Наследник чародея. Часть 4. Школьная осень

Глава 29

Глава 29.

Исцеление воинствующего скептика

Несмотря на то, что я пришел вовремя, меня ждали и даже высказали претензию, мол, долго шел. Я демонстративно взглянул на часы.

— 15.58, дамы и господа, — сообщил я. — У меня секция полчетвертого закончилась. И, во-первых, здравствуйте!

— Добрый день! — Николай Васильевич первым протянул мне руку, которую я не замедлил пожать.

Директор встретил меня в прихожей в сером отглаженном костюме, идеально повязанном галстуке, ослепительно белой рубашке. Мне даже стало немного неудобно за свои джинсы фирмы «samposhiFF», мятую клетчатую рубашку и грязные (осень же!) кроссовки.

— Привет, Антошка! — почти пропела Альбина. — Пойдем копать картошку!

Она была в элегантном сиреневом брючном костюме: брюки, узкие в бёдрах, расклешенные к низу, приталенный короткий пиджачок, белая блуза.

— Это я его так с детства дразнила, — сочинила ведьма на ходу, повернувшись к директору. Тот даже не улыбнулся.

— Вы куда-то собрались что ли? — удивился я. — На концерт?

— Нет, — засмеялась ведьмочка. — Тебя вот встречаем.

Я снял обувь, куртку. Обул «гостевые» тапочки, отметив про себя, что у Альбинки в квартире появился второй комплект мужских «гостевых» тапочек. Или не гостевых? Для меня?

— Альбина, ставь чайник. И завари мне крепкого сладкого чая. Такого крепкого, чтоб ложка стояла.

Повернулся к директору:

— Николай Васильевич, идемте в зал.

Мы прошли в зал, сели рядом на диван. Альбина поставила чайник и вернулась, решив присоединиться к нам. Я без улыбки, совершенно серьезно взглянул на неё:

— Аль, не мешай мне, пожалуйста!

Она нахмурилась, показала мне язык и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Кстати, зайдя в квартиру, я не забыл про «каменную кожу». Не совсем, но от ведьминых чар она немного бережет.

— Ну, Антон, — скептически улыбнувшись, спросил директор. — Что вы мне скажете?

— Ложитесь, — почти бесстрастно пожал плечами я. — Пиджак снимите, а то помнёте. И галстук тоже, а то удавитесь невзначай.

Директор от моих слов покраснел, разве что не вскипел. Но смолчал. Мне тоже не понравился его враждебный скептицизм. Хотя, честно говоря, он был в своём праве — 60 лет прожил, исповедуя диалектический материализм, а тут сверхъестественное. С ума сойдешь точно!

В конце концов Николай Васильевич решился, снял пиджак, галстук, послушно лег на диван. Я «включил» магическое зрение, внимательно осмотрел его.

— У вас болит здесь, — я показал рукой на низ живота. — Здесь, здесь и здесь. То есть желудок в меньшей степени, печень чуть-чуть, сердце, пожалуй, даже сильно.

— И что? — директор тут же попытался сесть. — Это я и без вас знаю. Желудок и печень от химии, которую я неуёмно жру, потому что у меня рак прямой кишки. Сердце давно пошаливает. Вы мне ничего нового не сказали, Антон!

— А я и не собираюсь говорить, — я ткнул его ладонью в грудь, заставляя лечь обратно. — Я вам предлагаю вылечиться. Совсем. От всего: от рака, от болей в желудке и печени. Сердце будет здоровым.

— Я вас считал более серьезным человеком, — Николай Васильевич попытался снова сесть.

— Николай Васильевич, — предложил я. — Давайте так. Я вас лечу, точнее, исцеляю, а вы взамен Альбине отписываете вот эту квартиру. Как вам такой вариант?

— Хм, — сморщил нос директор. — Это будет сложновато…

— Так и от болячек вас тоже непросто избавить, — засмеялся я. — Если уж медицина практически руки опустила.

— Мальчик, а ты не врёшь? — директор иронично улыбнулся, глядя мне в глаза.

