Шеф с системой. Битва на Ярмарке

Глава 17

Народ с площади не расходился.

Торговля прекратилась, но люди стояли. Сотни человек толпились между нашей точкой и павильоном «Золотого Гуся», переговаривались, ждали.

Они пришли на дуэль и они хотели знать, кто победил.

Я стоял у Горна, тяжело дышал, вытирал пот со лба. Руки дрожали от усталости, спина ныла, но я не садился. Смотрел через площадь на Кирилла.

Кирилл Семёнович стоял у своего павильона в окружении поваров. Он тоже не садился. Лицо усталое, но собранное.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд.

Потом я набрал воздуха в грудь и крикнул через площадь:

— Ну что, Кирилл Семёнович⁈ Время подводить итоги⁈

Кирилл усмехнулся, крикнул в ответ:

— Точно, Саша! Идём узнаем, с каким отрывом я тебя выиграл!

Толпа загудела, засмеялась. Кто-то свистнул. Кто-то крикнул: «Сейчас узнаем!»

Я оглянулся на свою команду. Матвей, Тимка, Варя, Волк, Гришка, Маша стояли вокруг меня, смотрели с надеждой и тревогой. Антон с Сенькой сидели у сундука с деньгами, руки на крышке.

Мне нужен судья. Кто-то, кому доверяли бы обе стороны.

Я огляделся и увидел на краю площади знакомую фигуру — высокий мужчина в форме городской стражи, с короткой бородой и тяжёлым взглядом. Капитан Ломов стоял со своими людьми и следил за порядком.

Я подошёл к нему:

— Капитан Ломов. Прошу вас выступить гарантом подсчёта. Нам нужен беспристрастный судья.

Ломов посмотрел на меня, потом на Кирилла, потом на толпу. Хмыкнул:

— Ты хочешь, чтобы я считал деньги на виду у всего города?

— Да. Иначе люди не поверят.

Ломов молчал секунду, потом кивнул:

— Ладно. Пособлю вам, так и быть. Начнём с Гильдии.

Он прошёл через площадь к павильону «Золотого Гуся». Толпа расступилась перед ним. Я пошёл следом, команда за мной.

Кирилл встретил нас у входа в павильон. Кивнул Ломову с уважением:

— Капитан. Спасибо, что согласились.

Ломов не ответил, только посмотрел на помощников Кирилла:

— Несите выручку. Считать будем здесь, при всех.

Повара Кирилла вынесли пять тяжёлых деревянных ящиков, поставили их на стол перед павильоном. Открыли крышки. Внутри блестели горы медных и серебряных монет.

Толпа ахнула. Даже я не ожидал увидеть столько денег разом.

Ломов подозвал двух своих стражников, приказал им помогать. Они начали считать — вынимали монеты горстями, складывали стопками, записывали на доске мелом.

Площадь замерла. Слышен был только звон монет и скрип мела по доске.

Я стоял рядом, смотрел, как растут цифры. Первый ящик. Второй. Третий. Ломов считал медленно, тщательно, проверяя каждую стопку дважды. Никто не торопил его.

Четвёртый ящик. Пятый.

Наконец он выпрямился, посмотрел на доску, повернулся к толпе и объявил громко:

— Павильон «Золотой Гусь». Итоговая выручка — пятьсот десять серебряных монет!

Толпа разразилась криками. Люди свистели, хлопали, кричали:

— Пятьсот десять!

— Вот это сумма!

— Гильдия непобедима!

Кирилл стоял спокойно, руки скрещены на груди. Не улыбался, но выглядел уверенно. Пятьсот десять серебряных за один день — это была чудовищная выручка.

Ломов посмотрел на меня:

— Теперь твоя очередь, Александр.

Мы вернулись к нашей точке. Антон с Сенькой с трудом подняли деревянный сундук, который я дал им утром для денег. Поставили на стол перед Ломовым. Открыли крышку.

Внутри тоже блестели монеты — медные, серебряные, даже несколько золотых, но они лежали не так аккуратно, как у Кирилла.

Ломов хмыкнул, начал считать. Толпа снова замерла. Я слышал как Варя шепчет молитву рядом, как Матвей нервно постукивает пальцами по бедру.

Ломов считал. Монета за монетой, стопка за стопкой.

Я не смотрел на доску. Смотрел на его лицо, пытаясь понять по выражению — много или мало, но лицо Ломова был непроницаем.

Он досчитал последнюю монету, записал финальную цифру на доске, выпрямился. Посмотрел на меня заинтересованным взглядом.

Потом повернулся к толпе и объявил:

— Точка Александра. Итоговая выручка — пятьсот десять серебряных монет.

