Кира хотела уйти никем не замеченной, поэтому главному входу предпочла дальние северные ворота. Ей требовалось побыть одной, осмыслить всё случившееся.
Вчера дать Игнату согласие быть его женщиной, стать с ним единым целым, казалось здравой идеей, а сегодня… Она испугалась той власти, что он имел над ней. Более того, мысль засесть дома, с головой уйти в быт и воспитание потомства засела в мозгу на манер раковой опухоли, и ей категорически не нравились столь резкие смены курса.
Да, он очень красивый вампир, королевских кровей, завидный жених и всё такое прочее, знает и умеет многое из того, о чем она слышала впервые в жизни. А ещё он зверски притягивает и чертовски талантливый любовник, но это же не повод нырять в омут с головой, правда?
Кира миновала последний завиток коридора, увидела лестницу из вмонтированных в стену металлических прутьев, нашла потайную панель, которая открывала люк, ведущий на поверхность, и только приготовилась ввести код, как в спину ударил густой мужской голос:
— Удрать решила?
Она резко обернулась. Обмерла. К горлу подступил комок.
— Поговорить для тебя уже не вариант? — Игнат выглядел раздражённым, скорее даже злым.
— Я не удираю, — она лихорадочно подыскивала правдоподобное объяснение, но в голову лезло одно лишь предвкушение чего-то безумного и запретного. — Просто хотела побыть наедине с собой, осмыслить всё случившееся.
— Что именно? — он подошёл вплотную, потеснил её в прутьям уходящей ввысь лестницы.
— Тебя. Себя. Нас.
— И что тебе кажется сложным в этой комбинации? Одного вампира маловато или было недостаточно остро?
Его ноздри раздувались от гнева, а в каждом слове клокотала ярость. Кира окончательно растерялась. Привычная спесь и желание грубить покинули её, уступив место неуверенности.
— При чём здесь это? Я не жаловалась вроде, просто…
— Возьмись руками за перекладину, — перебил Игнат.
— Что? — она словно не расслышала.
— Подними руки вверх, просунь их под ступеньку и крепко сожми ладонями.
— Зачем? — она прекрасно понимала, к чему он клонит, но отказывалась участвовать в чем-то подобном. Только не в коридоре клиники, куда в любой момент могли войти посторонние.
— Либо ты сделаешь это по доброй воле, либо я заставлю тебя это сделать, — вампир склонился к её лицу и по-звериному облизал щеку.
— Заставишь? — Кира вздрогнула от прикосновения его языка. Тело тут же отозвалось диким голодом.
— Ты же заставляешь меня чувствовать себя идиотом, — Игнат поморщился на последнем слове и скользнул взглядом по губам, шее и яростно вздымающейся грудной клетке.
— Игнат, я…
— Прутья, Кира, возьмись.
Он вдруг расстегнул пряжку ремня и стал неторопливо вынимать его из шлеек.
— Ты что бить меня собрался? — она недоуменно вскинула бровь.
— Почти, — он сам перехватил её за запястье, задрал руку вверх, потом проделал то же самое с другой, провёл их под перекладину, заставил уцепиться за неё и связал запястья ремнём. Не на узел, а несколько раз обмотал вокруг кожи и застегнул пряжку. — Теперь не сбежишь.
— Ты чокнулся? А если сюда кто-нибудь войдёт?
— Не войдёт, я запер дверь в северное крыло. Вроде бы.
— Так, хватит! Вроде бы да как бы — это уже перебор. Я тебе не собачка, которой можно нацепить поводок и отдавать команды.
— А я вроде предупреждал, что не собираюсь играть в свободные отношения.
Он поводил пальцем по лицу, очерчивая контуры носа и бровей, мазнул по губам, всей пятернёй сжал грудь.
— Какие… — Кира застонала помимо воли. — Какие ещё свободные отношения? Я не собиралась сбегать, чтобы переспать с кем-то. Мне просто хотелось побыть в одиночестве.
— Могла бы просто об этом сказать, — задумчиво обронил Игнат и с той же силой сдавил другую грудь, оттянул сосок через ткань.
Кира зашипела.
— Так я говорю.
— Неубедительно. Стонешь ты куда естественнее.
— Заканчивай это показательное выступление, мне не нравится секс у всех на виду.
— А никакого секса нет. Пока что.
Он нарочно медленно просунул руку ей между ног и погладил внутреннюю сторону бедра: от колена к центру, от центра к колену, рисуя на коже витиеватые узоры.
— Игнат, прекрати, — она задрожала, когда он стал оглаживать ладонями внешний контур бёдер.
— Если скажешь, от кого ты бежала — от меня или самой себя, я, возможно, перестану. Возможно.
