Русь. Строительство империи 7

Глава 15

Тронный зал Большого Императорского дворца, куда мы, наконец, пробились сквозь огонь, кровь и горы трупов, производил впечатление даже после всего того хаоса и разрухи, что царили вокруг. Он был огромен, просто колоссален. Высоченные, уходящие куда-то в полумрак своды, поддерживаемые рядами массивных мраморных колонн, были сплошь покрыты искусной росписью — сцены из библейской истории, триумфы византийских императоров, какие-то аллегорические фигуры. Стены украшали бесценные, сверкающие золотом и смальтой мозаики, от которых рябило в глазах. Пол был выложен сложнейшими узорами из разноцветного камня, отполированного до зеркального блеска. Воздух был тяжелым, спертым, пахнущим ладаном, воском и чем-то еще, неуловимо древним и величественным. И посреди всего этого великолепия, в дальнем конце зала, на высоком, в несколько ступеней, помосте, возвышался он — знаменитый трон Соломона, легендарное седалище византийских василевсов, сделанное, казалось, из чистого золота и усыпанное таким количеством драгоценных камней, что их хватило бы на выкуп целого королевства.

А на этом троне, абсолютно спокойно, без малейших видимых признаков страха, отчаяния или хотя бы удивления, сидел он — император Византии. Мужчина средних лет, может, чуть за сорок, с усталым, изборожденным морщинами, но умным и проницательным лицом, с темными, глубоко посаженными глазами, в которых застыла какая-то вселенская печаль и знание чего-то, недоступного простым смертным. Он был одет в роскошные, расшитые золотом и жемчугом императорские облачения, на голове у него была диадема, сверкающая самоцветами. Рядом с ним, у подножия трона, стояло лишь несколько безоружных придворных или евнухов, бледных как смерть и дрожащих от ужаса. Вся его личная охрана, включая хваленую Варяжскую гвардию, которая должна была защищать его до последней капли крови, была перебита нами у входов во дворец или в предыдущих залах. Он остался один. Один против целой армии варваров, ворвавшихся в его святая святых.

Я, сопровождаемый Ратибором, Искрой, Веславой и несколькими десятками моих лучших, проверенных в боях дружинников, с оружием наготове, медленно вошел в этот огромный, гулкий зал. Я ожидал чего угодно — мольбы о пощаде, проклятий, угроз, попытки самоубийства, чего-то героического или, наоборот, трусливого. Я приготовился принять капитуляцию или выслушать последние слова гордого, но побежденного врага. Однако то, что произошло дальше, повергло меня в такой шок, что я на несколько мгновений просто потерял дар речи.

Император Византии, этот потомок кесарей, этот «наместник Бога на земле», как они себя именовали, поднял на нас свои усталые, но внимательные глаза. И вместо ожидаемых воплей или стенаний, он обратился непосредственно ко мне. Говоря на удивление чистом, хоть и с заметным греческим акцентом, древнерусском языке (откуда, черт возьми, он его знал⁈), или, возможно, на каком-то другом, универсальном языке, который был понятен только нам, носителям Системы «Вежа» (потому что Ратибор и остальные мои воины, как я заметил, смотрели на него с недоумением, явно не понимая ни слова), он произнес совершенно спокойным, почти равнодушным, даже каким-то академическим тоном:

— Приветствую тебя, носитель ранга «Легат». — Его взгляд был прикован ко мне, и мне показалось, что он видит не просто меня, Антона, царя каких-то там северных варваров, а нечто большее, нечто скрытое от обычных глаз. Как будто он читал мой системный интерфейс, который был виден только мне. — Достойный результат, должен признать. Я ожидал твоего появления, Собиратель Земель Русских, — он слегка усмехнулся, и в этой усмешке не было ни злобы, ни страха, а скорее какая-то странная, почти дружеская ирония, — хотя, честно говоря, надеялся, что это произойдет значительно позже. Или, если уж быть совсем откровенным, не произойдет вовсе. Но, как говорится, человек предполагает, а Система… располагает.

