Сага о Годрланде

Глава 12

И снова ничего! Очередная пустая долина. Пустая долина в пустыне!

— Милий! — зло выкрикнул я, хотя раб-фагр стоял в паре шагов. — Уж не забрала ли твариная кровь и разум Ерсуса? Уже седмицу ходим, и ни одного камненога! Ни одной твари!

Ну, тут я немного хватил за край. Тварей мы всё же встречали, только не тех, что нужно. За огненными червями нужно было идти вглубь пустыни, к пескам, в прошлый раз нам повезло встретить такого на окраине, а вот камненоги словно вымерли напрочь. Изредка мы сталкивались с тварями, подобными той, что сражалась на арене: ядовитые, в панцире и с несколькими хвостами. Впрочем, мы же были не на арене и потому справлялись с ними легко. Квигульв держал, нанизав на копье, а остальные ульверы добивали.

Я сначала предложил Хальфсену благодать, чтоб тот поднялся до хускарла, но он отказался.

— Хочу толковый дар, — сказал наш толмач, — а у меня сейчас все думы не о том. После речи Набианора только и думаю, как отыскать отца да показать ему, каким я стал. А бояться я ничего не боюсь. Что боги дадут мне?

Настаивать я не стал, хотя мне пришлось не по душе его решение. Я мог взять его в стаю в любой момент, но помнил, что дар растет не только с моими рунами, но и с рунами всех волков, и карл может ослабить хирд.

— Да были тут камненоги, — отозвался Коршун. — Их снова порубили до нас.

Я зло уставился на верблюдов, словно это они виноваты в неудачной охоте. Харчей у нас еще много, пустынники наловчились вялить и сушить всё съестное так, чтобы то не портилось долгое время, а вот с водой не очень. Те же верблюды, как мне сказали, хоть и могут не пить седмицами, зато потом их нужно напоить вволю. Возвращаться с пустыми руками или сходить еще в одно место? Угу, чтобы снова понюхать пятки неуловимых твареубийц.

Кхалед, старший пустынник, уловил мои сомнения, подошел и сказал, что может отвести нас к воде. Не то чтобы я выучился говорить на сарапском, но волей-неволей все ульверы запомнили по несколько десятков слов.

— Вода? Где?

Сарап махнул рукой куда-то на северо-восток:

— Вода. Немного. Нам хватит.

— Хорошо. Идем к воде. Милий, узнай у Ерсуса, есть тут еще места для охоты?

И мы устало побрели по каменной растрескавшейся от жары пустыне.

Ульверы почти привыкли к здешнему яростному зною, привыкли укрывать лица, пить небольшими глоточками горячую солоноватую воду, что утоляла жажду лучше вина, привыкли к вони потных, давно не мытых тел. Мы устали не от трудностей похода, а от его бесплодности. Всем хотелось драки, новых рун и хоть какой-то добычи. К тому же чем дольше мы тут бродим, тем меньше стоит обещанная сотня илиосов.

— Ерсус сказал, что известные ему места для охоты закончились. Есть еще одна долина, но она далековато.

Милию приходилось сложнее всех. Единственная руна позволяла ему не сдохнуть, но не более. И хотя он всю жизнь был рабом, но рабом домашним, что привык к обильной пище и питью, к тенистым дворикам и крышам, укрывающим от безжалостного солнца. Он исхудал, почернел, на привалах первым падал без сил и последним поднимался по утрам, но не стенал, не просил вернуться или замедлиться. В его глазах горел огонь. Он жаждал получить свободу!

— Как по мне, так незачем туда идти, — сказал Простодушный. — Снова увидим лишь кости да засохшую кровь.

— Ворочаться надо, — добавил Рысь. — Уговор же какой был? Если нет тварей, и фагры это подтвердят, то нашей вины нет, и плату мы все равно получим.

Леофсун прав, но я не хотел возвращаться с пустыми руками. Один убитый огненный червь и пара десятков камненогов? Разве это добыча?

— Посмотрим, — проворчал я.

До воды мы добирались полтора дня. Родник прятался в небольшом ущелье, да и то, по словам Кхаледа, до него еще нужно докопаться.

Пустынники остановились перед входом в ущелье, поговорили меж собой, а потом позвали нас.

— Там люди, — сказал Милий, выслушав их. — Тоже пришли на водопой.

— И что? Поди, всем хватит.

