Шеф с системой. Битва на Ярмарке

Глава 9

Еремей Захарович Белозёров сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете и смотрел в окно. Рассвет окрашивал небо в бледно-розовые тона. Город просыпался — из труб поднимался дым, на улицах появлялись первые прохожие, торговцы тащили тележки к рынкам.

Это должно было быть обычное утро, но сегодня оно не было обычным, к сожалению.

Белозёров не спал всю ночь. Сидел в кабинете, обдумывая ситуацию. Перед ним на столе лежал лист бумаги — донесение от Кирилла Семеновича, управляющего павильоном «Золотой Гусь».

Он перечитал его в третий раз. Слова не изменились.

«Очередь в сто пятьдесят человек. Выручка около двух сотен серебряных за день. Павильон пуст. Клиенты ушли к нему. Весь город говорит только о нем.»

Белозёров медленно сложил лист, положил на стол. Пальцы сжались в кулак. Двести серебряных за один день.

Уличный торговец без поддержки, с кучкой нищих детей заработал столько, сколько его лучший павильон на ярмарке в прошлый год. Это было невозможно представить и все же — случилось.

Дверь кабинета распахнулась. Вошел Кирилл Семенович — лицо красное, глаза налиты кровью, одежда измята. Он явно не спал тоже.

— Еремей Захарович, — начал он хрипло, голос дрожал от ярости и усталости. — Я пришел, как вы велели.

Белозёров не повернулся. Продолжал смотреть в окно:

— Садись, Кирилл.

Управляющий опустился на стул напротив стола. Руки дрожали — он сжал их вместе, чтобы скрыть.

Белозёров медленно повернулся к нему. Окинул бесстрастным взглядом:

— Расскажи мне еще раз подробно. Что произошло вчера.

Кирилл сглотнул, кивнул:

— Они появились утром. Поставили жаровню на колесах прямо напротив нашего павильона. Начали готовить… лепешки с начинкой. Огненные Языки называли. Три медяка за штуку.

Он провел рукой по лицу:

— Сначала никто не покупал. Люди боялись — вы же слухи распустили про тухлое мясо, но потом… один ремесленник попробовал и сказал, что вкусно. Очень вкусно. Ну и народ к нему пошел…

Кирилл сжал кулаки:

— А потом появились те трое. Богатые. Купеческие сынки или мелкие дворяне. Они попробовали другое блюдо — Пламенное Сердце, с мясом и начали кричать на всю площадь, что это лучшая еда, какую они ели.

Он замолчал, тяжело дыша.

— Продолжай, — приказал Белозёров ровным голосом.

— После этого толпа… — продолжил Кирилл горько. — Все побежали к ним. Очередь все росла и росла, словно народ к нему со всей площади сбегался. Они покупали по две, по три штуки.

Он поднял взгляд на Белозёрова:

— А наш павильон опустел, потому что запах от этой его дешевки был такой, что даже мне захотелось попробовать, чего уж скрывать. А потом мой павильон будто невидимым стал. Все подходили к этой толпе, интересовались, покупали.

Повисла тишина.

Белозёров смотрел на Кирилла долго, не мигая. Потом медленно, очень медленно выдохнул:

— Двести серебряных.

— Да, — подтвердил Кирилл. — Мой человек подсчитывал их прибыль на всякий случай. Может что и пропустил, но, в целом, сильно не ошибся.

Белозёров встал из-за стола. Подошел к окну, оперся руками о подоконник. Смотрел на город, который просыпался под утренним солнцем.

— Кто он? — спросил Кирилл семенович. — Этот повар. Откуда он взялся?

Белозеров пожал плечами:

— Никто не знает. Появился месяц назад. Купил дом в Слободке. Пирожками начал торговать. Интересную схему для продажи придумал. Стал расширяться быстро. Мы прикрыли его по обычной процедуре. Ты это и так знаешь. Потом он готовился идти на ярмарку, я отправил стражу, они отобрали у него продукты и телегу с жаровней, но он все равно пришел.

Белозёров повернулся, посмотрел на Кирилла:

— Ты видел, как он готовит?

