыбкой людоеда попросила:

— А пригласите меня, Максим Иванович, потанцевать! Сто лет не танцевала!

Максим Иванович отказать не рискнул, а Марина Ивановна поспешно, как мышь, порскнула куда-то в темноту.

Историк и физик танцевали недолго, но красочно, по-пионерски, на вытянутых руках. При этом Елена Витальевна морщилась, но что-то выговаривала Максиму Ивановичу. Максим Иванович пытался отвечать, дыша вбок, но Елена Витальевна тут же хмурила брови и делала грозную физиономию, после чего он сразу затыкался.

— Я домой, ребята, я домой! — сообщил он сразу, как закончился танец, и спешно покинул спортзал.

Елена Витальевна медленно, по-хозяйски оглядела танцплощадку, подошла к двери, щелкнула выключателем, включая свет в спортзале.

Ответом ей было единодушное:

— Нуууу!!!

— Ничего, ничего! — Елена Витальевна еще раз оглядела спортзал и, не обнаружив ничего противозаконного, аморального и безнравственного с её точки зрения, выключила свет. — Продолжайте танцевать!

Следующей композицией был опять медленный танец, Мишка поставил что-то из итальянцев, кажется, «Сусанну» Челентано. Ребята потянулись приглашать на танец девушек.

Меня охватило озорное настроение. В конце концов, почему бы и нет? Я оглядел зал, выискивая Марину. Увы, видимо, потрясение у неё от Карабулака было слишком большое. Не обнаружив её, увидел одиноко стоящую Наташку, подошел к ней:

— Наталья Михайловна, идёмте танцевать! Очень вас прошу!

От моей такой эскапады она, кажется, даже немного растерялась и не смогла мне отказать. Я неожиданно даже для себя прижал её к себе. Наташка не отстранилась, только заметила:

— Не так резво, молодой человек. Имейте такт, в конце концов!

Я немного растерялся, но не показал виду. Мы чуть покружились, и я стал «хулиганить» — через правую руку, лежащую на талии, стал медленно маленькими порциями вливать теплую «живую» энергию. Когда я проделал такое же со Светкой, ей это понравилось.

Дыхание у Наташки стало вдруг прерывистым, глубоким, шумным. Она потяжелела в моих руках, даже, кажется, повисла, используя меня как опору. Потом остановилась, отстранилась от меня и, глядя мне в глаза, сказала:

— Что-то мне дурно стало, подташнивает. Проводи меня, пожалуйста, Антон!

Мы вышли из зала, сели в фойе на скамейку. Наташка натянула юбку на колени, повернулась ко мне. В фойе было достаточно светло. Я обнаружил, что лицо учительницы покраснело, лоб покрылся едва заметными капельками пота. Она взглянула на меня, смутилась и еще больше покраснела.

Откуда-то вынырнула и подошла к нам Елена Витальевна:

— Что случилось? Ковалев?

— А что сразу Ковалёв? — возмутился я. — Наталье Михайловне плохо стало в духоте. Я её на свежий воздух вывел.

Середина повела носом. Не учуяв у меня запаха спиртного, то ли хмыкнула, то ли рыкнула и направилась в спортзал.

Наташка снова повернулась ко мне:

— Спасибо, Антон!

Она несколько раз глубоко вздохнула-выдохнула.

— Действительно, что-то меня разморило. И ведь не пила совсем.

— Отмечали? — заметил я.

Она взглянула на меня:

— Много будешь знать, скоро состаришься!

— Опять же плюс, — пошутил я. — На вас женюсь!

Наталья Михайловна поднялась. Вместе с ней встал и я.

— Глупая шутка, Ковалёв! — сказала она. — Ладно. Я, наверное, пойду. Хватит мне на сегодня дискотек.

— Я вас провожу, Наталья Михайловна?

— Нет, не надо, — она мне улыбнулась. — Я сама дойду. Мне уже лучше.

А я почему-то подумал, глядя ей в спину, что ей отнюдь было не плохо, а очень даже наоборот.

Дискотека продолжалась. Я прошел в спортзал, подошел к Мишке. Тому уже давно надоело просиживать штаны за магнитофоном и усилителем. Он посмотрел на меня и предложил:

— Пойдем покурим?

Я кивнул. Мишка махнул рукой Лёхе Шрезеру из 10-го «а», который считался его помощником по радиотехнической линии.

— Если что, я в туалет, — сообщил ему мой приятель. — Подмени меня. Следи за этим бардаком.

— И ничего руками не трогай! — добавил я. Шрезер хохотнул — он знал этот анекдот.

— Через 15 минут приду.

С нами, конечно же, пошел Андрэ. Мы поднялись на второй этаж, прошли по темному длинному переходу в другой корпус, столкнувшись с невысоким человеком в длинном плаще и широкополой шляпе, который шел навстречу, не торопясь, едва касаясь рукой стены. Столкнувшись вплотную, мы опознали военрука.

