Саймон (СИ)

Эпилог

В больничной палате на белоснежной койке лежала Кира. Белокурые локоны разметались по подушке, а тонкие черты лица, несмотря на болезненную бледность, сохраняли неземную красоту. Лёгкое дыхание едва заметно колыхало прядь волос, упавшую на щёку.

Тело было полностью завёрнуто в пропитанные целебными мазями бинты. Жёлтые пятна на повязках свидетельствовали о тяжёлой борьбе с ядом адских гончих, а сквозь ткань проступали тёмные следы от укусов. Каждый сантиметр кожи хранил следы битвы — глубокие раны и отметины от клыков, которые могли бы стать смертельными без своевременного лечения. Врачи знали: кровь и слюна демонических существ — настоящий эликсир смерти, способный превратить восстановление в многолетний кошмар.

В углу комнаты, словно измождённый путник, скорчился в кресле Игнат. Его некогда безупречный облик теперь напоминал дикаря с далёких островов: небритый, с длинными спутанными волосами цвета червонного золота, в мятой одежде. Тёмные круги под глазами от бессонных ночей выдавали его страдания.

Мятая футболка и несвежие джинсы контрастировали с образом сильного лидера, к которому все привыкли. Но сейчас для него не существовало ничего, кроме хрупкой фигуры на койке. Время здесь текло иначе — медленно, тягуче, словно патока. Каждая минута казалась вечностью, каждый вздох — драгоценным подарком судьбы.

Древний вампир не отходил от постели больной луминарии, забывая о еде и сне, превратившись в преданного стража. Его взгляд, полный тревоги и любви, не отрывался от её лица даже во сне. В нём читалась вся глубина чувств, вся сила преданности.

В воздухе витал сложный аромат: запах лекарств смешивался с терпким запахом целебных мазей и едва уловимым ароматом цветов. Слабый шум медицинской аппаратуры создавал фон для этой драмы. На столике рядом с кроватью стояли букеты, принесённые друзьями и соратниками. Их яркие краски — алые розы, белоснежные лилии, голубые ирисы — контрастировали с серостью помещения.

Каждый шорох, каждый звук казался значимым. Тихое пиканье кардиографа, едва слышный шум за окном, дыхание — всё сливалось в единую симфонию ожидания. Надежда на то, что однажды глаза откроются, и всё вернётся на круги своя. Но пока мир сузился до размеров палаты, где каждая секунда без неё становилась невыносимой мукой.

В один из таких дней в палату заглянули Семён и Геля.

Семён являл собой воплощение античного бога войны: красив, мускулист, с идеальной осанкой, светлые, как у сестры волосы небрежно падали на лоб. Пирсинг в носу и тоннели в ушах добавляли его образу нотку шарма, а татуировки, покрывающие всё тело, делали его исключительным в своём роде вампиром из породы бунтарей. Правда, правая рука, заключённая в белоснежный гипс и подвешенная на перевязь, немного портила безупречный образ, и в то же время подчёркивала его мужественность.

Геля — полная противоположность своего избранника. Мягкие черты лица, обрамлённые каштановыми локонами, излучали тепло и доброту. Сияющие карие глаза и искренняя улыбка делали её похожей на солнышко в пасмурный день. Пухлые щёчки розовели от волнения, а руки слегка дрожали от предвкушения. Она почему-то была уверена, что именно сегодня Кира очнётся, хотя и не делилась этими мыслями с вампирами.

— Эй, приятель, не помер ещё от скуки? — с ухмылкой произнёс Семён.

Игнат поднял усталый взгляд, в глазах плескался океан безысходности:

— Лучше бы помер.

Геля мягко положила руку ему на плечо:

— Ну-ну, не драматизируй. Мы же обещали, что всё будет хорошо. Помнишь?

Семён, прихрамывая и слегка морщась от боли, приблизился к кровати:

— Слушай, а знаешь, что самое смешное? Я теперь как настоящий супергерой — с повязкой и всем прочим. И точно теперь могу рассчитывать на пожизненную пенсию от работодателя! Ведь правда же? — он с надеждой посмотрел на Игната.

Древний вампир слабо улыбнулся, впервые за долгое время его лицо озарилось светом:

— Очень смешно. Перечислю все премиальные на твой счёт в трехлитровой банке.