— Видел, — кивнул управляющий. — Он… мастер, Еремей Захарович. Настоящий мастер. Руки двигаются так быстро, что не уследить. Нож мелькает. Огонь вспыхивает. Он подбрасывает сковороды одновременно двумя руками. Это настоящее представление.

Кирилл вздохнул:

— Люди приходили не только за едой. Они приходили смотреть на него, словно на ярмарачного музыканта или фокусника.

Белозёров медленно кивнул. Вернулся к столу, сел. Пальцы сложил домиком, подпер подбородок.

— Сегодня второй день ярмарки, — сказал он размеренно. — Он вернется. Снова поставит свою жаровню и будет готовить.

— Да, — подтвердил Кирилл. — Наверняка.

— И если мы ничего не сделаем, — продолжил Белозёров, — он повторит вчерашний успех. Может заработает еще больше, а мы потеряем лицо окончательно.

Он поднял взгляд на Кирилла:

— Гильдия не может позволить себе проиграть уличному торговцу. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Кирилл.

Белозёров встал, прошелся по кабинету. Руки за спиной, голова слегка наклонена — он думал.

Наконец остановился, повернулся:

— Мы испольуем все ресурсы и закроем его. Для начала попробуем надавить через власть.

Кирилл поднял бровь:

— Через власть?

— Именно, — кивнул Белозёров. — Он занял место на площади без нашего разрешения. Это самозахват.

— Но разве законом не разрешено торговать в любом месте на ярмарке? — спросил Кирилл Семенович.

— Разрешено, но кто помнит об этом законе? — Белозеров тонко улыбнулся. — Много лет гильдия регулирует торговые места на ярмарке. Так будет и впредь.

Он подошел к столу, взял колокольчик, позвонил. Дверь открылась — вошел слуга, поклонился.

— Позови Семена Петровича, — приказал Белозёров. — Немедленно.

Слуга кивнул, исчез.

Кирилл нахмурился:

— Скворцов? Помощник городского управляющего?

— Он самый, — подтвердил Белозёров, возвращаясь на свое место. — Семен Петрович отвечает за соблюдение порядка торговли в городе. Формально у него нет власти на ярмарке — это нейтральная территория. Но…

Он усмехнулся холодно:

— Он может создать видимость законности. Придет с парой стражников, предъявит обвинения, потребует убрать точку.

Кирилл медленно улыбнулся:

— Понял. Давление через закон.

— Именно, — кивнул Белозёров. — Мы не можем прямо запретить ему торговать — ярмарка открыта для всех, но можем заставить его оправдываться, тратить время, нервничать. Пока он разбирается с чиновником — клиенты уйдут. Потеряют интерес.

Через некоторое время дверь снова открылась. Вошел мужчина лет пятидесяти — худой, с длинным носом и грустными глазами. Одет в добротный кафтан темно-коричневого цвета, на поясе — кожаная сумка с печатями и бумагами. Семен Петрович Скворцов, помощник городского управляющего.

Он поклонился Белозёрову:

— Еремей Захарович. Вы звали меня?

— Садись, Семен, — Белозёров указал на свободный стул.

Скворцов сел, положил руки на колени. Лицо внимательное, настороженное.

Белозёров не стал тратить время на любезности:

— На ярмарке появился незаконный торговец. Занял место без разрешения, без согласования с Гильдией. Мешает проходу, создает беспорядок.

Скворцов кивнул медленно:

— Слышал об этом. Весь город говорит. Повар какой-то с жаровней.

— Именно он, — подтвердил Белозёров. — Мне нужно, чтобы ты разобрался с этим сегодня.

Скворцов прищурился:

— Разобрался… как именно?

Белозёров наклонился вперед, голос стал тише, жестче:

— Приди на площадь. Возьми с собой двух-трех стражников. Предъяви обвинения — самозахват места, несогласованность с Гильдией, блокировка прохода. Потребуй убрать лавку немедленно. Если откажется — арест.