Я не удержался и пошутил:

— Анатолий Петрович! Вы прямо как настоящий разведчик — не слышно, не видно…

Военрук кивнул и ответил:

— Да! Именно так.

От него тоже пахло водкой.

— Дойдете сами? — поинтересовался Мишка. — Может, помочь?

— Не надо, ребята! — отозвался военрук. — Спасибо, я сам.

Когда он скрылся за поворотом, мы рассмеялись.

— Ну, праздник у людей! — понимающе развел руками Андрэ. — Что ж учителя, не люди что ли?

Мы поднялись на третий этаж прошли к своему кабинету, где оставили вещи перед дискотекой. Мишка достал из кармана ключ.

— У Лаврухи взял, — сообщил он. Он достал сигареты из своей куртки, хитро мне подмигнул и вытащил из сумки армейскую зеленую фляжку. Открутил крышку, сделал глоток, протянул мне:

— На! Вкусно!

— Что это? — я осторожно принял фляжку из его рук, поднес к лицу, понюхал.

— Вино, — Мишка расплылся в улыбке. — К водке закуску надо. А это я залил бутылку аперитива «Невского» и нормально.

Аперитив «Невский», наш любимый с Мишкой напиток из местных вин, мне нравился — сладкий, терпкий, душистый и не особо крепкий. Я сделал глоток, другой. Тепло заструилось по пищеводу. Передал фляжку Андрэ. Тот не отказался.

— Ну, что, пошли?

— Куда?

— В туалет! Не на улицу же идти.

Туалет находился рядом, через кабинет. Мишка открыл настежь окно, закурил. Мы с Андреем встали в дверях.

— Когда ж я вас курить-то научу? — вздохнул Мишка. — Чтоб одному мне не было скучно.

Он затянулся, выдохнул дым в окно, стараясь выпустить его колечками. В коридоре послышались женские голоса. Я прислушался. Явно это были не девчонки.

— Прячь бычок! — скомандовал я. Мишка сделал затяжку и поспешно выкинул бычок в окно, плотно закрыл раму, щелкнул шпингалетом.

Я приоткрыл дверь в коридор, выглянул в щель. Рядом с кабинетом английского, буквально метрах в трех стояла его хозяйка «англичанка» Элеонора Исааковна, пионервожатая Ленка Русакова и Таисия Ивановна, дама лет 35–40, учитель русского и литературы в 7–8 классах. Я прислушался.

— Девчонки, пойдемте ко мне в кабинет! — предложила «англичанка». — У меня шампанское есть!

— У меня вино в пионерской, — возразила Ленка. — Есть еще яблоки и шоколадка!

— Тогда к тебе! — решила Таисия Ивановна. Педагоги направились к лестнице. Пионерская комната находилась на втором этаже.

— Выходим! — сказал я, как только они скрылись.

— Учителя тоже человечество, — задумчиво повторил Мишка. — Вот как же работать в школе тяжело: всегда на виду, ни расслабиться, всегда на нервах! Ни выпить, ни покурить.

— Это точно, — кивнул я. — Принцессы не какают. Учителя тем более.

— Давай шмотки что ли заберем, — предложил Андрэ. — Чтоб не возвращаться.

Мы взяли свои куртки, Мишка еще и сумку, разумеется, предварительно сделав пару глотков из фляжки. И, конечно же, мы к нему присоединились.

Внизу нас ожидал сюрприз. По распоряжению Елены Витальевны дискотека была прекращена. Ребята с нашего класса еще не успели разойтись.

— Что случилось? — Мишка опередил меня с вопросом.

— Блин, «ашки» пьяные нарисовались! — поморщился Колька Артамонов. — Мало того, нажрались, так еще начали всех задирать, нарываться… Ну, Елена и приказала.

— Кто?

— Папа и Кабан!

Папа было прозвище у Игоря Гаврикова, Кабаном звали Лёшку Рыкова. Ребята были хулиганистые, бестолковые и не всегда дружили с головой, особенно под хмельком. Кабан неплохо играл в футбол, даже выступал за юношеский «Химик», но подсел на стакан, распрощался со спортом и едва не вылетел из школы.

Шрезер отсоединял провода от усилителей, колонок, собирал магнитофоны. Мишка тут же присоединился к нему.

Щеглов наклонился ко мне и шепнул:

— Степаныч-то через окно домой пошел! Прикинь? Вылез из окна кабинета на улицу, чтоб не палиться и бегом на остановку!

— Не свисти! — скептически отмахнулся Андрей. — Чтоб директор да из окна…

— Зуб даю! — обиделся Щеглов.

— Тебе его и так удалят, и не один, когда Карабулак узнает, на что ты его сподвиг, — добавил Николай. — Нахрена ты ему сказал, что его Марина Ивановна любит?

