Шеф с системой. Битва на Ярмарке

Глава 7

Я лихорадочно соображал, что делать. За овощами Матвея посылать, а вот что с мукой и мясом? Да и дрова уже на исходе. Лихо народ наши блюда разбирает, очень лихо.

Пока я размышлял кого отправлять за припасами первым, к нам сквозь толпу пробился Фрол.

Старый мельник толкал перед собой небольшую тележку — на ней лежали три мешка. Два больших, один поменьше. Лицо красное от напряжения, дышал тяжело. Он протиснулся к нашей точке, остановился, вытер пот рукавом:

— Держи, повар! — выдохнул он. — Не зря я с собой запасец притащил! Как чувствовал, что пойдет у тебя!

Он кивнул на мешки:

— Два мешка белой муки. Один ржаной. Лучшая мука в городе! С моей мельницы!

— Ах, ты, старый плут! — рявкнул я радостно. — А что же ты молчал⁈

— Посмотреть хотел как дела пойдут! — хохотнул он. — Принимай и муку, и работника!

Я шагнул к тележке, быстро развязал первый мешок. Заглянул внутрь — белая мука, мелкий помол, отличное качество.

Ах ты, старый хитрован, — подумал без злобы и с благодарностью.

Фрол не ушел. Развернулся к толпе, выпрямился, крикнул громко — чтобы все слышали:

— Эй, добрый люд! Видите эту муку? — Он ткнул пальцем в мешки. — Это с мельницы Фрола! Лучшей мельницы в Вольном Граде! Вот из чего повар печет для вас! Не из гильдейской дряни, разбавленной мелом! А из настоящего зерна, молотого на каменных жерновах!

Толпа зашумела. Люди смотрели на мешки, на Фрола, переговаривались.

— Это Фрол-мельник!

— Говорят, у него лучшая мука…

— Моя бабка всегда у него брала!

Фрол усмехнулся, довольный реакцией. Повернулся ко мне, сказал тише:

— Вот так, повар. Ты мне клиентов возвращаешь, я тебе — репутацию. — Голос стал грубее, но в глазах читалось одобрение. — Это в долг. Отдашь потом, а пока — гони их всех к чертям.

Он махнул рукой в сторону павильона «Золотой Гусь»:

— Гильдия — твари. Пусть подавятся.

Он не ушел. Стянул с себя тяжелый тулуп, бросил на телегу, засучил рукава:

— Где месить тесто? Покажи, я помогу.

Варя удивленно посмотрела на него:

— Вы… вы будете помогать?

— А что, стар уже? — Фрол усмехнулся. — Руки еще работают. Тесто месить — не мешки таскать. Справлюсь.

Он подошел к столу, где стояла миска. Варя быстро высыпала белую муку из нового мешка, плеснула воды, начала месить. Фрол встал рядом, взял вторую миску, повторил. Руки у него были узловатые, сильные — привыкшие к тяжелой работе. Тесто мял уверенно, без суеты.

Варя облегченно выдохнула:

— Спасибо…

Но у нас все еще не было мяса и это грозило проблемами:

— Матвей, — шепнул я своему ученику. — Готовься бежать за мясом.

Тот кивнул, споро дорезая овощи.

Я жарил последние овощи, собирал Огненные Языки. Пламенные Сердца делать не мог — мясо кончилось, а люди в очереди требовали именно их:

— Дайте Пламенное Сердце!

— С мясом! Хочу с мясом!

— У вас еще есть⁈

Стёпка растерянно мотал головой:

— Пока нет… скоро будет…

Я видел, как лица в очереди темнеют. Разочарование. Недовольство. Сейчас начнут уходить.

И тут сквозь толпу, расталкивая людей локтями, пробилась Маша. Мясничка была без фартука, волосы растрепаны, лицо красное от бега. На плече — огромный сверток, туго перевязанный бечевкой. Видно тяжелый, так как она еле его тащила.

Она протиснулась к столу, с грохотом опустила сверток:

— Держи, повар! — выдохнула она, тяжело дыша. — Видела как ты тут раздаешь и поучаствую!

Развязала бечевку резким движением. Сверток раскрылся — внутри мясо. Много мяса. Говядина, свинина. Килограммов шесть или семь, может больше. Свежее, темно-красное.

Из толпы донеслись удивленные возгласы:

— Это же… Маша?

— Маша Малая! Дочь старого Малого!

— Лучший мясник в городе!

— Так она работает еще? Думал, Гильдия её прикрыла!

Шум усилился. Люди вытягивали шеи, смотрели на Машу с удивлением и уважением. Имя Малого все еще помнили. Его дочь — тоже.

