Обратно из пустыни Кхалед повел нас не той дорогой, что мы пришли, а повернул сразу к реке, чтобы часть пути пройти по воде. Там нас поджидали десятки всяческих тварей, кроме разве что камненогов, и некоторых не видали прежде даже пустынники. Хвала Скириру, почти все порождения Бездны были до двенадцатой руны, а с такими мои хирдманы справлялись неплохо. Разве что в начале каждого боя приходилось туго, до тех пор, пока мы не соображали, куда бить и чего опасаться. Некоторые твари были ядовитыми, другие укрывались под крепкими панцирями, третьи ловко уворачивались или прятались в песке. И дар Коршуна не раз спасал нас от неожиданных нападений.
Лишь раз мы столкнулись с такой тварью, от которой еле унесли ноги. Удивительно, что Коршун ее не учуял заранее, но стоило нам пройти неподалеку, как она шарахнула нас рунной силой, да так, что наши верблюды попадали замертво, Хальфсен свалился без памяти, как и пустынники-карлы, да и хускарлам пришлось нелегко. Мы с Квигульвом выхватили оружие, но сражаться было не с кем. На нас никто не нападал, лишь смертельно давила чужая сила, выбивая воздух из груди.
Я так и не понял, что там была за тварь. Мы с Квигульвом и Слепым на своих плечах перетащили людей и поклажу за пределы натиска, а потом забрали и дохлых верблюдов, чтоб их трупы не достались той мерзости. Кхалед потом клялся, что никогда и не слыхивал о таких тварях.
— Они идут оттуда, — говорил пустынник, указывая на юг. — Скоро они пожрут все наши земли.
Справятся ли с этой напастью воины Набианора? Я вот что-то начал сомневаться.
В общем, нелегко нам далась охота в пустыне. Простодушный еще хромал, Сварт только-только начал вставать на ноги, Пистос выжил чудом. Из прибылей разве что появление двух хельтов в хирде, хотя Рысь пока ходил в хускарлах, да несколько рун у других парней.
Так что к Гульборгу мы подошли, вымотанные до крайности: гребли без продыху пять дней, останавливаясь лишь на ночь. Живодер при помощи Бездны или иной ворожбы удерживал Лундвара живым и почти без потери сил. За это время наш Отчаянный опустился всего на две руны, хотя его тело уже начало иссыхать.
Живодер понемногу сцеживал грязную кровь из Лундвара и требовал, чтоб я не отпускал стаю ни на миг. Говорил, что дар Дударя помогает раненому восполнять силы, да и дар самого Отчаянного неплохо борется с твариной отравой.
При этом сливать кровь в море было нельзя, ведь она могла приманить тварей покрупнее. Так что нам пришлось нюхать запах стухшей Лундваровой крови все эти дни. Зато и гребли ульверы шибче и злее.
Благодаря покровительству Пистоса и его дощечке нас легко пропустили в город, а Милий договорился о перевозке нашего груза прямо к складам фагра. Да, мы били не тех тварей, о каких уговаривались, но я был уверен, что Сатурн не станет упираться и заплатит обещанное, ведь наша добыча была ничуть не хуже.
Мы грязной вонючей гурьбой ввалились в дом, где нас встретил перепуганный Лавр. Сверху спустился Тулле, широко улыбаясь. Он через стаю узнал, что мы подходим, и предупредил рабов, так что к нашему возвращению уже был накрыт стол, а в мыльне исходила паром заранее нагретая вода.
— Теперь Лавр будет думать, что я провидец, — сказал полужрец и крепко обнял меня.
— Пусть его. Сможешь помочь Отчаянному?
— Нет. Живодер в лечении больше смыслит, чем я.
Про Альрика я спрашивать не стал, через дар чуял, что его дух еще держался за тело.
Тулле помолчал, а потом сказал:
— Леофсуну в этом доме хельтом становиться нельзя. Тварь в Альрике может разозлиться. Надо подыскать другое место.
— Поговорю с Пистосом, у него дом большой. Если что, так пойдем к Жирным, потеснятся небось. Да и насчет долга заодно подумают, ведь хельтов-то у нас прибавилось.
— Добро, — кивнул друг. — Говорят, сюда скоро Набианор придет. Весь Гульборг о том судачит.
После помывки мы уселись за стол и поведали Тулле о встрече с сарапским конунгом и о том, что́ узнали про его дар.
Феликс сидел с нами и жадно хлебал горячую похлебку, время от времени откусывая огромные куски от свежей лепешки. Точь-в-точь как мои ульверы. Еще немного — и путным человеком станет. Он и поклажу до корабля волок вместе со всеми, и на веслах сидел ничуть не меньше нашего, стирая ладони и отфыркиваясь от брызг. Да и вообще после того, как младший Пистос полез в твариное озеро за Свартом, никто из ульверов бы слова не сказал против него, но глупый фагр не догадывался попроситься в хирд.
