Шеф с системой. Битва на Ярмарке

Глава 22

Я обменялся взглядом с Угрюмым. Тот усмехнулся: — Крупная рыба на пороге.

— Впусти его, — сказал я Волку.

Волк кивнул, вышел за дверь. Команда притихла. Все понимали — сейчас начнётся что-то важное.

За стеной послышался спокойный голос Волка: — Отпустите. Он свой.

— Какой нахрен свой⁈ — рявкнул кто-то. — Дядя лезет без спроса, дерётся! Мы его щас…

— Я СКАЗАЛ — ОТПУСТИТЕ!

Раздался грохот. Что-то упало. Потом — вопль: — Ты че творишь, урод⁈ Он же меня в глаз!

— А ты че руки распускаешь⁈ Гость же!

— Какой гость⁈ Да я ему щас…

БАХ.

Угрюмый подошел к двери, затем распахнул ее с такой силой, что она чуть не слетела с петель. Затем шагнул наружу.

— ВЫ ЧЕ ОХРЕНЕЛИ⁈ — рявкнул он так, что в зале задрожали факелы.

За дверью мгновенно наступила мертвая тишина.

— КТО ТАКИЕ⁈ — Угрюмый шагнул дальше. — БЫСТРО ИМЕНА!

— Угрюмый, мы… — начал кто-то дрожащим голосом.

— ЗАТКНИСЬ! — Угрюмый перебил. — У НАС ВАЖНЫЙ ГОСТЬ! А ВЫ ВЕДЁТЕ СЕБЯ КАК БАНДЮГАНЫ КАКИЕ-ТО! КАК ДЕРЕВЕНСКИЕ МУЖИКИ НА ДРАКЕ!

Повисла пауза, а потом жалобный голос ответил: — Так он же сам полез…

— МНЕ ПЛЕВАТЬ! — Угрюмый, судя по звуку, схватил кого-то за грудки. — Я ЧЕ ГОВОРИЛ⁈ ГОСТЕЙ НЕ ТРОГАТЬ! ОСОБЕННО ТЕХ, КТО К ПОВАРУ!

— Так мы ж не знали…

— НЕ ЗНАЛИ⁈ — голос Угрюмого стал ещё громче. — А СПРОСИТЬ СЛАБО БЫЛО⁈ «ЗДРАВСТВУЙТЕ, ВЫ К КОМУ?» — ВОТ ТАК! ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ!

Внутри зала Матвей прыснул, быстро прикрыв рот. Варя прикусила губу, сдерживая смех. Я сам еле сдерживался.

За дверью продолжалось: — Гриша, ну он же дрался…

— А ВЫ Б НА ЕГО МЕСТЕ НЕ ДРАЛИСЬ⁈ КОГДА ДВОЕ ГРОМИЛ ХВАТАЮТ ЗА ВОРОТ⁈ — Угрюмый, кажется, треснул кого-то по затылку — раздался глухой звук. — ИДИОТЫ! ЩАС ПОВАР ВЫЙДЕТ И ДАЖЕ Я ВАМ НЕ СМОГУ ПОМОЧЬ!

Я чуть не поперхнулся от такого заявления. Ну и репутацию он мне создает….

— Гриш, не надо повара…

— ЗАТКНУЛИСЬ! — рявкнул Угрюмый. — И ИЗВИНИТЕСЬ ПЕРЕД ГОСТЕМ! НОРМАЛЬНО! КАК ЛЮДИ!

Тут же неуверенные голоса протянули почти хором: — Извините, мужик… то есть, господин…

— Кирилл Семёнович, — прозвучал хриплый голос Кирилла.

— Извините, Кирилл Семёнович, — пробормотали оба разом. — Мы не знали…

— ВОТ И МОЛОДЦЫ! — рявкнул Угрюмый. — А ТЕПЕРЬ ВАЛИТЕ ОТСЮДА! И ЧТОБ ТАКИХ КОСЯКОВ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО!

Послышался топот ног.

Угрюмый вздохнул тяжело, потом его голос стал мягче: — Кирилл Семёнович, проходи. Извини за этих… — он запнулся, подбирая слово, — недотёп.

Дверь скрипнула. Вошёл Угрюмый — лицо всё ещё хмурое, но в глазах мелькала усмешка. За ним — Кирилл Семёнович.