Он просунул пальцы по резинку трусиков и медленно повёл вниз.
— Ты придурок, право слово, — взвизгнула Кира и томно закатила глаза. — Хорошо, хорошо, я хотела сбежать от тебя. От твоей дрянной идеальности во всём.
— В чем конкретно заключается эта идеальность? — он вдруг перестал выводить её из равновесия, оставил бельё болтаться между коленями и отступил на шаг.
— Сам не понимаешь?
— Я понимаю по-своему, теперь расскажи, как видишь это ты.
— Может, для начала отпустишь? — она вскинула голову наверх, указывая на руки.
— Просто опусти их, — мягко сказал Игнат. — Неужели ты в самом деле думала, что я стану удерживать тебя силой, делать что-то против твоей воли? Ты раз и навсегда отучила меня бороться с тобой. Это проигрышный сценарий.
Она с лёгким изумлением продела руки между прутьями и опустила вниз. Всхлипнула. Он растерялся, потом склонился к лицу, подобрал трусики, вернул на место, расстегнул дурацкий ремень.
— Кир, ты чего?
— Я боюсь в тебя влюбиться, — она ещё раз шмыгнула носом. — Я никогда… А отец, он ведь тоже влюбился и потерял себя в этом чувстве, — она заговорила быстро, захлёбывалась словами, проговаривала только часть, а другую оставляла в мыслях. Не давилась слезами, но лучше бы пусть рыдала, чем весь этот поток детских страхов и нелепостей, который обрушился на его голову. — Он так любил её, мою мать. Боготворил. Из-за неё он потерял решительно всё. Будущее, своё место в этой жизни, место, которое считал домом, но главное, он потерял себя. Из-за неё его лишили благодати. Из-за этой проклятой любви, демонического наваждения он утратил бессмертие, а потом и вовсе начал терять рассудок. Я… я не хочу так же, ты понимаешь? Не хочу любить. Я с первого взгляда поняла, что ты — опаснее всех, кого я когда-либо встречала. Что ты единственный, кого могло бы принять моё сердце. И я так усиленно сражалась с тобой и собой. По большей части с собой. Но потом у Саймона появилась эта пухляшка, и он к дьяволу потерял всякое вампирское достоинство. А я ведь чувствую каждую его эмоцию, мне всё передаётся. Как удержаться в стороне, когда близнец двадцать четыре на семь витает в облаках и разве что голой жопой в кактусы от восторга не бросается? Я не хотела замечать, какой ты. Но за последние недели ты столько раз срывал с меня эту слепоту. Ты, оказывается, заботливый отец. И чёртов собственник, от которого меня пробирает до костей. Тогда в ресторане ты зарычал: «Моя!» и укрыл своими крыльями, а я едва от счастья не уписалась, потому что слова — это одно, слова можно и проигнорировать, выдумать, ими можно бросаться направо и налево, но инстинкты… Их не подделать. А если уж копать совсем глубоко, я потеряла голову, когда увидела тебя в роли домоседа. Серьёзно, этот растрёпанный вид и гребаные босые ноги — я хочу до конца жизни видеть тебя таким и гладить твои занудные рубашки. Сегодня, когда принимала роды у драконихи, знаешь, какая нежданная мысль меня посетила? Я хочу родить от тебя ребёнка. Кучу детей. Но это ведь не я, это не мои ценности. Я не верю в семью. Она несёт только боль, тревоги и разочарования. Я не хочу до скончания времён вздрагивать по ночам и думать, что какая-то тупая случайность заберёт тебя, или мать возьмётся за старое, или…
Она осела на пол у подножия лестницы и спрятала лицо в ладонях.
Игнат сел рядом, обнял вздрагивающие плечи и впервые за шесть веков онемел от изумления. Она ведь не просто боялась любить, она уже любила. И эта мысль волновала, как ничто другое.
— Я тоже боюсь любить, — глухо отозвался он. — В отличие от тебя я уже любил дважды. Вначале Риту, так звали мою бывшую жену. Её я потерял, не смог уберечь. И поверь, знание, что именно плод нашей любви убил её — тот ещё ошейник с шипами. А вторая моя любовь — это Ксюша, но и её я теряю. И точно не смогу тебе сказать, какая из привязанностей острее. Потерять внезапно или каждый день просыпаться с мыслью, что дочь, возможно, уже и не дышит, потому что застряла в каком-то подростковом возрасте и отчаянно страшится повзрослеть, расстаться с детскими травмами и взять ответственность за себя.
Кира подняла голову, и долгие десять минут они молча смотрели друг на друга.
