Просторный светлый кабинет. Сквозь открытые жалюзи проникают лучи солнца, которое так редко появляется на сером петербургском небе, и падают золотистыми полосами на дорогой паркет. За широким письменным столом сидит мужчина — высокий, статный, с коротко подстриженной бородой, зачёсанными назад волосами и прямым, строгим носом.
Это мой отец. Зовут его Константин Эдуардович Воронцов — глава рода Воронцовых и обладатель графского титула. Константин имеет четвёртый разряд по огненной стихии, владеет крупным заводом электроники, выпускающим мобильники, и заседает в государственном совете, принимая прямое участие в формировании законов Российской империи.
Человек он… можно сказать, неплохой, но, к сожалению, в последние годы часто поддаётся влиянию супруги, моей мачехи. Ну как в последние годы… с тех пор как женился на ней. Именно поэтому сегодня, в мой восемнадцатый день рождения, я сижу в его кабинете, ожидая своей участи.
Меня зовут Андрей Воронцов. Уже месяц я нахожусь в теле этого молодого человека в совершенно незнакомом мире, который лишь недавно стал более-менее понятен. И сегодня мне снова исполнилось восемнадцать лет. Первый раз — в прошлой жизни, а второй — сейчас. Но отец позвал меня вовсе не для того, чтобы поздравить с совершеннолетием. Разговор ожидался неприятный.
— Итак, Андрей, — сухо и устало проговорил отец, словно ему самому разговор был не по душе, — сегодня тебе исполнилось восемнадцать, а значит, мои обязательства по твоему содержанию прекращаются. Должен также уведомить, что, пользуясь своим правом, я вычёркиваю тебя из списка наследников. Прости, но иного выхода нет. Ты — слаб, и твои поступки вредят репутации семьи.
Я был готов к такому разговору. Давно догадывался, что меня хотят выгнать. Да и как не догадаться, если в доме практически каждый считал своим долгом намекнуть об этом.
— Но я готов дать тебе шанс, — продолжал отец. — Точнее сказать, выбор. Ты переедешь на одну из моих городских квартир и поступишь в институт на ту специальность, на которую скажу. Для учёбы я выдам тебе кредит, который ты вернёшь, когда начнёшь работать. В него же войдёт стоимость аренды. После того, как отучишься, я возьму тебя в свою компанию на ту должность, которую посчитаю наиболее подходящей. И если меня устроит твоё поведение, подумаю насчёт того, чтобы всё-таки оставить тебе часть наследства. Но не дай бог услышу, что ты проиграл в карты, напился или подрался. Можешь забыть и о работе, и обо всём остальном. Детство закончилось, Андрей. Я достаточно терпел, но отныне всё будет иначе, — отец сделал паузу. — Ну или второй вариант. Мы с тобой прощаемся прямо сейчас и больше не вспоминаем друг о друге.
— Елена потребовала это сделать? — спросил я прямо.
— Нет, это моё решение, — ответил отец. — Елена тут ни при чём. Видишь ли, мой род пользуется большим уважением. И совершенно неприемлемо, чтобы семейное дело и титул унаследовал человек слабый во всех отношениях. В первую очередь я обязан думать об интересах рода, этим и продиктовано данное решение, каким бы тяжёлым оно ни было. Да и тебе, Андрей, такое бремя ответственности не по плечу. Всем будет лучше, если ты начнёшь жить самостоятельной жизнью.
— Тогда второй вариант.
— Уверен? Хорошо подумал?
— Здесь думать не о чем. Второй вариант.
— Ладно. Это твой выбор. Тогда даю три дня на сборы и поиск нового жилья, после чего тебе следует покинуть дом. Свои вещи можешь забрать, — отец пододвинул мне конверт. — Этих денег хватит на первое время, если не будешь кутить и играть в карты. А дальше… смотри сам. Ты — по-прежнему дворянин, поэтому тебя легко возьмут на службу в армию. Или можешь получить высшее образование и устроиться на статскую службу. В любом случае меня это уже не касается.
— Отлично. Тогда я пойду. Собираться.
Отец открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но передумал и кивнул:
— Да, разумеется.
Я взял со стола конверт и направился к выходу. Разговор оказался коротким и по делу, без лишних сантиментов. Я тоже не любил тянуть резину и задерживаться на три дня здесь точно не собираюсь. Может быть, для Андрея Воронцова… прежнего Андрея Воронцова изгнание из семьи стало бы трагедией, но не для меня. Никакого расстройства от расставания с обитателями этого дома я не испытывал.
В прошлой жизни меня звали так же, как и здесь, только фамилию я носил другую. Возглавлял секретное подразделение специально назначения, набранное из бойцов со сверхъестественными способностями. Нас было мало, но мы делали такую работу, с которой обычным спецам не справиться. Трудились на самых опасных направлениях, где простому человеку не выжить, пробирались туда, где любых других ждала бы смерть, но не нас. Ликвидация, диверсии, разведка — приходилось браться за всё.