Скворцов молчал несколько секунд. Потом проговорил медленно:

— Еремей Захарович… формально я не имею власти на ярмарке. Это территория городского совета, а не управляющего.

— Знаю, — кивнул Белозёров. — Но ты можешь создать видимость. Прийти, пригрозить, надавить. Этого достаточно. Мне не нужно его арестовывать. Мне нужно, чтобы он потерял время, нервничал, а толпа увидела, что у него проблемы с законом.

Он достал из ящика стола кошелек, бросил на стол перед Скворцовым. Кошелек тяжело упал, звякнул:

— Двадцать серебряных. Сейчас. Еще двадцать — когда закончишь.

Скворцов посмотрел на кошелек. Облизнул губы. Взял, спрятал во внутренний карман кафтана:

— Хорошо. Скоро буду на площади.

— С стражниками, — напомнил Белозёров. — Двое-трое. Чтобы выглядело серьезно.

— Будут, — кивнул Скворцов.

Он встал, поклонился и вышел.

Кирилл смотрел на дверь, потом на Белозёрова:

— Думаете, сработает?

Белозёров откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди:

— Не знаю, но попытаться стоит. Этот повар слишком опасен, чтобы оставлять его в покое.

Он посмотрел в окно — солнце поднималось выше, заливая город золотым светом:

— Разумеется, это будет не единственный удар. Было бы слишком недальновидно оставлять такого живучего жука на одного Скворцова.

Мы добрались до площади, когда солнце только поднималось над крышами. Утренний холод еще не отступил — дыхание превращалось в пар, пальцы мерзли даже сквозь перчатки.

Площадь была почти пустой. Несколько ранних торговцев разворачивали свои лотки, музыканты на помосте настраивали инструменты. Павильоны Гильдии стояли закрытые — еще час до открытия.

Но наше место…

Я остановился, глядя на пятачок напротив «Золотого Гуся».

Там стояли столы. Пять длинных деревянных столов, грубо сколоченных, но на вид крепких. Вокруг каждого длинные лавки. Итого мест на тридцать, может больше.

У края нашего пятачка высилась гора — ящики с мисками, связки ложек, стопки тряпок для протирки. Рядом стояли два больших бочонка с водой для мытья посуды.

И Угрюмый.

Он сидел на одном из столов, скрестив руки на груди, и смотрел на нас с усталой усмешкой. Рядом стоял Волк с еще пятью парнями из их банды — все с красными глазами, явно не спавшие.

Я подкатил тележку ближе. Остановился перед Угрюмым.

Варя ахнула за моей спиной:

— Боже… столы… откуда⁈

Угрюмый спрыгнул со стола, потянулся — спина хрустнула:

— Откуда, откуда… Всю гребаную ночь по городу мотались! — Он зевнул широко, не прикрывая рот. — Столы позаимствовали у трактирщика на Речной — тот мне должен по старой дружбе, так что не жалко ему. Лавки выбили у плотника Кузьмича.

Волк подал голос, потирая затылок:

— А миски с ложками — это вообще целая история была. По всей Слободке собирали у гончаров и не только. Несколько харчевен шефу должны, вот и поделились, так сказать.

Второй парень хмыкнул:

— Старуха Марфа из «Кружки» сковородкой огрела.

Угрюмый махнул рукой:

— Да ладно, потом вернем.

Я обошел столы, проверяя крепость. Качнул один — устойчивый, не шатается.

— Хорошая работа, Игнат. Это дело. С такими столами можно наступать.

Угрюмый фыркнул, но я заметил довольную усмешку:

— Не привык, чтоб меня за мебель хвалили, повар. Обычно за другие дела.

Он повернулся к Волку, ткнул пальцем в бочонки:

— Ну давай, показывай что придумал, а то я спать хочу уже.

Волк подошел к бочонкам, указал на деревянное корыто рядом:

— Смотри, Александр. Я тут вот что придумал придумал. Грязные миски складываем вот сюда, — он ткнул носком сапога в пустой ящик. — Один моет в корыте, второй вытирает тряпкой, третий чистые относит обратно. Воду для бочонков подогревать будем немного на жаровне, — он указал на небольшую жаровню, похожую на мою печку.

