Я жарил мясо, когда услышал барабан. Глухой, ритмичный бой — бум-бум-бум — прорезал гул площади. Громкий и настойчивый, он привлекал внимание.
Я замер, сковорода застыла над огнём. Обернулся.
С противоположной стороны площади, от павильона «Золотой Гусь», выходил человек в ярко-красном камзоле. В руках — большой барабан, палочка стучала по нему мерно, громко.
Бум-бум-бум.
Толпа на площади начала оборачиваться. Разговоры стихли. Музыканты на помосте замолчали. Все смотрели на глашатая. Он остановился посреди площади — ровно между нашей точкой и павильоном. Ударил в барабан три раза — громче, резче.
БУМ! БУМ! БУМ!
Площадь замерла. Глашатай поднял руку вверх, развернул свиток. Его голос прогремел, слышный на всю площадь:
— Внимание, добрые люди! Павильон «Золотой Гусь» объявляет новинку!
Я медленно опустил сковороду на решётку. Не сводил глаз с глашатая.
Он продолжал, голос звенел:
— «Золотые Полумесяцы»! Горячие! Хрустящие! Начинка из отборной телятины с травами! Завёрнуто в тесто и обжарено до золотой корочки!
Толпа зашумела — удивлённо и заинтересованно.
— Шесть часов?
— Телятина⁈
— Это ж дорого наверное…
Глашатай поднял руку выше, голос стал громче:
— Всего семь медяков! Семь медяков за шедевр кухни «Золотого Гуся»!
Он развернулся, указал на павильон «Золотой Гусь»:
— Первая партия готова! Спешите попробовать!
Ударил в барабан ещё раз — долгий, торжественный удар.
БУУУУУУМ.
И площадь дрогнула.
Я видел, как люди в нашей очереди замерли. Повернули головы в сторону павильона Гильдии. Переглянулись между собой.
— Семь медяков…
— Это всего на один больше, чем Пламенное Сердце…
— Шесть часов томили? Это ж серьёзно…
— Может попробовать?
Один мужчина — стоял примерно в середине очереди — медленно вышел из строя. Посмотрел на нас, потом на павильон Гильдии. Пожал плечами и пошёл к «Золотому Гусю». За ним женщина с корзиной. Потом третий. Четвёртый.
Я стоял у печи, смотрел, как наша очередь тает. Пять человек ушли. Семь. Десять.
Варя за моей спиной ахнула тихо:
— Александр… они уходят…
Матвей сжал кулаки, лицо побледнело:
— Что делать? Они нас обходят!
Тимка замер с ножом в руке, глядя на уходящих людей с ужасом. Очередь редела на глазах, но ничего удивительного. Люди не хотят стоять в очереди, тем более что появилась не такая дорогая новинка, которую можно попробовать без очереди.
Я перевёл взгляд на павильон «Золотой Гусь». В дверях стоял управляющий. Руки скрещены на груди. Лицо спокойное, но глаза… Он смотрел на меня с уверенностью и он улыбался.
Триумфально. Как человек, который только что нанёс идеальный удар и знает это.
Я смотрел на него, он смотрел на меня. Секунда тянулась как вечность. Две.
И вдруг что-то внутри меня щёлкнуло. Напряжение, сжимавшее грудь, исчезло разом — растворилось, сменилось азартом, который я не чувствовал уже долгое время.
Я усмехнулся, покачал головой. Это не интрига Белозёрова с его чиновниками и стражей. Не административное давление, угрозы или попытки задавить силой. Управляющий «Золотого Гуся» бросил мне вызов — повар против повара, кухня против кухни, мастерство против мастерства. Именно то, чего мне не хватало с самого начала.
Я рассмеялся — коротко, негромко, от души.
Варя обернулась, посмотрела на меня с непониманием и страхом в глазах:
— Александр? Ты… ты чего? Что с тобой?
Я не ответил. Просто снял фартук, бросил его на стол и повернулся к команде:
— Продолжайте готовить, а я прогуляюсь.
