Ангела чувствовала себя какой-то испорченной. Так происходило всегда после общения с матерью. Казалось бы, за столько лет вполне можно привыкнуть к однообразным замечаниям, вроде «не сутулься», «куда ты столько ешь?», «возьми себя, наконец, в руки, что за бесхребетность? Разве я этому тебя учила?», вот только сегодняшние тычки происходили на глазах у Семёна и это окончательно деморализовало.
Вампир матери категорически не понравился, о чём она не преминула сообщить дочери прямо на кухне, когда они вместе раскладывали угощения по тарелкам.
— Почему тебя вечно тянет к хулиганам? — бурчала мать, наполняя блюдо порционными кусками курицы. — Что за мания такая? Тебе нужен успешный, взрослый, готовый к созданию семьи мужчина, а не пустоголовый подросток с серьгой в носу.
— Мам, ты сейчас судишь по внешности… — попыталась возразить Геля.
— Не перебивай мать! Я дольше твоего живу на свете и за свой век повидала немало таких, как Семён. Доктор медицинских наук, как же! Поди наркотиками торгует, а тебе врёт напропалую…
— Мы познакомились в больнице, сколько раз тебе повторять? Он там заведует отделением травматологии.
Однако мать осталась глуха к её доводам. И вот чем всё закончилось.
— Падай на диван, включай какое-нибудь кино, а я посмотрю, что есть в холодильнике, — Семён принялся командовать с порога, едва они вернулись в его квартиру.
Ангела скинула неудобную обувь, бросила в прихожей сумку, испытывая небывалый восторг от того, что можно допустить неряшливость, и с ногами забралась на диван.
— Сём, я не буду есть, — крикнула она, листая платные каналы.
— Вздор, конечно же, будешь.
— Неа, даже не уговаривай.
— Я и не собирался, — он появился в комнате с разделочной доской, на которой лежали куски хлеба, ломти колбасы, аккуратные кружочки огурца и тонкие слайсы сыра. Под мышкой он держал ванночку ванильного мороженого. — Я просто накормлю тебя. Насильно, если будешь сопротивляться.
Он расставил всё на кофейном столике, потом вернулся на кухню и притащил коробку яблочного сока.
— Мне было лень заваривать чай, — словно извиняясь, он водрузил напиток на столик и плюхнулся на диван.
Геля попыталась встать, но он не дал.
— Я хотя бы стаканы принесу, — она пробовала настоять на своём. — Да и салфетки не помешают.
— Смотри сюда.
Он наспех набросал на ломоть хлеба сыр, колбасу и огурец, откусил добрую половину бутерброда, запил соком прямо из коробки и лениво вытер руку о футболку.
— Так что твои салфетки и стаканы даром никому не нужны.
— А мороженое ты собрался есть руками?
— Какая ты проницательная, — Семён дожевал остатки бутерброда, наспех изготовил ещё парочку и протянул один из них Геле. — Ешь, иначе заставлю.
Ей оставалось лишь согласиться.
— Сём, как так вышло, что во мне течёт ангельская кровь? — спросила она после третьего бутерброда.
— Кира сказала, у тебя бабка была полукровкой, — с набитым ртом проговорил он. Очевидно, общение с матушкой дурно повлияло на его манеры, точнее вызвало некий бунт против правил. — То есть мать твоей матери родилась от союза ангела и человека, уж не знаю, правда, кто там был мужчиной, а кто женщиной.
Фильм попался забавный, некий комедийный боевик с очень юным Биллом Скарсгардом в роли глухонемого борца за справедливость [фильм называется «Пацан против всех» (2023)], однако Гелю больше заботило собственное происхождение и всё связанное с этим вопросом.
— Именно матери? — уточнила Ангела.
— Кирка так сказала, она у нас спец в этих вопросах. Когда хочется кого-нибудь вкусненького, я всегда к ней обращаюсь. Она с одного взгляда определяет, кто эльф, а кто демон.
— Ты пьёшь кровь демонов?
— Фу-у, нет, она слишком… отдаёт пеплом и разложением. И пахнет тошнотворно.
— А самые вкусные?..
— Ангелы, разумеется, — он поцеловал её в макушку и снял крышку с мороженого, обмакнул палец и мечтательно затолкал в рот.
Геля внимательно следила за его действиями, потом сама потянулась к ванночке с пломбиром и получила по руке.
— Сам тебя покормлю.
Семён снова полез рукой к десерту, а потом испачкал её губы. Она облизнулась, он повторил, только на сей раз вымазал мороженым подбородок.
