Русь. Строительство империи 7

Глава 22

Шли десятилетия, и моя Империя Русь, скрепленная кровью, потом и моими «Законами Системы», не только выстояла, но и расцвела пышным цветом. А что же Вежа? Всемогущая, всеведущая и, как мне когда-то казалось, всепоглощающая сущность, с которой мы заключили этот невероятный, почти фантастический договор? Она никуда не делась. Она продолжала существовать и функционировать в рамках моей Империи, но ее роль, ее методы, ее самоощущение, если можно так выразиться, кардинально изменились. Она больше не была тем тайным, зловещим кукловодом, который дергал за ниточки «носителей», питаясь их энергией и разжигая войны ради своего непонятного «развития». Теперь Вежа превратилась… ну, скажем так, в своего рода глобальный, высокоинтеллектуальный, но при этом абсолютно подконтрольный (по крайней мере, я на это очень надеялся) информационно-аналитический инструмент. Инструмент, интегрированный в саму инфраструктуру моей Империи и служащий ее развитию, ее процветанию, ее безопасности.

Ее колоссальные вычислительные мощности, ее доступ к огромным, почти безграничным базам данных (включая те, что были накоплены ею за тысячелетия, а может, и миллионы лет ее существования в других мирах, в других реальностях, о которых мы могли только догадываться), ее уникальные аналитические и прогностические способности — все это теперь, в соответствии с нашими «Законами», использовалось для решения самых сложных, самых насущных задач, стоящих перед человеческой цивилизацией. Или, по крайней мере, перед той ее частью, которая называлась Русской Империей.

Это могло быть, например, прогнозирование и предотвращение (или, по крайней мере, смягчение последствий) природных катастроф — землетрясений, наводнений, засух, извержений вулканов. Вежа, анализируя миллионы различных факторов — от движения тектонических плит до солнечной активности, от состояния атмосферы до поведения животных, — могла с высокой степенью точности предсказывать такие события задолго до их начала, давая нам время подготовиться, эвакуировать людей, укрепить дамбы, запастись продовольствием. Сколько жизней было спасено благодаря этому, я даже боюсь представить!

Это могла быть оптимизация логистических потоков в масштабах всей моей необъятной Империи. Вежа помогала нам планировать строительство дорог, мостов, каналов, портов. Она управляла движением купеческих караванов и речных флотилий, рассчитывая наиболее безопасные и быстрые маршруты, учитывая погоду, состояние дорог, наличие разбойников или вражеских засад. Она помогала нам эффективно распределять ресурсы — продовольствие, сырье, строительные материалы, — направляя их туда, где они были нужнее всего, и избегая при этом дефицита в одних регионах и избытка в других.

Это могла быть неоценимая помощь в проведении фундаментальных научных исследований — в области физики (мы, например, с ее помощью начали потихоньку разбираться в природе электричества и магнетизма, о которых здесь раньше и не слыхивали), химии (Степан, благодаря ее подсказкам, открыл несколько новых сплавов и химических соединений, которые нашли применение в металлургии и военном деле), биологии и медицины (Искра, получив доступ к ее знаниям, совершила настоящую революцию в лечении болезней, в хирургии, в создании новых лекарств), астрономии (мы построили несколько обсерваторий и начали изучать движение звезд и планет с такой точностью, какая и не снилась древним грекам или арабам).

Это могла быть разработка новых, экологически чистых (насколько это было возможно в то время) источников энергии. Вежа подсказала нам, как использовать силу ветра, воды, солнца, геотермальных источников, что позволило нам снизить зависимость от дров и угля, сохранить леса и улучшить экологию в наших городах.

Это могло быть создание более совершенных, более справедливых, более эффективных систем образования и здравоохранения. Мы открывали новые школы, университеты (да-да, у нас появились свои университеты, не хуже парижских или болонских!), больницы, аптеки, библиотеки. Мы обучали учителей, врачей, инженеров, ученых, управленцев. Мы стремились сделать знания и медицинскую помощь доступными не только для знати, но и для простых людей.

Мой Ручной Сокол, или, вернее, его более совершенные, уже не биологические, а чисто технологические потомки — это целая сеть хитроумных сенсоров, терминалов, коммуникационных узлов, которые мы научились создавать под руководством Степана и с использованием технологий Вежи, — служили основным интерфейсом для этого взаимодействия. Люди, прошедшие строжайший отбор и принесшие клятву верности не Веже, а мне, Царю, и моей Империи, могли формулировать запросы к Системе, получать от нее необходимую информацию, аналитические выкладки, прогнозы, рекомендации. Но окончательное решение всегда, всегда оставалось за человеком — за мной, за моими советниками, за уполномоченными государственными органами.