И я едва сдержал удивление.

Кирилл дышал тяжело. На щеке — свежая ссадина, губа разбита, из неё сочилась кровь. Тулуп разорван на плече, из-под него торчал клок рубахи. Волосы растрёпаны. Он вытер кровь с губы тыльной стороной ладони, размазав её по подбородку.

Пару дней назад на ярмарке передо мной стоял генерал перед парадом — белоснежный колпак, расшитый серебром кафтан, холёное лицо, уверенные движения. Каждый его жест говорил: я — лучший, и все это знают.

Сейчас передо мной стоял разбитый человек, но надо отдать должное — он прошёл через ночную Слободку один, пешком, дрался с охраной Угрюмого, чтобы попасть сюда.

Это был поступок либо безумца, либо человека, которому терять уже нечего.

Угрюмый хмыкнул, глядя на Кирилла: — Извини за приём. Парни новые, ещё не обучены. — Он усмехнулся. — Хотя им тоже досталось, судя по крикам.

Кирилл криво усмехнулся, поморщившись от боли в губе: — Одному зуб, кажется, выбил. Второму промеж ног заехал. Надеюсь, не сильно.

Угрюмый расхохотался: — Ничего, переживёт. Зато научится спрашивать сначала, а потом хватать. — Он кивнул на ящик. — Садись, Кирилл Семёнович. Отдышись.

Он сел тяжело, словно каждое движение давалось с трудом. Кивнул всем присутствующим — Угрюмому, Волку, Варе, Матвею. Взгляд скользнул по лицам, но ни на ком не задержался.

Варя молча налила ему кружку отвара из фляги. Кирилл взял её обеими руками — я заметил, как дрожат его пальцы — и сделал долгий глоток.

Угрюмый сидел, откинувшись назад, и разглядывал гостя с профессиональным интересом. Он видел сломленных людей и умел читать их состояние.

— Не думал, что окажусь здесь, — наконец выдавил Кирилл, не поднимая глаз. — В трущобах вечером. Прося помощи у…

Он запнулся.

— У уличного повара? — я усмехнулся. — Можешь не стесняться, Кирилл. Я и есть пока уличный повар и этого не стыжусь.

Он поморщился, сжал челюсти, но промолчал.

Пауза затянулась. Факелы потрескивали.

— И что привело мастера «Золотого Гуся» в наши трущобы? — спросил я, прекрасно зная ответ.

Кирилл поставил кружку, посмотрел мне в глаза. В них читалась ярость — не на меня, а на самого себя.

— Белозёров, — выдохнул он, как проклятие. — Он душит меня. «Сытый Монах» и не только он, но и другие трактиры, продают блюда вдвое дешевле. Он поставщикам запретил давать мне скидки. Я покупаю дорого, продавать вынужден дёшево, иначе вообще никто не придёт.

Он сжал кулаки:

— «Гусь» сегодня был пуст. Утром зашли трое. В обед — никого. Вечером — один купец, и тот ушёл, увидев цены.

— Один день, — я прищурился, — и ты уже здесь?

Кирилл ударил кулаком по ящику. Глухой звук эхом прокатился по залу:

— У меня четыре дня! Может, пять, если урежу расходы до минимума! Восемьсот серебряных капитала. При текущих убытках — через неделю, а то и меньше, я буду должен больше, чем стоит «Гусь». И тогда Белозёров купит его за долги. За гроши.

Он поднял голову, и я увидел в его глазах что-то, чего раньше там не было — отчаяние, смешанное с яростью:

— Я мастер. Двадцать лет работаю. Я готовил для воевод, бояр. Для самых богатых купцов Вольного Града. Мои блюда восхваляли. Мне кланялись. А теперь меня… уничтожает какой-то…какая-то крыса канцелярская, которая даже нож держать не умеет! Которая не отличит бульон от помоев!

Голос его сорвался. Он замолчал, тяжело дыша.

В зале повисла тишина.

Угрюмый хмыкнул:

— Гильдия играет жёстко. Такое я видел в разборках между бандами. Душат конкурента, пока не задохнётся.

— Поэтому ты здесь, — сказал я спокойно. — Потому что понял: в войне цен ты проиграешь. У Белозёрова денег больше. Он может продавать себе в убыток, только чтобы тебя добить. А ты — не можешь.