— Но теперь поздно бояться, ведь так? Я уже люблю тебя, — наконец признался Игнат. — Уже очень давно. Смотрю на тебя, и всё внутри переворачивается. Всегда так было.
— И тебя это устраивает? — она сложила руки поверх коленей и уткнулась в них подбородком.
— Вполне. Мои желания сильнее каких-то там страхов, а хочу я тебя. В свою жизнь, в свою постель, в своё будущее и в свою душу. Но я не стану давить на тебя. Если ты хочешь оставаться независимой — дело твоё. Вчера я заставил тебя выбирать между жаждой тела и тем, чего ты на самом деле хочешь. Это было неправильно, нарушило твой покой. Мне искренне жаль. Я поступил очень эгоистично. Давай попробуем вернуться к прежнему формату отношений и посмотрим, к чему это приведёт.
— К прежнему… это когда ты был начальником, а я подчинённой, и мы изредка цапались по пустякам?
— По-моему, мы всегда были на равных, — Игнат насилу улыбнулся.
— И ты сможешь терпеть мои похождения на стороне? — Кира прищурилась.
— Однозначно, нет.
— Тогда прежних отношений не будет.
— Тупик.
— Я бы сказала, обрушение дороги.
— Тогда нам остаётся только повеситься, — «оптимистично» предложил Игнат.
— Можно ещё стреляться. Давай устроим дуэль, позовём твою дочь и моего братца в секунданты.
— Отличная идея. Завтра в полдень жду тебя на сквере Кирова рядом с Госдумой. А сейчас вставай, негоже девушке морозить очаровательную пятую точку на каменном полу.
Он подал ей руку, помог подняться и тут же отстранился.
Семён рухнул в кровать с высоты своего роста, зарылся лицом в подушку и блаженно засопел. Ангела присела рядом на краешек, стараясь ничем не потревожить страдальца.
— Сёма, давай я попробую помочь, — тихо шепнула она на ушко. — Игнат сегодня показал пару приёмов — у меня очень даже неплохо получалось.
Он пробормотал что-то невнятное. Она осторожно переспросила.
— Говорю, приступай, — он повернул голову набок. — Даже если ты просто подуешь на мою ассиметричную задницу, поверь, от этого знатно полегчает.
Геля засмеялась.
— Тогда привстань, я сниму с тебя джинсы.
— И трусы, — закапризничал он.
— Как скажешь, — она полезла руками под его живот, расстегнула пуговицу, ширинку и принялась аккуратно стягивать вещи.
— Мне уже нравится твоё лечение. Думаю, если хорошенько погладить спереди, то и сзади полегчает.
— Вот ты болтун, — Геля поцеловала его в плечо и наконец справилась с джинсами, бельём и даже носками.
Сквозь тонкий слой бинта проступала чёткая линия швов — следы искусных рук кракена Пузи. Края повязки были аккуратно закреплены тонкими полосками пластыря. Геля отодвинула слой марли и осмотрела повреждение.
На ягодице свежий рубец. Кожа вокруг него была припухшей и нежно-розовой. Ангела чуть приблизила ладони к травме, закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении образ разбитой чашки, как учил Игнат.
Рука уже спустя секунду ощутила невыносимый жар, а вместе с ним пришло и понимание чужих страданий.
При каждом движении по телу разливалась тупая, ноющая боль — тихий шёпот недавнего вмешательства. Она напоминала о себе лёгким покалыванием, словно множество крошечных иголочек касались раны. В глубине разреза иногда вспыхивало жжение — верный признак того, что жизнь медленно, но верно возвращалась в повреждённые ткани.
Рана выглядела спокойной, умиротворённой. Не было ни следа тревожного покраснения или подозрительных выделений. Швы держали крепко, уверенно. Вот только была одна существенная деталь: Семён изнывал от голода.
— Тебе что-нибудь приготовить? — спросила она, трактуя ощущения вампира не совсем верно.
— Нет, Ангела, спасибо, аппетита нет совсем. Целовать не будешь?
Она с улыбкой склонилась и чмокнула его в поясницу. Семён заворчал.
— Хоть какой-то прок от этой пробоины.
— Если ты не хочешь есть, тогда почему я чувствую твой голод?
— О, как многому ты научилась всего за один день. Давай забудем о голоде, ага? Лучше переключись на мои желания.
— Сём, я серьёзно. Тебе нужна кровь?
— Я тоже предельно серьёзен, Ангела. Твою кровь я не буду, это неоправданный риск. Я вчера взял больше, чем следовало.
— Тогда тебе нужен кто-то другой, — с расстановкой произнесла она, мысленно содрогаясь от такой перспективы.
