Сага о Годрланде

Глава 13

Ночь мы провели в поместье.

Я приказал, чтоб все Хундровы люди устроились в одном зале, и приставил к ним Сварта. Люди Дагейда, бойцы с арены, расположились во дворе неподалеку от моих хирдманов. Сейчас ульверы слишком раскиданы: двое с клетусовцами в Гульборге, Рысь с Феликсом тоже там, Вепрь и еще трое остались в гавани. Если бы не стая, нам бы пришлось труднее.

Живодер всю ночь топил жир, чтобы сберечь твариные сердца. Дагейд сказал, что в Годрланде часто заливают их крепким вином, но лезть в заваленный винный погреб я запретил.

Наверное, за ночь я мог бы провести через грань одного или двоих, но не хотел оставлять ульверов без стаи, а прерывать ритуал никак нельзя. Да и я больше думал бы о хирде, чем об отдельном хирдмане. Лучше переждать, отсеять гниль, найти тихое местечко, а уж потом…

Я сидел, оперевшись спиной о колесо нагруженной доверху телеги, и жевал остывшие куски свинины. Подошел Херлиф, хмыкнул, стянул шелковую подушку из добычи и плюхнулся рядом.

— Может, сразу возьмешь всех в стаю? Надежнее.

— Нет, — отрезал я. Потом всё же пояснил: — Не хочу убивать своих. Лучше убить до стаи. К тому же вряд ли все захотят отправиться на север. Там же и живичи есть, и сарапы. И даже эти… черные.

— Если останутся все, мы станем самым сильным хирдом во всем Северном море. И самым богатым.

В поместье Брутуса нашлось немало поживы. Жаль, что мы не сможем забрать всё подчистую, многое придется бросить. Помимо золота и драгоценностей мы взяли ткани, специи, оружие, броню и, конечно, припасы на пять десятков. А столики с ажурными ножками? А тончайшие миски и чашки с цветными переливами? А кувшины с оливковым маслом? А твариные панцири и кости? За всё это можно было бы немало выручить на рынках Альфарики! А уж на Северных островах за такой груз заплатили бы вдвое больше, чем в живичских землях. Я хотел было подсчитать, но сбился после первой сотни золотых марок.

Едва рассвело, мы впряглись в телеги с добычей и поволокли их к побережью. Я знал, что Вепрь уже отчалил из гавани, а вот Рысь с Феликсом что-то не спешили покинуть Гульборг. Да, они встретились с Отчаянным и Видарссоном, потом куда-то двинули все вместе, но недалеко.

«Сокол» встал в небольшой бухточке, коих немало разбросано по здешнему побережью. Вот только спуск к воде тут едва проходим, так что все припасы нам пришлось перетаскивать на своих плечах. И чем ниже проседал корабль, тем больше взглядов я ловил от свежепри́бывших. Аренные бойцы явно радовались новой жизни, хотя бы потому, что я спас их от ужасной участи, а вот Хундровы воины были в замешательстве, от некоторых я чувствовал едва прикрытое недовольство и никак не мог понять почему. Они ведь сами бросили оружие, а могли бы до последнего защищать своих господ. И они ведь тоже когда-то сражались на арене!

Когда телеги опустели, а трюм «Сокола» заполнился под завязку, я встал на берегу перед Брутусовыми воинами и при помощи Хальфсена сказал:

— Я Кай Эрлингссон, хёвдинг снежных волков. Мой хирд уходит из Годрланда, мы возвращаемся обратно на Северные острова. Все вы воины, по нашим законам — вольные люди. Если кто хочет уйти или вернуться в родные земли, волен это сделать. Держать никого не стану.

Один из Брутусовых что-то проворчал. Я глянул на Хальфсена.

— Говорит, мол, разве у них есть сейчас выбор?

— Ты! — я глянул на говорившего. — Говори громче. Говори так, чтобы тебя слышали.

— А и скажу! — вышел вперед двенадцатирунный хельт.

Я пытался по его виду угадать, какой дар ему отвесили боги. Не в силу и не в ловкость, ведь он и не мощен, как бык, и не худ и гибок, как ящерица. Горбоносый фагр с коротко стриженными волосами и плотной, как овечья шерсть, бородой. Глаза навыкате, толстые губы и надменный взгляд. Одень его иначе — сойдет за благородного!