— Нет, не всем. Если они вычерпают всю воду, новая будет набираться несколько дней. Она тут не бежит ручьем, а медленно просачивается сквозь землю, если хорошенько покопать.

— Как обычно поступают тут?

— Обычно кто первый добрался до воды, тот и пьет. Он может поделиться со вторым, но только если захочет. Впрочем, нередки и битвы ради воды.

Я оглянулся на замотанных по самые глаза ульверов, вздохнул:

— Ну, пойдем, глянем, кто нас опередил.

Прихватив с собой Квигульва для устрашения, Простодушного — для успокоения, Милия –для помощи в разговоре и Феликса — на всякий случай, я прошел вглубь ущелья. Там стоял полноценный хирд из полутора десятков воинов и нескольких верблюдов. Но мой взгляд остановился на набитых мешках, лежащих в стороне. Эти люди собрали знатную добычу, в отличие от нас. И судя по угловатым очертаниям груза, там лежали панцири камненогов. Много панцирей.

— Это же… — заговорил Простодушный и замолк на полуслове.

От хирда отделился высокий фагр, пышущий силой хельта.

— Он говорит, что его люди первыми заняли водопой, и потому просит нас обождать, пока они не напоят всех верблюдов, — пересказал его слова Милий.

— Да он не только водопой первым занял, — пробурчал сквозь зубы я.

— Говорит, что рад бы поделиться с нами, да только его верблюды изрядно устали, и воды на всех не хватит. Говорит, что им пришлось много ходить по пустыне.

— Вот же ублюдок.

— Говорит, что его люди любят драться, и если ты хочешь, он согласен и подраться.

Я сдуру не прихватил Коршуна и издалека не мог почуять, какой силы опередившие нас хирдманы. Всерьез ли этот фагр нарывается на бой или лжет, рассчитывая нас напугать?

— Скажи ему, что Кай Эрлингссон никогда не чурался доброй драки. Только стоит ли ради такой малости подымать целый хирд? Скажи, что я готов сразиться один на один. Кто победит, того и вода.

Простодушный тихонько спросил:

— Стоит ли? Думается, того он и ждет.

— А что, лучше хирд на хирд? Или сбежать, поджав хвост? — огрызнулся я.

Я размотал тряпку, прикрывающую лицо, скинул плотный плащ и взял топор. Щит остался там, с ульверами, да я все равно бы не стал его брать, против хельта он не выстоит.

— Он согласен, — ответил Милий.

Фагр тоже скинул ненужные тряпки, вытащил из ножен прямой меч с едва заметной гардой, крикнул что-то своим людям и зашагал ко мне. Он не стал ни обговаривать условия, ни насмешничать надо мной, а сразу поднял меч и напал.

Вот теперь я понял, что пытался сделать Феликс во время боя с Хальфсеном, только сейчас все эти неуклюжие выпады, хитрые, но угадываемые удары и неловкие прыжки обрели смысл. Я тут же пожалел, что не послал за щитом. Фагр был быстр, ловок и умел, бил сильно, и одним топором от него не отмашешься. Что-то я отбивал, от чего-то уклонялся, но пару раз он меня зацепил, порезал плечо и бедро. Словно я снова сражался с Гачаем, только этот фагр не болтал почем зря и не щадил соперника.

Может, пробудить дар?

Но стоило только задуматься об этом, как бой закончился. Округлое острие меча прижалось к моей шее. Одно движение — и мое горло будет перерезано.

Фагр внезапно рассмеялся, убрал спафий и что-то сказал.

— Он говорит, что уйдет отсюда завтра, а вода через пару дней вернется. Говорит, что ты храбр, раз отважился сразиться с самим Клетусом Кидонесом.

Позади ахнул Феликс, да и сам Милий выглядел удивленным.

Я молча кивнул, развернулся и пошел к ульверам. Рассказать, что придется проторчать здесь несколько дней и допивать остатки после чужого хирда.

— Нет ничего постыдного в том, чтоб проиграть Клетусу, — поспешил утешить меня Милий. — Это же один из лучших воинов Гульборга. Он много раз бился на арене с тварями и людьми.

Пистос тоже взволнованно защебетал.

— Феликс говорит, что Клетус давно собирает воинов, учит их и часто охотится на тварей. В Гульборге его опасаются и избегают, хоть он и из благородного рода.

— Но фаграм же запрещено держать много воинов, — вспомнил я.