— Издеваешься?
— Неа, промазал, — он хохотнул, притянул её лицо к себе и слизал всю сладость.
Новая порция мороженого снова оказалась на её губах, хотя Геля и старалась поймать его палец ртом. Семён наклонился и языком протолкнул лакомство внутрь, потом уложил её спиной на диван, расстегнул несколько верхних пуговиц на блузке, зачерпнул целую пригоршню холодного пломбира и без предупреждения шмякнул на грудь.
Ангела взвилась, но он очень быстро всё съел и, конечно, весь вымазался. Она обняла его лицо руками и слизала белые следы с носа, щёк и подбородка.
— Неряха, — пожурила она.
— Ты хотела сказать «вкусняха», — он ухмыльнулся.
— Хотела бы — сказала.
— А больше ты ничего не хочешь? — спросил с намёком, развел в стороны её ноги, удобно устроился между ними и игриво потёрся бёдрами.
— М-м, водички? Слишком сладко во рту.
— Давай я попробую это исправить.
Семён припал к её губам в искусном поцелуе и принялся вылизывать каждый миллиметр, сбивая с дыхания.
Когда она уже начала задыхаться от переизбытка удовольствия, он выпустил клыки и чуть прикусил нижнюю губу, чтобы потом с жадностью втянуть её в рот и нежно посасывать, смакуя капельки крови.
Геля задрожала. Его вампирский облик всегда действовал на неё одуряюще.
— Сём, — выдохнула, когда он повёл клыками по шее.
— Ещё мороженого? — спросил шёпотом и выпустил тоненькую струйку воздуха за ухо.
— Нет, кусай.
— Нельзя, — он разочаровано убрал клыки, но целовать горло не перестал, — не чаще одного раза в месяц. Зато всё остальное — сколько душе угодно.
Он поднял её с дивана и начал раздевать. Медленно, неторопливо. Изредка набирал в ладонь мороженое и размазывал по телу, чтобы тут же собрать губами и языком. Геля не отставала и на всякое его баловство отвечала взаимностью.
Скоро оба с ног до головы оказались вымазаны сладкой массой.
— Если обнимемся — слипнемся насовсем, — засмеялась Ангела.
— На то и расчёт был, — Семён провёл рукой от груди до живота и подушечкой пальца погладил очень отзывчивое местечко. — Хочу тебя в свою жизнь навсегда.
Геля прикрыла глаза, наслаждаясь и его пальцами, и словами. Смешливость быстро превращалась в томление. Она царапнула его по плечам и прижалась теснее.
— Сделаешь для меня одну вещь? — спросил вкрадчиво, словно говорил о чем-то непристойном.
Она кивнула и опустилась на колени, с улыбкой облизнулась, глядя на него снизу-вверх.
— Я вообще-то о другом, но ход твоих мыслей мне нравится. Продолжай.
Его завораживала её старательность, и шёлковое касание полной груди к ногам добавляло искр, а потрясающий влажный звук, с которым она двигалась взад и вперёд ударял по нервам.
— Ангела, — он специально прервал эту сладкую пытку, — скажи мне, что ты красивая. Только не останавливайся, гладь рукой, у тебя чертовски хорошо получается.
Она подняла голову и с расстановкой выговорила каждое слово:
— Ты очень красивый, Сём.
— Ах, вот значит как? — он поднял её к себе, придерживая за подбородок, протолкнул себя ей между бёдер, не проникая, но потираясь о нежные складочки. — Что хотим, то и слышим, верно? Я просил сказать другое.
— А я сказала правду, — она закатила глаза, когда он задвигался чуть резче.
— Половину правды. Теперь скажи целиком. Ну же, Ангела, я не возьму тебя, пока не скажешь.
— Хорошо, — она немножко разозлилась и охнула, почувствовав, как Семён зажал сосок между двумя пальцами. — Я красивая.
— Самая красивая, — он наградил её коротким поцелуем и смял руками попу, не переставая тереться. — Теперь повтори громче.
— Я красивая, — Геля добавила громкости.
— Ещё громче. Выкрикни мне это в лицо, если хочешь ощутить меня внутри. Кричи!
Она протяжно простонала и ухватилась за мужские плечи.
— Я красивая, красивая. Я. Красивая!
— Да, вот так, мой Ангел. Теперь развернись, встань на диван коленями и возьмись руками за спинку. Я уже с трудом сдерживаюсь.
