Саймон (СИ)

Глава 9

В самом сердце Иркутска, на улице Карла Маркса, возвышался удивительный деревянный дом с резными наличниками. Его стены покрывала паутина, а в трещинах старого дерева словно затаились секреты. В окнах мерцали старинные витражи, которые в лучах заката излучали мягкое сияние.

Престарелый ангел облюбовал это место не случайно. Его сад — настоящий оазис спокойствия, где яблони цвели дольше обычного, а сирень источала такой сладкий аромат, что прохожие невольно останавливались, вдыхая её запах. Их лица озарялись необъяснимой улыбкой. По вечерам ангел любил сидеть на старой деревянной скамье с искусной резьбой, прислушиваясь к шёпоту ветра, который приносил ему вести с небес на языке, понятном только ему.

Вот и сегодня он не изменил своим привычкам, устроился подле забора и обратил лицо к небу. Длинные седые волосы падали на плечи невесомыми прядями. В глазах цвета грозового неба, глубоких как океан, отражались тысячелетия. Морщины вокруг глаз напоминали карту звёздного неба.

Лицо его, ссохшееся, с пергаментной кожей, сохранило благородные черты. Пальцы, тонкие как ветви ивы, слегка дрожали, словно пытаясь поймать невидимые струны мироздания. На шее поблескивал серебряный крест.

Одет ангел был в костюм, напоминающий туман над Байкалом: светло-серый кафтан и свободного кроя брюки. На коленях у него лежала старая книга в кожаном переплёте, страницы которой пожелтели от времени и тоже скукожились, словно постарели. Иногда он касался их кончиками пальцев и что-то беззвучно бормотал себе под нос.

Рядом с домом замерла машина. Ангел скользнул взглядом по лаковым красным бокам, но волнения не испытал. Он не ждал гостей, поэтому вновь вернулся к своему занятию и позволил ветру нашёптывать бесконечную песнь жизни.

Передние двери автомобиля распахнулись почти синхронно. Справа на асфальт ступила изящная девичья ножка в чёрной лодочке, слева — белый кроссовок. Светловолосые парень и девушка приблизились к старичку. Та, что носила весьма неудобную обувь на тонком каблуке, склонилась к ангелу, поцеловала морщинистую щёку и сказала:

— Привет, папа.

Тип одного с ней роста, широкоплечий и улыбчивый, коротко кивнул.

Самсон в удивлении уставился на девицу. Облик её вызывал недоумение. Много обнажённой кожи, ткань, обхватывающая упругие телеса слишком плотно. А при виде глаз незнакомки, угольно-черных и пугающих, ему вовсе захотелось поскорее уйти в дом.

— Как ты себя чувствуешь? — участливо спросила распутница.

— Может, в дом зайдём? — обратился к ней блондин в майке и джинсах, чьи руки прикрывал диковинный серый узор. Бутон розы, завитки, чешуйчатый хвост некой божьей твари.

— Вы люди? — осторожно спросил Самсон.

— Самые настоящие, — заливисто хохотнула блудница.

— Твои дети, — раздражённо добавил туземец с цветной кожей.

— Мои дети — божьи творения, и вы совершенно на них не похожи, — с расстановкой молвил старец.

— Вот такое мы разочарование, — буркнул блондин. — Пойдём, бать, есть разговор.

— Сём, давай-ка помягче, — укорила Кира. — Папа, пойдём. Я тебе приготовлю твой любимый чай с липовым мёдом.

Ангел внезапно оживился.

— Да, дочка, пойдём. Засиделся я что-то, а ну подсоби старику.

Он ухватился скрюченными пальцами за плечо костлявой девицы. С другого бока вырос подтянутый детина, подставил локоть, за который Самсон взялся для опоры. Вся процессия черепашьим шагом двинулась вглубь дома.

На кухне вульгарная черноглазка засуетилась. Сгребла грязные чашки и плошки со стола, бросила на плиту сковороду, зажгла огонь. Что-то приятно зашкворчало, по воздуху поплыл аппетитный запах жареного мяса.

— Пап, а где Лида? — оглядев форменный беспорядок, разбросанные по полу вещи и книги, спросил Семён.

Старик непонимающе уставился на него.

— Ну Лида, помнишь, женщина, которая должна была здесь убирать и готовить.