— Мастер, как-то вы улыбаетесь странно. Точно все нормально? — с беспокойством спросил Матвей.Я кивнул, взял чистую миску со стола и начал собирать суп, не глядя на них. Зачерпнул отварную лапшу, окунул в кипяток, чтобы разогреть, опустил в миску аккуратным гнездом. Добавил кусок жареного мяса. Половинку варёного яйца, морковь, лук. Залил кипящим бульоном из котла, и пар взметнулся вверх густым белым облаком, пахнущим мясом и специями.
Потом взял свежее Пламенное Сердце.
Варя схватила меня за руку, пальцы сжались крепко:
— Александр, что ты делаешь⁈ Куда ты с этим⁈
Я посмотрел на неё, встретил её испуганный взгляд и улыбнулся — спокойно, уверенно:
— Иду знакомиться.
Развернулся и пошёл через площадь, не оглядываясь. Прямо к павильону «Золотой Гусь».
Толпа расступалась передо мной медленно, удивлённо — люди останавливались, смотрели, переглядывались, шептались между собой:
— Это ж… повар с той стороны!
— Куда он идёт? К Гильдии⁈
— С едой в руках⁈ Что он задумал?
Шум нарастал волной. Люди вытягивали шеи, пытаясь разглядеть получше. Вся площадь смотрела.
Я шёл медленно, не торопясь — миска с супом в левой руке, Пламенное Сердце в правой. Пар поднимался от супа тонкой струйкой, запах плыл за мной, и я видел, как люди принюхиваются, сглатывают.
Кирилл Семёнович стоял в дверях своего павильона и смотрел, как я приближаюсь. Улыбка на его лице исчезла, сменилась настороженностью. Глаза сузились, наблюдая за каждым моим шагом.
Я подошёл ближе и остановился в трёх шагах от него — посреди площади, на виду у сотен людей.
Повара Гильдии, человек десять в белоснежных фартуках, замерли внутри павильона, глядя на меня с открытыми ртами. Кто-то держал нож в руке, кто-то половник, кто-то тряпку для протирки — все застыли как статуи, не в силах пошевелиться.
Кирилл молчал, просто смотрел на меня изучающе — будто пытался прочитать мои мысли, понять, что я задумал.
Я встретил его взгляд прямо, не отвёл, держал, не моргая.
Потом протянул ему миску с супом и Пламенное Сердце:
— Кирилл Семёнович, — сказал я ровно. — Меня зовут Александр. Я принёс вам попробовать мою еду.
Повисла мёртвая тишина, в которой слышалось только потрескивание факелов да далёкий лай собаки.
Кирилл смотрел на миску, потом на лепёшку в моей руке, потом снова на меня. Лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то — удивление? Интерес? Уважение к наглости?
Он усмехнулся, и это была холодная, без тени юмора усмешка:
— Какая дерзость, повар.
Шагнул вперёд, взял миску и лепёшку из моих рук.
— Хорошо, — сказал он тихо. — Я попробую.
Он повернулся, прошёл внутрь павильона тяжёлыми шагами, поставил миску на длинный деревянный стол и взял ложку. Зачерпнул бульон с лапшой, поднёс к губам, попробовал.
И замер.
Жевал медленно, не двигаясь, будто время остановилось. Глаза прикрылись, лицо изменилось — брови поползли вверх, губы сжались, на лбу появилась морщина сосредоточенности.
Он проглотил, открыл глаза и посмотрел на миску так, словно увидел её впервые. Зачерпнул ещё — лапшу, кусок мяса, жевал дольше, внимательнее, разбирая каждый оттенок вкуса.
Потом взял Пламенное Сердце и откусил большой кусок.
Я видел, как его челюсть замерла на мгновение, как глаза расширились едва заметно — реакция профессионала, распознавшего что-то неожиданное и сложное.
Соус Ярости. Он почувствовал его глубину, сложность, тот самый баланс остроты и сладости, который я выстраивал. Он дожевал медленно, проглотил и опустил лепёшку на стол с осторожностью. Словно это была странная и опасная штуковина.
