Кирилл Семёнович стоял у окна своего кабинета на втором этаже «Золотого Гуся» и смотрел на утреннюю улицу.
Несколько дней прошло с ярмарки, которые он провёл в напряжённом ожидании удара, но удара не было.
Вчера зал был полон. Люди приходили посмотреть на «того самого повара, что спорил с уличным торговцем». Выручка была хорошей — не рекордной, но стабильной. Кирилл думал, что пронесло. Что Белозёров не станет мстить.
Он ошибся.
За окном остановилась телега, запряжённая двумя лошадьми. На борту — надпись «Митяй и сыновья. Мясо отборное». Кирилл улыбнулся. Старый партнёр. Двадцать лет работы, ни одного срыва поставок.
Он спустился вниз, вышел на крыльцо. Дядя Митяй — грузный мужик лет пятиидесяти, в засаленном фартуке и меховой шапке — уже выгружал туши.
— Доброе утро, Семёныч! — крикнул он весело. — Привёз лучшее! Телятина — загляденье, птица — первый сорт!
Кирилл подошёл, осмотрел мясо. Действительно — отборное. Телятина розовая с белыми прожилками. Птица крупная, откормленная.
— Мясо отличное, Митяй, — кивнул Кирилл. — Как всегда.
— Стараемся, Кирилл Семёнович, — Митяй вытер руки о фартук. — Для лучшего трактира — лучшее.
Кирилл взял список, пробежал глазами. Телятина — три туши. Птица — двадцать штук. Сумма внизу: двести сорок серебряных. Дорого, конечно, но он привык. Качество стоит денег.
Он достал кошелек и передал деньги Митяю.
— Принято. Спасибо, Митяй.
Митяй кивнул, убрал в карман. Помощники стали затаскивать мясо на кухню.
Кирилл вернулся внутрь, посмотрел на часы — десять утра. Через два часа начнётся обед. Время готовить.
Он спустился на кухню. Повара уже разделывали мясо — рубили, зачищали, мариновали. Запах свежей телятины наполнил воздух.
Кирилл остановился у разделочного стола, посмотрел на работу Ивана. Тот ловко снимал кожу с птицы.
— Иван, сегодня делаем «Золотые Полумесяцы» они еще с ярмарки хорошо идут. думаю, нужно их оставить.
Иван кивнул:
— Понял, Семёныч.
Кирилл прошёлся по кухне, проверяя работу. Всё шло по плану.
Полдень.
Кирилл вышел в зал и сразу почувствовал что-то неладное.
Зал был почти пуст. Из двадцати столов занято всего два — за одним сидела пожилая пара, постоянные клиенты, которые приходили каждый день, за вторым одинокий купец доедал суп. В это время обычно зал был забит под завязку, официанты едва успевали разносить блюда.
Кирилл нахмурился, оглядел пустые столы. Может, люди задерживаются? Случайность?
Дверь открылась, и вошли двое купцов в добротных тулупах. Кирилл их хорошо знал — постоянные клиенты, приходили строго в полдень и всегда зазывали одно и то же. Они остановились у входа, посмотрели на доску со списком блюд и ценами. Переглянулись. Развернулись к выходу и вышли, не сказав ни слова.
Кирилл замер на месте, не веря глазам.
Через минуту дверь снова открылась. Семья — муж, жена, двое детей. Тоже постоянные клиенты, приходили каждую неделю. Они посмотрели на меню, муж что-то прошептал жене, и они ушли, даже не присев.
Холодок прополз по спине Кирилла, сжал желудок. Это уже не случайность.
Он бросился к двери, распахнул её и выскочил на крыльцо. Семья уже отходила по улице, муж вёл детей за руки.
— Пётр Ильич! Подождите!
Мужчина остановился, обернулся. Лицо виноватое, взгляд бегающий.
Кирилл подбежал к нему, стараясь не показать волнения:
— Пётр Ильич, вы куда? У нас сегодня свежая телятина, только утром привезли!