— Я её рассчитал, — с достоинством ответил Самсон. — Твоей матери, Сёмушка, не понравится, что домом заправляет какая-то крестьянка.

Кира хихикнула. Семён поджал губы и стал собирать вещи.

Отец присел в углу и с интересом наблюдал за действиями детей. Периодически он будто уплывал к далёким берегам забвения, но чаще всего осознавал происходящее. Например, как именно пользоваться ложкой, он вспомнил без труда. Зачерпнул сочное варево, подул и отправил в беззубый рот.

— Кирюша, а где мама? Почему не идёт за стол?

— Отлучилась по делам, скоро вернётся, — Семён похлопал отца по плечу. — Ты ешь, бать, ешь, пока не остыло.

— Вкуснее нашей мамы никто не готовит, — поддакнул ангел и в мгновение ока опустошил миску с рагу.

Кира встала, чтобы наложить добавки, как вдруг Самсон вскочил на ноги и заголосил:

— То есть как скоро вернётся?! В мой дом?! Не позволю! Пускай под забором ютится, окаянная!

Кира сжалась в комочек, в глазах заблестели слёзы. Семён, проклиная всё на свете, ринулся к отцу, обнял согбенного старца.

— Всё хорошо, пап, хорошо! Если ты её видеть не желаешь, мы ей так и передадим.

— Передадите? Саймон, отрок мой, неужели ты поддерживаешь связь с этой женщиной? После всего… — он всхлипнул, как дитя.

Кира, не выдержав, резко подлетела к отцу и прижалась к нему сбоку, обняла седовласую голову.

— Папулечка, не переживай. Мы её к тебе на пушечный выстрел не подпустим.

Чистейшие дорожки слёз расчертили сморщенное лицо ангела на три части.

— Так и сама остерегайся гиены огненной, дочь моя. Стезя блуда ведёт тебя прямиком в ад, пятная твои крылья…

Отец разглагольствовал ещё минут десять, так и эдак комментируя путь, который избрали себе его порочные дети. Семён почти не слушал. Кира горестно вздыхала, якобы соглашаясь с догмами родителя. В конце Самсон осенил обоих крёстным знаменем и обеспокоено спросил:

— А где же чай с липовым мёдом? Кликните кого-то послать гонца к медоварне.

Уже сидя в машине, Семён раздосадовано сказал:

— Совсем плох старик стал.

— Это из-за неё, — будто в оправдание заявила Кира. — Он переживает, оттого в голове всё путается.

— Надо найти ему новую сиделку. Отправь завтра к нему кристаллоида, пускай приглянет.

— Сам и отправь.

— Кир, я в клинике раньше вечера не окажусь. У меня на завтра три операции.

— А я не пойду к Игнату просить разрешения, понял?

— Ах, вот оно что, — Семён понял причину агрессии, достал телефон и соединился с главным врачом подземной больницы. — Здравствовать тебе, дружище.

Кира фыркнула.

— И тебе доброго вечера, брат.

— Скажи, могу я послать одного из кристаллоидов к своему отцу? Человеческие сиделки с ним уже не справляются.

— Только попробуй откажи, пиявка монаршая, — не удержалась Кира от едкого замечания.

— Это не твоя благонравная сестрица брызжет слюной? — Игнат рассмеялся.

— Она самая. Дать трубочку?

— Я тебе руку отгрызу по локоть, братец, — пригрозила Кира и крепче стиснула руль.

— Не стоит. Саймон, забирай ту, что в бригаде с Сильварисом, он отлично справляется и один.

Теперь уже Кира сама выхватила смартфон, прижала щекой к плечу и яростно выдала:

— Это же моя бригада. Предлагаешь в одиночку тащить на себе все операции? А ты, случаем, по морде не хочешь получить?

— Я лично могу тебе ассистировать, — благодушно предложил Игнат.

— Знаешь, что?

— Скажешь — узнаю.

— Завтра в клинике будет случай со смертельным исходом, понял? Только тронь мою Крис, и я тебя кирзовым сапогом отфигачу.

Игнат расхохотался.

— Передай брату, что его просьба удовлетворена, — попросил он как ни в чём не бывало.

Кира зарычала и швырнула несчастный сотовый на переднюю панель.

— Где бы найти нормальную работу вместо этого шапито? — она ударила кулачком по рулю.