Она сделала, как просят, выставила аппетитные ягодицы на его обозрение. Семён наклонился, смял ладонью пышную грудь и медленно овладел.
Геля вся подалась назад. Он отступил, затем неспешно вернулся. Оба застонали.
— Чувствуешь, как сильно я тебя хочу? Какой я твёрдый из-за тебя?
— Да-а.
— Тогда не смей больше никого слушать. Ты. Моё. Совершенство. Вся. Целиком.
Каждое слово он сопровождал скользящим движением, которое сводило с ума. Она совершенно потерялась в его голосе и ощущениях и в ответ только могла тяжело дышать и жадно подаваться навстречу. Острое желание сорваться в пучину блаженства заставило её опустить руку между бёдер и коснуться себя там.
Сёма крепче ухватился за её талию и стал куда менее сдержанным. Их тела соприкасались с каким-то совершенно неприличным звуком, который только усиливал удовольствие.
Продолжая круговые движения пальцами, она извернулась и посмотрела на Семёна. Он являл собой икону мужской страсти: брови нахмурены, глаза неотрывно следят за каждым её действием, взгляд проникает под самую кожу и воспламеняет до основания, рот приоткрыт, а кончик языка скользит по выпущенным клыкам, словно именно сейчас он воскрешал в памяти тот момент, когда впервые попробовал её кровь.
Ангела уронила голову на руку и глухо вскрикнула, потом ещё и ещё, содрогаясь от ярких спазмов. Через пару минут к ней присоединился Семён, и внутри всё будто воспарило ввысь. Он накрыл её спину своим телом и поцеловал в затылок.
Они ещё долго нежились в объятиях, липкие, но безмерно довольные.
— Ты сказал, что хочешь меня в свою жизнь навсегда, — внезапно вспомнила Геля, приподняла голову от его груди и задумчиво постучала пальчиками по животу. — Это ведь не следует понимать буквально?
— Почему? Я на полном серьёзе говорил, — Семён закинул руку за голову и лениво потянулся.
— Но ведь у нас есть только лет 10–15, это вовсе не навсегда.
— Не понял, ты куда-то собралась через десять лет?
— Я ведь не становлюсь моложе…
— Погоди-ка, — он резко сел, и ей тоже пришлось подняться, — это новый таракаша, который у тебя появился? Теперь ты ещё и на теме возраста готова зацикливаться?
— Нет, я просто мыслю логически, — она обрисовала на его груди контур татуировки в виде кадуцея — крылатый жезл, обвитый двумя змеями. — Ты молод и останешься таким ещё очень долго. Вон Игнату шесть сотен лет, а выглядит он максимум на сорок.
— То есть тебя смущает моя внешность?
— Сём, ты прекрасно понимаешь, к чему я веду. Я уже выгляжу старше тебя.
— А я блондинистее, и что с того?
Она беззлобно зарычала и куснула его за плечо.
— Выключай дурачка, тебе не идёт.
— Сейчас-сейчас, — дурашливо засуетился он и начал хлопать себя по бёдрам и животу, — только очки найду, чтобы умным выглядеть.
Геля надула губы. Семён хохотнул, провалился обратно в диванные подушки и увлёк её за собой.
— Что ты выдумываешь проблемы на пустом месте? Ты красавица и останешься такой ещё долгие годы. И знаешь, почему?
Она положила ладонь ему на рёбра и водрузила поверх подбородок.
— Потому что я нашёл для тебя лучшую в мире работу. Ангел, занимающийся врачеванием, продлевает себе жизнь. Спасая других, ты омолаживаешь себя. Приведу простой пример: мой отец. Он потерял божественный статус ещё до моего рождения, помнишь, я рассказывал? Его изгнали с небес, отобрали крылья, но он здравствует и по сей день, хотя и превратился в смертного. Целительство — вот ключ к долголетию. Если бы твоя мать занималась тем же, сейчас могла бы выглядеть моей ровесницей.
— Хочешь сказать, — Геля несказанно воодушевилась и даже приподнялась в волнении, — я не превращусь в беззубое отродье годам к шестидесяти?
— Именно это я и втолковываю. Мой отец и ныне мог бы выглядеть крепким мужчиной, но тот поступок матери что-то переломил в нём. Когда она сожгла дом бабушки и дедушки и убила их, он постарел за одну ночь, а потом и вовсе начал терять рассудок. Живительная сила покинула его. Конечно, немалую роль играет тот факт, что он полнокровный ангел, а в тебе лишь восьмая часть небесной крови, но, думаю, пару столетий у нас точно есть. А потом я найду себе молодуху, — Семён осклабился.