Геля, заметив, как дрожат ресницы Киры, затаила дыхание:

— Ш-ш-ш, ребята, кажется, наша спящая красавица просыпается.

В палате воцарилась мёртвая тишина. Все трое замерли, не отрывая взгляда от лица девушки. Их сердца бились в унисон, словно пытаясь передать свою силу страдалице.

Глаза Киры медленно открылись. Сначала она не понимала, где находится, её взгляд был затуманен, но постепенно она сфокусировалась на склонившихся над ней посетителях. Губы едва заметно задрожали:

— Игнат…

Лицо главврача озарилось такой радостью, что казалось, будто солнце наконец-то заглянуло в палату, расположенную в тридцати метрах под землёй.

— Кира! Очнулась! Я знал, я верил…

Семён, не скрывая слёз, хлопнул себя по лбу:

— Вот это да! Родной брат-близнец пришёл навестить, а она первым делом о мужике своём вспоминает! Я с вас шизею, дорогая мадемуазель Самсонова!

— Уткнись, пиявка, сто лет бы твою рожу слащавую не видела, — очень неубедительно изобразила она ненависть и осторожно приподняла руку, словно желая подозвать братца. Он наклонился и подставил шею под её объятия. — Люблю тебя, пакость кровососущая.

— И я тебя, стерва, до жути люблю, — на сей раз вполне искренне ответил Семён. Затем выпутался из цепких рук близняшки и бодро возвестил, — я же говорил — наша девочка сильная! Сильнее всех демонов вместе взятых!

Геля, вытирая слёзы радости, добавила:

— Добро пожаловать обратно, дорогая! Мы так волновались, каждую минуту думали о тебе. И спасибо, что спасла меня. Нас. Что спасла нас обеих.

Игнат осторожно взял руку Киры, голос дрожал от переполнявших чувств:

— Ты нас всех так напугала… Но теперь всё будет хорошо.

— Ещё одна пиявка на мою голову, — Кира якобы разозлилась, но потом так же поманила к себе Игната, как минуту назад братца, и прижалась к его губам в нежном поцелуе. Отстранилась и шепнула почти беззвучно: «Люблю тебя», глядя прямо в глаза.

В палате впервые за долгое время раздался искренний смех — смех надежды и радости. Игнат прижался губами к руке Киры. Геля и Семён, обнявшись, смотрели на эту сцену.

— Нет, ты всё-таки редкостная негодяйка, — тихо произнёс Семён, обращаясь к сестре, голос был полон мальчишеского озорства. — Мы почти два столетия вместе, а как поживает моя рука ты даже не спросила! И в голову не пришло уточнить — где это я такую красоту схлопотал.

Кира слабо улыбнулась в ответ:

— Я так люблю вас всех… Спасибо, что не оставили меня. Дайте вас расцелую, — она изобразила ангельскую покорность, потом сверкнула глазами и выпустила клыки. — Достаточно душевно для тебя, братец?

Все грохнули хохотом, и лишь Кира позволила себе короткий смешок, потому как боль во всём теле мешала ей присоединиться к общему веселью.

Но так ведь будет не всегда. Раны непременно заживут, а у неё будет целая вечность, чтобы поквитаться с Саймоном. Саймоном, которого она любила сильнее, чем кого бы то ни было.

Зал ресторана буквально трещал по швам от обилия гостей. Казалось, что сюда съехались все жители города — за столиками теснились нарядно одетые люди (и не совсем люди в том числе), в воздухе витал аромат дорогих духов, изысканных блюд и свежеобжаренного кофе.

— Ну и кто придумал эту вакханалию? — прокричала Ангелина в ухо Семёну, стараясь переорать музыку. Её голос тонул в общем шуме, но в глазах читалось искреннее удивление.

— Я лишь хотел сделать тебе приятно, — улыбнулся он, — но, похоже, слегка переборщил со стараниями.

За соседним столиком кракен Пузя громко рассмеялся:

— А говорили — скромная вечеринка! — и все вокруг поддержали его одобрительными возгласами.