Пётр Ильич замялся, отвёл глаза, помялся на месте:
— Прости, Кирилл Семёнович, уважение тебе, конечно, мы всегда у тебя обедали… но напротив, у «Сытого Монаха», такой же обед в два раза дешевле. Времена нынче тяжёлые, сам понимаешь… семья большая, расходы…
Кирилл почувствовал, как земля уходит из-под ног:
— В два раза⁈ С ума они посходили что ли… Как это в два раза?
— Да вот так, — Пётр Ильич пожал плечами. — Птица там по пять за порцию, а у тебя по десять. Телятина тоже…
— Но это же… — Кирилл запнулся, пытаясь осмыслить услышанное. — Это же ниже себестоимости! Мясо одно столько стоит!
Пётр Ильич снова пожал плечами, и ответил на этот раз более жёстко:
— Может быть, Кирилл Семёнович, но я плачу за еду, а не за твои расходы. У меня семья, мне надо кормить детей.
Он развернулся и повёл семью дальше по улице, не оглядываясь.
Кирилл стоял на крыльце и смотрел им вслед, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой узел. Потом медленно повернул голову и посмотрел через улицу на трактир напротив.
«Сытый Монах» — трактир среднего уровня, который он всегда считал забегаловкой для тех, у кого нет ни вкуса, ни достатка. Дешёвая еда и такая же обстановка.
Сейчас оттуда валил народ. Люди заходили внутрь и выходили с довольными лицами, жуя на ходу, смеясь, переговариваясь. В окна было видно как люди едят, как официанты бегают. В зале была полная посадка.
А его «Золотой Гусь» — лучший трактир района — стоял пустой, как склеп.
Кирилл сжал кулаки. Он уже понял что произошло.
Это происки Белозёрова. Он обрушил цены. Классический приём — убить конкурента ценами, продавая в убыток, а потом поднять цены обратно, когда конкурент сдохнет.
Он развернулся и вошёл обратно в трактир, уже зная, что делать дальше. Нужно срочно резать расходы и начать следует с поставок.
Кирилл влетел на кухню как ураган. Повара обернулись, испуганно глядя на его лицо. Иван замер с ножом над разделочной доской.
— Где Митяй⁈ — выкрикнул Кирилл.
— Там, — Иван кивнул в сторону служебного входа. — Отвар пьёт с Петром.
Кирилл рванул к служебному входу, распахнул дверь.
Дядя Митяй сидел на скамье у стены, держал в руках кружку с отваром и неспешно беседовал с одним из помощников повара. Увидев Кирилла, он улыбнулся:
— А, Семёныч! Отварчику не хотите? Хороший, с мятой…
— Митяй, — Кирилл подошёл вплотную, голос напряжённый. — Скидывай цену. Срочно.
Митяй моргнул, улыбка сползла с лица:
— Что?
— Цену на мясо. Скидывай. — Кирилл говорил быстро, сбивчиво. — Соседи цены сбросили в два раза. Я не могу продавать это мясо по старой цене, я прогорю! Мне нужна скидка хотя бы процентов тридцать, понимаешь?
Митяй медленно поставил кружку на скамью. Лицо стало серьёзным, даже мрачным. Он посмотрел на Кирилла, потом отвёл глаза, начал мять шапку в руках.
— Не могу, Семёныч, — сказал он тихо.
Кирилл почувствовал, как внутри что-то оборвалось:
— Как это «не можешь»? Митяй, мы десять лет работаем! Ты знаешь, что я всегда платил вовремя, никогда не торговался! Я прошу не бесплатно отдать, а просто скинуть цену на время! Ты хочешь, чтобы я закрылся⁈
Митяй сжал шапку сильнее. Он всё ещё не смотрел на Кирилла.
— Не могу, — повторил он ещё тише. — Был… был приказ.
— Какой приказ? — Кирилл шагнул ближе.
Митяй поднял голову, посмотрел Кириллу в глаза. В его взгляде был страх и стыд:
— Из Гильдии. Лично от Него. — Он не называл имени, но Кирилл и так понял. — Мне сказали: если я скину тебе хоть медяк с цены — меня лишат места на бойнях. Понимаешь? Меня вышвырнут и сыновей моих вышвырнут. Нас не пустят ни на одну бойню в городе. Мы останемся без дела и без хлеба.
Он замолчал, глядя на Кирилла с мольбой о понимании в глазах.
