Шеф с системой. Битва на Ярмарке

Глава 24

Иван первым разбил сырную корочку — она хрустнула, как тонкий лёд. Под ней — густой, дымящийся, темно-коричневый суп.

Он зачерпнул. Подул. Попробовал и замер. Ложка так и осталась у рта.

Иван не двигался, глядя в одну точку. Его лицо, вечно хмурое и скептичное, вдруг разгладилось, стало растерянным, как у ребенка.

Он медленно проглотил. Моргнул. И тут же, без слов, зачерпнул вторую ложку. Потом третью и начал есть жадно, быстро, забыв про манеры.

— Ваня? — тихо позвал пожилой повар.

Иван опустил ложку и посмотрел на меня шальным взглядом: — Это не лук… — прохрипел он. — Этого не может быть. Здесь же нет мяса. Почему это вкуснее, чем моя телятина?

Молодой повар тоже попробовал. Его глаза округлились.

— Магия… — выдохнул он. — Сладкое, соленое… оно тает!

Тишину на кухне разорвал звон ложек. Остальные повара набросились на горшки. Скепсис исчез мгновенно. Остался только голод и шок.

Кирилл взял свою порцию последним. Он отправил ложку в рот. Закрыл глаза и застыл, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Прошла секунда. Две.

Кирилл открыл слегка увлажнившиеся от невыразимого облегчения глаза.

— Двадцать лет… — прошептал он, глядя в пустой горшок. — Двадцать лет я искал этот вкус по всему свету. В дорогих продуктах, в специях…

Он поднял на меня взгляд. В нем больше не было гордыни управляющего. Только уважение ко мне.

— А он был здесь. В обычном луке и терпении. Поразительно.

Кирилл отложил ложку и низко, искренне поклонился мне: — Спасибо, Александр. Ты не просто спас нас. Ты открыл мне глаза.

Иван, который уже выскребал горшочек хлебом, подошел к моей сковороде. Провел пальцем по остаткам карамелизированного лука, лизнул.

— Три часа… — пробормотал он, качая головой. — Ты жарил его три часа, чтобы добиться этого?

— Да, — кивнул я.

— Это безумие, — выдохнул Иван, но потом посмотрел на меня с восхищением. — Гениальное безумие.

— Не безумие, — поправил я, обводя взглядом притихшую, потрясенную команду. — Это вкуснотень и скоро весь город будет стоять в очереди, чтобы это попробовать.

Тут же о себе дала знать система:

Критический успех!

Блюдо «Луковый Суп по-Королевски» вызвало эффект «Гастрономический Шок» у целей с высоким сопротивлением (Профессиональные Повара).

Результаты воздействия:

Сломлен скептицизм: 100%

Повышение авторитета: Максимальное

Лояльность персонала: Установлена

Получено +150 ед. опыта за каждого Мастера (Кирилл. Иван)

Получено +50 ед. опыта за каждого повара ИТОГО: +550 ед. опыта

— Теперь паштет, — сказал я.

Я достал из холодного угла мисочку. Внутри лежала масса нежно-розового цвета, гладкая, как сливочное масло. Взял ломтик поджаренного на углях хлеба — он был еще теплым. Зачерпнул ножом паштет. Он лег на хлеб плотным слоем, не крошась и не разваливаясь.

— Пробуйте, — я протянул первый кусок молодому повару.

Тот взял его с опаской, словно ожидал подвоха. Понюхал. Пахло не требухой, а сливками и тонкими травами. Он откусил. Хруст гренки — и тишина. Повар замер, его глаза расширились, стали круглыми. Он судорожно сглотнул и посмотрел на недоеденный кусок в своей руке так, будто тот превратился в слиток золота.

— Это… печень? — прошептал он севшим голосом. — Та самая дешёвая куриная печень?

— Она самая.

— Но как⁈ — он поднял на меня взгляд, полный неверия. — Она же должна быть жесткой… зернистой… горчить… А это… это как облако!

Я усмехнулся, намазал второй кусок и протянул Ивану. Су-шеф взял его молча. Он не стал нюхать, а сразу откусил решительно, готовый критиковать. Его челюсти сжались и тут же расслабились. Он закрыл глаза.

На его суровом лице появилось выражение блаженства. Он прожевал, проглотил, слизал крошку с губы. Посмотрел на меня задумчивым взглядом.