— Зачем ты убил сыновей Брутуса? У меня была крыша над головой, верный хлеб и спокойная жизнь. Сейчас я должен бежать отсюда, хотя родился тут и вырос! Ты убил наших господ. Ты забрал наши жизни! Забрал золото! И говоришь, что я волен идти куда захочу? А куда мне идти? В городе меня убьют. Без золота я нигде не нужен. Даже на арену вернуться не смогу. Идти к тебе в подчинение? А кто ты таков? Варвар с игрушечным корабликом! Юнец, жизни в глаза не видевший! Как только хельтом стал! Отдай награбленное, отдай корабль и сам иди куда хочешь! Хоть в свою Борею! Верно я говорю?

Несколько воинов его поддержали, но те, что стояли возле арены Брутусов и видели, как я сражаюсь, промолчали.

— Что? Струсили? Мальчишки испугались? — взревел фагр. — Поглядите, что у него за люди? Хускарлы одни! И половине нельзя проливать кровь, чтоб не стать тварями!

Хундр отодвинулся от крикуна подальше. Я же хотел понять, все ли думают так, как этот хельт, все ли жалеют о былой жизни. Среди них молодых почти не было, многие перевалили за третий десяток, остальные близки к этому, может, потому они и боялись начинать заново?

— Как твое имя? — старательно выговорил я тягучие фагрские слова.

— Стратор!

— Вот убью я тебя, Стратор, — перешел я на свою речь, — и снова кто-нибудь останется недоволен. Скажет, что Стратор и драться-то не умел, и хром был, и меч у него короток, и мне снова придется кого-то убивать.

Он выждал, пока Хальфсен доскажет пересказ, и расхохотался:

— Ты сумел убить Корнута лишь потому, что застал его врасплох. Только варвары нападают так подло!

Я повернулся к ульверам, развел руками:

— Может, и впрямь лучше оставить их тут? На Северных островах бои ведь проходят не на арене, и атакуют там обычно без приглашения. Убьют же дураков!

Наконец Рысь и прочие ульверы, что были в Гульборге, зашевелились. Видимо, они рванули в путь, едва открылись ворота. С такой скоростью они покажутся еще до полудня, а значит, пришла пора разобраться с этими горе-воинами.

Зря я потащил их к «Соколу», надо было закончить всё в поместье. Хотя в поместье, после смерти соратника, они вели себя тихо, поняли, что без корабля им далеко не уйти, а вот сейчас осмелели.

— Всякий, кто хочет пойти со мной, должен снять с себя оружие, положить на землю и лишь потом ступить на борт моего корабля. Кто не хочет, может убираться прямо сейчас.

— А илиосы? — сказал кто-то на фагрском.

— Добудете себе сами. Может, что у Брутусов завалялось. Или ограбьте кого другого.

Первыми подошли бойцы арены во главе с Дагейдом. Они молча положили мечи, молоты и даже щиты и перешли на «Сокола». Вепрь собрал оружие и перенес на корму корабля.

Следующим выступил Хундр, а с ним еще двое воинов.

Я ждал.

— Тень! Скорпион! — вскричал Стратор. — Пусть северная псина ползет обратно, но вы-то!

Один из них обернулся.

— Говорит, что норд хотя бы знает, куда идти. Спрашивает у Стратора, что предлагает тот, — тихо шепнул Хальфсен.

— Юг! Пустынные земли! Назовемся другими именами и станем биться с тварями. Или уйдем на запад! Есть же места, где нет сарапов.

И снова Хальфсен:

— Тот фагр спрашивает, что их ждет на Северных островах. Будут ли они свободны? Дадут ли землю? Не изгои ли мы там?

— Земли для пахоты там немного, — честно ответил я. — Но я разделю добычу на всех, и вы сможете построить себе дом и найти жену. Ни мой хирд, ни я — не изгои. Прошлым летом старший сын конунга ходил в походы и сражался бок о бок вместе с нами.

Еще несколько воинов сложило оружие, оставшиеся посмотрели, посчитали, сколько людей на каждой из сторон, и тоже потянулись к кораблю.

Стратор сплюнул:

— Хорошо, северянин. Только почему ты выбрал Ликоса главным над нами? Он пришел к Брутусу последним, он не так силен и умен. Мы сами выберем над собой главного!

Если бы не ожидание Рыси и других ульверов, я б уже прервал этот разговор.

— Хундр главный, потому что я так сказал.

Впервые на «Соколе» было столь людно. Теперь мы сможем плыть в два раза быстрее, грести по очереди. И Вепрь молодец, заранее приготовил много вёсел под хельтов. Хотя сейчас я подумал, что нужен второй корабль. И ведь он у нас есть, только стоит на Северных островах.