— Прости, Семёныч, — прошептал Митяй. — Я бы рад, клянусь Богом, я бы рад, но не могу. Цена прежняя или… или я увожу мясо обратно.
Кирилл стоял неподвижно, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Белозёров перекрыл ему поставки. Не полностью — это было бы слишком грубо и заметно. Он просто заморозил цены. Кирилл может купить мясо, но по стандартной цене, а продавать вынужден по заниженной, потому что конкуренты цены сбросили.
Стратегия удушения «ножницы». Цены сжимаются с двух сторон, как лезвия, разрывая его прибыль в клочья.
Если он купит мясо — будет продавать в убыток. Если не купит — останется без товара и закроет кухню. В любом случае это путь к разорению.
Кирилл медленно выдохнул, разжал кулаки.
— Оставляй, — сказал он глухо.
Митяй вздрогнул:
— Что?
— Оставляй мясо. Я беру.
Митяй облегчённо выдохнул, кивнул:
— Спасибо, Семёныч. Я… я правда не хотел…
— Я знаю, — оборвал его Кирилл. — Иди.
Митяй поднялся со скамьи, взял шапку, надел. Посмотрел на Кирилла последний раз — виноватым, несчастным взглядом. Потом быстро пошёл к выходу, почти убежал.
Кирилл остался стоять один у служебного входа.
Он всё понимал. Белозёров не просто мстил ему за непокорность. Он так учил остальных. Показывал кто здесь хозяин и что бывает с теми, кто не встаёт на колени по первому требованию.
Кирилл сжал челюсти.
Он думает, что я сломаюсь. Что приползу обратно, буду просить прощения.
Ошибается.
Он развернулся, вошёл обратно на кухню. Повара смотрели на него с тревогой.
— Работаем, — сказал Кирилл жёстко. — Готовим как обычно. Качество не снижаем. Если Белозёров думает, что задушит меня ценами — он ошибается. Моё мастерство перебьёт его низкие цены.
Иван неуверенно кивнул:
— Понял, Семёныч.
Кирилл прошёл через кухню к выходу в зал. Остановился у двери, посмотрел через стекло.
Зал был всё ещё пустой. Только пожилая пара допивала сбитень за своим столом, а напротив, через улицу, «Сытый Монах», да и не только он, но и другие трактиры ломились от посетителей.
Кирилл стиснул зубы.
Продержусь. Обязательно продержусь.
Но в глубине души он уже знал, что проигрывает.
Белозёров сидел у окна на втором этаже «Сытого Монаха» и пытался наслаждаться обедом. Столик был лучшим в заведении — угловой, с видом на улицу и прямо на «Золотого Гуся» напротив. Белозёров специально выбрал его. Он хотел видеть свой триумф.
Перед ним стояла тарелка с полумесяцами — теми самыми, которые «Монах» скопировал и продавал по пять медяков. Белозёров разрезал один, отправил в рот, прожевал медленно, оценивая вкус.
Мясо жёсткое. Тесто суховатое. Специй мало, вкус плоский. Он проглотил, запил вином, усмехнулся.
Отвратительно, но дёшево, а дешевизна — это оружие, которое бьёт без промаха.
Белозёров посмотрел в окно, на улицу внизу. Поток людей шёл мимо «Золотого Гуся». Они смотрели на цены, качали головами и шли дальше — прямиком в «Сытого Монаха».
Белозёров отпил вина, откинулся на спинку стула. План работал безупречно. Финансовые клещи — простая и элегантная схема.
Он приказал всем трактирам Гильдии в этом районе снизить цены вдвое. Да, они работали в убыток. Да, это стоило денег, но Гильдия компенсировала убытки из общего фонда. В нем хранились деньги, которые стекались со всех трактиров города. Несколько недель такой работы — это капля в море для Гильдии.
А для Кирилла — это смерть, потому что Кирилл теперь платил из собственного кармана. У него не было общего фонда и не было такого запаса прочности.
Белозёров улыбнулся, отрезал ещё кусок полумесяца.
Через неделю, максимум две, Кирилл обанкротится. Придёт просить пощады и тогда Белозёров купит «Золотого Гуся» за копейки. Превратит его в склад или сдаст в аренду кому-нибудь покорному.