Дзинь!

Создан новый рецепт: Паштет «Шёлковый»

Качество: Шедевр

Примечание: Полная трансформация текстуры. Субпродукт низкого ранга преобразован в деликатес.

Эффекты:

Иллюзия Роскоши: Вкус воспринимается как элитный, повышая статус заведения.

Текстурный восторг: Мгновенное усвоение и приятное послевкусие.

Получено +300 ед. опыта за «Алхимию Вкуса»

Получено +150 ед. опыта за закрепление авторитета перед Мастером (Иван)

— Ты сделал из требухи блюдо, с которым очень тяжело тягаться, — сказал он медленно и впервые обратился ко мне без тени превосходства: — Ты доказал. Какие еще блюда ты хочешь ввести в меню?

Я достал из кармана список, развернул на столе:

— Ещё четыре блюда. Каждое из них уникальное, требует мастерства и понимания.

Я указал на первую строчку:

— «Петух в вине». Его разделывают на части, обжаривают до корочки. Потом тушат в красном вине с луком, морковью, чесноком и травами. — Я посмотрел на них. — Три часа. Не два. Не четыре. Ровно три.

— Зачем так долго? — спросил молодой повар. — Как с луком?

— Потому что за три часа жёсткое мясо распадается. Вино проникает внутрь, отдавая кислоту и аромат. Мясо становится настолько мягким, что падает с костей от одного прикосновения вилки. — Я сделал паузу. — А соус густеет до консистенции патоки.

Повара слушали, не отрываясь.

Я указал на вторую строчку:

— «Картофель Дофинуа». Картофель нарезается тонко — как пергамент. Укладывается слоями в форму. Каждый слой — сливки, тёртый чеснок, соль, перец. Сверху — толстый слой сыра. Запекается в печи до золотистой корочки.

Молодой повар нахмурился:

— Картофель? В элитном трактире?

— Да, — кивнул я. — Потому что это не просто варёный картофель. Хрустящая корочка снаружи, нежная текстура внутри. Подаётся как гарнир к мясу. Один кусок — и гость больше ничего не хочет.

Иван медленно кивнул:

— Интересно.

Я перешёл к третьей строчке:

— «Яйца Орсини». Это блюдо для завтрака. Белки отделяются от желтков. Белки взбиваются в жёсткую пену — до тех пор, пока не будут держаться на венчике. Потом из них формуются облака на противне. В центр каждого облака — желток. Аккуратно, чтобы не растёкся. — Я посмотрел на них. — Запекается три минуты. Не больше. Белок схватывается, становится воздушным. Желток остаётся жидким внутри.

— Как это вообще возможно? — прошептал молодой повар.

— Температура и точность исполнения, — ответил я. — Одна лишняя минута — и желток свернётся. Одной минутой меньше — и белок не схватится.

Пожилой повар покачал головой:

— Это же ювелирная работа.

— Да, — согласился я. — Но результат того стоит. Гость разрезает облако вилкой, и желток вытекает золотой лавой. Смешивается с белком. Это… — я сделал паузу, пытаясь придумать сравнение, — как есть воздух, пропитанный солнцем.

Повара смотрели на меня обалделыми глазами.

Я указал на последнюю строчку:

— «Террин». Мясная запеканка. Свинина, телятина, куриная печень — всё рубится, смешивается с яйцами, сливками, травами. Укладывается в форму, выстеленную тонкими ломтиками шпика. Запекается два часа на водяной бане. Подаётся холодным, нарезанным толстыми ломтями.

— Холодным? — переспросил пожилой.

— Да. Потому что за ночь в холоде желатин застывает. Террин держит форму. Его можно резать, как хлеб. А вкус… — я усмехнулся. — Концентрированный. Насыщенный. Каждый кусок — взрыв мяса, трав и пряностей.

Повара переглянулись. Скепсис исчез полностью. Теперь в их глазах был только жадный интерес.

Дверь на кухню резко распахнулась с грохотом. Все обернулись.

В проёме стоял мужчина в дорогом кафтане — зелёном, расшитом серебром, слишком ярком для утра. Лощёный, напомаженный, волосы зализаны назад. Узкое лицо, хищный взгляд, тонкие губы растянуты в ехидной улыбке. Запах резких духов ударил в нос, перебивая аромат супа.