— Ты уверен? — она всё ещё боялась поверить в столь оптимистичный исход.
— В том, что лет через двести найду себе такую же красотку? Не очень, но я попытаюсь, — он лучился изнутри самодовольством.
— Да нет же, ветреная твоя душонка, — Ангела пихнула его локтем в бок, — я спрашиваю насчёт моего долголетия.
— А, да. За десять лет ты от меня точно не отделаешься.
Он поцеловал её в нос, потом игриво укусил за подбородок и вечер плавно перетёк в ночь.
Кира проснулась раньше Игната, влезла в его махровый халат, с удовольствием зарылась носом в воротник, чтобы вдохнуть терпкий запах можжевельника, переплетённый с древесными нотками, и на цыпочках отправилась в ванную. По пути заглянула на кухню, хотела выпить стакан воды, но замерла в удивлении.
За столом сидели двое. Он — рослый детина с буйной шевелюрой цвета горького шоколада, крепко сложенный и довольно симпатичный вампир. Она — обольстительная русоволосая нимфа, в которой Кира с трудом признала Ксюшу. Парочка потягивала свежий кофе, вполголоса обменивалась какими-то репликами и похихикавала.
— Э-э, доброе утро, — Кира решила поздороваться, чтобы убедиться, что лучезарная девчонка, воркующая с кровососом и впрямь дочь Игната.
— О, Кира, привет! — Ксюша повернулась, отсалютовала ей кружкой и кивком головы указала на парня. — Это Фадей. Мы познакомились на днях в ночном клубе. Фадь, а это Кира, избранница моего отца.
— Да мы кажись знакомы, — вампир откинулся на спинку стула. — Помнишь, док, как удаляла мне лишний клык из носа?
Кира закатала рукава излишне длинной одежды, взяла из посудомойки чистую кружку и налила себе кофе.
— Ты тот самый с эктопией зуба? Как не вспомнить, — она прислонилась к кухонной тумбе и отпила глоток блаженной жидкости.
— Прикинь, случилась со мной такая штука, — с жаром принялся рассказывать Фадей, — на насморк пробило. День мучаюсь, два — неделю. Ясно дело, потопал в больницу к твоему родичу. Ну смешно же, вампир с соплями. Попал как раз к доктору Кире, она живо в томограф меня запихала, нашла этот клятый зуб, который застрял в носу…
— … полноценный вампирский клык, который почему-то начал прорастать в носовой полости. Явление довольно редкое, а для вампиров и вовсе нетипичное, — подтвердила Кира.
— Во-во, ты мне его мигом удалила и всё тип-топ, больше не сопливлю.
Ксюша засмеялась, как-то очень легко и непринуждённо. Фадей тоже заржал, залпом опрокинул кофе.
— По какому случаю веселимся, девочки? — в кухню, позёвывая, вошёл Игнат.
Склонился к дочери, клюнул её в щёку, потом так же завис над лицом Киры и вдруг углядел раннего гостя. Застыл.
— Папуль, это Фадей, мой приятель. Фадь, а это мой отец.
В кухне повисла тишина. Игнат хмурился, переводил взгляд с молодого вампира на дочь и обратно, словно старался уличить их в чем-то непристойном.
— Ксю много о тебе рассказывала, — дружелюбно ответил Фадей и протянул родителю руку, — рад встрече.
Древний вампир явно был иного мнения. Судя по яростным движениям крыльев носа, его разгневало появление гостя.
Кира попыталась сгладить острые углы. Обняла ревнивого папашу за шею, приложилась губами к щеке.
— Кофе будешь, милый? — спросила с подтекстом, как бы говоря, будь мягче.
Игнат поддался ласке, вытянул руку и тряхнул ею ладонь Фадея.
— Буду, — отозвался глухо.
— Тогда возвращайся в постель, я побуду феей-крёстной.
— Завтракайте спокойно, мы пойдём, — Ксения встала из-за стола, уцепила приятеля за руку и потащила в коридор. Тот только и успел промямлить: «Хорошего дня».
Из прихожей послышались шепотки и смешочки. И громче всего звучали именно женские интонации.
Кира хмыкнула.
— Что бы там не передал ей твой отец — это явно пошло девчонке на пользу. Честно признаться, я даже не сразу её узнала. Совсем другой вампир.
Игнат рассеянно согласился, а между тем внутри него зрело опасение, что столь внушительная сила легко может обернуться против своего носителя.