Как я и предполагал, ульверы из Гульборга вместе с клетусовцами добрались до нас еще до полудня. Только они шли не налегке, а нагруженными по самые уши. За ними плелся измученный, но довольный Лавр. А еще Милий, Болли и Трехрукий Стейн. Этих троих я никак не ожидал увидеть.

— Что это? — спросил я у Рыси.

— Это? — улыбнулся он. — Долг Жирных. Тут, конечно, меньше, чем оговорено, но я забрал всё подчистую: все монеты, все браслеты и кольца, одежду Дагны и Хотевита, утварь. Взял бы и рабов со скотом, но они слишком медленные.

— И Жирные отдали миром?

— Ну а куда они против этих? — Леофсун покосился на клетусовцев.

Я одобрительно кивнул Дометию и втянул его людей в стаю.

Новые волки и новые дары вошли в меня, и это ощущение обдало таким жаром, словно меня коснулась благодать богов. Старая боль, что неизменно свербела где-то позади, притихла. А у меня будто крылья выросли, будто я поднялся на высокую гору и увидел окрестности шире и ярче, чем обычно. Аж в груди защемило.

— … вспомнил, что они хотели по весне с нами вернуться, вот и сбегал за ними, — продолжал говорить Рысь. — А Милий с вечера сидел у нас, тоже захотел уйти со своим господином.

— Что ж ты весь Гульборг с собой не прихватил? — проворчал Свистун.

Отчаянный с отчаянным лицом шагнул ко мне:

— Кай, ты нарочно меня не взял? Руны пожалел? Вон сколько до десятой руны поднялось, а я все еще на седьмой! Нет, скажи, знал, что тут будет бой или нет?

Я спиной почуял, как напряглись брутусовцы. Неужто они решили, что я наказываю хирдманов за любое слово против меня?

Со смехом я хлопнул Лундвара по плечу:

— Если б знал, тебя бы точно прихватил! Не бузи, боев достанет и на твою долю. Видишь, какое у нас пополнение! И не все согласны меня слушать. Так что следи за ними. Думается, что они еще повеселят нас.

— Тогда зачем их брать? — удивился Отчаянный.

Так или иначе этот вопрос волновал многих ульверов, особенно тех, кто не был на пиру, потому я решил ответить сразу всем:

— Я убил их хозяев, и по законам Годрланда их казнят за трусость и предательство. Я предложил им войти в мой хирд или доплыть в Альфарики. Пока они послушны, пусть идут с нами. Но если кто начнет подговаривать против меня или поднимет руку на кого-то из нас, его можно убить.

Пока ульверы думали, куда втиснуть добро Жирных, я подошел к Рыси и тихо сказал:

— Не подавай вида, что хорошо знаешь фагрский, и руны припрячь.

Леофсун понятливо кивнул. Он с самого пира скрывал свою силу да и сейчас не собирался ее показывать.

После присоединения к хирду клетусовцев и двух знаменитых хельтов Стратор поувял и заткнулся. Одним из последних швырнул наземь ножны с мечом и шагнул было на борт «Сокола», но я преградил ему дорогу.

Фагр растерялся:

— Я же согласился пойти под твою руку. Бросил меч. Согласен и на Безднов север!

Выслушав пересказ Милия, я покачал головой:

— Ты подстрекал людей захватить мой корабль и забрать мою добычу. Сейчас согласен, а завтра нападешь со спины. Я уже видел предателей, и ты явно таков.

Сначала я хотел отрезать ему язык, чтобы он не побежал в Гульборг и не рассказал о нас прежде времени. Но что, если он знает грамоту? Нет, я не мог так рисковать. Не своим кораблем и не своими людьми.

Впрочем, я не был зол. Проще убить одного крикуна, чтобы остальные даже не помышляли ни о чем подобном. И раз фагры не признают внезапного нападения, пусть это будет честный бой.

— Меч! Возьми, — сказал я на фагрском, указывая на брошенное Стратором оружие.

Тот оскалил зубы:

— Наконец пляски закончились.

Не сводя с меня глаз, он наклонился, медленно поднял пояс с ножнами, затянул его, поправил. Резко выдернув короткий меч, Стратор прыгнул на меня. Я легко уклонился. Тогда фагр остановился, выдохнул и взял меч иначе. Я уже видел такой хват — у Клетуса. Только недаром же я последний месяц сражался с Дометием.

За моей спиной послышались смешки и шепот.