Повернулся ко мне, посмотрел, потом кивнул — один раз, коротко, но в этом кивке было больше, чем в тысяче слов:
— Это… — голос прозвучал тихо, но каждый в павильоне услышал. — Это уровень, повар. Серьезный уровень.
Повара Гильдии ахнули разом, как по команде. Кто-то выронил нож, и тот звякнул о каменный пол с резким звоном.
Кирилл шагнул ближе ко мне, глядя с неприкрытым любопытством:
— Как можно готовить подобное на этой печи? — он кивнул в сторону Драконьего Горна через площадь. — На самодельной жаровне, сделанной из бочки и железных прутьев?
— Важна не печь, уж тебе ли не знать, — ответил я спокойно, без гордости и без ложной скромности.
Кирилл медленно покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение:
— Невероятно. Просто невероятно.
Он повернулся к одному из своих поваров — толстому мужику с седой бородой:
— Иван! Принеси Золотой Полумесяц. Быстро!
Иван дёрнулся, кивнул и схватил щипцы, вынул один полумесяц из большого подноса. Положил его на чистую фарфоровую тарелку и поднёс Кириллу.
Кирилл взял тарелку и протянул мне с вызовом в глазах:
— Попробуй моё.
Я взял тарелку, посмотрел на Золотой Полумесяц — он был идеален. Хрустящая золотистая корочка, форма правильного полумесяца, от него шёл запах жареного теста, мяса. Запах, который заставлял рот наполняться слюной.
Откусил большой кусок.
Хруст теста взорвался во рту — тонкое, идеально раскатанное, рассыпающееся на языке. Потом начинка раскрылась — мясо невероятно сочное и нежное, пропитанное густым соусом. Вино чувствовалось сразу. Травы добавляли сложности. Лук карамелизованный давал сладость, которая балансировала всё остальное.
Глубина вкуса поразила — это были слои и слои оттенков, раскрывающихся один за другим, как лепестки цветка.
Я прожевал медленно, с наслаждением, проглотил и посмотрел Кириллу прямо в глаза:
— Томлёное рагу, — сказал я и улыбнулся. — Часов шесть, не меньше. В красном вине с розмарином и тимьяном. — Я выдержал паузу. — Отличная работа.
Кирилл усмехнулся, и на этот раз в усмешке читалось настоящее уважение:
— Ты распознал с первого куска. Значит, можешь оценить и такое.
— Я повар, — ответил я просто. — Лучший повар в этом городе.
Мы стояли друг напротив друга — два повара, два мастера, разделённые тремя шагами и пропастью разных миров, но объединённые одним — пониманием кухни.
Толпа на площади молчала, не дышала. Все смотрели, боясь пропустить хоть слово.
Я сделал шаг ближе и поднял голос, чтобы слышала вся площадь:
— Ты сильный повар, Кирилл Семёнович. Один из лучших, кого я встречал в своей жизни.
Он кивнул медленно, принимая комплимент без ложной скромности:
— И ты тоже, Александр. Не промах. Настоящий мастер.
Я усмехнулся и выложил то, зачем пришёл:
— Тогда давай решим наш спор как два повара.
Кирилл нахмурился, глаза прищурились:
— Что ты предлагаешь?
Я выпрямился во весь рост, вдохнул полной грудью и посмотрел ему прямо в глаза:
— Я предлагаю битву. Завтра — последний день ярмарки. Давай заключим спор. Кто завтра заработает больше денег — тот и победил.
Кирилл смотрел на меня, не моргая, лицо застыло в неподвижности статуи.
Потом медленно, очень медленно его губы растянулись в улыбке — опасной, полной азарта:
— Спор, — повторил он тихо, смакуя слово. — Ты хочешь заключить со мной спор? Ты, уличный торговец с жаровней на колёсах, против меня, управляющего флагманом Гильдии?
— Да, — ответил я твёрдо, не дрогнув.
Он рассмеялся — коротко, резко, почти с восторгом:
— Какая дерзость… невероятная дерзость… — Голос стал жёстче, острее. — Хорошо, повар. Я принимаю твой вызов, но если выигрываю я…
Он шагнул ко мне вплотную, так близко, что я чувствовал запах вина из его дыхания.