— Так, результат будет у вас «на лице», как говорится, — ответно улыбнулся я. — Что вы теряете?

— Ну, давайте посмотрим, — согласился директор.

— Нет, — ответил я. — Сначала мы дадим друг другу слово.

— Хорошо, я обещаю, — нетерпеливо согласился директор. — Если ты меня вылечишь, я выведу эту квартиру из служебного фонда и выдам её Альбине.

— Я обещаю вас исцелить!

— Ну-ну…

Директор договорить не успел. Я его погрузил в сон — на всякий случай, чтобы избежать всяких разных лишних разговоров, обсуждений, советов, ехидных замечаний и прочего. Достал меня этот скептик!

Исцеление заняло минут тридцать с небольшими перерывами. Сначала занялся сердцем — вдруг не выдержит в процессе лечения?

После сердца перешел на онкологию. Здесь процесс оказался не столько сложнее, сколько более энергозатратным. «Живой» силы у меня осталась едва ли одна треть. Пришлось делать перерыв, в процессе которого я погонял энергию по телу. При этом восстановление магических сил у меня шло как-то вяло.

Заглянула Альбина. Увидев спящего любовника, широко раскрыла глаза и знаком поинтересовалась, в чем дело?

— Да спит он. Иди сюда! — я подозвал её к себе, попросил. — Аль, пожалуйста, не беспокой меня минут десять. Ладно? Иначе будут кранты.

Она пожала плечами, но кивнула и вышла из комнаты. Я присел на пол, скрестив по-турецки ноги, и ушел в астрал. Там восстановиться полностью удалось практически всего за пару сеансов — «кольцо» и «вверх-вниз».

Вышел из состояния медитации и чуть не ахнул — Альбина стояла передо мной с открытым ртом.

— Я хотела спросить… — начала она. Я взглянул на часы. Прошло четыре минуты.

— Ты меня чуть не убила, — сообщил я.

— Ну, я не думала…

— Не мешай мне, пожалуйста, — терпеливо повторил я. Альбина снова вышла из комнаты. Я приступил к процессу. Печень получилось поправить достаточно быстро. Когда она из красной стала снова зеленой, я опять устроил перерыв. Вышел на кухню.

— Чай готов?

— Остыл уже, — обиженно ответила ведьма. Она сидела за столом, на котором красовались два бокала: мой и её. Её пустой. Я взял в руки свой бокал, пошутил:

— Не плюнула?

От такой наглой моей шутки она открыла рот.

— Ты… Ты…

— Ты мне тоже нравишься! — перебил я её.

Я в несколько глотков опустошил бокал:

— Пойду дальше работать. Еще чуть-чуть осталось!

Желудок я ему «починил», что называется, за один присест. Точнее, за один не сильно насыщенный «айболит». С этим бы даже справился один мой карандаш — амулет с конструктом «айболит». Там даже не язва была, так легкий гастрит. И похоже что-то еще: вверх по пищеводу поднималась розовая «ленточка». Но это уже не важно, «айболит» исцелил без проблем.

Я приготовился будить пациента, когда обнаружил, что Альбина всё-таки не оставила нас в покое и подсматривает в приоткрытую дверь. Я укоризненно цыкнул языком и покачал головой:

— Алька! Ну, так нельзя же в конце концов! Ладно, заходи!

Я приглашающе махнул ей рукой. Она подошла ко мне и вдруг бросилась на меня, обхватив шею руками, а талию ногами. Повисла на мне. Я ошеломленно замер, не зная, что делать. Руки автоматически подхватили её за упругую попку, чтоб девушка не упала. Кажется, я покраснел.

— Антошка! Миленький! — запричитала она. — Научи меня так! Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Что хочешь, для тебя сделаю! Ну…

Я осторожно снял её с себя.

— Потом обсудим, — по-другому я сказать сейчас не мог.

— Ура! — она захлопала в ладоши и чмокнула меня прямо в губы. Я опять замер.