Он окинул взглядом кухню — горшки с остатками супа, довольные лица поваров, хлеб с паштетом на столе.

— Что это? Праздник нищеты? — он подошёл к столу, заглянул в один из горшков. — Луковый суп? Серьёзно, Кирилл? Ты кормишь своих людей луковым супом?

Кирилл стоял у очага, с непроницаемым лицом и только недобро смотрел на незваного гостя.

Мужчина не ждал ответа. Он взял со стола кусок хлеба с паштетом, понюхал, поморщился:

— И печёночный паштет? — он фыркнул. — Боже, Кирилл, как низко ты пал. Печень! Еда для собак!

Он бросил хлеб обратно на стол с презрительным жестом.

Иван сделал шаг вперёд, лицо потемнело:

— Павел, убирайся. Кто тебе дозволил сюда врываться? Ты здесь не…

— Не что? — Павел развернулся к нему, улыбка стала шире. — Не желанный гость? О, Иван, не обижайся. Я просто проходил мимо и решил зайти. Проверить, как дела у конкурента.

Он произнёс последнее слово с издёвкой, растягивая слоги.

Павел прошёлся по кухне, оглядывая стены, очаги, столы:

— Знаешь, Кирилл, я слышал, что ты закрылся вчера на весь день. — Он обернулся, сложил руки за спиной. — Интересно, зачем? Готовил что-то особенное? Или просто решил сэкономить на дровах?

Кирилл молчал. Только кулаки сжались ещё сильнее.

Павел подошёл ближе к нему, наклонил голову:

— Слушай, я понимаю. Дела плохи. «Сытый Монах» забирает всех твоих клиентов. Это бизнес, ничего личного. — Он похлопал Кирилла по плечу покровительственно. — Но зачем мучиться? Зачем цепляться за тонущий корабль?

Он отступил на шаг, развёл руками:

— Закрывайся. Продай здание. Я могу даже помочь — найду покупателя. А ты… ну, ты найдёшь работу. Может, даже у меня. Я всегда ценил твоё мастерство.

Его голос был сладкий, как мёд, но в нём сквозила издёвка. Молодой повар сжал зубы, сделал шаг вперёд, но Иван удержал его за плечо, покачал головой.

Павел обернулся, посмотрел на поваров:

— А вы, ребята, подумайте о своём будущем. «Золотой Гусь» тонет. Через неделю вы останетесь без работы. — Он достал из кармана кошелёк, небрежно перебросил его из руки в руку. — Но «Сытый Монах» всегда ищет хороших поваров. Приходите — поговорим об условиях.

Иван шагнул вперёд и прорычал угрожающим голосом:

— Павел, я сказал — убирайся.

Павел поднял руки в примиряющем жесте:

— Ладно-ладно, не кипятись, старик. Я уже ухожу. — Он повернулся к выходу, но остановился у двери, обернулся: — Кстати, Кирилл…

Он улыбнулся — широко, показывая зубы:

— Вчера у нас был полный зал. Очередь на улицу. Людям нравится хорошая еда по низкой цене. — Он сделал паузу. — А у тебя сколько было? Трое? Двое?

Кирилл стоял молча.

Павел усмехнулся: — Вот и я о том же. Прощайте, господа. Удачи вам.

Он развернулся, сделал шаг к двери.

— Стой, — мой голос хлестнул его по спине, как мокрое полотенце. Не громко, но так, что он замер.

Павел остановился и медленно обернулся, демонстрируя брезгливую гримасу на лице: — А ты еще кто? Очередной поваренок?

Я не стал отвечать. Вместо этого демонстративно поморщился и помахал рукой перед носом, разгоняя воздух.

— От тебя несет как от дешевой портовой девки, — сказал я спокойно. — Ты зачем на кухню в таком виде приперся? Здесь едой должно пахнуть, а не твоим парфюмом.

Повара прыснули. Улыбка Павла сползла, сменившись красными пятнами на щеках.

— Ты как разговариваешь, щенок⁈ — взвизгнул он. — Ты знаешь, кто я⁈

— Знаю, — я шагнул к нему, загоняя его в угол своим спокойствием. — Ты — Павел. Тот самый «гений», который решил, что если разбавить вино водой, оно станет вкуснее.