И хотя после обильной трапезы меня слегка разморило, рассиживаться я не стал, взял Хальфсена, Простодушного и Живодера и отправился прямиком к покровителю. Поди, Милий уже добежал до Пистоса, рассказал и о нашем прибытии, и о добыче, что мы привезли. Да, прежде мы приходили к Сатурну лишь после его зова, но сейчас он не откажется нас впустить и без приглашения, ведь он же хочет увидеть сына.
Так оно и вышло. Фагр сам вышел навстречу, кивнул ульверам и неуверенно подошел к сыну. Сложно было угадать в нынешнем Феликсе того бледного чахлого щеголя, которого мы впервые увидели в гавани Гульборга. Младший Пистос, как и все мы, загорел дочерна, похудел, только не как умирающий с голоду, а как пустынник: ушел дурной жир, наросло жесткое мясо, а на руках проступили тугие жилы. Даже сонно-ленивый взгляд сменился острым и внимательным.
И когда же Феликс успел? Поначалу блевал и стонал, потом ходил и стонал, потом валялся в беспамятстве, пока его ноги разъедала озерная вода. А глянь, каков он сейчас! Не стыдно Сатурну в глаза смотреть.
Феликс опустился перед отцом на колени и жарко заговорил. Хотя я не понимал ни слова, но суть была понятна и так: он просил прощения. И просил его долго. Я успел заскучать и уставился на своего подопечного: что-то в нем меня беспокоило, что-то было не так. О чем-то мы забыли…
Когда пришел черед говорить Сатурну, Хальфсен едва слышно шепнул мне на ухо:
— Украшения.
Я недоуменно уставился на него, потом на Феликса и, лишь заметив дырки в его ушах, вспомнил, что в самом начале пути приказал снять с него серьги, браслеты, кольца. И где всё это сейчас? Завалилось куда-то в трюм «Сокола» или потерялось по пути? Одна серьга Феликса стоила больше, чем обещанная плата за него.
Тем временем Пистосы закончили плакаться друг другу. Сатурн похлопал меня по плечу, протянул кошель с монетами
— Он благодарит тебя за сына, — помог Хальфсен. — Говорит, что плату за Феликса отдаст сейчас, а за добычу рассчитается позже, когда посмотрит, что мы привезли. Говорит, что рад бы пригласить в дом, но хочет побыть с сыном и надеется, что ты не рассердишься на такую неучтивость.
— Скажи, что Ерсус не сумел отыскать нужных тварей, и мы могли вернуться с пустыми руками, не нарушив уговор. Но мы всё же привезли панцири, сердца и кости, потому я прошу его выполнить свою часть уговора. Золото подождет, а вот лекарь нужен без промедления.
Сатурн выслушал Хальфсена и кивнул.
— Говорит, что сейчас же пошлет человека разузнать про иноземного лекаря. И если тот принимает посетителей, то Пистос договорится с ним насчет нас.
Вернувшись, я послал Офейга на корабль за украшениями Феликса, прошелся туда-обратно по двору, не замечая ни зноя, ни духоты. Мне, побывавшему в пустыне, жара в Гульборге уже не казалась столь невыносимой. Затем я заглянул в дом, где ульверы отдыхали после трудного похода. Трудюр и еще несколько хирдманов ушли к песчанкам, Свистун, Сварт и Слепой пытались напиться слабеньким вином, кто-то вовсе завалился спать.
Тулле вглядывался в раны Лундвара, постукивая по его животу и груди пальцами.
— Живодер, нужно проткнуть вот тут и вот тут, — сказал полужрец, увидев нас. — Там застоялась твариная кровь. Если ее убрать, хворь чуть замедлится.
Бритт, на задумавшись, выхватил нож, затем остановился, подумал и поменял его на тонкую заостренную палочку.
— Глубоко резать? — спросил он.
— На полпальца.
Я невольно скривился, увидев, как железо легко вошло в тело Лундвара, как кровь вновь заструилась по нему, обжигая ноздри привычным и назойливым запахом. Нет, я не мог просто сидеть и ждать, пока Пистос разузнает про лекаря.
— Рысь! Пойдем делать из тебя хельта! — крикнул я.
Тулле приподнял голову и тихо сказал:
— Тебе придется усыпить дар. Не забудь.
— Сам знаю.
Леофсун мигом сбегал за отложенным для него сердцем и примчался ко мне. Все эти дни он ни словом, ни взглядом не торопил и не укорял своего хевдинга, хотя все ульверы больше всего в жизни боялись опоздать с ритуалом. Каждый из нас видел, что творится с теми, кто не успел.