Укол. Я снова чуть повернулся, пропустив меч мимо. Стратор взрыкнул и перешел на колющие удары, рассыпая их налево и направо, не тратя время на замахи. Я же крутился возле лезвия, так и не вытащив топор. Ловкость и сила клетусовцев, верный глаз их же лучника да опыт сражений с Дометием придавали мне небывалую уверенность. Это и еще стая. Казалось, я могу закрыть глаза и всё равно не получу ни единой раны. А если и получу, то есть еще дары Отчаянного и Дударя.

— Да бейся же ты! — прорычал Стратор, как я когда-то Клетусу.

— Милий, спроси, не будет ли теперь мое нападение подлым? Готов ли он к сражению?

С «Сокола» раздался смех, стоило только вольноотпущеннику пересказать мои слова.

— Бей!

Топорик сам прыгнул мне в руку. Взмах — отбил меч в сторону, разворот — шип на обухе топора пробил Стратору висок.

Я вытер оружие о его рубаху, выпрямился, тут-то меня и догнала новая руна…

Мы гребли без роздыху, пока не оставили узкий пролив далеко за спиной. Я отвел «Сокола» подальше от берегов, где густо сновали как торговые, так и боевые корабли, а потом еще день мы искали устье нужной реки.

Я чувствовал нетерпение ульверов, что получили десятую руну, но всё откладывал и откладывал, пока не наткнулся на небольшой приток. Только уйдя на день пути от главного русла, я остановил корабль.

Ульверы быстро собрали небольшой домишко из четырех стен и крыши, сложенной попросту из бревен. Эта хоромина не укроет ни от дождя, ни от снега, ни от ветра, но для моих нужд сгодится. Мне не хотелось оставлять хирд, не хотелось усыплять дар, особенно когда не доверял доброй половине воинов, но присутствие Болли Толстяка и Трехрукого Стейна успокаивало. Уж им достанет и силы, и чести, чтобы защитить моих волков.

Первым я позвал Дударя. Потом Вепря. Эгиль Кот, Простодушный, двое бойцов с арены.

Всякий переход длился не меньше целого дня, и потом ночь я просиживал возле хирдмана, чтобы убедиться в его здравии и разумности. Короткий сон — и по новой.

Это было нелегко. У каждого переход проходил по-своему. Дударь в какой-то момент начал покрываться язвами, его лицо обсыпало волдырями размером с голубиное яйцо, и я решил, что он превращается в тварь, даже взял топор в руки, но выжидал, пока Бьярне нападет первым. Когда он вовсе утратил человеческий облик, лишь его голубые глаза удержали меня от удара. А потом волдыри разом лопнули, источая вонь и гной, а из-под них показалась чистая гладкая кожа. Дударь враз помолодел, словно змея, скинувшая старую кожу.

Вепрь не бесновался. Он ел твариное сердце так, будто грыз яблоко, не морщась и не кривя лицо. Я ждал чего-то такого… ну, снова язвы, или там зубы, или хотя бы бешенство и попытку меня убить. Но вот сердце закончилось, Вепрь глянул на меня, протянул руку:

— Еще!

Ульверам я решил отдать самые лучшие сердца — от огненного червя, и у меня был запас, но что-то всё же показалось странным, потому я не спешил вытаскивать второе.

— Ещё! — взревел всегда спокойный Вепрь. — Ещё!

Вскочил, начал срывать кору со стен, ломать и пихать себе в рот. Судя по всему, его терзал мучительный голод. Десятирунные, конечно, могут пережить многое, в том числе и грубую кору в своем животе, но я всё же схватил Вепря и держал, пока он не уснул. Отделался всего лишь синяками да отгрызенным куском кожи на плече.

Эгиль ни с того ни с сего вообразил себя белкой или каким-нито другим зверем, всё порывался вскарабкаться на стену. Это было скорее смешно, чем опасно.

Простодушный с самого начала и до конца не замолкал ни на мгновение. Просто после очередного проглоченного куска его речь смешалась и стала походить на слова умалишенного. Потом там начали мелькать фагрские, сарапские, живичские слова, а смысл исчез вовсе. Херлиф всё хотел донести до меня какую-то мысль, он ходил туда-сюда, потрясал руками, порой подскакивал ко мне, хватал за грудки и говорил, говорил, брызгая слюной, что-то спрашивал, но я давно потерялся в этом месиве, потому мог лишь качать головой. Простодушный ярился от моей бестолковости, отпускал мою рубаху и снова начинал бегать по домику. От него я устал больше всего. Жаль, что после пробуждения он не помнил, что хотел мне поведать.