Маша выпрямилась, бросила на толпу короткий взгляд. В глазах — вызов:

— Да, это я Маша Малая! И это мясо из моей лавки! Лучшее мясо в городе!

Она повернулась ко мне, голос стал тише:

— Дери их, повар. Покажи этим торгашам, как надо работать.

Я кивнул и радостно улыбнулся:

— Покажу. Спасибо, Маша.

Она не ушла, а засучила рукава:

— Где резать? Мясо — это мое. Я быстрее вас всех.

Матвей молча указал на свободную доску. Маша подошла, взяла нож, проверила остроту на ногте. Кивнула удовлетворенно. Положила кусок говядины на доску. Нож пошел в ход.

Она резала быстро, профессионально, виртуозно. Ломтики мяса падали один за другим — тонкие, ровные, идеальной толщины. Нож мелькал так быстро, что я едва видел лезвие. Это была работа мастера. Настоящего мясника. За минуту она нарезала больше, чем Матвей и Тимка за пять.

Я подхватил первую порцию, бросил на раскаленную сковороду. Шипение. Вспышка огня. Запах жареного мяса снова поплыл над площадью.

— Есть Пламенные Сердца! — крикнул Стёпка в толпу. — С мясом!

Очередь ожила. Недовольство сменилось радостью:

— Наконец-то!

— Дайте два!

— Мне три Пламенных!

Я жарил, собирал, передавал. Варя и Фрол месили тесто. Вдвоем у них получалось намного быстрее. Маша резала мясо — профессионально, без остановок.

Варя бросила на меня тревожный взгляд:

— Александр… овощи…

— Матвей, готовься брать Тимку, бери тачку и бегите за овощами, как мы и планировали! — сказал я ему, уже раздумывая как переставить ребят на временную замену.

Вдруг Волк протиснулся к столу, поставил корзину с грохотом:

— Не надо бежать, я уже сбегал, — сказал он коротко. — Репа, морковь, брюква, лук. Как чувствовал, что не хватит вам. Потом с Угрюмым рассчитаешься.

Второй парень — Гришка — поставил свою корзину рядом:

— И еще капуста. Покажи им, повар.

Я замер на секунду, глядя на корзины полные до краев. Потом рассмеялся — громко, от души. Впервые за весь день. Варя обернулась, удивленно посмотрела на меня. Матвей с Тимкой тоже.

Я схватил нож, подбросил высоко в воздух — лезвие сверкнуло на солнце, провернулось, я поймал за рукоять. Толпа ахнула, кто-то зааплодировал. Свистнул резко, громко.

— Погнали, ребята! — крикнул, развернувшись к команде. — Весь день впереди! У нас есть всё! Покажем им, как надо работать!

Команда ожила. Варя улыбнулась. Матвей с Тимкой рассмеялись, схватились за новые овощи. Толпа загудела громче, одобрительно.

Волк снял свой тулуп, бросил на телегу Фрола:

— Где таскать? Что подносить?

Я кивнул на корзины:

— Чистите овощи и ребятам на нарезку!

Волк и Гришка встали у корзин. Пошла работа. Мы работали как единый механизм. Каждый на своем месте. Без суеты, без остановок. Руки двигались автоматически. Никто не мешал друг другу.

Танец огня, стали и команды.

Я поймал взгляд Маши. Она резала мясо, но краем глаза смотрела на меня. Усмехнулась — зло, триумфально:

— Вот так, Александр. Вот так их.

Я посмотрел на павильон «Золотой Гусь». Пусто. Ни одного посетителя. Столы накрыты белыми скатертями, жаровни дымятся, жареные гуси лежат на подносах, но никого нет. Все ушли к нам.

Управляющего не было видно — он скрылся внутри павильона, но я знал — он там. Смотрит. Видит и бесится.

Я усмехнулся. Битва продолжалась.

Система мелькала перед глазами короткими сообщениями:

Вы успешно применили блюдо Огненный Язык к новой цели

Получено +15 ед. опыта.

Вы успешно применили блюдо Пламенное Сердце к новой цели

Получено +25 ед. опыта.

Вы успешно применили блюдо Огненный Язык к новой цели

Получено +15 ед. опыта.

Сообщения сыпались одно за другим. Я не обращал внимания и работал дальше.

Люди приходили с дальних концов площади. Даже лоточники подходили и брали на пробу. Я видел краем глаза — торговец пирожками, колбасник, даже пекарь. Все стояли в очереди.