Волк почесал бороду:

— А то я прикинул — если каждый сам за собой мыть будет, мы через час в посуде утонем по уши.

Матвей присвистнул:

— Ничего себе. Ты реально думал об этом?

Волк обиделся:

— Чё, я дурак что ли? Я тоже башкой соображаю!

Я хлопнул его по плечу:

— Молодец, Волк. Правильно придумал. Справишься с мойкой?

Он выпрямился, гордо:

— Да я хоть сто мисок в час перемою! У меня еще вон Гришка с Лёхой помогать будут, — кивнул на двух парней. — Втроем вообще легко. А Пашка с Витькой вам в помощь. На разнос или еще куда.

Угрюмый подошел ближе, понизил голос так, что только я слышал:

— Слушай, я тут еще законника поискал. Думается мне, что могут они попробовать тебя прижать.

Я насторожился:

— Нашел?

— Нашел, — кивнул Угрюмый, оглядываясь по сторонам. — Григорий Федорович Ломов. Капитан городской стражи. Двадцать лет служит, честный как… как, — он не смог подобрать подходящее сравнение и цыкнул недовольно. — Короче честный. Гильдию ненавидит так, что аж трясется когда про них слышит.

— И почему же? — спросил я тихо.

Угрюмый сплюнул в сторону:

— Пять лет назад его брат пекарню открыл. Хорошую пекарню, народ очередями стоял. Гильдия, естественно, прибежала — давай, мол, к нам входи, взносы плати, цены наши ставь. Брат послал их… ну, ты понял куда.

Он сжал кулаки:

— Через месяц пекарня сгорела. Ночью. Официально — свеча упала, случайность. Только все знают чья это работа.

— И что с братом? — спросил я.

— Спился, — коротко ответил Угрюмый. — За год спился в говно. Ломов его хоронил. С тех пор точит зуб на гильдию, да только что он сделает? Гильдию просто так не подвинуть. Я до сих пор не уверен чем твое предприятие закончится.

— Где Ломов сейчас?

— Дома. Я к нему с утра гонца послал, сказал — тебе капитан нужен срочно. Он придет к полудню, сказал ждать сигнала, — Угрюмый усмехнулся. — Когда я ему объяснил кого ты гнобишь, он аж расцвел. Говорит — это мой долг.

Я выдохнул с облегчением:

— Спасибо, Игнат. Серьезно выручил.

Он пожал плечами:

— Да ладно тебе. Мне самому интересно, как ты их сегодня по башке стукнешь.

Угрюмый зевнул снова, потер лицо ладонями:

— Все, повар, я валю. Спать надо, а то на ногах засну. Волк с пацанами остаются, будут твоими посудомойками.

Он махнул Быку и еще одному громиле рукой:

— Пошли, мужики. Дела еще есть.

Они ушли, тяжело ступая. Волк остался, начал проверять корыто, плескать водой.

Я повернулся к команде. Варя, Матвей, Тимка, Петька, Антон, Стёпка — все стояли вокруг тележки, смотрели на меня выжидательно.

— Ну что, герои вчерашнего дня, — сказал я с усмешкой. — Разгружаемся. Быстро. Времени мало.

Они кинулись к работе как угорелые.

Матвей с Тимкой схватились за телегу с горном, принялись устанавливать подпирать колеса, чтобы не шаталась:

— Тяжелая зараза! — выдохнул Матвей.

— Терпи! — огрызнулся Тимка. — Давай, еще немного!

Я сразу начал разжигать — щепки, искра, пламя вспыхнуло.

Варя с Петькой тащили корзины с лапшой:

— Осторожно! — шикнула Варя. — Не перетряси, а то слипнется!

— Не трясу я! — обиделся Петька.

Антон и Стёпка вынесли котел с бульоном — тяжеленный, еле вдвоем несли, да я бросился помогать:

— Мать его… — прохрипел Стёпка. — Куда ставить?

— На стол! — крикнул я. — Осторожно, не расплескай!