Дагейд толком не знал меня, второй его боец не знал нордский, а я лучше понимал фагрскую речь, чем говорил на ней, потому мне сложно было успокоить их. К тому же они пока не привыкли к ульверам. Наверное, из-за этого они оба напали на меня. Напали яростно, жестко, помня всё, чему обучила их Арена. Лишь за счет больших рун я сумел подавить их и сдерживать до тех пор, пока они не уснули.

Живодера я оставил на самый конец. Наверное, потому, что боялся.

Перед началом я хорошенько выспался, отъелся и отдохнул. А бритт будто и не торопился никуда, ходил по лагерю, пугал новых хирдманов своими шрамами, предлагал сделать им такие же, проверял силу на свежеиспеченных хельтах, чтоб сравнить с тем, когда он съест твариное сердце.

Перед входом в дом я сказал ему снять всё оружие, в том числе и нож. Живодер же оскалился и скинул с себя вообще всё. Даже одежду. Так голышом и вошел.

Я и сам не знал, почему так боялся. Это ведь не кто-то, а Живодер. Он ходит с нами уже три зимы, редко идет наперекор слову хёвдинга, всегда помогает хирду. К тому же я взял его в стаю! Бритт не обладал какой-то особой силой, так что я легко с ним справлюсь. Но почему-то меня слегка потрясывало.

Как и с предыдущими ульверами, я протянул сердце огненного червя и завел было привычную речь о том, чего ждать. Живодер же усмехнулся, устроил на холодной земле свой тощий зад и сказал:

— Не надо. Сердца не надо.

— Ешь! Ты же видел, что стало с Альриком!

Бритт замотал косматой головой.

— Альрик слаб. В нем страх. Страх, а потом устал.

— А в тебе что?

— Любовь! — Живодер недвусмысленно подергал бедрами. — Страсть! Я люблю Домну, а она — меня! Когда я встречу, отдеру ее, как никто не драл.

— Конечно, — рассмеялся я. — Но прежде ты станешь измененным, и я убью тебя. Потому жри Бездново сердце!

— Смотри!

Тощий бритт поднатужился, поерзал немного, скрючился и замер, не дыша. Поди, снова кривлялся. Я уже хотел влепить подзатыльник и запихать твариное сердце прямо ему в зубы, как вдруг услышал в его рунной силе изменения. Он и впрямь становился хельтом. Вот так, безо всякой твари!

Я невольно попятился, пока не уперся спиной в стену.

Спустя несколько вдохов Живодер выпрямился, легко встал на ноги и потянулся всем телом.

— Видишь? Теперь я хельт. А сердце отдашь другим.

— Как? — выдавил я из пересохшего горла. — Что это за колдовство? Если ты так мог, почему не сделал сразу? Зачем ждал?

— Она тут, — он постучал по своей груди, — ждала. Долго ждала. Я нес ее оттуда, с самой реки! Сначала больно, жгло, кололо. Больше крови! Новый поцелуй! И проще держать, легче ноша. А сейчас выпустил на волю. Ждал — не хотел пугать стаю. А ты вожак! Ты должен знать!

— А дальше? На сторхельта хватит?

Живодер наклонил голову, словно прислушивался к неслышному мне голосу.

— Нет, не хватит. Но мне не надо.

Я всмотрелся в его бледные, почти прозрачные глаза. Ни искорки желтизны. Безумия не больше, чем прежде.

Клянусь Скириром, он прав. Не надо ульверам знать о таком. И уж тем более об этом не нужно знать новым хирдманам. Мне бы самому как-нибудь сладить с этим знанием.

Выждав положенное время, мы вернулись обратно в лагерь. Живодер тут же принялся мериться силами с теми же хельтами, что и перед обрядом. Я же осмотрел свой хирд заново.

Теперь среди моих ульверов, надежных и проверенных, было аж семь хельтов, если не считать меня: Вепрь, Дударь, Эгиль, Простодушный, Рысь, Живодер и Квигульв Синезуб.

Шесть клетусовцев во главе с Дометием, среди них хельтов двое.

Девять бойцов арены под предводительством Дагейда, и тоже двое из них хельты.

Двенадцать Брутусовых воинов с Хундром, вся дюжина — хельты.

Еще Болли и Стейн, хельты.

Ну и, конечно, Феликс Пистос с двумя бывшими рабами — Лавром и Милием.

С такими силами легко замахнуться на то, о чем прежде и помыслить не мог!