Повисла звенящая тишина. Толпа не кричала. Не свистела. Просто стояла и смотрела то на меня, то на Кирилла.

Пятьсот десять. Ровно столько же.

Ничья.

Я выдохнул медленно. Не победа, но и не поражение. Мы сравнялись с Гильдией. Уличный повар с самодельной печью сравнялся с Мастером и десятью поварами, но меня такой результат не устраивал.

Посмотрел на Кирилла через площадь. Кирилл стоял бледный. Не злой или испуганный — просто бледный. Он явно не ожидал подобного. Пари зашло в тупик.

Толпа начала переговариваться:

— Ничья? Как так?

— Пятьсот десять на пятьсот десять!

— Что теперь будет?

Я посмотрел на Ломова и усмехнулся.

— Капитан, — сказал я негромко, но так, чтобы слышала толпа. — Вы забыли про моего союзника.

Ломов поднял бровь:

— Союзника?

Я кивнул, повернулся к толпе и указал на Ивара.

Мастер Ивар стоял у своих бочек рядом с нашей точкой, вытирал руки о фартук. Лицо усталое, но довольное.

— Мастер Ивар, — сказал я громко. — У нас был договор. Ты продаёшь свой эль и квас рядом с моей точкой, я получаю долю с каждой кружки. Верно?

Ивар кивнул медленно:

— Верно, повар.

— Сколько кружек ты продал за день?

Ивар достал свою дощечку с записями, посмотрел на цифры. Лицо его побледнело.

— Пять бочек, — сказал он тихо, потом громче, обращаясь к толпе: — Пять бочек эля и две бочки кваса. Это… это девятьсот кружек эля и шестьсот кружек кваса.

Толпа загудела. Кто-то присвистнул:

— Полторы тысячи кружек за день⁈

— Ничего себе….

Ломов посмотрел на меня, прищурился:

— И какая твоя доля, повар?

— По нашему договору, — ответил я, — я получаю один медяк с каждой кружки эля и половину медяка с каждой кружки кваса.

Ломов молчал секунду, считая в уме. Потом кивнул:

— Девятьсот кружек эля по одному медяку — это девяносто серебряных. Шестьсот кружек кваса по половине медяка — это тридцать серебряных. Итого сто двадцать серебряных монет.

Он повернулся к толпе, поднял руку, чтобы все услышали:

— Поправка! Выручка Александра составляет пятьсот десять серебряных с его точки… плюс сто двадцать серебряных от партнёрства с мастером Иваром! Итого — шестьсот тридцать серебряных!

Площадь загомонила. Люди кричали, свистели, топали ногами. Кто-то заорал: «Он выиграл!» Кто-то захлопал в ладоши. Толпа превратилась в бурлящий котёл эмоций.

Я посмотрел на Кирилла.

Кирилл Семёнович стоял неподвижно, смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Не со злостью, а с изумлением. Он просчитался. Не учёл синергию — «Питьевой Крючок», который я заложил в Жемчужины, заставив людей запивать. Полторы тысячи кружек за один день. Это была чудовищная цифра для напитков.

Моя команда кричала и радовалась, обнимаясь.

Матвей схватил Тимку за плечи, тряс его, орал что-то нечленораздельное. Варя обнимала Машу, обе смеялись и плакали одновременно. Волк с Гришкой колотили друг друга по спинам. Антон с Сенькой подпрыгивали на месте.

Ивар подошёл ко мне, протянул руку. Я пожал её крепко. Он усмехнулся:

— Повар, ты гений. Я за двадцать лет пивоварения не продавал столько за день. Никогда.

Я усмехнулся в ответ:

— Спасибо, что поверил в мою идею, Ивар.

Толпа всё ещё ревела вокруг нас. Люди обсуждали результат, спорили, пересчитывали в уме.

Я посмотрел через площадь на Кирилла снова. Он всё ещё стоял неподвижно. Потом медленно выдохнул, распрямил плечи. Повернулся к своим поварам, что-то сказал им тихо. Они кивнули, начали убирать ящики с деньгами обратно в павильон.

Кирилл пошёл через площадь ко мне. Толпа расступалась перед ним, затихала, смотрела. Он дошёл до нашей точки, остановился в двух шагах от меня. Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Потом Кирилл поклонился. Низко, по-настоящему, как кланяются Мастера друг другу.

— Ты победил, Александр, — сказал он негромко, но так, чтобы слышала толпа. — Я препятствий тебе чинить не буду. Обещаю.

Он выпрямился, и на его лице появилась усмешка:

— А теперь… я не могу отпустить Мастера, не попробовав его «Сокровища Горна». Приглашаю тебя и твою команду к нам в павильон. Отпразднуем.