— Клетус отказался быть наследником отца и стал вольным воином, собрал свой хирд и вроде как живет сам, — выслушав Пистоса, сказал Милий.

— «Вроде как»? — приподнял бровь Простодушный.

— Вроде как. Потому что отец давал ему деньги, подарил поместье за городом через третьи руки, да и сейчас не забывает о сыне. Феликс прежде никогда не разговаривал с Клетусом, зато дружил с его младшим братом Леонтисом, потому немного знает об их семье.

— И насколько же силен этот Клетус? — спросил я, ощущая, как горят порезы.

— Очень силен. И поговаривают, что Бог-Солнце наделил его каким-то боевым даром.

— Не в силу, — потер я рану на плече. — И не таким, как у Альрика. Может, как у Квигульва, только в меч? Милий, Клетус хорош только с мечом?

Раб поспрашивал у нашего благородного и ответил:

— Он выступал на арене и как погонщик колесницы, и как стрелок, и как копейщик. В последний раз вообще не вступал в бой, лишь отдавал команды своему отряду.

Мы переглянулись с Простодушным. Может, у Клетуса что-то вроде моего дара, и он использует умения своих воинов? Но даже если и так, я слишком быстро ему проиграл. Рунами мы с ним почти равны, у него всего-то на одну больше. Неужто все дело в умении? Был бы у меня с собой щит, тогда бы мы посмотрели, кто кого.

Мы переночевали неподалеку от входа в ущелье, а утром хирд Клетуса ушел. Ульверы проводили завистливыми взглядами его тяжело нагруженных верблюдов, наши-то до сих пор ходили налегке, потом мы вошли в ущелье лишь для того, чтобы полюбоваться на влажную грязь на дне глубокой ямы.

— Это и есть вода? — спросил я у пустынников.

Те заверили меня, что надо лишь подождать, мол, в пустыне бывают такие места, где вода накапливается в течение седмиц и даже месяцев, а тут всего-то пара дней. Можно сказать, что тут вода бьет ключом.

Впрочем, сейчас я больше думал о том, что делать с договором с Пистосом. Ерсус по всем местам нас уже провел, дальше нужно либо ворочаться, либо искать тварей самим. Я же не особо понимал, как пустынники различают пути, для меня везде один и тот же камень, везде песок. В море-то мы ходим по приметам, мол, от северного края острова с кривой скалой по попутному ветру плыть на восток день, противу ветра — два дня, там слева должен показаться другой остров с одинокой сосной, ну и дальше также. А тут как?

Это ущелье хоть как-то приметно, но я отсюда никак не смогу привести хирд в город, к тому же мы шли не напрямик, а кружили от места к месту.

Так сможем ли мы отыскать тварей? Это все равно, что в море ловить одну-единственную рыбу, особенно без Рыбака.

Вечером я созвал всех ульверов и спросил, что думают они. Первым поднялся Вепрь:

— Скажу не только за себя, но и за других. Застоялись мы. Давно уже в хускарлах ходим, хотим хельтами стать. Пусть тут и жарко, как у Мамира в котле, зато твари простые и ходят не кучно, и сердца у нас есть. Да и тебе, Кай, уже невместно на десятой руне сидеть, когда хирдманы с тобой вровень.

— Значит, не за золотом, а за силой идем? — спросил я еще раз, оглядывая хирд.

Никто не отвел взгляда. Никто не сказал слова против.

— Милий, вызнай у пустынников, где тут твари водятся. Уж они-то всяко должны знать. Скажи, что мы берем и тех, что за пятнадцатую руну перевалили, но только чтоб одиночные.

— Кхалед спрашивает, в чем его выгода.

— А что ему надо?

— Золото и кой-чего из тварей, что он сам выберет. Но не сердца, сердца им не нужны.

— Пусть. Скажи, мы согласны.

Через два дня на дне ямы заблестела первая лужица воды, но чтобы напоить верблюдов, нам пришлось ждать еще несколько дней. Потом мы снова наполнили бурдюки и двинулись вслед за пустынниками. На юг.

Вскоре камень сменился песком, и идти, дышать да и просто жить стало еще трудней. За Милием теперь всегда присматривал кто-то из ульверов, так как тот не раз впадал в беспамятство из-за изнеможения и жары. Пистос же держался на одной злости, не хотел снова проигрывать равному по силе Хальфсену, хотя они оба уже давно проиграли пустынникам-карлам. Откуда в них столько крепости? На вид мелкие, черные и сухие, как изюм, но даже я, хельт, не был уверен, что сумею перешагать их в этих песках.