— … ты закроешь свою лавку навсегда и пойдёшь работать на меня. Шеф-поваром «Золотого Гуся». С хорошим жалованьем, с уважением, с почётом — но под моим началом. Идёт?
Толпа ахнула разом, загудела.
Я не дрогнул, не отступил, смотрел на него спокойно и с улыбкой:
— Идёт. Но если выигрываю я…
Я выдержал паузу, дал словам повиснуть в воздухе.
— … ты, Кирилл Семёнович, и твой трактир «Золотой Гусь» признаёте моё право торговать здесь, на этой площади и в любом другом месте города. И никогда больше не будете чинить мне препятствий — ни прямо, ни косвенно, ни через Гильдию, ни через кого бы то ни было. Навсегда.
Кирилл усмехнулся, в глазах вспыхнул огонь азарта:
— Сделка.
Он протянул руку. Я протянул свою. Мы пожали друг другу руки крепко на виду у всей площади, на виду у сотен свидетелей.
Толпа взорвалась.
Крики, свист, аплодисменты, топот ног, гул голосов слились в один оглушительный рёв:
— ПАРИ! ОНИ ЗАКЛЮЧИЛИ ПАРИ!
— ЗАВТРА БИТВА! ПОВАР ПРОТИВ ПОВАРА!
— Я ставлю на повара! А ты⁈
— И я на повара! Так, стоп, а ты на какого повара?
Кирилл не отпускал мою руку, смотрел мне в глаза жёстко, но с уважением:
— Готовься, повар. Завтра я покажу тебе, что такое настоящая готовка. Ресурсы, опыт, мастерство — всё, что мы копили годами.
Я усмехнулся, сжал его руку сильнее:
— Жду с нетерпением, Кирилл Семёнович.
Я отпустил его руку, развернулся на каблуках и пошёл обратно в к своей точке, не оглядываясь. Толпа расступалась, обсуждала, кричала, но я не обращал внимания — шёл прямо, смотрел вперёд.
Дошёл до нашей точки. Команда стояла как вкопанная — Варя, Матвей, Тимка, Стёпка, Антон замерли с лицами белее мела, глаза широко распахнуты.
Варя первой нашла голос, прошептала срывающимся шёпотом:
— Александр… что ты наделал?.. Что ты только что сделал?..
Я посмотрел на них и улыбнулся спокойно:
— Заключил пари с Кириллом Семёновичем. Завтра решающая битва.
Варя схватилась за голову обеими руками:
— ТЫ С УМА СОШЁЛ⁈ ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ⁈ Ты поставил на кон свою свободу⁈ Против их денег, их ресурсов, их опыта⁈
Матвей стоял молча, лицо застыло в шоке, губы шевелились беззвучно, будто он пытался что-то сказать, но слова не выходили.
Я выдохнул медленно, посмотрел на них всех по очереди — встретил взгляд каждого:
— Успокойтесь. Паниковать некогда. У нас есть работа, и времени мало. Завтра мы должны приготовить достойный ответ.
Я выдержал паузу, дал словам дойти.
— Мы должны приготовить шедевр.
Кирилл Семёнович стоял в дверях павильона и смотрел, как этот дерзкий повар уходит через площадь обратно к своей жалкой жаровне на колёсах. Толпа гудела вокруг, обсуждала пари, но он не слышал ни слова — в ушах звенела тишина, а в груди горел азарт. Так горел, что аж перехватывало дыхание.
Азарт от вызова, от соперника, достойного уважения.
Когда он в последний раз чувствовал это? Десять лет назад? Пятнадцать? Так давно, что он уже забыл, каково это — сражаться. Кухня против кухни, мастерство против мастерства, без интриг, без политики — просто два повара и их блюда.
Он медленно усмехнулся, покачал головой.
Этот Александр… невероятный человек. Наглость его поражала — прийти сюда, в павильон Гильдии, на глазах у всей площади, протянуть свою еду и сказать: «Попробуй». Как будто они равны. Будто между уличным торговцем и управляющим флагманского павильона нет пропасти в статусе, опыте, ресурсах.