Геля по пути к их с Семёном столику оглядывала приглашённых и без устали махала рукой. Вон Радик и Бажен в компании незнакомых лесных нимф (она уже научилась определять сверхъестественных существ даже в их человеческом обличии), а тут Игнат с Кирой. Главврач радушно улыбнулся, а его спутница махнула брату тканевой салфеткой.

Близняшка быстро шла на поправку. Если первые месяцы после встречи с адскими гончими она провела на больничной койке в состоянии овоща, то теперь лихо навёрстывала упущенное. Следы зубов ядовитых тварей почти полностью исчезли, глубокие раны зажили.

— Ну и с какой целью ты приволок нас в это чудное заведение? — с сарказмом спросила она, хищно поглядывая на брата.

— Веселиться, Кирка. У меня сейчас дело минут на двадцать, а потом зажжём!

Далее они прошли мимо громко хохочущей компании упырей, что состояла из девицы с густыми русыми волосами и двоих брутального вида парней. Геля никого из них не знала, а вот Сёма остановился и приятельски обнял зеленоглазую красавицу.

— Ксенька! Это ж надо, не узнал тебя с ходу!

Они обнялись, девица отчего-то набралась наглости и поцеловала Семёна в уголок рта. На Ангелу даже не посмотрела, будто её вовсе не было.

— Слушай, ну ты красавчик, конечно! И почему я раньше не замечала? — малоприятная Ксенька придирчиво оглядела Саймона и обольстительно улыбнулась.

Сёмка лишь подмигнул и потянул свою девушку дальше.

— Это кто? — Геля не пыталась скрыть недовольство.

— Это? А-а, Ксенька — дочь Игната.

Она обернулась через плечо, чтобы получше рассмотреть кровиночку главврача, и мысленно пообещала себе быть настороже. Ей совсем не понравилась эта девица.

Они поздоровались ещё с десяток раз: пациенты подземной клиники, друзья Семёна и, наконец… Геля застыла с разинутым ртом. Потом взвизгнула и опрометью бросилась к подругам.

— Катька! Маринка! Девчули! Родные мои!

Она поочерёдно висла на шее то у одной, то у второй, потом возвращалась к первой и начинала по новому кругу. Приятельницы радовались не меньше.

— Куда запропастилась-то, а?! Звонки игнорируешь, с квартиры съехала и ни ответа, ни привета!

— Застранка, чего с неё возьмёшь?! Ишь какого доктора заполучила…

— Не, доктор, конечно, секс-бомба! Я б от такого тоже голову потеряла и всех друзей женского пола напрочь позабывала…

— … Но мы-то с тобой не по этой части! Нам можно его показывать!

— Дозировано!

— Ой, Катрин, не начинай! Ты ж у нас в своего мужа без памяти влюблённая!

— В мужа-то да…

— Девчонки! Как я по вам соскучилась! Родные мои!

— Не, ничего не знаю, — Катя продолжала тянуть шею, высматривая в толпе Семёна. — Пока не представишь нас своему травматологу — я с тобой мириться не желаю.

— Всё, понеслась моча по трубам, — Маринка заржала.

Геля схватила подружек за руки и повела к Семёну, который перешучивался с оборотнем Сержем.

— Сём, знакомься! Это Катя и Марина, мои лучшие подруги.

Вампир, само собой, врубил обаяние на все двести ватт и засиял белозубой улыбкой. Комплименты посыпались из него, как из рога изобилия.

В углу зала музыканты пытались перекрыть общий шум своими инструментами, но их усилия были тщетны. Ангелина заметила, как в толпе мелькнуло знакомое лицо, и на мгновение глаза расширились от удивления.

— Нет, Семён, не отнекивайтесь! Вы похитили нашу Гелю, иначе и не скажешь!

— Каюсь-каюсь, дамы! Но разве можно не хотеть владеть ей единолично? — он привлёк её к себе для жаркого поцелуя, но Ангела лишь мазнула губами по его и тут же отстранилась.

— Ты пригласил мою маму? — спросила с укором.

— Ситуация того требует, — Саймон подмигнул и вдруг понизил голос и прошептал, указывая на сцену, — А вот и мой сюрприз.