Кирилл кивнул, не поднимая глаз:

— Именно так. Я даже пробовать не стану цены снижать. Это бессмысленно. Я только в долги себя загоню. Я проиграл, Александр. Мне нечем крыть.

— Ты проиграл в их игре, — поправил я. — В игре на цену. Но кто сказал, что ты должен играть по их правилам?

Кирилл поднял голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знал, на что идёшь, когда отказался поддержать Белозёрова на ярмарке, — сказал я. — Ты выбрал мою сторону осознанно или нет. Теперь Гильдия решила сделать из тебя пример для остальных. «Смотрите, вот что бывает с теми, кто идёт против нас».

— Все так, — кивнул Кирилл. — Но…

Он замолчал, стиснув зубы.

— Но тебе нужна помощь, — закончил я за него. — Ты пришёл сюда, потому что на ярмарке я говорил, что могу дать тебе новое меню. Блюда, которых нет ни у кого.

— Да, — Кирилл выпрямился, собираясь с духом. — Это правда? Или это была просто болтовня?

— Правда, — я кивнул. — Но сначала ответь на вопрос: ты готов учиться?

Он нахмурился:

— Что?

— Я не дам тебе просто рецепты, Кирилл. Список ингредиентов и инструкций тоже не дам. Я научу тебя новому подходу к еде. К тому, как думать о вкусах, текстурах, подаче.

Кирилл поморщился:

— Я мастер с двадцатилетним опытом…

— И это твоя проблема, — перебил я.

Повисла тишина.

Кирилл смотрел на меня, словно не веря своим ушам.

— Что? — выдавил он.

— Ты готовишь прекрасно, — продолжил я спокойно. — Но предсказуемо. Жареная утка, томлёная телятина, пироги с начинками. Всё это есть в любом приличном трактире Вольного Града. Отличается только качество исполнения. Ты — лучший, это факт, но ты не уникальный.

Кирилл сжал кулаки:

— Я отдал кухне двадцать лет. Я изучал рецепты старых мастеров, ездил в другие города, учился у лучших…

— И всё равно готовишь то же самое, что и они, — закончил я. — Потому что ты варишься с ними в одном котле, а я предлагаю тебе выйти за его пределы.

— Как? — он наклонился вперёд.

Я встал, прошёлся по залу:

— Белозёров бьёт тебя ценой. А что, если люди будут готовы платить дороже за то, чего нет больше нигде? Что, если очередь в «Золотого Гуся» станет длиннее, чем в «Сытого Монаха», несмотря на разницу в цене?

— Невозможно, — покачал головой Кирилл. — Люди всегда выберут дешевле при одинаковом качестве. Это закон торговли. Они будут готовы переплатить только за уникальность.

— Вот именно. Люди выберут уникальность, — возразил я. — Статус. Возможность попробовать то, о чём будут говорить на весь город. Возможность сказать: «А я ел в „Золотом Гусе“ новое блюдо. Ты не пробовал? Ах, тебе надо обязательно!»

Я повернулся к нему:

— Ты сам говорил на ярмарке — еда должна быть искусством. Так вот, я дам тебе то, чего здесь не видели. Кухню, которую я называю кухней Тайной Школы.

Кирилл прищурился:

— Тайной Школы? Что это значит?

— Это традиционные рецепты земель далеко на западе, — соврал я.

— Откуда ты их знаешь? — недоверчиво спросил Кирилл.

— Разве это важно сейчас? — я пожал плечами и уселся напротив Кирилла.

— Вот моё предложение. Я дам тебе несколько рецептов для начала. Научу готовить блюда, которые поставят «Золотого Гуся» в отдельную лигу. Если они сработают — дам ещё. Со временем я сделаю из твоего трактира место, куда люди будут ходить не за едой, а за возможностью прикоснуться к искусству.

Кирилл слушал, не сводя с меня глаз.

— Взамен, — продолжил я, — я хочу тридцать процентов от чистой прибыли «Золотого Гуся». Пожизненно.

Кирилл застыл.

Потом вскочил так резко, что ящик чуть не опрокинулся:

— ТРЕТЬ⁈

Голос его грянул эхом по пустому залу. Варя вздрогнула. Матвей отпрянул.