Но его еда…
Кирилл закрыл глаза на секунду, вспоминая вкус того супа. Бульон был глубоким, наваристым, со сложностью, которая говорила о долгой варке и правильных пропорциях. Лапша? Он так вроде ее назвал — свежая, сделанная утром, не вчера. Мясо жареное с той самой корочкой, которую так сложно достичь на примитивной жаровне. И этот соус в Пламенном Сердце… боги, этот соус был шедевром. Острота, сладость, глубина — всё в идеальном балансе.
Это была кухня очень высокого уровня.
Нет. Правильнее будет сказать — это была кухня, которая могла его превзойти, если дать этому повару ресурсы, время, правильное оборудование.
И завтра они сразятся.
Кирилл открыл глаза. На губах его расцвела улыбка — широкая, полная предвкушения.
Он развернулся и вошёл в павильон. Его повара стояли вдоль стен, смотрели на него с опаской, с непониманием, с любопытством. Иван Петрович стоял ближе всех, держа половник в руке.
Кирилл остановился в центре кухни, обвёл всех взглядом.
— Собраться! — приказал он негромко, но голос прорезал тишину как нож. — Все ко мне. Сейчас же.
Повара сдвинулись ближе, образовали полукруг вокруг него. Десять человек — лучшие в городе, каждый мастер своего дела.
Кирилл смотрел на них молча несколько секунд, давая напряжению нарасти.
Потом заговорил, и голос его звучал иначе, чем обычно — с живым огнём, которого они от него давно не слышали:
— Этот повар поставил на кон всё. Он безумец.
Кирилл выдержал паузу.
— И завтра мы покажем ему, что такое трактир «Золотой Гусь». Мы покажем ему опыт, мастерство — всё, чем мы гордимся.
Он шагнул ближе к Ивану, посмотрел ему прямо в глаза:
— Завтра у нас будет совершенно новое меню. Блюда, которых этот город ещё не видел. Мы будем готовить не для прибыли, не для отчётов перед Белозёровым, а, чтобы победить.
Повара переглянулись, в глазах засветилось понимание, интерес, азарт.
Иван первым нашёл голос:
— Что вы задумали, Кирилл Семёнович?
Кирилл усмехнулся, и в этой усмешке читалось предвкушение битвы:
— У нас есть вся ночь на подготовку. Мы будем сражаться с ним на его поле. На поле быстрой и эффектной еды.
Он обвёл всех взглядом:
— Иван! Ты будешь отвечать за мясные блюда. Я хочу что-то быстрое, горячее, эффектное — но с глубиной вкуса, которая заставит людей забыть про его Пламенные Сердца.
Иван кивнул решительно:
— Сделаю, Кирилл Семёнович.
— Пётр! — Кирилл повернулся к худому повару слева. — Ты мастер теста. Придумай что-то с выпечкой — пирожки, пироги, что угодно, но чтобы это было незабываемо.
Пётр выпрямился:
— Есть идея, Кирилл Семёнович. Сладкие пирожки с яблоками и корицей, жареные в масле, с мёдом сверху. Горячие, хрустящие.
— Отлично, — кивнул Кирилл. — Делай. Григорий! Ты займёшься супами. Этот повар силён в супах, но мы можем быть сильнее. Придумай что-то, что заставит их плакать от вкуса.
Григорий, молодой парень с рыжими волосами, усмехнулся:
— Справлюсь.
Кирилл развернулся ко всем, и голос его стал громче, жёстче, полным энергии:
— Мы работаем до утра. Готовим, пробуем, совершенствуем. Завтра, когда рассветёт, у нас будет меню из пяти новых блюд — каждое шедевр. И мы раздавим этого выскочку его же оружием. Понятно?
— ПОНЯТНО! — хором ответили повара, и в их голосах звучал азарт, энтузиазм, который Кирилл не слышал уже много лет.
Он улыбнулся — широко, искренне.
— Тогда за работу! Времени нет!