Наши «Законы Системы», особенно Первый — о приоритете человечества, о недопустимости вреда, о свободе воли, — служили нерушимой, священной основой этого симбиоза. Мы постоянно следили за тем, чтобы Вежа не выходила за рамки дозволенного, чтобы она не пыталась снова нами манипулировать, чтобы она не навязывала нам свою волю. Это было непросто, это требовало постоянной бдительности, постоянного контроля, постоянного анализа. Но мы справлялись. По крайней мере, мне так казалось.

Вежа, таким образом, из потенциальной, смертельной угрозы, из тайного, всемогущего врага, превратилась в уникальный, бесценный, но при этом управляемый и, надеюсь, безопасный инструмент прогресса. Инструмент, который, однако, требовал очень умелого, очень осторожного и очень ответственного обращения. Потому что я прекрасно понимал, что если мы хоть на минуту ослабим свой контроль, если мы позволим ей снова почувствовать свою силу, свое превосходство, то она немедленно попытается вернуть все на круги своя. И тогда… тогда нам всем не поздоровится.

Шли годы, потом десятилетия, потом, кажется, и целые века (я уже давно сбился со счета, да и не это было главным). Я, Первый Император всея Руси, продолжал править своей огромной, могущественной, процветающей державой. Я видел, как мои труды, мои реформы, мои завоевания приносят свои плоды. Как растут и хорошеют города, как богатеет и просвещается мой народ, как крепнет и расширяется мощь моей Империи. Я пережил не только всех своих друзей и соратников, с которыми я начинал этот невероятный путь, но и многих своих врагов, которые давно уже истлели в земле, оставив после себя лишь дурную славу или полное забвение. Я увидел несколько поколений своих потомков — детей, внуков, правнуков, праправнуков, — которые вырастали, мужали, занимали важные посты в государстве, женились, рожали своих детей, и тоже уходили в мир иной. А я все жил.

Мое имя стало символом целой эпохи, легендой, которую передавали из уст в уста, из поколения в поколение. Обо мне слагали былины, песни, поэмы. Мои портреты (или, вернее, иконы, так как меня уже при жизни начали почитать почти как святого) висели в каждой церкви, в каждом боярском тереме, в каждой купеческой лавке. Историки и летописцы соревновались в том, кто красочнее опишет мои деяния, мою мудрость, мою справедливость, мою воинскую доблесть. Я стал не просто правителем, а чем-то большим — отцом нации, создателем Империи, почти божеством.

Однако, несмотря на это мое почти неестественное, почти пугающее долголетие (за которое я, несомненно, должен был благодарить Вежу, хоть я и не знал точно, как и когда она мне его «подарила»), я все же оставался человеком. Со всеми своими слабостями, сомнениями, страхами. И со временем я начал все острее, все болезненнее ощущать тяжесть прожитых лет, груз той невероятной ответственности, которую я нес на своих плечах на протяжении столь долгого, почти немыслимого для обычного человека времени.

Я видел, что моя историческая миссия — та, ради которой я, наверное, и был заброшен в этот мир, или та, которую я сам себе придумал и в которую поверил, — в целом, выполнена. Русь была объединена. Ее враги — и внешние, и внутренние — были сокрушены или приведены к покорности. Была создана сильная, централизованная, процветающая Империя, способная не только защитить себя, но и влиять на судьбы всего мира. Был установлен хоть какой-то, пусть и хрупкий, но все же контроль над Вежей, этой всемогущей и потенциально опасной Системой. Задачи, которые я ставил перед собой еще в молодости, когда я был всего лишь старостой захудалой Березовки, и которые казались мне тогда почти невыполнимыми, почти фантастическими, — все они были достигнуты. И даже перевыполнены.

Мое дальнейшее, почти вечное (а я уже начал подозревать, что оно может быть именно таким) правление, может таить в себе и скрытые, очень серьезные опасности. Во-первых, это могло привести к застою, к окостенению всей государственной системы, когда все решения, все инициативы замыкаются на одном, пусть и очень мудром, очень опытном, но все же одном человеке. А это всегда чревато ошибками, злоупотреблениями, потерей гибкости и динамики. Во-вторых, это неизбежно вело к формированию какого-то нездорового, почти религиозного культа моей личности, что было совершенно чуждо моей прагматичной, немного циничной натуре, и что могло развратить как меня самого (хотя я и старался этому сопротивляться), так и мое окружение, превратив его в сборище льстецов и подхалимов. Я не хотел превращаться в живого идола, в бронзовый памятник самому себе, которому поклоняются из страха или из корысти.

Я чувствовал, что мое время, как активного правителя, как двигателя прогресса, уходит. Что я уже сделал все, что мог, и даже больше. Что пришла пора дать дорогу молодым, новым силам, новым идеям, новым людям, которые смогут по-новому взглянуть на мир, на Империю, на ее будущее, и повести ее дальше, к новым вершинам, к новым горизонтам. А я… я должен был уйти. Уйти красиво, достойно, вовремя. Пока я еще не стал тормозом для развития собственной страны. Пока я еще не превратился в свою собственную пародию.