Кирилл побагровел:

— Ты хочешь треть моего заведения за несколько рецептов⁈ Ты спятил⁈

— За спасение твоего заведения и за обучение новым приемам готовки, — спокойно поправил я, не вставая. — Есть разница.

— Это грабёж! — Кирилл начал мерить шагами, размахивая руками. — Обычный грабёж! Я — мастер! Моё заведение! Мои двадцать лет труда! И ты хочешь взять треть⁈

— Ты прав, — кивнул я. — Это твоё заведение. Твои двадцать лет. Только вот скоро всё это станет собственностью Белозёрова.

Кирилл замер.

— Давай считать, — я поднял палец. — Семьдесят процентов от работающего «Гуся» или сто процентов от ничего. Что выгоднее?

Кирилл развернулся ко мне:

— Дай мне рецепты за фиксированную сумму! Сто серебряных. Нет — двести! Я заплачу! Но не долю!

— Нет, — коротко ответил я.

— Почему⁈ — он сжал кулаки. — Ты же получишь деньги сразу!

— Потому что я не продаю рецепты, Кирилл. Я вкладываю в твоё заведение. Тот кто вкладывает получает долю, а не разовую выплату.

— Тогда… — он запнулся, подбирая слова. — Тогда десять процентов. Это справедливо.

— Нет.

— Пятнадцать!

— Нет.

— Двадцать! — голос Кирилла сорвался. — Двадцать процентов — последнее предложение!

Я откинулся назад, скрестив руки на груди:

— Справедливо было бы пятьдесят процентов. Потому что без меня через несколько дней у тебя будет ноль процентов от несуществующего заведения.

Кирилл замер, глядя на меня широко открытыми глазами.

— Ты же мастер, — продолжил я мягко. — Посчитай сам. Семьдесят процентов от полного зала или сто процентов от пустоты?

— Я… — голос его дрожал. — Я не могу просто отдать треть. Это моя жизнь. Двадцать лет. Я вложил в «Гуся» всё, что у меня было. Все деньги, силы и время.

— Я знаю, — кивнул я. — Поэтому я и спасу его, но за это ты заплатишь. Не деньгами — долей. Потому что я вкладываю не рецепты, Кирилл. Я вкладываю знания, которых больше нет ни у кого в этом городе, понимаешь?

Кирилл медленно сел обратно. Провёл обеими руками по лицу, потёр виски. Плечи опустились. Руки легли на колени — безвольно, как у человека, который больше не может бороться. Внутри него шла война. Гордость против отчаяния. Мастерство против банкротства.

Наконец он поднял голову. Глаза его покраснели — то ли от усталости, то ли от сдерживаемых эмоций. Голос, когда он заговорил, дрожал:

— Хорошо. — Он выдавил это слово, как будто оно обжигало язык. — Тридцать процентов. Пожизненно.

Кирилл сказал это как человек, подписывающий приговор самому себе. Голос звучал глухо, без прежней ярости. В нем слышалась горечь

Я встал, протянул руку:

— Мы оба слишком многое поставили на кон, чтобы проиграть Белозёрову.

Кирилл посмотрел на мою руку, потом на моё лицо. Секунда. Две.

Потом он встал и крепко пожал её.

— Александр… — он помедлил, подбирая слова. — Почему ты помогаешь мне? Мы же были врагами. Я почему-то думаю, что доля это не самое главное.

— Мы были конкурентами и здорово поспорили. Ты дрался честно и показал себя хорошим человеком, Кирилл. Если бы не это, я бы не стал тебе помогать, — поправил я. — А теперь у нас общий враг. Враг моего врага…

— … мой друг, — закончил Кирилл. Он кивнул, будто эта старая истина впервые обрела для него смысл. — Логично.

Он сделал шаг к двери, но я остановил его:

— Кирилл, подожди.

Он обернулся.

— Нам нужно начинать завтра с утра. Времени в обрез — четыре дня, помнишь?

— Помню, — кивнул он мрачно. — Что мне подготовить? Какое мясо? Дичь? Осетрину? — в его голосе прозвучала надежда. — У меня ещё остались связи. Могу достать что-то редкое. Оленину, может быть или дикого кабана.

Я усмехнулся:

— Никакого мяса пока. Запоминай что нужно.

Кирилл замер, нахмурившись:

— Как это — никакого мяса? Мы же будем готовить блюдо для элиты…

— Запоминай или запиши, — повторил я, не обращая внимания на его недоумение.