Повара рванулись к столам, печам, кладовым. Зашумели, загремели ножи, заскрипели разделочные доски. Павильон ожил, наполнился энергией, движением, жизнью.
Кирилл стоял в центре этого хаоса и чувствовал, как внутри него разгорается пламя, которое он считал давно потухшим.
В этот момент в павильон вбежал человек.
Молодой парень в грязной одежде, запыхавшийся, с красным лицом от бега. Посыльный. Он огляделся, увидел Кирилла, подбежал:
— Кирилл Семёнович! От Белозёрова! Срочное!
Протянул сложенный листок бумаги, запечатанный красным воском с печатью Гильдии. Кирилл взял записку, сломал печать, развернул. Читал быстро, и с каждой строчкой лицо его каменело.
' Кирилл.
Слышал, что Скворцов провалился. Хватит играть в честную конкуренцию. Этот повар — угроза, которую нужно устранить радикально. Подкупи его поставщиков, чтобы не продали ему ни грамма продуктов завтра.
Я пришлю людей, которые займутся Угрюмым и его бандой, чтобы те не мешали.
Действуй быстро. Это приказ.
Белозёров.'
Кирилл медленно смял записку в кулаке. Челюсть сжалась так, что зубы заскрипели. Посыльный стоял, ждал ответа, переминался с ноги на ногу.
Кирилл поднял голову, посмотрел на него убийственным взглядом:
— Передай Белозёрову от меня.
Голос был тихим, но каждое слово падало как камень:
— Пусть не лезет. Это моя битва. Моя личная война с этим поваром. Если кто-то из его людей — хоть кто-то, понял? — подойдёт к лавке Александра, если кто-то тронет его печь, его продукты, его людей…
Он шагнул ближе к посыльному, нависая над ним:
— … я лично сломаю им ноги. Обе. По очереди. Понятно?
Посыльный побледнел, кивнул быстро-быстро:
— П-понятно, Кирилл Семёнович…
— Тогда беги и передай точно, слово в слово.
Посыльный развернулся и выскочил из павильона как ошпаренный.
Кирилл остался стоять, сжимая в кулаке смятую записку, глядя в пустоту. Повара замерли, смотрели на него с опаской.
Иван осторожно подошёл:
— Кирилл Семёнович… что там было?
Кирилл медленно разжал кулак, бросил смятую бумагу на пол:
— Белозёров хочет саботировать повара.
Иван ахнул:
— И… и что вы ответили?
Кирилл повернулся к нему, и в глазах его горел огонь — яростный, живой:
— Я запретил. Это моя дуэль. Без этих его грязных интриг!
Он усмехнулся холодно:
— Если я не смогу победить его честно — значит, я не достоин побеждать вообще.
Повара переглянулись, и в их взглядах появилось что-то новое — уважение, восхищение, гордость за своего шефа.
Кирилл хлопнул в ладоши громко:
— Хватит стоять! За работу! У нас есть ночь, чтобы создать шедевры! Двигайтесь!
Повара ринулись к работе с удвоенной энергией.
А Кирилл стоял посреди кухни, смотрел на своих людей и думал об Александре — о том дерзком, талантливом, безумном поваре с жаровней на колёсах.
Завтра, Александр. Завтра мы сразимся по-настоящему. И пусть победит сильнейший.
ТОЧКА АЛЕКСАНДРА
Я стоял у Драконьего Горна, глядя на угли, которые медленно остывали после долгого дня работы. Команда собирала вещи молча, потрясённые тем, что я сделал.
Варя подошла ко мне, голос дрожал:
— Александр… ты правда думаешь, что мы сможем победить их завтра?
Я посмотрел на неё, встретил её испуганный взгляд:
— Конечно сможем. Это же весело!
Я положил руку ей на плечо:
— Завтра мы выложимся полностью. Каждый грамм мастерства, каждая капля таланта, всё, что у меня есть — всё пойдёт в бой.
Я повернулся к команде, обвёл всех взглядом:
— Идём домой. Отдыхаем и готовимся к этому веселому соревнованию.