Там, в полумраке, начали происходить странные метаморфозы: весь свет в зале погас, а над сценой вспыхнули софиты и по чьему-то наущению обратились к Семёну и Геле, словно выделяя их из общей массы гостей.

Музыка стихла, в зале воцарилась тишина. На помост вышел человек с огромным букетом алых роз — наверное, бутонов на двести, не меньше. Держал он его с трудом, хотя и казался довольно крепким мужчиной.

Семён просиял и поспешил к сцене. Луч света проследовал за ним, а другой так и остался окутывать Ангелину слабой синеватой дымкой.

— Я буду немногословен. Нервы, вы ж понимаете, — Сёма усмехнулся, окинул взглядом зал и сосредоточился на той единственной, кого мог видеть отчётливо. — Ангела, мой ангел…

Геля начала догадываться, что происходит, и слёзы сами покатились по щекам, а горло сдавили эмоции, зашкаливающие через край.

— … Ты знаешь, как я к тебе отношусь, но не все здесь присутствующие в курсе, — он покосился на самый дальний столик, который единолично занимала Екатерина Ивановна Болгова. — Поэтому я скажу во всеуслышание. Я люблю тебя, Ангела!

Зал зааплодировал. Кира вскочила на ноги и громко засвистела, по-мальчишески просунув в рот два пальца.

— И я хотел бы, — он аккуратно задрал брючину любимых рваных джинс и склонился на одно колено. Геля зажала рот рукой, силясь сдержать вопль восторга. Она уже мысленно горланила: «Да! ДА! Я согласна!» — Я хотел бы попросить тебя… Вернее спросить. Чёрт, я ж репетировал, — Сёмка лихорадочно провёл тыльной стороной ладони по пересохшим губам, глубоко вздохнул и выпалил, — Ты станешь моей женой?

Человек с розами тут же подскочил, словно по команде, подал сначала огромный букет, перетянутый красной атласной лентой, а затем и крошечную квадратную коробочку.

Геля шагнула вперёд. Все затаили дыхание, или же слух у неё отключился, но различала она только свои шаги и гулко бьющееся под рёбрами сердце.

Семён ждал, а она всё шла и шла. И вот ступила на сцену. Прожектор следовал за ней по пятам. Музыканты заиграли что-то лиричное.

— Да, Сёма, — срывающимся голосом молвила она и под конец пропищала фальцетом, — Я выйду за тебя замуж.

В этот момент зал взорвался аплодисментами, и разноцветные блики от вспышек камер заиграли на лицах гостей.

Семён напрочь позабыл и о кольце, и о розах, побросал всё на пол и бросился обнимать невесту. Геля разревелась в голос и в то же время хохотала, переполненная эмоциями до краёв.

— Сумасшедший, — шепнула она, с удовольствием повиснув у вампира на шее. — Хоть бы намекнул, я чуть от разрыва сердца не умерла.

— Думаешь, мне легко пришлось? — заулыбался в ответ Семён. — У меня самого сейчас стенокардия вкупе с инфарктом миокарда. У тебя такое лицо было, когда я опустился на колено.

— Какое?

— Типа «Да ни за что на свете!»

— Глупенький! Ты не дочитал мое лицо: «Да ни за что на свете я не откажусь от такого мужчины!»

— А-а, ну ладно.

Гости повскакивали с мест, и пока Сёма и Геля шептались, они начали скандировать нескладно: «Горько! Горько!», и только когда Пузя присоединился к общему хору, будущие молодожёны наконец расслышали требование публики и слились в самом нежном и чувственном поцелуе.

Не успели торжествующие начать отсчёт, как музыка стала громче.

— Это для тебя, — сказал Семён, — маленькая революция в честь нашего особенного вечера.

Из-за кулис вышла группа танцовщиц в белоснежных костюмах с перьями. Они закружились вокруг влюблённых, выписывая непонятные круги руками, то отдаляясь, то приникая почти вплотную.

В глазах Ангелины блеснули слёзы радости, и она, боясь не выдержать этот объем эмоций, спрятала лицо на груди Семёна.

— Как же я люблю тебя, Сёма! Ты даже вообразить себе не можешь…

Вечер, начавшийся как скромное собрание друзей, превратился в незабываемое торжество, где каждый миг был наполнен искренностью и теплотой.