— А может стоит забыть старые обиды и присмотреться к жениху? — осторожно ввернул близнец, выуживая мобильник из-под лобового стекла. — Он ведь из кожи вон лезет, чтобы угодить тебе.

— Если я когда-нибудь посмотрю в сторону этого мерзкого кровососа, официально разрешаю тебя пришпилить меня осиновым колом! И больше ни слова о нём, ясно? Меня наизнанку выворачивает от одной мысли.

Саймон сделал вид, что согласен с её доводами. Однако в глубине души всегда знал, что Игнат — именно тот, кто нужен его сестрице. Спокойный, уравновешенный вампир легко мог удовлетворить все её потребности и стал бы надёжной опорой на долгие столетия. Жаль только, что Кира отказывалась видеть в нём спутника жизни. А всё из-за того нелепого случая.

Восемьдесят лет назад

В глубине старого Иркутска, укрытая от любопытных глаз высокими тополями, стояла необычная лечебница. Её построили в начале XX века, и с тех пор здание почти не изменилось: серый камень стен скрывал от посторонних глаз невиданных чудищ, а окна по вечерам светились мягким, таинственным светом. Местные жители шептались, что в этих стенах творится настоящее чудо, но мало кто решался заглянуть за массивные дубовые ворота.

В этот день в клинику прибыли два новых врача: молодой травматолог-вампир Саймон и хирург-луминария Кира. Их первый рабочий день начался с двух экстренных случаев, и врачи сразу разошлись по разным отделениям.

Кира попала в бригаду к главному врачу клиники — древнему вампиру Игнату. Он встретил новую сотрудницу сдержанно, однако диковинные изумрудные глаза его излучали интерес.

Палата, куда доставили пациентку, была оборудована по старинке: кварцевые лампы, хрустальные призмы для фокусировки энергии и старинные инструменты, отполированные до блеска. Пострадавшая — вирява, хозяйка лесных рощ с серьёзной травмой плеча — лежала на операционном столе, её шерсть отливала серебром в свете кварцевых ламп.

Игнат двигался с грацией, присущей только существам его рода. Руки у него были тверды как сталь. Он начал объяснять Кире особенности операции, попутно демонстрируя техники, которые не были известны даже в самых продвинутых учебниках по сверхъестественной анатомии.

— Важно помнить, — наставлял он, — каждое существо требует индивидуального подхода. Вирявы исцеляются быстрее, но их энергия может быть непредсказуемой. Тебе придётся научиться чувствовать её поток.

— Я чувствую, — с энтузиазмом отозвалась Кира. — С детства я наделена даром к эмпатии, легко улавливаю как чужую боль, так и желания, и даже жизненную силу.

Игнат поднял на неё взгляд. Кира поёжилась, будто ушат ледяной воды опрокинули за шиворот. Мысли парализовало. Она смотрела на своего наставника и чувствовала, как по телу прокатываются волны вожделения. Голод был столь сильным, что она совершенно забылась, и сама потянулась к мужским губам, точно кролик, загипнотизированный глазами удава.

Вампир тоже подался навстречу, чиркнул своим ртом по её скуле и жарко прошептал на ухо:

— Во время операции постарайся думать о пациенте, иначе загубишь невинную жизнь.

И снова будто обухом по голове. Кира смутилась и дальше реагировала только на слова и просьбы, игнорируя позывы вышедшего из-под контроля организма.

Операция длилась несколько часов. Практикантка, затаив дыхание, следила за каждым движением наставника, впитывая его опыт как губка. И когда последний шов был наложен, а пациентка пришла в себя, она поняла, что этот день навсегда изменит её жизнь в клинике.

И он действительно изменил всё. Оставшись наедине с величественным главврачом, Кира не придумала ничего умнее, как завершить знакомство поцелуем. В тот момент она не думала, а шла на поводу у инстинктов. Тело отчаянно требовало энергии, и статный вампир казался наиболее соблазнительным источником.

Он ответил ей взаимностью, потом отстранился и с лёгким изумлением спросил:

— Кто ты? Никак не могу разобраться.

Она не стала вдаваться в тонкости своего происхождения, лишь выпустила наружу крылья: одно чёрное, плотное, сотканное из тончайших нитей мрака, другое — прозрачное, невесомое, исполненное из мельчайших крупиц света. Размах их был таким, что она вполне бы могла укутаться в них, как в дорожный плащ.