Музыканты на помосте прекратили играть — смотрели на нас, переговаривались.

Вся ярмарка смотрела на нас.

А мы работали.

Солнце уже клонилось к закату. Тени удлинялись. Площадь начинала пустеть. Другие торговцы сворачивали лотки, уходили, но наша очередь держалась. Пятьдесят человек. Сорок. Тридцать.

Я жарил последние порции. Мясо заканчивалось снова — Маша резала последние куски. Овощи тоже на исходе. Мука — Фрол месил последний ком.

Двадцать человек в очереди. Пятнадцать. Десять. Я собрал последний Огненный Язык. Передал Стёпке.

Пять человек.

Последнее Пламенное Сердце. Передал.

Три человека.

Еще два Огненных Языка. Последние овощи. Последнее тесто.

Один человек — пожилой торговец, усталый, но довольный. Купил Огненный Язык. Откусил, улыбнулся, ушел жуя.

Очередь кончилась.

Я выпрямился. Снял сковороды с Драконьего Горна. Вытер пот со лба — рука дрожала от усталости.

Посмотрел вокруг. Площадь почти пустая. Солнце село за дома — сумерки сгущались. Фонари зажигались один за другим.

Все молчали. Слишком устали, чтобы говорить.

Стёпка подошел ко мне, протянул деревянный ящик — тяжелый, края потемнели от копоти:

— Александр… посмотри…

Я взял ящик обеими руками, почувствовал вес. Заглянул внутрь.

Монеты. Много монет.

Медяки лежали горами — тусклые, потертые, но их было много. Между ними блестели серебряные — яркие пятна среди меди, ловящие отблески огня от факелов.

Я медленно закрыл ящик. Посмотрел на команду.

Варя стояла у стола, оперевшись на край — лицо грязное от копоти, волосы выбились из косы, глаза красные от усталости. Матвей и Тимка сидели на земле, прислонившись спинами к столу. Фрол стоял у своей тележки, вытирал лицо тряпкой — дышал тяжело, грудь вздымалась. Маша держала нож в руке, смотрела на меня — глаза горели, но руки дрожали от напряжения. Волк с Гришкой стояли чуть поодаль — молчаливые, грязные, но довольные.

Все молчали. Смотрели на ящик. Ждали.

Я выдохнул медленно:

— Собираемся. Идем домой. Там посчитаем всё, разделим по-честному.

Никто не возразил. Слишком устали, чтобы спорить или спрашивать.

Мы добрались до дома, когда стемнело совсем.

Луна взошла над крышами — полная, яркая, заливала улицы серебристым светом. Звезды высыпали густо на небо, мерцали холодно. Воздух остыл, пахло вечерней прохладой и дымом из труб.

Слободка спала — окна темные, двери закрыты.

Мы загнали тележку во двор тихо, стараясь не шуметь. Занесли припасы в дом — пустые корзины, доски, ножи. В доме было тепло — ребятки топили печь.

— Наши пришли! — крикнула Маша, которая первой нас увидела. — Наши! Ну что⁈ — она подскочила ко мне, глядя на наши уставшие лица. Дети, которые оставались дома, бежали к нам со второго этажа чуть ли не кубарем.

— Мы победили, — улыбнулся я. — Сделали этих козлов.

— Ура-а-а! — заверещала и запрыгала Маша вместе с остальными.

Дети собрались вокруг стола мгновенно — все, кто остался дома. Маленькие, большие. Петька, Антон, Стёпка, еще трое младших. Смотрели на нас широко распахнутыми, любопытными глазами

Фрол, Маша, Волк с Гришкой тоже зашли следом. Расселись на лавках вдоль стен, у очага. Молчали, ждали.

Я поставил ящик на стол. Открыл. Перевернул.

Монеты высыпались с грохотом. Зазвенели, покатились по столу. Дети ловили их с радостными визгами. Медяки звенели глухо, серебряные — звонко, чисто.

Все ахнули разом. Глаза расширились.

Даже Фрол присвистнул тихо:

— Ну и ну…

Маша замерла, глядя на гору монет, не моргая.

Варя прикрыла рот рукой:

— Это… — голос сорвался. — Это всё мы сегодня заработали?

— Да, — кивнул я коротко. — Все мы заработали своим упорством и трудом.

Сел за стол, придвинул монеты ближе и начал считать.

Раскладывал медяки стопками — по десять штук в каждой. Десять стопок — сто медяков. Откладывал в сторону. Снова считал. Еще десять стопок. Еще сто.