Они опустили котел с глухим стуком. Я открыл крышку — бульон золотистый, ароматный, пар поднялся.

Варя подошла, понюхала:

— Ох… это пахнет так, что есть хочется сразу.

Матвей подтащил мешки с мукой:

— Куда их?

— Слева от печи! — указал я. — И корзины с овощами туда же!

Тимка разложил инструменты — ножи, доски, скалки. Все быстро, четко, без лишних слов. Через десять минут все было готово.

Я выпрямился, оглядел рабочее пространство. Драконий Горн гудел, разогреваясь. Столы на местах. Припасы разложены.

— Слушайте сюда! — крикнул я, собирая всех вокруг. — Сегодня у нас не просто повтор вчерашнего. У нас новое меню.

Все насторожились.

— Огненные Языки и Пламенные Сердца остаются, — продолжил я. — Но добавляем суп. Горячий мясной суп с лапшой в мисках. Цена — десять медяков.

Варя ахнула:

— Десять⁈ Это ж… это дороже Пламенного Сердца!

— И он этого стоит, — ответил я жестко. — Поверьте мне.

Тимка неуверенно поднял руку:

— А… а люди купят? За десять медяков? Это действительно многовато…

— Купят, — уверенно сказал я. — Когда попробуют — еще добавки попросят.

Я начал распределять роли быстро, четко:

— Варя, Петька — тесто и лепешки. Вы вчера доказали что можете. Сегодня так же.

Варя кивнула решительно:

— Справимся!

— Матвей, Тимка — нарезка. Овощи, мясо, тонко и быстро. Плюс огонь — следите чтобы не гас, подбрасывайте дрова.

— Понял! — Матвей стукнул кулаком в ладонь.

— Стёпка — лепешки раздаешь, как вчера. Антон — собираешь супы. я покажу как. — Парни, — обратился я к мужикам Угрюмого. — На вас посильная помощь. Суп отнести, передать что-нибудь. В общем, наготове будьте.

Посмотрел на них всех:

— Вопросы есть?

Молчание.

— Тогда по местам! — крикнул я. — Через полчаса открываемся, а Гильдия пусть смотрит и плачет!

Они разбежались по позициям с воодушевленными лицами.

Я подошел к Драконьему Горну, поставил сковороды на решетку. Чугун начал нагреваться, потрескивая. Оглянулся на площадь.

Она наполнялась жизнью. Торговцы открывали лотки, зазывали покупателей громкими голосами. Музыканты заиграли веселую мелодию. Запахи еды смешивались — жареное мясо, свежий хлеб, пряности.

Павильоны Гильдии распахнули двери. «Золотой Гусь» напротив ожил — под навесом засуетились повара в белых фартуках, жаровни задымились.

Кирилл Семенович вышел из павильона. Остановился, скрестил руки на груди, посмотрел на нас. Лицо каменное, в глазах — плохо скрытое раздражение.

Я встретил его взгляд спокойно. Не отвел. Держал не моргая.

Кирилл первым отвернулся и скрылся внутри павильона.

Я усмехнулся, повернулся к команде:

— Начинаем, ребята. Покажем им день второй!

Площадь заполнялась народом. Толпа росла с каждой минутой — сотни людей гуляли между лотками, рассматривали товары, торговались, смеялись. Смотрели представления, участвовали в конкурсах. Дети бегали, музыканты играли, запахи еды смешивались в аромат праздника.

Я стоял у Драконьего Горна, проверяя сковороды. Раскалены, готовы. Варя раскатывала тесто, Матвей резал овощи. Все на позициях. Я с Тимкой и Матвеем отварили лапшу, Яйца, подготовили морковь.

— Александр! — позвал Стёпка. — Смотри!

Я обернулся. К нашей точке уже подходили первые люди — десяток человек, потом еще, еще. Они останавливались, смотрели на столы с любопытством.

— Что это? Вчера столов не было!

— Они теперь как настоящий трактир!

— Смотрите, миски! Они что, суп будут варить?