Игнат сделал собственный вывод, чем обрёк себя на долгие лета незатухающих угрызений совести.

— Падший ангел? Впервые встречаю подобное, я полагал…

Кира не дослушала, шагнула в крепкие объятия и поддалась безотчётному желанию.

Морок рассеялся, когда в операционную заглянул близнец. Ему не терпелось поделиться с сестрой успехом первой же проведённой операции, однако мысли о недавнем триумфе мигом покинули Саймона. Увидев сестру на подоконнике с широко расставленными ногами и Игната, который своей мощной спиной закрывал большую часть действа, близнец смущённо ойкнул и поспешил прикрыть дверь с обратной стороны.

В этот самый момент Киру будто подменили, она, наконец, поняла, что натворила, с ходу отвесила вампиру оплеуху, оттолкнула от себя, придерживая рукой сочащуюся кровью рану на горле, наспех поправила одежду и пулей выскочила в коридор.

С той поры вся ответственность за случившееся возлегла на плечи древнего вампира, мол, это он, кровопийца бездушный, воспользовался ситуацией и склонил её к близости. Насильно. В прямом смысле против её воли.

— Тебя домой отвезти или к «Булочке»? — спросила сестрица, когда страсти по поводу кристаллоида немного улеглись в её сознании.

— К Ангелу, — с мечтательной улыбкой влюблённого идиота молвил братец. — Она в «Университетском» живёт, поезжай, я покажу, где свернуть.

— Ты, кстати, выяснил, действительно ли она ангел?

— Нет, пока что мы разбираемся с тем, что я — вампир.

— Ты признался?

— Не люблю тайны и недомолвки, ты же знаешь. Последовала бы моему примеру и согласилась на ужин с…

— Сейчас твоя татуированная задница улетит в кювет, — предостерегла Кира. — Не суй свой нос в чужой вопрос, слышал такую мудрость?

— Молчу-молчу, была охота жопой дорожную пыль подметать.

— Вот и помалкивай, я сама разберусь со своей жизнью.

Они распрощались у подъезда дома, в котором жила Ангела, Семён в два счёта взлетел вверх по ступенькам и надавил на звонок.

Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла Ангела, вернее, её призрачная тень. Щеки бледные до синевы, глаза испуганные. Она совсем не обрадовалась его появлению, скорее наоборот, запаниковала ещё больше.

— Что? — напряжённо задал он вопрос, и ответ ранил в самое сердце.

— Там на кухне… — голосок тоненький, писклявый, как звук комара, — там твоя мама.

Саймон помрачнел, что небосклон перед мощной грозой. Волоски на затылке вздыбились, как шерсть на холке животного в момент опасности. Он решительно вошёл в квартиру и направился прямиком на кухню.

В мягком свете она казалась воплощением изысканности, но не той, что бросается в глаза — скорее, её красота таилась в деталях: фарфоровая кожа с едва заметным персиковым оттенком, точёные черты лица — высокие скулы, чуть вздёрнутый нос и губы, словно нарисованные мастером-минималистом. Волосы, цвета горького шоколада с проблесками меди, были уложены в небрежную причёску, которая подчёркивала их природное сияние. Глаза — глубокого карего цвета с золотистыми крапинками — обладали удивительной способностью менять выражение: то они были томными и манящими, то вдруг становились пронзительно-ясными, словно она видела тебя насквозь.

Её фигура была безупречна, но не по стандартам подиума — в ней была особая грация женщины, познавшей себя. Плавные линии, изящная осанка и грациозные движения выдавали в ней ту, кто не просто привыкла к восхищённым взглядам, а научилась использовать свою силу. Она двигалась с такой уверенностью и естественностью, что каждый шаг, каждое движение становились частью отточенного образа роковой красавицы, знающей себе цену. Её наряды всегда были безупречны — не кричащая роскошь, а скорее, тихая элегантность, которая говорила больше, чем любые драгоценности. В манере держаться было что-то от кошки, вышедшей на охоту, а в улыбке — загадка, которую хотелось разгадывать до конца жизни.

Вот только на сына её чары не действовали. Вместо того чтобы восхититься, умилиться или даже расчувствоваться, он вскипел гневом и проговорил, цедя каждое слово:

— Что ты здесь делаешь?