Она попыталась представить его с другой женщиной. Его губы в контакте с чужой кожей, его клыки, пронзающие плоть незнакомки, и поняла, что готова поддаться панике. Чудовищное чувство ревности охватило всё нутро.
— Я потерплю, — он словно подслушал её мысли, перевернулся на бок, обвил талию руками и уткнулся лицом ей в живот. — Правда, потерплю.
— Но ведь в скором времени это всё равно случится, — она не верила, что молотит подобное собственным языком. — Так к чему жертвы?
Он молча лежал.
— Сём?
Поднял взгляд.
— Есть у тебя какая-нибудь страшная соседка, которая всегда готова накормить страждущего вампира?
— Как ты себе это представляешь? Я постучусь, очаровательно улыбнусь и кусну зазевавшуюся девицу…
— Желательно, чтобы это была беззубая старуха, — внесла ясность Геля.
— Да-да, вот эту бабусю я и укушу в паузе между «Здравствуйте!» и «Не одолжите ли сахарку?», правда?
— Не знаю, — она погладила его по волосам.
— Тогда тема закрыта. Поцелуешь меня?
Она, конечно, наклонилась и до мурашек нежно накрыла его губы своими. Он ответил той же монетой и немного подразнил её языком, потом отодвинулся и сказал:
— А как насчёт другого поцелуя, м? Взаимного.
Семён лукаво улыбнулся и медленно опустил руку к паху. Обхватил себя у основания, провёл вверх по всей длине, снова двинулся вниз. Геля заворожённо наблюдала за ним.
— Взаимного, в смысле я поцелую тебя, а ты потом меня? — кончиком языка она провела по пересохшим губам.
— Неа, одновременно.
Секунду они смотрели друг на друга, потом Геля хлопнула в ладоши.
— Отлично. Тогда предлагаю сначала тебя накормить, а потом ублажить. Если ты против, мирно ложимся спать.
— Это шантаж? — он убрал от себя руку.
— Ультиматум, — она подмигнула.
— Бессердечная ты женщина, — Семён вздохнул. — Ладно, давай обратно напяливай трусы, джинсы и что там ещё надо.
Через полчаса они уже подъехали на такси к загородному ночному клубу. Вампир неловко вывалился из машины, придержал дверцу для своей девушки, а когда они оказались лицом к лицу, спросил:
— Ты точно этого хочешь? Смотреть как я…
— Да, — она храбро вскинула голову и погладила колечко у него в носу. — Это лучше, чем домысливать, как всё происходит, когда ты остаёшься с ними наедине. Пускай будет на моих глазах.
Они вошли внутрь и уже с порога окунулись в атмосферу беззаботного веселья. Музыка здесь — главный герой вечера. Диджей умело микшировал популярные треки, создавая непрерывный поток энергии от ритмичного хауса до мелодичного дип-хауса. Звуковая система высшего класса гарантировала кристально чистый звук.
Интерьер клуба оказался продуман до мелочей: удобные диваны вдоль стен, современный танцпол с LED-подсветкой, барная стойка с широким выбором напитков. Мягкое освещение расслабляло, а в моменты танцевальных сессий включалась яркая светомузыка.
Семён лихо протиснулся к бару, ведя за собой Ангелу. Взмахом руки подозвал бармена.
— Привет, док, тебе как обычно? — пробасил бородатый дядька в кожаном жилете, который очень плотно обтягивал бугрящийся мышцами торс.
— Минералку с лаймом, а моей девушке…
— Виски со льдом и колой, — уверенно брякнула она и с вызовом глянула на Семёна.
— Виски так виски, — он остался стоять, в то время как Геля забралась на барный стул и положила руки на стойку. — Я вернусь через пять минут, Боря присмотрит за тобой, хорошо?
Она кивнула, забарабанила пальцами по столешнице. Бармен поставил перед ней два стакана: один приземистый, наполненный тёмной жидкостью и кубиками льда, другой высокий, с запотевшими стенками, пузырьками, синим зонтиком и долькой лайма.
— Впервые вижу его с девушкой, — Борис подмигнул. — Коктейль сделал полегче, виски там совсем немного.
— Спасибо, — она жадно выпила половину и оглядела развеселую толпу на танцполе.
Семён затерялся где-то в людском море, однако через пару минут «выплыл» и направился обратно к бару. За руку от тащил за собой какую-то размалёванную девицу лет двадцати в короткой юбке и совсем уж неприличной майке.
Геля вздрогнула, залпом допила свою колу и с ужасом смотрела, как эта парочка приближается. Вампир выглядел непривычно хмуро, а эта полураздетая пигалица наоборот, хохотала и громко что-то кричала.