И ни одной твари. Кроме той, что вела нас вглубь пустыни и звалась Кхалед.

На третий день пути я уже подумывал, а не проверить ли шкуру Кхаледа на прочность? Так ли она крепка, как кажется? И сможет ли Живодер придумать что-то новое?

— Вода! Глянь, там вода! — вдруг заорал Бритт.

Я приподнялся на цыпочки и увидел, как впереди что-то блеснуло. Кажись, там не просто вода, а целое озеро. Я передернул плечами и почувствовал, как под рубахой скрипнул песок. Он был повсюду: в одежде, в еде, в волосах. Как же здорово было бы его смыть!

Ульверы вмиг оживились, загомонили, прибавили шагу. Всем хотелось напиться вволю, а не цедить по глотку.

— Нет! Нет! — закричал Кхалед. — Альваше! Не вода!

— Стоять! — рявкнул я.

Альваше на сарапском языке означает тварь. Может, в этом озере водится одна?

— Милий! Узнай у него, что за тварь!

Бедолага-раб едва мог говорить, его губы иссохли и растрескались до крови, но он всё же собрался с духом и заговорил с пустынником. Слушал его, слушал, потом покачал головой:

— Не понимаю. Он сказал, что это опасное место. В воду лезть нельзя, там смерть. Но мы должны подойти ближе, там будут твари.

На всякий случай я повторил погромче, чтоб услышали все ульверы:

— В воду не лезть. Приготовиться к бою, там могут быть твари!

— Ну хоть голову ополоснуть? — взмолился Сварт.

Он уже и бороду обрезал под корень, и на голове накрутил тряпок с аистиное гнездо, а всё равно истекал потом, как вытащенная на берег медуза. Пришлось даже выделить ему двойную долю воды, правда и тащил Сварт ее сам.

— Кхалед чего-то боится, говорит, тварь там. Так что поначалу остережемся.

Добрались мы до того озера быстро, ноги сами несли нас к воде. А озеро-то такое манящее и красивое: круглое, как щит, блестящее, как золотой илиос. Ульверы мигом столпились на берегу, а вот пустынники даже подходить не стали и верблюдов не пустили. Может, там кто-то вроде крокодила живет?

Коршун склонился к воде, прислушался.

— Нет, не чую я твари. Наверное, зверь какой-то или рыба зубастая.

— Кай, так я нырну? — простонал Сварт, уже сдирая с себя тряпки.

Я тоже вгляделся в водную гладь, попытался уловить руны или рассмотреть тени, но почему-то не мог разглядеть дна, словно там сразу омут. Кхалед подошел к нам и снова замельтешил на сарапском, я только и мог разобрать, что «альваше» да «альваше».

— Нет тут альваше, нету! — попытался я объяснить этому дурню. — Не чуем мы!

А он всё указывал на озеро, на себя, на солнце, словно пояснял что-то важное. Подошедший Хальфсен вслушивался в его слова, но тоже не смог разобраться.

— Кто-то там точно живет, — наконец сказал наш толмач. — Он съедает плоть и выпивает кровь, а озеро как червяк на крючке. В воду лезть нельзя, иначе смерть.

Вдруг раздался плеск. Кхалед закричал и отбежал подальше. Я тоже отпрыгнул и крикнул всем:

— Назад! Сварт, быстро из воды!

Вода вдруг забурлила, закипела, вспучилась в середине. Мне вспомнились водяные столбы на Туманном острове, что время от времени выплескивались из-под земли, в них можно было свариться заживо.

— Назад! — еще раз гаркнул я.

Поднявшаяся волна быстро покатилась к нам, и тут уже побежали даже самые упрямые ульверы. Только Сварт застыл на месте, он успел зайти в воду по колено, а волна поднялась аж ему по пояс.

— Сварт! Выходи оттуда! Сварт!

Он не откликался. Увы, мы могли видеть лишь его затылок и не понимали, что с ним. Жив ли? Заворожен ли?

Бешено бранясь на своем языке, в озеро бросился Пистос. Он влетел в воду, схватил Сварта за шею и поволок к берегу. Глупый фагр успел пройти лишь три шага, как вдруг оцепенел и остановился.