Толпа собиралась, но пока не покупала. Ждали. Помнили вчерашний успех, но осторожничали.

Я взял горсть нарезанной репы, бросил на сковороду. Ш-Ш-Ш-ШШШШ! Шипение взорвалось громом. Жир вскипел, репа задымилась. Вспышка огня из топки.

Толпа ахнула, подалась вперед.

— Началось! — крикнул кто-то.

Я жарил не останавливаясь — овощи, мясо, лепешки. Варя подавала тесто, Матвей резал. Стёпка принимал готовые Огненные Языки и Пламенные Сердца.

Очередь начала формироваться. Десять человек. Двадцать.

— Огненный Язык! Три медяка!

— Пламенное Сердце! Шесть медяков!

Монеты звенели. Люди хватали лепешки, ели прямо на месте, уходили довольные. Я ждал момента, чтобы представить новинку.

Когда очередь выросла еще немного сильнее, я повернулся к Антону:

— Готовь миску. Показываю один раз.

Антон выпрямился, внимательно смотрел.

Я взял чистую глиняную миску и поставил на стол перед собой. Зачерпнул отваренную лапшу, окунул в кипяток. Опустил в миску — она легла аккуратным гнездом на дне.

Потом взял кусок жареного мяса с доски — говядина, с золотистой корочкой, еще дымящаяся. Положил сверху на лапшу. Добавил вареное яйцо — половинку, желток кремовый, белок упругий. Несколько ломтиков бланшированной моркови — яркие, хрустящие. Посыпал мелко нарезанным луком.

И наконец — бульон.

Я взял половник, зачерпнул из котла золотистый бульон, прозрачный как янтарь, капли жира блестели на поверхности.

Медленно полил содержимое миски.

Ш-Ш-Ш-Ш…

Кипящий бульон залил лапшу, мясо, яйцо. Пар взметнулся вверх — белый, ароматный. Запах ударил волной — мясной бульон со специями, жареная говядина, свежая лапша, лук.

Толпа замерла. Люди вытягивали шеи, смотрели.

— Что это? — выдохнул кто-то.

— Суп… но какой суп…

Я поднял миску высоко, чтобы все видели. Пар поднимался, бульон золотился на солнце.

— Суп! — крикнул я громко. — Горячий мясной суп с лапшой! Десять медяков!

Молчание на секунду. Потом из толпы вышел мужчина в дорогой одежде.

Он подошел к столу, посмотрел на миску, принюхался, потом глянул на меня:

— Десять медяков за суп… не дешево, но вчера твои языки были что надо. Давай порцию супа.

Достал из кармана медяки, отсчитал десять. Положил на край стола. Взял миску из моих рук.

— Пашка! — крикнул я одному из парней Угрюмого. — Проводи гостя за стол!

Пашка подхватил ложку и вилку, повел мужчину к ближайшему столу. Усадил на лавку. Вся толпа повернулась, смотрела.

Мужчина сел, взял ложку. Зачерпнул бульон с лапшой, подул. Поднес к губам. Попробовал и замер. Глаза медленно расширились.

— Втягивай лапшу! Как отвар горячий! — крикнул я ему. — Так, чтоб аж хлюпало! Вкуснее будет!

Он покосился на меня и втянул. Народ захихикал.

Потом он выдохнул — долго, потрясенно:

— Ох! Ну и вкуснота же!

Зачерпнул еще, втянул. Лапша скользила в рот. Откусил кусок мяса. Жевал с закрытыми глазами.

— Бульон… он… он согревает изнутри, — пробормотал он, не останавливаясь. — Мясо тает во рту. Лапша… не знаю, что это такое, но вкусно, бесы побери!

Он съел половину миски за минуту. Поднял голову, посмотрел на толпу. Лицо раскрасневшееся, глаза горят:

— И что вы смотрите⁈ — крикнул он громко. — Эта похлебка стоит каждого медяка! Нет, стоит больше! Идите, пробуйте!

Перед глазами мелькнуло полупрозрачное окно:

Вы успешно применили блюдо Мясной суп с лапшой к новой цели

Качество: Редкое

Получено +35 ед. опыта.