Я моргнул, не ожидая этого. Посмотрел на свою команду. Они смотрели на меня с надеждой, усталостью и голодом в глазах.

Я усмехнулся, кивнул Кириллу:

— Принимаю приглашение, Мастер.

Из толпы послышались крики одобрения.

Павильон «Золотой Гусь» был пуст. Толпа разошлась по площади, ярмарка закрылась, торговцы убирали лавки. Только мы остались — моя грязная, измученная команда и чистые, вымотанные повара Кирилла.

Мы сидели за длинным деревянным столом внутри павильона. Кирилл распорядился принести всё, что осталось от дневной торговли — Полумесяцы, Рулеты, Пышки, Бульон, Шарики. Его повара расставили блюда перед нами, а я попросил Матвея принести последние порции наших Сокровищ Горна.

Кирилл сидел напротив меня, смотрел на стаканчик с Сокровищами, который я поставил перед ним. Тёмно-красные Жемчужины, золотистые Кольца лука, белые кубики сыра, присыпанные свежим луком.

Он взял одну Жемчужину, понюхал, откусил. Жевал медленно, закрыв глаза с сосредоточенным лицом. Проглотил, потом открыл глаза и посмотрел на меня:

— Острота бьёт мгновенно, но она не убивает вкус, а раскрывает его. Я чувствую мёд, эль, кориандр… это маринад?

Я кивнул:

— Пять часов маринования в эле с мёдом и специями.

Кирилл взял кольцо лука, откусил, прожевал и усмехнулся:

— Сладость лука гасит остроту, но не полностью. Хороший баланс.

Потом взял кубик сыра. Откусил, и нитка сыра потянулась за ним. Он прожевал, кивнул:

— Соленость хороший финальный штрих. Три вкуса — острое, сладкое, солёное. Они не конфликтуют, а дополняют друг друга.

Он взял кружку эля, которую Ивар принёс с собой, отпил. Замер.

Лицо его изменилось. Глаза расширились.

— Ух! Так вот оно что! Оно раскрылось, — прошептал он. — Эль смыл жирность, острота ушла, а вкус… вкус стал вдвое ярче. Ах, ты, жук.

Он посмотрел на меня внимательно:

— Ты специально создал блюдо, которое требует напиток. Ты заставил людей пить. Это было частью плана с самого начала, да?

Я усмехнулся:

— Называется «Питьевой Крючок». Двухслойный эффект. Первый слой — огненная жажда от острого соуса. Второй слой — незавершённое послевкусие, которое раскрывается только с напитком.

Кирилл молчал секунду, потом рассмеялся. Коротко, с уважением:

— Гений. Ты чертов расчётливый гений. Я проиграл не потому, что готовил хуже, а потому, что ты думал шире.

Он поднял кружку эля:

— За тебя, Александр. За Мастера, который обыграл Гильдию. Хотя нет, не Гильдию, а меня.

— Зато как соревновались, а Кирилл Семенович? — рассмеялся я. — Я давно такого не чувствовал!

— И я, — нехотя признался он.

Я поднял свою кружку, чокнулся с ним. Выпили. Потом я взял Золотой Полумесяц с его тарелки, откусил. Тесто хрустело снаружи, но внутри было мягким, воздушным. Начинка — томлёная телятина — таяла на языке, распадалась на волокна, отдавая глубокий, насыщенный вкус вина, трав.

Я закрыл глаза, прожевал, проглотил.

— Это хорошее блюдо, — сказал я честно. — Глубина вкуса невероятная. Даже добавить нечего.

Кирилл усмехнулся: — Надеешься, что мне будет менее обидно, раз похвалил меня? Я рассчитываю на реванш, Александр.

— В любое время, — отсалютовал кружкой я.

Мы замолчали, ели молча, наслаждаясь едой друг друга.

Вокруг нас наши команды тоже ели — Матвей с Тимкой пробовали Пышки и Бульон, Варя с Машей дегустировали Рулеты, Волк с Гришкой уплетали Шарики. Повара Кирилла пробовали наши Сокровища, переглядывались, кивали с уважением.

Потом Кирилл налил себе ещё эля, посмотрел на меня:

— Твое «Праздничное», который ты готовил днём, — сказал я, — было гениальной импровизацией. Грибы, сыр, клюква, но если добавишь туда не клюкву, а каплю моего Соуса Ярости… огонь грибов и сыра раскроется по-новому.

Кирилл поднял бровь:

— Серьёзно?

Я кивнул: — Матвей, принеси немного соуса, пожалуйста.

Матвей принёс маленькую мисочку с остатками Соуса Ярости. Кирилл взял ложку, капнул соус на тарелку с грибами и сыром, перемешал. Попробовал.