Павел задохнулся от возмущения: — Да я… Да ты… Ты хоть понимаешь…

— Заткнись, — я оборвал его на полуслове. — Ты пришел сюда поглумиться? Зря. Ты сейчас стоишь посреди кухни, которая через неделю тебя уничтожит.

Павел, пытаясь вернуть самообладание, скривил губы: — Уничтожит? Чем? — Он ткнул пальцем в сторону стола. — Этим? Уличной стряпней? Я слышал про тебя. Ты тот выскочка с ярмарки. Решил, что жарить репу и высокая кухня — это одно и то же? Это как звать цирюльника лечить…

— Ты даже метафоры воруешь, как и клиентов, — перебил я его снова, не давая закончить мысль. — Скучно, Павел.

Я подошел вплотную. Он был выше, но инстинктивно отшатнулся от моего взгляда.

— Ты прав в одном: уличная еда и высокая кухня — разные вещи, но у тебя есть проблема.

— Какая еще проблема? — прошипел он.

— Ты не разбираешься ни в той, ни в другой.

— Что⁈ — глаза Павла полезли на лоб.

— Ты управляющий, который не умеет готовить, — я говорил жестко, не отрывая взгляд от его глаз. — Ты не отличишь карамелизацию от обжарки. Деглазирование от тушения. Для тебя еда — это просто товар. Мешки с мукой. Цифры в отчете.

Павел набрал воздуха, чтобы заорать, но я повысил голос, перекрывая его: — А мой помощник, — я небрежно махнул в сторону Матвея, — знает о вкусе больше, чем ты и вся твоя свора вместе взятая. Потому что он учится, а ты только считаешь медяки.

Павел затрясся.

— Ты… Ты пожалеешь… Я тебя…

— Скоро «Золотой Гусь» откроется, — добил я. — И мы дадим людям то, чего у тебя никогда не будет. Искусство.

Я оглядел его с головы до ног — медленно, с профессиональным презрением, задерживаясь на кривоватом шве его дорогого кафтана и пятне на сапоге.

— А твоя беда, Павел, в том, что ты и делом управляешь так же, как выглядишь.

— Как⁈ — выплюнул он.

— Дёшево, — я сделал паузу, наслаждаясь моментом. — И неряшливо.

Тишина. Павел стоял, раскрыв рот. Лицо пошло красными пятнами. Он набрал воздуха, чтобы что-то крикнуть, но посмотрел на ухмыляющиеся лица поваров, на ледяной взгляд Ивана… и захлебнулся словами.

Он круто развернулся и вылетел за дверь, хлопнув ею так, что с потолка посыпалась побелка.

Молодой повар прыснул. Через секунду хохотала вся кухня. Напряжение, висевшее в воздухе всё утро, лопнуло.

Иван усмехнулся — сухо, но с одобрением: — Ты его уничтожил, парень.

Кирилл стоял у очага. На его лице была улыбка — первая за эти дни. Злая, но живая. — «Дёшево и неряшливо», — повторил он. — Ух, как же его перекосило.

Иван подошёл ко мне: — Ты нажил врага, Александр. Павел побежит жаловаться Белозёрову.

— Знаю, — кивнул я. — Но он и так был врагом. Просто теперь он боится.

Я не стал говорить вслух, что это только начало. Что Белозёров ответит, и ответит жестко. Сейчас команде нужна была победа, и они её получили.

Кирилл подошёл, посмотрел мне в глаза: — Спасибо. Не за Павла. За… — он кивнул на пустые горшки. — За то, что ты показал сегодня. За то, что поверил, когда я сам уже сдался.

— Мы только начали, Кирилл. Впереди ещё много работы.

— Я знаю, — он выпрямился, расправил плечи. — И я готов.

Иван хлопнул в ладоши, прерывая момент: — Ладно, господа! Представление окончено. У нас мало времени, чтобы вбить эти рецепты в руки. За работу!

Повара кивнули, расходясь по своим местам. В их движениях больше не было ленцы — появился азарт.

Молодой повар подскочил ко мне: — Александр… научишь меня делать этот суп?

— Научу, — кивнул я. — Всех научу.

Кирилл посмотрел в окно — солнце уже стояло высоко.

— Открываемся через три дня, — сказал он твёрдо. — Нужно успеть.

— Успеем, — ответил я. Потому что выбора не было.

Либо мы побеждаем — либо нас сметают.

И я не собирался проигрывать.