Я снова взял с собой Хальфсена и Простодушного. Херлиф присмотрит, чтоб никто не ворвался в комнату с Рысью, а толмач поможет поговорить с Жирным. И на сей раз я топорик не забыл.
В этот раз нас встретил сам Хотевит, поздоровался по-нордски, пригласил в дом. На голоса вышла Дагна в фагрском платье, волосы она закрутила наверх, открывая длинную шею, плечи и руки были обнажены, лишь серебряные и золотые браслеты обвивали ее запястья и предплечья. То ли от долгого воздержания, то ли подзабыв, как Дагна выглядит, я едва удержался от восхищенного присвиста. В таком наряде она походила на рано созревшую девчонку, невинную, но уже такую желанную.
Да что там я! Хладнокровного Херлифа и того качнуло в ее сторону. Добро, хоть потом спохватился, отвёл взгляд и уставился на стену. Что говорить о бедолаге Хальфсене, который был всего на пятой руне? Хвала Скириру, его перехватил Рысь и влепил легкий подзатыльник, приводя в разум.
— Рад видеть, что ты в добром здравии, Кай! — сказал Хотевит. — По делу пожаловал или погостевать?
— По делу, — буркнул я. — Когда долг отдашь?
Жирный отвечать не спешил, позвал за стол. Рабы споро приволокли угощение и вино, но мы пришли сытыми, потому лишь слегка пригубили свои чаши.
Я наскоро прикинул, что там по срокам. Нас не было в Гульборге шесть седмиц, а Жирные обещали стребовать свой долг с неизвестного фагра за месяц. Так что, как ни крути, а срок весь вышел.
— Так что с долгом? Если ты вдруг не знаешь, у нас теперь есть сильный покровитель, и он обещал помочь на суде. Сатурн Пистос. Поди, слыхал о таком.
— Слыхал, — кивнул Хотевит. — Старый род, даже при сарапах не ослабел. Я, как и прежде, не отказываюсь от долга, но сейчас не могу его отдать. Тот фагр прознал о нашем уговоре и теперь не хочет платить. Скорее всего, надеется выкупить свой долг дешевле. Или, может, хочет купить мой долг перед вами и так перекрыть обязательства.
Я подался вперед и тихо сказал:
— Да мне плевать. Уговор был на месяц. Где мое золото? Или я продам ваш дом и так верну обещанное.
— Но ты не можешь его продать. Дом в залоге, но он все равно принадлежит моему роду.
— А когда я смогу продать его?
— Когда мой род откажется от долга. А мы не отказываемся.
— Значит, ты хочешь сказать, что нам придется жить в Гульборге и ждать обещанного… Сколько? Еще месяц? Год? Три? А помнишь, ты клялся, что продашь себя и Дагну в рабство, если твой род не захочет отдать мое золото? Так сколько за тебя дадут?
— Не гневайся, Кай! — ласково произнесла Дагна.
Я с ног до головы покрылся мурашами.
— Ульверам всё равно незачем спешить. Со дня на день реки в Альфарики встанут, так что до весны вам идти некуда. Из Гульборга вас не погонят, потому как есть покровитель. Живите в дареном доме, ешьте, пейте, отдыхайте, — она мягко улыбнулась. — Вижу, твой хирд и здесь нашел чем поживиться. Рысь, поздравляю с новой руной! Уже стал хельтом!
— Ага. По весне Жирные скажут, что золота нет, а суды здесь, как я слышал, неспешные. Нет уж, лучше сейчас пойду к Пистосу и законникам, пусть долг стребуют они.
Тут Дагна стянула браслет с руки и положила передо мной на стол:
— Вот, возьми. Это не в счет долга, а подарок. Только подожди еще немного. Поверь, Хотевит делает всё, что может.
— К примеру, покупает тебе украшения и платья, — проворчал я, но браслет взял.
Взвесил его на ладони: примерно четверть марки. Щедрый дар, хотя двум тысячам илиосов я бы порадовался больше. Я не хотел его брать, не хотел снова давать отсрочки Жирному, но мне нужно всё золото, что смогу собрать, ведь теперь лекарь необходим не только Альрику, но и Лундвару. Так что я согласился.
— Хорошо. Я подожду еще немного.
— Ну, раз с делами закончено, может, расскажешь, где вы были, с кем бились? А то я сижу целыми днями дома и не знаю, что у людей творится.
Дагна снова улыбнулась, и я услыхал, как под столом Херлиф пнул ополоумевшего Хальфсена, чтоб тот одумался.
— Некогда! — отрезал я. — Сейчас отведи нас в дальнюю комнату и скажи, чтоб никто не подходил.