Окно исчезло.

Толпа дрогнула. Кто-то шагнул вперед. Потом еще один. Еще.

— Дайте мне! — крикнула женщина. — Я тоже хочу!

— И мне! — подхватил купец.

— Десять медяков! Вот, держите!

Они ринулись к столу. Очередь взорвалась — люди толкались, тянули руки с монетами.

Я развернулся к Антону:

— Видел как я делал?

— Да! — выпалил он, глаза горели.

— Тогда работаем! Собирай блюда, я буду тебе помогать, по мере возможности. Пашка с Витькой носят к столам!

Я начал жарить мясо партиями — большие куски говядины на раскаленной сковороде. Шипение, дым, вспышки огня. Снимал, резал на порционные куски. не забывал и про основные блюда на вынос. Их стали брать в дополнение к нашему супу.

Антон работал быстро — миска, лапша, мясо, яйцо, овощи. Раз за разом. Пар взметался, аромат усиливался.

Пашка и Витька хватали готовые миски, несли к столам осторожно, чтобы не расплескать, принимали деньги.

Столы заполнялись. Пять столов — тридцать мест — все заняты.

Люди сидели, ели, кряхтели от удовольствия, хлюпали:

— Ох, как вкусно…

— Бульон такой наваристый…

— И эта, как ее, лапша интересная такая!

Система продолжала выдавать сообщения:

Вы успешно применили блюдо Мясной суп с лапшой к новой цели

Получено +35 ед. опыта.

Вы успешно применили блюдо Мясной суп с лапшой к новой цели

Получено +35 ед. опыта.

Я не обращал внимания. Работал дальше. Жарил, резал, наливал. До уровня было еще далеко. Если повезет, то получу его сегодня к вечеру.

Очередь не уменьшалась. Подходили новые люди, покупали и суп, и лепешки. Кто-то брал Огненный Язык на перекус, потом возвращался за супом. Кто-то сразу заказывал Пламенное Сердце и суп.

Монеты сыпались на стол — медяки, серебряные. Стёпка и один из парней Угрюмого складывали их в ящик под столом.

Варя раскатывала лепешки без остановки. Матвей с Тимкой резали овощи и мясо. Антон собирал супы — уже быстрее, увереннее.

Волк с Гришкой и Лёхой мыли посуду — грязные миски падали в корыто, чистые возвращались. Конвейер работал.

Я поднял взгляд на павильон «Золотой Гусь». Пусто. Почти пусто. Народ у них все же был, но не так чтобы много.

Прошел час. Мы продали тридцать порций супа. Плюс Огненные Языки и Пламенные Сердца — еще штук сорок.

И тут в поле моей видимости появились трое. Один впереди — худой мужчина лет пятидесяти, в добротном темно-коричневом кафтане. Лицо длинное, нос острый, цепкий, бегающий взгляд.

За ним — двое стражников в кожаных доспехах. Они шли прямо к нашей точке. Толпа расступалась перед ними. Остроносый остановился перед нашим столом. Оглядел печь, столы, миски, людей за столами. Лицо недовольное, брезгливое.

Потом посмотрел на меня:

— Ты главный здесь?

Я вытер руки о тряпку, выпрямился:

— Я.

Скворцов достал из сумки свиток, развернул:

— Именем городского управляющего, я, Семен Петрович Скворцов, предъявляю обвинение в незаконной торговле, самозахвате места на ярмарочной площади и нарушении порядка!

Голос громкий, писклявый. Толпа притихла. Все смотрели.

Скворцов продолжал:

— Ты занял это место без разрешения Торговой Гильдии! Поставил столы без согласования! Блокируешь проход! Это грубое нарушение городского устава о торговле!

Он свернул свиток, посмотрел на меня сверху вниз:

— Я требую немедленно прекратить торговлю и убрать все это! — он махнул рукой на столы. — Или я прикажу стражникам арестовать тебя прямо сейчас!

Стражники сделали шаг вперед.

Толпа замерла.

Я стоял, глядя на Скворцова спокойно.