А Кирилл… Кирилл может остаться поваром, если захочет. Простым поваром на чужой кухне, без гордости и без амбиций.
Будет уроком для всех остальных.
Белозёров посмотрел в окно напротив, на второй этаж «Золотого Гуся». Кирилл стоял у окна своего кабинета, смотрел вниз на улицу и смотрел на толпу у «Сытого Monахa», на пустоту перед своим трактиром.
Потом он поднял голову и посмотрел прямо на Белозёрова. Их взгляды встретились через улицу. Белозёров медленно поднял бокал с вином. Отсалютовал Кириллу, затем поднёс к губам, не отрывая взгляда. Лёгкий, издевательский салют.
Твоё здоровье, бывший партнёр.
Он отпил, поставил бокал на стол.
Кирилл стоял неподвижно, глядя на него с ненавистью, а потом резко развернулся и исчез из окна.
Белозёров усмехнулся. Сейчас Кирилл злится. Это хорошо. Злость мутит разум, заставляет совершать ошибки. Он попытается бороться, вложит последние деньги в попытку удержаться на плаву.
И утонет быстрее.
Белозёров допил вино, вытер губы салфеткой.
Через несколько минут дверь в зал на втором этаже распахнулась с грохотом. Белозёров даже не обернулся. Он и так знал, кто пришел.
Тяжёлые шаги застучали по полу. Охранник у лестницы дёрнулся, схватился за дубинку, но Белозёров лениво махнул рукой:
— Пустите.
Кирилл подошёл к столу, остановился напротив. Лицо его было мокрым от пота и ярости.
Белозёров посмотрел на него спокойно, почти скучающе:
— Кирилл. Присаживайся. Вина хочешь?
— Зачем⁈ — выкрикнул Кирилл, не садясь. — Зачем ты это делаешь⁈ Я приносил в казну Гильдии больше, чем любой другой трактир в этом районе! Ты режешь свою лучшую корову!
Белозёров отрезал кусок полумесяца, отправил в рот. Прожевал, проглотил и только после этого ответил:
— Ты приносил золото, Кирилл, но ты перестал быть покорным, а без покорности твоё золото опасно. Насмотрелся на того выскочку-повара, который завтра исчезнет?
Кирилл ударил кулаком по столу, бокал подпрыгнул:
— Ты разоряешь меня из-за своих дурацких обид!
Белозёров посмотрел на него с холодком во взгляде:
— Я учу тебя покорности и всех остальных на твоем примере. У тебя есть выход, Кирилл. Очень простой выход.
Он наклонился вперёд, сложил руки на столе:
— Приди на Совет Гильдии. Публично покайся. Скажи всем мастерам, что этот Александр — мошенник. Что его еда — отрава для желудков. Что он обманул народ дешёвыми трюками. Скажи это громко, при всех.
Он сделал паузу, улыбнулся:
— И цены на мясо для тебя… волшебным образом упадут. Митяй вернётся с извинениями. «Монах» прекратит снижать цены. Всё вернётся на свои места.
Кирилл смотрел на него молча. Лицо его стало бледным, руки задрожали.
Потом он медленно выпрямился, сказал тихо и с ненавистью:
— Пошёл ты. Я ведь знаю, что все это красивые слова. Я знаю тебя, Белозеров, лучше чем кто бы то ни был.
Он развернулся и пошёл к выходу.
Белозёров спокойно отпил вина, крикнул ему в спину:
— У тебя неделя, Кирилл. Через неделю я куплю твой трактир и сделаю из него склад для муки. Подумай об этом.
Кирилл не обернулся. Вышел, хлопнув дверью.
Белозёров откинулся на спинку стула, посмотрел в окно.
Через улицу «Золотой Гусь» стоял пустой и тихий, а здесь, в «Сытом Монахе», кипела жизнь.
Белозёров улыбнулся и вызвал официанта:
— Принеси ещё вина. Только хорошего.
Кирилл вернулся в «Золотого Гуся» и прошёл через зал, не глядя по сторонам.