Потом считал серебряные — поштучно, внимательно. Стопки по десять. Раз, два, три…

Все молчали. Даже не дышали, казалось. Смотрели, как растут стопки монет, как серебро блестит в свете очага.

Я закончил считать. Выпрямился. Посмотрел на них всех.

— Двести восемнадцать серебряных, — сказал я медленно, чеканя каждое слово. — Плюс шестьдесят два медяка.

Повисла мертвая тишина. Никто не шевелился и, казалось, не дышал. Варя открыла рот. Закрыла. Снова открыла — но слов не нашлось. Просто стояла, глядя на монеты с лицом белее мела.

Матвей медленно, очень медленно опустился на лавку — ноги подкосились, не держали. Уставился в стол, не моргая.

Тимка прикрыл лицо руками, плечи затряслись. Он плакал — тихо, сдавленно, стараясь не издавать звуков.

Фрол побледнел, губы задвигались беззвучно:

— Две… две сотни… — прохрипел он наконец. — За один гребаный день…

Маша стояла как вкопанная, глядя на серебро с открытым ртом. Нож выпал из руки, звякнул о пол.

Волк за моей спиной выдохнул тихо, с благоговением:

— Угрюмый… Угрюмый не поверит, когда расскажу…

Я дал тишине повисеть. Пусть осознают и почувствуют свою победу.

Потом заговорил — спокойно, деловито:

— Фрол.

Старый мельник вздрогнул, посмотрел на меня.

Я начал откладывать монеты — отсчитывал по одной, клал стопкой перед ним:

— Пятнадцать серебряных за муку. Хорошую муку, которая приехала вовремя. — Отложил три монеты. — И еще семь за работу сегодня. Ты месил тесто как мастер.

Отложил еще семь. Двадцать два серебряных лежали перед Фролом. Он молча протянул руку, взял монеты — пальцы дрожали. Сжал в кулаке. Кивнул, не находя слов.

— Маша, — продолжил я.

Мясничка подняла голову, встретила мой взгляд.

Я отсчитал двадцать семь серебряных:

— Двадцать за мясо. Лучшее мясо, какое я пробовал. И семь за работу — ты резала быстрее всех нас вместе взятых.

Протянул ей монеты. Маша взяла, сжала в кулаке так, что костяшки побелели:

— Спасибо, повар, — голос хриплый, низкий. — Спасибо, что веришь.

— Волк, — позвал я. Он шагнул ближе.

Я отсчитал двадцать серебряных:

— Семь тебе. Семь Гришке. — Протянул ему. — За помощь сегодня. За овощи, за дрова пять серебряных Угрюмому передай.

Волк взял монеты, спрятал за пазуху. Усмехнулся криво:

— Спасибо, Александр. Детишкам сладкого куплю.

Я посмотрел на оставшиеся деньги. Медленно обвел взглядом детей — Варю, Матвея, Тимку, Петьку, Антона, Стёпку, младших. Все смотрели на меня не дыша.

— Это наше, — сказал я тихо, но чтобы каждый слышал. — Прибыль, заработанная честным трудом. Нашими руками и потом.

Варя смотрела на монеты, губы шевелились беззвучно:

— Двести… серебряных… за один день… — прошептала она, словно не веря. — Это… это невозможно…

Матвей тяжело выдохнул, голова упала на руки:

— Я никогда… никогда не думал, что можно столько заработать… — голос дрожал.

Младшие дети молчали, смотрели на серебро как на чудо.

Я встал, выпрямился. Обвел всех взглядом — каждого, по очереди:

— Сегодня мы победили, — сказал я негромко, но твердо. — Мы показали Гильдии, что можем. Показали городу, что мы не нищие попрошайки. Не обманщики. Не воры.

Пауза. Все слушали, не дыша.

— Мы мастера, — продолжил я жестче. — И завтра мы это докажем снова.

Еще пауза.

— Но завтра битва будет еще сложнее, — предупредил я. — Гильдия не простит нам сегодняшнего дня. Они придумают что-то новое. Ударят сильнее.

Я выпрямился, посмотрел в глаза каждому:

— Отдыхать некогда. Пора наступать.

Все в комнате вытаращились на меня — глаза широкие, рты открыты.

Варя первой нашла голос:

— Наступать⁈ — выдохнула она. — Александр, ты… ты серьезно? Мы едва выжили сегодня! Еще чуть-чуть — и всё бы рухнуло!

Матвей кивнул, лицо бледное:

— Она права… мы на пределе… если завтра так же…

— Завтра будет по-другому, — оборвал я. — Завтра мы будем готовы.

Тишина.

Все смотрели на меня, словно я спятил.