Он неохотно вытащил из кармана свои принадлежности. Приготовился писать.

— Сливки, — начал я, отсчитывая на пальцах. — Самые жирные, какие найдёшь. Литра три.

Кирилл записал.

— Белое вино. Хорошее, не помои. Кувшина два.

— Дорого, — заметил Кирилл, но записал.

— Сливочное масло лучшего качества.

— Это не проблема. — Кирилл поднял голову. — Что еще?

— Записывай дальше. Сыра фунта два. Если потверже найдешь — будет хорошо.

Кирилл кивнул, записывая. Пока всё звучало дорого, но логично.

— Свежий тимьян, лавровый лист и чеснок.

— Травы, — пробормотал Кирилл, записывая. — Хорошо.

— Белый хлеб. Вчерашний, чтобы был чуть подсохший. Буханки две.

— Для сухарей? — уточнил Кирилл.

— Именно.

Он записал, всё ещё не понимая, к чему я клоню.

Я сделал паузу. Выдержал эффектную тишину. Варя, Матвей, Угрюмый и Волк смотрели на меня с любопытством.

— И ещё, — я сказал это медленно, наслаждаясь моментом, — несколько мешков репчатого лука.

Кирилл замер, не поднимая головы от блокнота.

Варя тихо ахнула. Матвей переглянулся с Тимкой — оба вытаращили глаза.

Потом Кирилл медленно поднял взгляд: — Что?

— Несколько мешков лука, — повторил я, будто речь шла о самой обычной вещи на свете. — Репчатого. Среднего размера. Главное, чтобы был без гнили.

Кирилл моргнул: — Несколько… мешков… лука?

— Да, и ещё говяжьи кости. С мозгом и хрящами. Можешь взять самые дешёвые — те, что мясники почти даром отдают. Бери много сразу.

Кирилл стоял, глядя на меня, как на умалишенного. Матвей прикрыл рот рукой, сдерживая смех. Варя покачала головой, будто не веря услышанному.

— Лук? — переспросил Кирилл, словно не веря своим ушам. — Кости?

— Именно.

— Ты… — он сделал шаг вперёд, голос задрожал. — Ты хочешь, чтобы я спасал элитный трактир… луком и костями?

Я кивнул:

— Да.

— Это же… — Кирилл провёл рукой по лицу, пытаясь сохранить остатки самообладания. — Это еда бедняков! Лук! Из него же варят похлебку нищие!

— Да, но у вас так не будет, — возразил я спокойно. — У вас из них сварят один из самых дорогих супов в мире.

Кирилл застыл:

— Луковый суп? — он покачал головой, будто пытаясь прогнать безумный сон. — Ты предлагаешь мне луковый суп? В «Золотом Гусе»? Заведении, где подают жареных гусей целиком, поросят с яблоками, осетрину?

— Не луковый, — я поднял палец. — Луковый суп — это когда ты нарезал лук, кинул в воду и сварил. Это действительно еда бедняков.

Я подошёл ближе, глядя ему прямо в глаза:

— А то, что я покажу тебе завтра, называется «Суп Короля». Это совсем другое дело.

— Суп… Короля? — Кирилл нахмурился, но в его голосе появилась нотка интереса, несмотря на скепсис.

— Карамелизация лука, — начал я, отсчитывая на пальцах. — Медленный огонь, постоянное помешивание. Лук превращается из белого в тёмно-золотой, сладкий.

Кирилл слушал, но всё ещё недоверчиво морщился.

— Бульон из костей, — продолжил я.

Матвей что-то записывал. Варя слушала, приоткрыв рот.

— Карамелизованный лук заливается вином, — я продолжал, видя, что внимание Кирилла поймано. — Оно даёт кислинку, которая режет сладость. Тимьян и лавр — для аромата. Потом заливается бульоном и всё это томится ещё час.

— И это… всё? — спросил Кирилл неуверенно.

— Нет, — я усмехнулся. — Подача. В глиняный горшок наливается суп. Сверху кладутся гренки из белого хлеба, натёртые чесноком. На гренки — толстый слой тёртого сыра. И всё это ставится в печь.

Кирилл стоял молча. Я видел как в его голове разворачивалась картина.

— Это… — он запнулся. — Это правда может быть вкусно?