В нашем мире сверхспособности наукой публично не признавались. Но тайные исследования велись, а люди с особыми навыками активно использовались государствами, где это требовалось — в основном на военном поприще. Я был одним из первых уникумов и один из создателей нашего подразделения.
Но бессмертными мы не были.
В сороковом году случился военный переворот, и нас решили расформировать. Я не поддерживал новую власть с её инициативами, мне казалось, она ведёт страну в никуда, и подумывал уйти. Знал, что некоторым не понравится, что «секретное оружие» принимает собственные решения, поэтому собирался тайком бежать и залечь на дно. Да и надоело всё, достало быть вечным инструментов в чужих руках. Но предпринять ничего не успел.
До сих пор перед глазами стояла картина: человек в зелёной ветровке и кепке направляет на меня пистолет «Блок» с усиленными патронами. Выстрелы звучат один за другим. Тело пронзает боль. Пытаюсь задействовать регенерацию, но силы стремительно покидают меня.
Так закончилась моя прошлая жизнь.
В этом мире в тот же самый год и месяц некто Андрей Воронцов — графский сын и выпускник второй гимназии — отправился с друзьями в дворянский клуб, переборщил с выпивкой и поссорился с другим знатным школяром. Дуэль устроили быстро: в ближайшем переулке. Андрей старался, но не смог. Энергетический удар проломил ему голову.
Каким образом я попал в его тело, до сих понять не могу. Очнулся быстро и задействовал регенерацию. Даже не сразу понял, что я не я, и мир вокруг совсем другой. К тому времени, как меня доставили в больницу, кости черепа срослись. Денёк повалялся с сотрясением и выписался.
Разумеется, в первые дни я пребывал в полной прострации и недоумении от происходящего. Не каждый день вселяешься в новые тела. Но постепенно свыкся и, пользуясь остатками воспоминаний Андрея и сторонними источниками, стал изучать мир, куда попал.
Андрей в семье был старшим сыном — единственным ребёнком от первой жены, с которой граф Воронцов развёлся давным давно. Но горевал папаша недолго. Вскоре после этого женился второй раз, и у него родились ещё два сына — Павел и Дмитрий и дочь Виктория. В соответствии с обычаем, основную долю наследства всегда получал старший сын, ему же передавался титул отца. Но мой случай был особым.
Во-первых, Андрея считали слабым. Парень имел ученический разряд, то есть был полным нулём в особых боевых техниках, и это отца сильно раздражало. Тот не хотел отдавать наследство в руки немощного отпрыска, которые ещё и не отличался достойным поведением. Рано пристрастился к алкоголю (с горя, наверное), и играл в карты.
А вот дуэлей в прежней жизни Андрея я не припоминал, если не считать последнюю. Дрался он редко. Лишь пару раз с какими-то оборванцами в кабаке поцапался, но от ребят посильнее держался подальше по волне объективной причине. Что сподвигло Андрея в этот раз наговорить гадостей другому учащемуся, было не совсем понятно. Обрывки воспоминаний говорили, что имела место какая-то давняя обида.
Настаивала на изгнании и жена. Елена хотела, чтобы дело семьи унаследовал её старший сын Павел, которому скоро исполнялось пятнадцать, вот она и капала супругу на мозги. И не просто капала, давила стопудовым прессом. Ей претило, что ребёнок от первой супруги живёт в этом доме, но до моего совершеннолетия сделать ничего не мог, ибо закон обязывал родителей меня содержать.
Но как только мне стукнуло восемнадцать, эти двое исполнили свою мечту и выставили меня вон. Но я не только не расстроился, но в некоторой степени даже обрадовался этому. У меня появилась возможность начать жизнь с чистого листа, основать собственную ветвь без оглядки на родню. Всё равно не смогу существовать в родительском особняке под пятой графа и его сволочной жёнушки. Не выгнали бы — сам бы ушёл рано или поздно.
А предложенный отцом альтернативный вариант я даже не рассматривал. Быть послушной собачкой в надежде получить огрызки с барского стола? Нет уж, спасибо.
К том же тело Андрея Воронцова после моего вселения слабым уже было не назвать. Ему передались мои прежние способности и не только…
В этом мире ауры и энергетика, лежащая в основе мироздания, уже давно не являлись ни для кого секретом. Люди испокон веков овладели искусством управления внутренней и внешней энергией, хоть и не все. Теперь они делились на два типа: те, кто имел сильную ауру и, как следствие, особые способности, и те, кто был обделён подобными талантами. Разумеется, первые всегда занимали главенствующее положение в обществе, становились князьями, графами, боярами, дворянами, королями, царями, императорами — в общем, высшей кастой. Вторым же можно было лишь посочувствовать.
Поэтому появление у графского отпрыска сверхъестественных способностей вряд ли кого-то здесь удивило бы, если б это не произошло столь внезапно и в столь позднем возрасте.