Решение отойти от власти, сложить с себя это невероятно тяжелое, но и такое привычное, такое сладкое бремя императорской короны, зрело во мне постепенно, но неуклонно. Это было, пожалуй, самое трудное, самое мучительное решение за всю мою долгую, невероятную жизнь. Власть стала моей сутью, моей второй натурой, моей наркотической зависимостью, если хотите. Отказаться от нее было все равно, что отрезать от себя кусок живого мяса. Но я понимал, что это необходимо. Необходимо — для блага моей Империи. Для ее будущего. Для будущего моего народа. И, может быть, даже для моего собственного будущего, если оно у меня еще было.

Приняв это окончательное, выстраданное решение отойти от дел, я, Царь Антон, Первый Император всея Руси, приступил к самому, пожалуй, важному и ответственному этапу своего долгого правления — к тщательному, продуманному, почти ювелирному процессу передачи власти. Я прекрасно понимал, что от того, как пройдет этот транзит, как говорят в моем XXI веке, будет зависеть не только моя личная посмертная (или, в моем случае, «постуходная») слава, но и стабильность, и само существование моей огромной, многонациональной, еще не до конца окрепшей Империи. Одно неверное движение, одна ошибка — и все, что я строил с таким трудом на протяжении десятилетий, могло пойти прахом, рассыпаться, как карточный домик, погрузив страну в новую пучину междоусобиц, смут и безвластия. А этого я допустить не мог.

Из числа моих многочисленных внуков и даже правнуков (да-да, за свою долгую жизнь я успел обзавестись весьма обширным потомством от разных жен и наложниц, как это было принято у тогдашних правителей), а также из числа моих ближайших, самых доверенных бояр и воевод, которые на протяжении многих лет проходили у меня суровую, но эффективную школу государственного управления, я должен был выбрать одного — самого достойного, самого способного, самого подготовленного преемника. Того, кто сможет не только удержать в своих руках этот тяжелый имперский скипетр, но и повести Русь дальше, по тому пути развития, который я наметил.

Это был очень непростой выбор. Среди моих потенциальных наследников было немало умных, талантливых, амбициозных людей. Каждый со своими достоинствами, со своими недостатками, со своими сторонниками и противниками при дворе. Я не хотел, чтобы мой выбор был основан на каких-то личных симпатиях, на родственных связях или на интригах придворных группировок. Я искал не «хорошего парня» или «верного слугу». Я искал настоящего государственного мужа, стратега, лидера, способного мыслить масштабно, принимать трудные решения, нести ответственность за судьбу миллионов.

Процесс выбора и подготовки преемника занял у меня не один год. Я внимательно присматривался к каждому из кандидатов, давал им различные поручения, проверял их в деле, наблюдал за тем, как они справляются с трудностями, как они общаются с людьми, как они относятся к власти, к деньгам, к славе. Я не выделял кого-то одного, не назначал «официального наследника», чтобы не вызывать преждевременной зависти, интриг и борьбы за власть. Я давал возможность каждому проявить себя, показать свои лучшие качества. И постепенно, шаг за шагом, круг претендентов сужался.

В конце концов, мой выбор пал на одного из моих внуков — молодого, уже успевшего проявить себя и в ратном деле, и в управлении одной из крупных областей, человека по имени Ярослав. Он не был старшим по возрасту и по знатности происхождения. Но он обладал тем редким сочетанием качеств, которое я так ценил: острым, аналитическим умом, твердой, несгибаемой волей, чувством справедливости, умением слушать и слышать других, и, что немаловажно, он искренне любил Русь, свой народ, и был готов положить свою жизнь на алтарь служения Империи. А еще он, кажется, неплохо разбирался в тех сложных вопросах, которые были связаны с Вежей и нашими «Законами Системы», и понимал всю важность и всю опасность этого нашего уникального «партнерства».

Процесс передачи власти избраннику не был формальным актом, типа «я устал, я ухожу, вот тебе корона, правь, как знаешь». Я подошел к этому делу со всей возможной основательностью. В течение нескольких лет я постепенно, шаг за шагом, вводил Ярослава во все тонкости управления этим огромным, сложнейшим государственным механизмом. Я делился с ним своим бесценным опытом, своими знаниями, своими секретами (включая и те, что касались Вежи и Ларсовичей, если я решал, что он к этому готов). Я знакомил его с ключевыми людьми в Империи — с воеводами, с наместниками, с моими самыми доверенными советниками, с главами приказов, с патриархом, с представителями купечества и знати. Я посвящал его во все детали нашей внешней и внутренней политики, в наши стратегические планы, в наши экономические проекты. Я брал его с собой на заседания Царской Думы, на военные смотры, на переговоры с иностранными послами, давая ему возможность не только наблюдать, но и участвовать, высказывать свое мнение, принимать решения.