— И тебе привет, мой дорогой, — промурлыкала Дана, приподнимаясь из-за стола. — Я заехала навестить твою игрушку.

— Игрушку?

— Ну или зверушку, не знаю, как будет точнее.

— Ты нарочно меня злишь?

Демонесса наконец шагнула к сыну, распростёрла руки, предлагая свои объятия на манер королевских.

Саймон насупился. Ангела стояла позади и боялась даже вздохнуть. Вокруг всё наэлектризовалось напряжением.

— Неужели ты совсем не рад меня видеть? — Дана казалась искренне опечаленной.

— Ещё скажи, что это тебя огорчает.

— Конечно, огорчает, ведь ты всегда был моим любимцем, Саймон. Я только ради тебя и вернулась.

— Какая честь, — Семён скрестил руки на груди. — Я польщён. Ближайшие сто лет буду приходить в себя, поэтому не могла бы ты поискать дверь самостоятельно?

— Саймон! — она снова предприняла попытку приблизиться.

Он с рычанием напустил на себя вампирский облик. Геля почувствовала, как на спине у него ожили и задвигались мышцы.

— Проваливай. Тебе здесь не рады.

— Уверен?

Дана тоже преобразилась, не за секунду, как её сын, а гораздо медленнее, будто смаковала каждый миг потери человечности.

В одно мгновение пространство вокруг неё словно взорвалось тьмой. Воздух затрещал от сгустка энергии, а сама она начала растворяться в воздухе, словно мираж.

Кожа вспыхнула изнутри багровым пламенем, словно раскалённый металл, и тут же потемнела до цвета обсидиана. Вены, пульсирующие адским огнём, проступили под поверхностью.

Волосы взметнулись ввысь, превратившись в чёрное пламя, которое извивалось, как змеи Медузы Горгоны. Каждая прядь искрилась аметистовыми молниями, а кончики светились, будто раскалённые угли.

Глаза вспыхнули двумя огненными солнцами — вертикальные зрачки пульсировали в их глубине, словно порталы в бездну. От этого взгляда кровь стыла в жилах, а душа обнажалась перед её взором.

Тело начало преображаться с ужасающей скоростью: кости удлинялись, мышцы перестраивались, кожа истончалась до полупрозрачной вуали. Клыки вытянулись, превращаясь в смертоносное оружие, а пальцы оканчивались теперь когтями, способными рассечь сталь.

Пространство за спиной разорвалось, выпуская крылья — не просто крылья, а чёрные паруса из глубин ада. Они были огромными, кожистыми, с костяными шипами на концах. Каждое перо излучало тьму, а от взмаха сотрясался сам воздух.

Комната наполнилась запахом тлена и озона, словно после ядерной бури. Её голос, глубокий и бархатный, теперь звучал как симфония преисподней, заставляя колени дрожать от ужаса и благоговения.

— Ты со мной решил померяться силами, сопляк?

Преображение завершилось. Перед ними стояла не просто демон, а богиня разрушения и соблазна, чья красота была смертоноснее любого оружия.

— Святые ёжики, — тихо прошептала Геля.

Семён шагнул вперёд. Его мать — тоже. Тесное пространство кухни, казалось, готово было лопнуть от переизбытка опасности на квадратный метр площади.

— Постойте, погодите, что же вы делаете? — Геля, с видом самоубийцы, сознательно идущей на верную смерть, вклинилась между ними и обеими руками упёрлась в грудные клетки оживших кошмаров. По правую руку от неё сияла всеми бликами мрака демонесса, а слева на ухо пыхтел разъярённый вампир. — Он ведь ваш сын! — первой она обратилась к женщине. — Неужели вы готовы причинить ему вред?

Хотелось сказать кое-что и Семёну, но не потребовалось. Демон пришла в себя первой и сложила крылья за спиной. Потом начала обратное возвращение к образу роковой обольстительницы.

— Скажи спасибо своему ангельскому ягнёнку и впредь не забывай об уважении. Я старше тебя на добрых три сотни лет, захочу и прихлопну, как склизкое насекомое.

Она царственно прошествовала к двери, но на пороге обернулась.

— Кстати, доигрывай в свои погремушки. Настало время взрослеть. На следующей неделе я представлю тебя твоей будущей жене.

На том и удалилась, оставив сына в полном раздрае чувств и с раскрытым ртом.