Однако было и кое-что необычное. Помимо обычной я ощущал и какую-то другую энергию, о существовании которой в прошлой жизни даже не подозревал. И она позволяла делать порой странные вещи. Например, воздействовать на ауру живых существ.
Весь месяц я потратил на то, чтобы узнать как можно больше о новом мире, и освоиться со своим даром. Но родители оставались в неведении, уверенные, что Андрюха до сих пор слабак. Я не стал их уведомлять о произошедших переменах. Не нравилась мне моя новая семейка. И это было взаимно.
Где жить и чем заниматься, конкретных планов не было, хотя идей в голове крутилась масса. Для начала собирался съездить в Гланкараскую губернию. Сестра матери, Ирина Одоевская, приглашала в гости. А мне было интересно, что это за место такое.
«Второй мир» или, как его официально именовали, Эдвэн, был открыт в восемнадцатом веке. Считалось, что он — одна из аномалий, побочный эффект манипуляций с энергетикой.
Люди почти сразу начали колонизировать Эдвэн и столкнулись там с расами, которые в моём мире можно было встретить разве что в мифологии, в книгах и в кино: квенди или эльфы, уруки, гоблины и морлоки — загадочные и опасные подземные жители, не дающие покоя местному населению.
Первое время я испытывал когнитивный диссонанс, читая новости о том, как гоблины напали на очередной рудник, или группировка уруков устроила уличные разборки с эльфами, но такова была новая реальность.
К середине двадцать первого века не только у Российской империи имелись колонии в Эдвэне, но и у некоторых других государств, а мифические расы существовали бок о бок с людьми. И так получилось, что сестра моей покойной матери проживала в одной из губерний во «втором мире».
Выйдя их отцовского кабинета, я обнаружил мачеху. Елена сидела на диване и тыкала кнопки в мобильном телефоне. Она словно специально сюда пришла, желая насладиться победой.
Это была коренастая женщина с пышной фигурой и здоровым румянцем на упитанном лице. Даже дома Елена носила золотые украшения в ушах и на шее. В макияже она была вполне себе симпатичная для своих лет, да и на фигуру можно облизнуться.
— О, Андрей, а ты уже уезжаешь? — спросила елейным тоном мачеха, словно удивившись, что встретила меня здесь.
— Уезжаю, Елена Владимировна, — ответил я безразлично с формальной вежливостью. — Думаю, сегодня.
— Так быстро? Куда же ты поедешь? Вначале ведь жильё надо найти.
— Спасибо за беспокойство. Уже нашёл.
— Где-то в городе?
К чему это любопытство? Ей же на меня плевать.
— Да, в городе, у знакомых, — ответил я, не уточнив, в каком городе.
— Замечательно, — на губах мачехи мелькнула довольная улыбка. — Тогда могу тебе только удачи пожелать.
— Спасибо.
За дружелюбными фразами чувствовался яд. Я для этой женщины был помехой. Сегодня она избавилась от меня. А я избавился от паршивой семейки. Все в итоге довольны.
Но, как оказалась, это была не последняя неприятная встреча в этом дне. Когда я зашёл в свою комнату, за письменным столом во вращающемся кресле сидел Павел. Он в свои четырнадцать лет был таким крупным, что меня почти догнал. Здоровый, круглощёкий малый с тупой, простоватой роже и наглым взглядом. Весь в мать. Тоже, видимо, зашёл попрощаться.
— Ну что, именинник, папаша тебя всё-таки выгнал? — с противной ухмылкой на губах спросил Пашка.
— Выгнал, — ответил я. — А ты что в моей комнате делаешь?
— А она больше не твоя. Ты же здесь уже не живёшь.
— Отец мне дал три дня на сборы. Пока живу.
— Ну это не считается. С восемнадцати лет ты никаких прав здесь не имеешь.
— Да мне всё равно. Не мешай собираться. Ты же хочешь, чтобы я побыстрее свалил? Ну вот и не задерживай. Покинь комнату.
— Да ты, смотрю, опять хамишь? Будешь указывать, что мне делать?
Я промолчал, неотрывно гладя в глаза парня.
— Ладно, не дуйся, — Пашка встал с кресла. — Мне вообще жаль, что тебя выгнали. Ты был забавный. Зато теперь наследство моё! — он оскалился и хлопнул меня по плечу. — Счастливо устроиться в жизни.
Это мразотное чмо меня бесило. Сильно бесило. Удивительно, как Андрей терпел его столько лет. Мне месяца хватило, чтобы возжелать смерти мачехе и обоим её тупорылым сыночкам.
А сколько в голове осталось воспоминаний, связанных с этой семейкой! Унижения, издёвки, шутливые тумаки, даже побои были. Последнее случилось три года назад, когда Андрей попытался дать Пашке отпор, сказал что-то грубое, в итоге оказался весь в синяках. А сводному брату всё спустили с рук. Отец хотел того наказать, но не наказал. Стоило догадаться почему.
И я подумал, а не устроить ли небольшое представление? Не помешает ведь преподать урок сопляку хотя бы напоследок.