Замер. Лицо его сделалось удивленным. Проглотил, выдохнул:

— Надо же, ты прав. Острота раскрывает солёность грибов и жирность сыра. Очень хороший баланс получается.

Он посмотрел на меня с интересом:

— Ты делишься рецептом с конкурентом. Почему?

Я пожал плечами:

— Потому что ты Мастер. Мастера должны учиться друг у друга, а не воевать.

Кирилл усмехнулся, кивнул:

— Тогда я тоже поделюсь. Твой лук можно сделать еще лучше. Хочешь научу как?

Я наклонился вперёд, заинтересованно:

— Хочу.

Следующий час мы провели, обсуждая техники. Наши команды слушали, общались, обмениваясь опытом. Война закончилась.

Потом Кирилл откинулся на спинку стула, посмотрел на меня задумчиво:

— Александр… что дальше? Неужто так и останешься на улице? Такой талант…

Я открыл рот, чтобы ответить и в этот момент дверь павильона открылась.

В павильон вошёл мужчина. Высокий, в дорогом камзоле из тёмно-синего бархата с золотым шитьём. Волосы седые, аккуратно уложенные. Лицо холодное, надменное. Глаза серые, жёсткие.

Я его не знал, но Кирилл точно знал. Он увидел его и поморщился. Лицо стало жёстким, руки сжались в кулаки под столом.

Мужчина подошёл к нашему столу, остановился, посмотрел на меня сверху вниз. Усмехнулся:

— Ну здравствуй, Александр. Поздравляю. Ты победил моего человека.

Он кивнул в сторону Кирилла и я понял, кто это. Глава гильдии.

Белозёров стоял у нашего стола, руки за спиной, улыбался покровительственно.

Я медленно поставил кружку эля на стол, посмотрел на него. Вблизи он выглядел ещё более напыщенным — камзол расшит золотыми нитями, на пальцах три массивных перстня.

— Я лично решил прийти, — продолжил Белозёров, — и предложить тебе закончить эту войну. Ты талантливый повар, Александр. Гильдии нужны такие люди. Работай на меня. На Гильдию. Я сделаю тебя богатым.

Вся моя команда замерла. Маша сжала руки в кулаки. Фрол перестал жевать. Волк с Гришкой напряглись, готовые вскочить.

Повара Кирилла тоже замерли, смотрели то на Белозёрова, то на меня.

Кирилл сидел неподвижно, лицо каменное. Он не смотрел на Белозёрова. Смотрел на меня, ждал ответа.

Я молчал несколько секунд. Смотрел на Белозёрова, на его самодовольную улыбку, на его дорогой камзол, на его руки, которые может и держали нож, но очень давно. Он мне напомнил Сержа — моего бывшего начальника.

Я медленно встал напротив него.

Белозёров перестал улыбаться, прищурился.

Я посмотрел ему в глаза и сказал тихо, но чётко:

— Нахер пошёл.

Повара Кирилла ахнули. Маша прикрыла рот рукой. Даже Кирилл вздрогнул, не ожидая такого.

Белозёров побледнел, потом покраснел. Лицо исказилось от ярости:

— Что⁈ Ты… ты понимаешь, с кем разговариваешь⁈

— Понимаю, — ответил я спокойно. — С человеком, который хотел оставить этих детей голодать.

Я указал на Тимку, Антона, Сеньку. Они сидели рядом, смотрели на меня широко раскрытыми глазами.

— С человеком, который украл у нас телегу и все припасы, даже не оставив ничего на еду, для того, чтобы я не вышел на ярмарку.

Белозёров дёрнулся, открыл рот, чтобы возразить, но я продолжил:

— С человеком, который мешает работать честным людям.

Я кивнул на Машу и Фрола. Фрол поднял голову, посмотрел на Белозёрова с ненавистью.

— И после всего этого у тебя хватает совести предлагать мне работать на тебя? Решил сделать мне одолжение?

Белозёров позеленел от ярости. Руки дрожали, голос сорвался на крик:

— Ты не знаешь, с кем связался! Я раздавлю тебя! Ты больше никогда не сможешь работать в этом городе! Я…

— Заткнись, — перебил я его.

Белозёров захлебнулся, замолчал от шока.

Я сделал шаг к нему, глядя в глаза и прорычал:

— Я разнесу тебя и твою империю.

Пауза.

— Чтобы ты знал, я собираюсь открыть в Слободке трактир. «Веверин». И я сделаю его лучшим трактиром в этом городе. Лучше, чем всё, что есть у Гильдии. Лучше, чем всё, что ты когда-либо видел.

Я сделал ещё шаг, почти вплотную к Белозёрову. Он попятился, лицо побледнело.

— И хрен ты мне помешаешь. Вошь канцелярская.