Я потянулся к дару. Сварт был жив, но не откликался на мой зов, будто в беспамятстве или сильно пьян. Надо вытягивать их. Я было шагнул к озеру, но Простодушный грубо дернул меня за плечо назад:

— Погодь. Лучше держи стаю.

И сам пошел к озеру. Девятирунный продержался семь шагов.

— Глянь! Там снова бурлит! — воскликнул Эгиль.

Следующим рванул Слепой, тоже девятирунный, он сумел дотащить всю троицу до кромки, где мы их перехватили и отволокли подальше. Как раз вовремя, иначе бы новая волна дотянулась бы до груди или шеи. Пока Живодер и Вепрь осматривали Сварта, Пистоса и Херлифа, я не сводил глаз с воды. Какая-то она не такая. Сейчас я ясно видел, что озеро весьма чудное. От него не веяло ни прохладой, ни свежестью, по берегам не росло ни единой травинки, даже там, где воробью по колено, не было видно дна. А волна не расходится по кругу, как должна, а бежит ровно к нам и будто зависает на лету, будто горбится и не расплескивается, как должна.

— Кай! — окликнул меня Вепрь. — Попробуй разбудить их через стаю. У нас не выходит.

Живодер уже тыкал ульверам в кончики пальцем острием ножа, но ни один не очнулся.

— Альваше! Альваше! — сказал подошедший Кхалед, указывая на озеро.

— Что ж ты сразу не сказал, что вода и есть тварь? — прорычал я. — И почему мы не почуяли ее силу?

Ответил Коршун:

— Когда появилась волна, я услышал ее силу. Едва-едва. Она там, под землей, глубоко сидит, а вода — это что-то вроде ее щупалец или хвоста. Поди, приманивает зверей, а потом жрет их.

Я снова потянулся даром к парням, швырнул в них силу всего хирда. Первым очнулся Херлиф, и я с облегчением выдохнул. Очнулся и с воем начал сдирать с себя штаны, обмотки и обувку. Кожа на его ногах почернела и завоняла тухлой блевотиной. Он выхватил из-за пояса мех с водой, разом выплеснул на раны, но взвыл еще громче.

— Песок! Оттирай песком, — прошелестел еле слышно Милий.

Херлиф отбросил бесполезную воду и взялся натирать ноги песком. Вепрь тем временем начал раздевать Сварта и Феликса, чтобы сделать тоже самое с их ранами. Вот только Сварт проторчал в ядовитом озере дольше всех, а еще из-за небольшого роста вода дотянулась ему до пояса. Ноги-то мы натрем, а что делать с тем, что между ними? Впрочем, это уже не моя забота. Пусть для начала очнется, а потом сам справится со своими бедами и узнает, сможет ли когда-нибудь зачать детей.

— Хальфсен, за мной.

Я схватил Кхаледа за грудки, оттащил в сторонку и встряхнул его как следует:

— Ты, Безднов сарап, зачем нас сюда привел? Хотел скормить этой твари?

Пустынник не сопротивлялся, покорно висел и слушал пересказ Хальфсена.

— Говорит, что вел нас сюда нарочно, но не для смерти, а для охоты. Пустыня, говорит, велика, и так просто добычи здесь не сыскать. А сюда часто забредают всякие твари. Многих манит лживая вода.

— Чего же он сразу не сказал, что это не вода?

— Он сказал. К тому же говорит, даже несмышленый ребенок, едва вставший на ноги, знает, что вода не может просто так лежать посреди песков. Это либо насмешка богов, либо вот такая тварь.

— Как исцелить раны от нее?

— Он не знает. Никто не пытался вытаскивать оттуда ни людей, ни зверей.

— Скажи, что если кто-то из хирдманов умрет, я его самого утоплю в этом озере.

Сарап кивнул.

— Он говорит, что давно готов к смерти. Говорит, что только жалко нас, ведь мы все умрем в пустыне. Его родичи не поведут убийц.

А ведь я знал, знал, что нельзя доверять сарапам. Еще ни один сарап не оказался честным и достойным человеком, разве что Коршун, но в нем течет половина нордской крови.

— Выберемся как-нибудь. А он пусть молится всем своим богам, чтоб Сварт и Херлиф выжили. Или чтобы сюда и впрямь пришли твари, потому что исцелиться-то можно и иначе.