— Ты это… -я вдохнул-выдохнул, успокаиваясь. — Стой смирно. Давай доделаем начатое…

Я указал на директора рукой. Она кивнула. Я сконструировал и кинул в Николая Васильевича «отмену сна» или «будилку» — заклинание, отменяющее конструкты «паралич», «сон», «подчинение».

Конструкт был из категории Магии Разума, поэтому на другие заклинания — Жизни или Смерти не действовал. Например, ту же «сетку» с ведьмы мне пришлось снимать, разрушая структуру наложенного конструкта.

Мужик открыл глаза, сел, взглянул на меня, потом на Альбину. Ехидно улыбнулся и поинтересовался:

— Что, можно уже бежать квартиру подписывать?

Я тоже в ответ осклабился и сказал, называя его на «ты»:

— Не веришь, сходи тогда к врачам. Потом решишь. Только это…

— Что? — спросил он, перебивая меня.

— Если кому-нибудь расскажешь про меня, про лечение моё, твои болячки вернутся к тебе мгновенно. И никто тебе не поможет, включая меня. Называется обратка. Понял?

В момент этой фразы я наложил на него конструкт подчинения. Закончив фразу, снял.

— Я проверю, — хмуро повторил директор.

— Проверь, проверь, — я пошел на кухню и уже оттуда крикнул. — Где мой чай?

Альбина ойкнула и прибежала ко мне, зажгла газ и поставила чайник на конфорку.

— Прости, совсем забыла.

Она быстро помыла заварной чайник, не дожидаясь закипания, насыпала туда от души заварки (индийский черный крупнолистовой, как я люблю), встала рядом. В дверях кухни показался директор.

— Иди в комнату! — приказал он. Именно приказал да еще таким тоном, что Альбина только кивнула и мгновенно исчезла. Директор прикрыл дверь, сел напротив меня.

— На меня чая хватит?

— Хватит, — кивнул я. — Давай тогда еще бокал. Для себя.

Директор встал, снял с полки бокал, поставил на стол. Чайник закипел. Я заварил чай. Выждал несколько минут, потом разлил по бокалам. Себе одной заварки. Ему пятьдесят на пятьдесят.

— Любишь крепкий? — поинтересовался директор.

— И сладкий, — ответил я, насыпая в бокал три ложки сахарного песка. — После этой процедуры организму нужно немного оклематься, восстановить силы.

Директор помолчал, размешивая сахар — одну ложку. Видимо, не любил сладкий.

— И что, я теперь здоров? — снова спросил он, не поднимая на меня глаз.

— Ну, сходи к врачам в понедельник, убедись!

— У меня ничего не болит, — продолжал он. — Вообще.

Честно говоря, мне он стал уже надоедать. О чём я ему тут же сообщил:

— Знаешь, твой скептицизм уже надоедает. Не веришь, повторяю, послезавтра сходи к врачам.

Он сделал один глоток, другой. Я ждал. Чай был горячим. Не люблю такой пить. Всё время обжигаюсь. Горячую пищу, тот же борщ, ем нормально. А вот чай не могу. Директор пил горячий чай спокойно.

Он поставил бокал и уставился мне в глаза:

— А ты ведь ей не брат.

— Не брат, — спокойно подтвердил я.

— Любовник?

— Николай Васильевич! — повысил голос я. — Тебя это задевает или беспокоит? Нет, не любовник!

— А кто? — продолжал допытываться он.

В ответ я пожал плечами:

— Пока не знаю. Возможно, буду наставником.

— Кем? — удивленно переспросил Николай Васильевич.

— Какая тебе разница? — вспылил я. — Тебе жизнь спасли. Лет двадцать здоровой нормальной жизни подарили. А ты фигней продолжаешь страдать!

Он вскочил. Я приготовился ему врезать. Ну, что поделаешь? Бестолковый пациент нынче пошел!

Тут зазвенел дверной звонок, а потом в дверь задолбили, да такое ощущение, что не кулаком, а ногой.