Она взглянула на Рысь, приподняла бровь, но возражать не стала. Медленно поднялась, бросила несколько слов Хотевиту и слугам на живичском и жестом позвала следовать за ней.
— Хальфсен, — прошипел я. — Хальфсен!
Толмач вздрогнул и с трудом отвел взгляд от проступающих через тонкую ткань ягодиц Дагны.
— Выйди во двор и сиди там.
Надо будет вечером заглянуть к песчанкам, иначе ночью не заснем.
Хвала Скириру, Дагна догадалась провести нас в комнату без окон, приказала убрать всю утварь и молча ушла.
Рысь держал кувшин, где хранилось твариное сердце, и ждал моих наставлений. Я коротко объяснил ему, что делать и чего ждать, затем сказал начинать.
— Значит, зубы у Квигульва отросли, потому что он съел лишнего? — уточнил Леофсун.
— Да. Потому лучше не спешить. Если понадобится, мы просидим здесь хоть до утра.
— Надо о чем-то думать? Или лучше совсем не думать?
— Как хочешь. Всё равно же дар не поменяется, а лишь усилится.
— А как поменяется мой дар? Может, я смогу увеличивать свою силу? Притворяться сторхельтом?
— Я ж не Мамир, откуда мне знать? — усмехнулся я.
А мысль мне понравилась. Тогда бы мы могли запугивать врагов, неважно, двуногих или нет.
— А если я не стану хельтом, тогда что делать?
Откуда столько вопросов? Кажись, Рысь попросту боится, от того и не спешит есть твариное сердце. Ну, после того, как Лундвар захворал лишь от крови Бездновых детищ, его можно понять. Но я не хотел ждать, пока он наберется смелости:
— Леофсун, ешь! Просто откуси немного и проглоти.
Он глубоко вздохнул и вонзил зубы в мерзкую хрусткую плоть.
Из комнаты я вышел лишь к полуночи. Мои колени дрожали, сердце бешено колотилось, во рту всё пересохло. Может, в следующий раз я пошлю кого-то другого вместо себя? Например, того же Леофсуна.
Я стер пот со лба и неуверенным шагом двинулся в кладовую, отыскал там закупоренный кувшин с вином, срезал глиняную пробку и залпом выпил добрую половину. Хотел поставить на место, но передумал и потащил его с собой обратно.
Рысь спал, источая рунную силу хельта. Спал так, словно бы ничего и не было, а я намаялся с ним похлеще, чем с Квигульвом. Поначалу он вел себя тихо, жрал сердце, выжидал, пока оно уляжется, а потом его сила начала выплясывать туда-обратно: то уменьшится до первой руны, то скакнет до хельта. Самому Рыси еще и чудилось невесть что. Он набрасывался на меня со слезами, бессвязно лепеча на бриттском, звал сестру, кого-то бранил, бил меня невидимым ножом, оставляя синяки на ребрах, дрался с невидимым зверем, катаясь по полу… Хорошо, что ему песчанки не привиделись, иначе бы я его точно оглушил, как Квигульва.
Теперь мне и самому было любопытно, как поменяется его дар.
Узнали мы о том наутро, когда вернулись к ульверам. Леофсун пробовал и так, и сяк, но его сила не поднималась выше десятой руны. Невыспавшийся Трудюр устал ждать, махнул рукой и пошел досыпать, но на полпути остановился.
— Погоди, — вдруг сказал он. — А ну-ка, спрячь-ка силу.
Рысь послушался.
— Не, не так. Верни и снова спрячь.
Рысь снова послушался.
— Вот оно! Он скрыл не только себя, но и вас всех! — Трудюр мотнул головой. — Будто передо мной стоят простые карлы. Давай обратно! Ага! Теперь будто все стали хельтами! Правда, только на десятой руне.
Сон как рукой сняло. Все ульверы по очереди отходили в сторонку и смотрели, как Рысь меняет силу людей вокруг себя. Жаль, что он пока не умел этого делать четко и попросту захватывал всех, кто стоял не дальше пяти шагов, но это ненадолго. С его умом и усердием скоро Леофсун будет управляться со своим даром не хуже, чем с мечом.
Хирдманы начали обсуждать, а как поменяются их дары, когда они станут хельтами. Больше шуток пришлось на долю Аднтрудюра. Ульверы единогласно решили, что шурин сможет подымать и опускать член одной лишь мыслью, а может, еще и вертеть в разные стороны, и предложили привязать к члену нож. Мол, так драться станет еще сподручнее, к тому же никто не будет ожидать подвоха оттуда. Заодно придумали Трудюру еще с десяток прозвищ, к примеру, членокол, хренов пырятель, торчило, кровавая шишка…
Я послушал-послушал и поплелся спать. К песчанкам можно сходить и попозже.