— Вкусно? — я рассмеялся. — Кирилл, это блюдо подают при дворах. Простые ингредиенты, превращённые в чудо чистым мастерством.

— Безумие. Долго жарить лук, — пробормотал Кирилл, всё ещё пытаясь осмыслить. — Это же… трата времени, дров.

— Это вклад, — возразил я. — Ты потратишь медяки на дрова, а продашь одну порцию за серебряный. Может, за два, если правильно подать легенду.

— Легенду? — переспросил Кирилл.

— «Тайный рецепт Западных Мастеров», — я развёл руками. — «Рецепт супа, который хранился веками в узком кругу посвящённых». «Блюдо, требующее терпения и истинного мастерства».

Угрюмый хмыкнул с одобрением. Кирилл медленно нагнулся, поднял свои оброненные записи с пола. Стряхнул пыль. Посмотрел на список, который записал.

— Лук, — прочитал он вслух. — Кости. Сливки, вино, сыр.

Он поднял голову:

— А остальные два блюда?

— Завтра покажу, — я усмехнулся. — Если первое тебя убедит.

— И ты правда думаешь, что это сработает? — в его голосе всё ещё звучал скепсис, но уже не такой яростный. — Что люди придут в «Золотого Гуся» ради… лукового супа?

— Не лукового, — поправил я в третий раз. — Ради «Супа Короля». Ради блюда, о котором никто не слышал и возможности быть первым, кто его попробовал.

Я подошёл к нему вплотную, глядя прямо в глаза:

— Завтра этот «лук» будет стоить дороже золота. Я научу тебя готовить суп так, как его едят короли. Ты готов увидеть, Кирилл? Или ты боишься, что я прав?

Это был вызов. Кирилл сжал челюсти. В его глазах вспыхнула гордость, которую невозможно было задавить даже отчаянием.

— Завтра, — сказал он твёрдо. — Всё будет готово.

— До завтра тогда, партнёр, — я протянул руку.

Он пожал её снова, на этот раз — увереннее.

Кирилл развернулся и направился к выходу. Волк открыл дверь. Холодный ветер ворвался в зал, заставив факелы затрепетать.

Кирилл остановился на пороге, обернулся:

— Если ты меня обманываешь… если это всё окажется пустышкой…

— Не окажется, — я усмехнулся. — Иначе мы оба проиграем, а я не люблю проигрывать.

Кирилл кивнул и шагнул в ночь.

— Волк, проводи Кирилла Семеновича, — сказал ему Угрюмый.

Волк кивнул и вышел следом за поваром.

Я повернулся к команде. Все смотрели на меня с разными выражениями лиц.

Угрюмый усмехался:

— Ну что, повар, — он откинулся назад. — Крупная рыба на крючке. Теперь надо её вытащить, не порвав леску.

Варя нахмурилась: — Лук? Правда? Ты не шутишь?

— Не шучу, — я сел обратно на ящик, внезапно почувствовав усталость.

Переговоры выматывали не меньше, чем смена на кухне.

Угрюмый встал, потянулся:

— Ладно. Мне пора. Завтра утром начну собирать людей для Гвардии. Десять человек, говоришь?

— Для начала, — кивнул я. — Самых надёжных. Кто умеет держать язык за зубами.

— Найду, — пообещал Угрюмый.

У двери Угрюмый обернулся: — Знаешь, повар, мне нравится, как ты играешь. — Он усмехнулся с удовольствием. — Агрессивно. Умно. Ты не просто готовишь еду, а строишь легенды. — Он кивнул. — Теперь я верю, что у нас получится. — и вышел за дверь.

Варя подошла ближе:

— Ты правда веришь, что это сработает? С Кириллом, с луком, со всем этим?

— Конечно, — я посмотрел на факел, языки пламени плясали в темноте.

Матвей отложил записи:

— А если Кирилл завтра попробует суп и скажет, что это чушь?

— Не скажет, — я усмехнулся. — Потому что это просто отличный суп, — я встал. — Пошли домой. Завтра сложный день. Нам нужно выспаться.

Мы погасили факелы, вышли из «Гнилой Бочки» и закрыли за собой тяжёлую дверь.

Я посмотрел на небо. Звёзды горели ярко и холодно, как осколки льда.

Завтра война продолжится.