Пожилая пара уже ушла. Зал был абсолютно пуст. Стулья аккуратно задвинуты под столы, скатерти свежие, приборы блестят. Всё готово к приёму гостей.
Но гостей не было.
Он поднялся в свой кабинет, закрыл дверь, прошёл к окну и посмотрел вниз на улицу.
«Сытый Монах» всё ещё работал в полную силу. Люди входили и выходили бесконечным потоком. Белозёров превратил посредственную забегаловку в магнит для всего района — просто опустив цены.
Кирилл сжал кулаки, прислонился лбом к холодному стеклу.
Неделя, — повторил он мысленно слова Белозёрова. Через неделю он купит мой трактир.
Он попытался посчитать в уме.
Двести сорок серебряных за сегодняшнюю поставку мяса. Из этого мяса он не продаст ничего, а послезавтра оно уже будет несвежим. Если продавать по той же цене, что и «Монах» в любом случае — катастрофа.
А ещё зарплаты поварам, официантам. Дрова. Всё это требовало денег.
Даже если он вынет деньги из кубышки, ничего не поменяется. У него нет денег воевать с гильдией себе в убыток.
Кирилл медленно выпрямился, отошёл от окна. Прошёлся по кабинету и остановился у стола. Здесь лежали бухгалтерские книги — записи доходов и расходов за последние годы. Он открыл последнюю страницу, посмотрел на цифры.
Капитал «Золотого Гуся»: восемьсот серебряных. Этого хватит на четыре дня. Может, пять, если урезать зарплаты. Он закрыл книгу, сел за стол, опустил голову на руки.
Как управляющий я мёртв. Белозёров играет в игру, где у него бесконечные ресурсы, а у меня — горстка монет.
Я не могу победить его деньгами.
Он поднял голову, посмотрел в окно снова.
Но я повар. Мастер. Моя сила не в монетах, а в руках. В моих знаниях. В умении создавать вкус, который заставляет людей возвращаться.
Если бы у меня было что-то новое… что-то, чего нет ни у кого в городе… что-то, ради чего люди готовы платить больше, чем у конкурентов…
И тут в голове всплыли слова Александра.
«Я могу дать тебе новое меню. Блюда, которых нет ни в одном трактире города. Они заставят людей валом валить к тебе.»
Тогда это звучало как наглость. Дерзость уличного повара, который ничего не понимает в высокой кухне.
Сейчас это выглядело как единственный выход. Кирилл встал, подошёл к окну, посмотрел в сторону Слободки.
Александр победил его на ярмарке. Три блюда из одной печи против пяти. Скорость, гибкость, новизна. Люди стояли в очереди не за качеством томлёного мяса, а за эмоциями, за «пшиком», за чем-то, чего они раньше не видели.
Он знает что-то, чего не знаю я. Что-то, что работает и заставляет людей забыть о цене и думать только о вкусе.
Мне нужно его знание.
Кирилл сжал челюсти. Идти к Александру за помощью было унизительно. Это означало признать, что он, мастер, не может справиться сам, что уличный повар знает больше.
Но что хуже — унижение или смерть?
Он посмотрел на «Сытого Монаха» через улицу. На довольное лицо Белозёрова в окне второго этажа.
Если я не сделаю ничего — через неделю мой трактир станет складом, а я стану нищим.
Если я пойду к Александру… может быть, у меня появится оружие, против которого у Белозёрова нет защиты.
Кирилл развернулся от окна, прошёл к двери и спустился на кухню. Повара готовили ужин, хотя никого в зале не было. Иван стоял у плиты, помешивал бульон.
Кирилл остановился на пороге, посмотрел на них. На свою кухню, команду. Все это было его жизнью.
Я не сдамся Белозёрову. Никогда.
Он снял белый китель — символ мастера, символ чистоты и порядка. Повесил его на крючок у двери и надел простой тёмный тулуп.
Иван обернулся, увидел его, удивился:
— Кирилл Семёнович? Вы домой?
Кирилл остановился у выхода, посмотрел на заместителя:
— Нет, Иван. Я иду в ад. Говорят, там сейчас подают лучшее мясо.
Иван моргнул, не понимая.
Кирилл вышел в ночь, направляясь в сторону Слободки.