Севка обиженно замолчал, а я засмеялся. Женщины у Максима Ивановича стояли на втором месте вместе с книгами после водки. Гусар даже в учительской среде остается гусаром.

На улице уже стемнело, хотя и было всего 6 вечера. Первым, конечно, проводили домой Андрея.

— Кисловатая дискотека получилась, — заметил он, остановившись у своего подъезда.

— Зато занятия отменили, — Мишка довольно потянулся. — Выспимся во всех позах!

— Завтра пойдем в клуб? На дискотеку.

— А во сколько она? — спросил я. На завтра у меня были запланированы секция и визит к Альбине.

— В семь вечера, — ответил за Андрея Мишка.

— Может и успею, — я пожал плечами. — Секция у меня…

Дальше мы пошли вдвоем. Стало ощутимо холоднее. Стал накрапывать неприятный мелкий дождик. Мы прибавили ходу.

— Смотри! — Мишка показал рукой.

— Что?

— Вон!

На лавочке прямо рядом с Мишкиным домом, только у другого подъезда на спине, сложив руки на груди, как покойник, лежал человек со шляпой на лице.

— Помер кто-то, — мрачно пошутил Мишка.

— Нет, — я отрицательно мотнул головой, — не помер. Живой!

Я успел взглянуть магическим зрением. Аура у спящего светилась всеми цветами радуги — от желтого до темно-фиолетового. Я такую еще ни разу не видел.

Мы подошли поближе. Лежащий дёрнулся, всхрапнул. Мишка хохотнул.

— Ты чего?

— Глянь!

Он вытянул руку, показывая на спящего. Рядом с головой, на земле, аккуратно стоял знакомый большой желтый портфель.

— Карабулак!

— Ага! — Мишка заразительно засмеялся. — Устал, бедняга. До остановки не дошел, прилёг поспать.

— Ни что в этом мире не ново, — глубокомысленно заметил я, отсмеявшись. — Помнишь?

— А то! — отозвался Мишка. — В прошлом году так же отдыхал, только чуть подальше. А теперь вот даже до остановки не дошел, сил не хватило. Стареет Максим Иванович!

Я тоже улыбнулся, но потом нахмурился:

— Простудится, замерзнет. Заболеет ведь…

— А что ты предлагаешь? — Мишка пожал плечами. — Домой его нести? Меня мать вместе с ним и выгонит. Тебе тоже не вариант его тащить. В сарай, если только… Так он и там не согреется.

У меня мелькнула идея.

— Сейчас, сейчас! Устроим ему маленькую подлянку.

Я положил учителю руку на грудь, замер, разгоняя «живую» силу по организму, потом мощным потоком влил её прямо в грудь Максима Ивановича и отошел, наблюдая магическим зрением за результатом.

Карабулак закашлялся, резко сел, спустил ноги на землю, огляделся вокруг ошалевшим взглядом, остановив его на мне и спросил:

— Где я?

— В Химике, Максим Иванович! — ответил я. — На лавочке отдыхаете после неумеренного злоупотребления спиртными напитками в честь своего профессионального праздника.

Рядом Мишка издал нечто вроде трубного звука — едва сдерживал смех.

— А времени сколько? — спросил Карабулак. Он всё еще никак не мог сориентироваться в пространстве и времени.

— Часов семь, Максим Иванович! — пожал плечами Мишка. Я сделал шаг вправо и сбоку запустил в учителя «айболит». Алкоголь же можно рассматривать как яд, стало быть исцеление тут как никогда кстати.

— Дай сигарету! — через минуту потребовал Максим Иванович у Мишки. — И спички!

Они вдвоём закурили. Мишка сел рядом на скамейку. Максим Иванович нагнулся, подобрал упавшую шляпу.

— Вроде выпили немало, — пробормотал Карабулак. — А всё равно, как будто и не пил вообще. Как огурчик. Ни в одном глазу. Даже непонятно!

Он посмотрел на Мишку.

— Проспались на свежем воздухе, Максим Иванович, — пожал плечами Мишка.

— Наверное, — кивнул головой учитель. — Ладно, ребята. Я пойду на автобус. Счастливо оставаться!

Он ушел. Я сел рядом с Мишкой.

— Доставай, чего сидишь?

Мишка вытащил из сумки фляжку, поболтал, улыбнулся. Открутил пробку, сделал пару глотков, протянул мне. Я допил оставшееся вино, вернул фляжку.

— Быстро ты его протрезвил? — сказал Мишка. — Значит, ты и алкоголь выводить из организма можешь?

— Скорее, протрезвлять, — ответил я. — Нет предела совершенству.

— М-да, потанцевали сегодня.

— Ну, по крайней мере, развлеклись, — улыбнулся я, хотя подумал, что вместо этой дискотеки я лучше бы с альбинкиным директором пообщался. Если б знал.