Я поспешно вышел в прихожую. Альбина уже открывала дверь. Однако стоило ей отомкнуть замок, как дверь распахнулась сама, будто от удара, громко саданув ручкой по стене.

— Ах ты сучка! Шалашовка бледная! Моль бесстыжая!

В квартиру влетела разгневанная фурия лет 50-и в оранжевой дубленке и вцепилась девушке в волосы.

— А! — заорала Альбина, пытаясь высвободиться.

— Млядина! — фурия превосходила девушку по росту, объему и, соответственно, силам и легко трепала её за волосы, водя из стороны в сторону и чуть ли не стукая головой об стенку.

Я мгновенно скастовал конструкт паралича и выпустил его в гостью. Та тут же замерла, выпуская Альбину, качнулась, стукнулась спиной об стену и сползла на пол.

— Ты что наделал? — сзади мне в плечи вцепился директор. — Что ты с моей женой сделал, гад?

Я развернулся.

— Гад?

И от души влупил ему ладошкой по морде. Николай Васильевич охнул, отшатнулся, стукнулся затылком об стену, встал как вкопанный.

— Я гад? Ты свою жену унять не можешь! — заявил я ему. — Ничего с ней не случилось! Паралич на пять минут.

Я развернулся, подошел к Альбине, приобнял её:

— Ты как?

Она взялась рукой за затылок, скривилась:

— Да ничего вроде.

И легонько стукнула тетку носком ноги по ляжке.

— Вот тварь, чуть волосы не выдрала!

— Носовой платок дай! — потребовал я. Альбина послушно протянула мне узорчатый платочек. Я сходил на кухню, взял столовый нож, подошел к директору.

— Руку дай!

Тот протянул мне правую руку. Я полоснул ему по пальцу, намочил угол платка в его крови, наложил легкого «айболита». Рана тут же затянулась. Николай Васильевич изумленно взглянул на палец, зачем-то сунул его в рот.

Я нагнулся, потянул тетку за руку, повторил всю процедуру с ней. Потом повернулся к директору:

— Догадываешься, зачем я это сделал? Если гадить начнёте Альке, заживо сгною! С этим я вас найду хоть в Антарктиде.

— Уйди в комнату, — я уже обратился к Альбине. — Пожалуйста!

Девушка ушла, закрыла дверь. Я почувствовал, что она подслушивает, но махнул на это рукой. Лишь бы эта дамочка Альку не увидела, когда я в чувство её приводить буду.

Я снова повернулся к директору:

— Я тебя вылечил. Надеюсь, ты выполнишь обещание. Будете пакости строить, что ты, что она, — я показал пальцем показал на лежащую женщину, — сдохнете. Церемониться с вами не буду. Поднимай её!

Николай Васильевич осторожно, по стеночки, опасаясь прикоснуться ко мне, обошел меня стороной, нагнулся, стал, пыхтя поднимать жену. У него это получилось с большим трудом. Дама худобой отнюдь не страдала.

Я посмотрел на них и хохотнул. Толстый и тонкий Чехова. Один в один! Скастовал «отмену», бросил в женщину и тут же наложил «подчинение».

— Всё, что происходило в этой квартире ты забыла. Здесь твой муж Николай встречался со мной по поводу купли-продажи дома.

И сразу же наложил очередную «отмену». Взгляд у женщины стал более-менее осмысленным. Она взглянула на меня, потом на мужа.

— Коля, а ты мне насчет дома ничего не говорил.

Директор бросил взгляд на меня. Я ему подмигнул, мол, сам давай додумывай!

— Ну, всё. Давайте прощаться!

Я подал директору его пальто. Он мне кивнул, типа, поблагодарил, обулся. Я запер за ними дверь и вздохнул с облегчением. Из комнаты выглянула Альбина:

— Ушли?

— Ушли, — я вздохнул. — Знал бы, не стал бы помогать…

— Да ты что? — возмутилась девушка. — Он мне теперь эту хату отпишет! Он всегда делает, что обещал. И вот…

Она потрясла связкой ключей.

— А я у него ключи забрала!