Семён резко приблизился, накрыл затылок Ангелы рукой и яростно поцеловал, вкладывая в движения губ и языка целую гамму эмоций от неловкости до ярости.
— Знакомься, — бросил он через плечо своей новой подружке, — Ангела, моя девушка. А это Кристина.
Крепко подвыпившая барышня с нарощенными ресницами жеманно протянула ладонь.
— Очень приятно, — молвила она.
Геля эхом повторила.
— А она ничего, — Кристина окинула её оценивающим взглядом. — Мне нравится.
— Раз нравится, тогда пошли, — Семён старался держаться игриво, но сквозь обаятельную улыбку явственно проступало напряжение.
Он обнял Гелю за талию, девицу схватил за руку и повёл обеих вглубь клуба, туда, где располагались приватные комнаты для наиболее важных посетителей.
— Сём, что ты делаешь?
— Пытаюсь отделаться от твоего ультиматума и получить то, чего на самом деле хочу, — туманно пояснил он и толкнул дверь ближайшей каморки.
Тёмные стены проглатывали тусклый свет, исходящий от торшера в углу. Красный абажур рождал некую кровавую атмосферу, словно готовил к происходящему. В центре комнаты высилась кровать, а у изножья примостилась низкая кушетка, обитая алым велюром.
Семён толкнул Кристину к постели, та с хохотом забралась с ногами на одеяло, встала на колени, руками упёрлась в матрас недалеко от пяток и выгнулась дугой, словно предлагая себя. Ангела зыркнула на неё с осуждением, а потом вновь потерялась в острых ощущениях. Семён поцеловал её, дико и настойчиво, сдавил пышную грудь в руке и мягко подвёл к краю кровати. Уложил на спину, забрался сверху и целовал до умопомрачения, блуждая ладонью по груди и шее. Но вот ладоней стало две, а потом и три. Геля вздрогнула.
— Не трогай, пока не скажу, — хрипло предупредил вампир Кристину и убрал её цепкие ручонки от тела своей девушки. Затем склонился к уху Ангелы и жарко прошептал, — если будет совсем неприятно, скажи. Мы уберёмся отсюда. Хорошо?
Она кивнула, не в силах произнести что-то осмысленное. Семён на коленях подобрался к хмельной девице, развернул её спиной к Ангелине, откинул с шеи волосы и, не сводя голодного взгляда с лица своей девушки принялся касаться губами чужого горла. Малолетняя бестолочь застонала, визгливо и мерзко. Семён держал её за плечи, а нахалка шарила руками по всему его телу, елозила ладонью по ширинке.
Геля не выдержала и тоже опустилась позади резвой дамочки на колени, перехватила её руки и переместила на худосочное тело.
— Себя, — срывающимся от волнения голосом поправила она, — ласкай себя. Нам обоим так больше нравится.
Семён сверкнул глазами, словно благодаря за помощь, потом опустил веки, и через секунду на Гелю уже смотрел вампир с рубиновыми радужками. Девица коротко ахнула, упёрлась обеими руками кровопийце в грудь, силясь оттолкнуть. Он крепче ухватил её за плечи.
Пил он почти беззвучно, Ангела слышала лишь мычание пустоголовой барышни, его спокойные вдохи и мерный звук сглатывания. Но громче всех в этой комнате было её сердце, оно неистово билось о стенки грудной клетки, добавляя происходящему нотку остроты и порочности.
Всё время, пока насыщался, Семён не сводил со своей девушки упрямого взгляда, будто показывал, что помнит о ней, что хочет только её, что истинно предан лишь ей.
В пылу вдохновения Ангела погладила его по щеке. Он прикрыл глаза и заурчал в ответ.
И вот наконец изуверская пытка подошла к концу. Он вернул себе прежний облик, отлип от девичьей шеи, аккуратно уложил Кристину на спину, сунул под голову подушку. Взятым из кармана пластырем с антибактериальной повязкой залепил рану на горле, прощупал пульс, проверил дыхание.
— Порядок, — сообщил он мёртвой тишине комнаты, — просто спит. Неудивительно, если столько пить. Меня самого завтра будет мучить похмелье.
Он криво усмехнулся, потом перевёл обеспокоенный взгляд на Ангелу.
— Ты как?
— В следующий раз предупреждай, пожалуйста, — она вздохнула и обняла себя руками. — В какой-то момент я и впрямь поверила, что ты хочешь сообразить на троих, и едва удержалась от того, чтобы не наподдать тебе по заднице.
— Ауч, — он прикрыл травмированную ягодицу рукой, — как ты могла подумать, что я когда-нибудь захочу делиться тобой с другими? Мой ангелок только мой.