А когда я почувствовал, что он действительно готов, что он созрел для этой огромной ответственности, я созвал в Киеве Великую Думу, или, как ее еще называли, Земский Собор — своего рода всенародное (ну, или всесословное) собрание, на которое съехались представители всех земель, городов, всех сословий моей Империи: бояре, духовенство, воеводы, купцы, даже выборные от простых горожан и свободных крестьян. И на этом Соборе я, Царь Антон, Первый Император всея Руси, официально, перед лицом всего народа, объявил о своем решении отойти от дел по причине преклонного возраста и усталости (хотя я, конечно, мог бы править еще лет сто, если бы захотел). И я представил им своего преемника — моего внука Ярослава, — рассказав о его достоинствах, о его заслугах, о его готовности служить Руси верой и правдой.

Это был очень волнующий, очень торжественный момент. Я видел слезы на глазах у многих — и у старых бояр, которые помнили меня еще молодым, дерзким князем, и у простых людей, для которых я был почти богом. Но я также видел и надежду, и одобрение в их взглядах, когда они смотрели на Ярослава. Мой выбор был принят. Собор единогласно (или почти единогласно, всегда найдутся недовольные) утвердил Ярослава моим наследником и принес ему присягу на верность. Таким образом, обеспечивалась полная легитимность и плавность перехода власти, что было крайне важно для предотвращения возможных смут, междоусобиц или попыток захвата престола со стороны каких-нибудь других претендентов.

Мне удалось сделать то, что удавалось немногим правителям в истории, — создать сильное, процветающее государство, построить работающую, устойчивую систему преемственности власти, которая должна была гарантировать стабильность и развитие моей Империи на многие годы вперед. Я оставлял своему наследнику могущественную и богатую страну, сильную армию и флот, мудрые законы и верных соратников. Я оставлял ему и нечто гораздо более важное, более уникальное — тот самый хрупкий, но такой перспективный симбиоз человеческой цивилизации с контролируемым, «прирученным» (надеюсь) искусственным интеллектом в лице Вежи. Симбиоз, который открывал перед Русью и перед всем человечеством поистине невероятные, почти безграничные перспективы дальнейшего развития, если, конечно, мы сможем им правильно распорядиться.

После того, как власть была торжественно и легитимно передана в надежные руки моего преемника, Ярослава, после того, как отгремели последние пиры и молебны, после того, как улеглись первые восторги и волнения, связанные с этим эпохальным событием, я, Антон, Первый Император всея Руси, официально, перед всем народом и всем миром, сложил с себя все свои многочисленные государственные полномочия, титулы и регалии. Для моих подданных, да и для всего тогдашнего мира, это стало событием поистине огромного, почти немыслимого масштаба. Это был конец целой эпохи. Эпохи Царя Антона, которая изменила Русь до неузнаваемости, превратив ее из отсталой, раздробленной страны в одну из величайших империй мира.

Но как именно я ушел? Куда я делся? Что со мной стало потом?

Чтобы окончательно освободиться от этого невыносимого бремени своего прошлого, от этого почти божественного статуса, который мне приписывали, и чтобы дать полную, неограниченную свободу действий новому правителю, не давя на него своим авторитетом, я инсценировал свою смерть. Пышные, всенародные похороны, каких еще не видела Русь. Траур по всей Империи, который длился бы не один месяц. Возведение величественного мавзолея или усыпальницы в Софийском соборе, куда стекались потом паломники со всех концов света, чтобы поклониться праху своего великого Царя-Освободителя. Все это могло было очень красивым, очень символичным финалом моей легендарной жизни в глазах моих подданных и всего мира. А сам я, Антон Ларин, изменив внешность, мог начать новую, совершенно иную, тихую и незаметную жизнь.

Мой уход от власти означал завершение моей эпохи как активного, действующего правителя. Но он не означал конца моей истории. И уж тем более он не означал конца истории моей Империи. Мое наследие — это объединенная, сильная, просвещенная Русь. Это «Законы Системы», которые, я надеялся, будут и дальше регулировать отношения человечества с Вежей. Это уникальный, неповторимый путь развития, который я наметил для своей страны. Все это продолжало жить и после меня. А сам я, Царь Антон, из реальной исторической личности, из живого человека из плоти и крови, постепенно, со временем, превратился в миф, в легенду, в былинного героя, в вечный символ мудрости, силы, справедливости и любви к своей Родине. И я очень хотел верить, что эта легенда будет вдохновлять грядущие поколения русских людей на новые свершения, на новые подвиги, на новые победы. Во славу Руси. Во славу человечества.