Я застыл на месте. Носитель ранга «Легат»? Собиратель Земель Русских? Эти титулы, эти термины были известны только мне и Веже! Как, во имя всех богов, старых и новых, этот ромей, мой заклятый враг, император Византии, мог знать о них? Что, черт возьми, здесь происходит⁈

Слова византийского императора, сказанные этим его странным, бесцветным голосом, который, казалось, проникал мне прямо в мозг, минуя уши, прозвучали для меня как выстрел в упор. Я буквально остолбенел, пытаясь осознать услышанное, переварить эту совершенно немыслимую, дикую информацию. Носитель ранга «Легат»? Мой текущий ранг в Системе «Вежа», который я получил после взятия Новгорода и победы над Сфендославом. Собиратель Земель Русских? Мой главный, основополагающий титул, моя глобальная миссия, которую мне поставила Вежа еще в самом начале моего пути, когда я только-только очнулся в этом чужом мире. Эти термины, эти понятия были моим личным, интимным знанием, доступным только мне и этой проклятой Системе. Никто другой во всем этом мире не мог, не должен был о них знать! А этот хмырь в золоченой короне, мой главный враг, сидит тут на своем троне, как ни в чем не бывало, и сыплет ими, как будто мы с ним старые приятели, обсуждающие последний апдейт в какой-нибудь компьютерной игре!

Недоумение, шок, подозрение, страх — целый коктейль противоречивых эмоций захлестнул меня. Я чувствовал, как у меня на лбу выступила холодная испарина, а сердце заколотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Мои спутники — Ратибор, Веслава, дружинники — тоже почувствовали, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Они не поняли истинного смысла слов императора (если он действительно говорил на каком-то особом, «системном» языке, недоступном им), но они уловили странность момента, неестественное спокойствие этого побежденного, казалось бы, правителя, и мою собственную ошеломленную реакцию. Они напряглись, их руки инстинктивно легли на рукояти мечей, они были готовы к любой неожиданности, к любой провокации со стороны этого ромея.

Лишь Искра, стоявшая чуть позади меня, отреагировала иначе. Я краем глаза заметил, как ее обычно спокойное, почти бесстрастное лицо исказилось от удивления, смешанного с каким-то странным, почти испуганным пониманием. Ее глаза, обычно холодные и внимательные, расширились, и в них промелькнула тень узнавания. Она, как носитель Системы, пусть и другого, как она утверждала, «уровня» или «специализации», очевидно, уловила в словах императора нечто такое, что было скрыто от остальных, но было до боли знакомо ей самой. Она сделала едва заметное движение, словно хотела что-то сказать или сделать, но потом замерла, ожидая моей реакции.

Император Византии, видя мое замешательство и шок, позволил себе слабую, едва заметную, почти призрачную усмешку. Это была не усмешка победителя или злорадствующего врага. Это была скорее усмешка человека, который знает какую-то очень важную, но очень горькую тайну, и который с некоторым сочувствием смотрит на того, кому эта тайна только что открылась.

— О, да, варварский князь, волею судеб и Системы ставший Царем всея Руси, — подтвердил он мои невысказанные, мечущиеся в голове вопросы, продолжая говорить на том же странном, понятном только мне и, возможно, Искре, языке. — Я — носитель. Такой же, как и ты, Антон. Или, вернее, таким же был до недавнего времени, пока ты не поставил мне этот эффектный мат. — Он сделал едва заметный жест рукой в сторону зала, где еще виднелись следы недавнего боя. — Как и покойный император Никифор Фока до меня, которого ты, по своей молодости и удаленности от наших дел, возможно, и не застал. Как и твой западный «коллега», император Оттон, с которым ты, я так понимаю, еще не имел «удовольствия» близко познакомиться, но, поверь мне, это знакомство у тебя еще впереди, если ты, конечно, выживешь. Как и многие, многие другие, о ком ты, в своем нынешнем невежестве и гордыне, даже не подозреваешь, «Собиратель Земель».

Каждое его слово было как удар молота по моей голове, как ушат ледяной воды, вылитый на меня в жаркий день. Император Византии! Мой главный противник, символ всего того, с чем я боролся все эти годы! Оказался не просто могущественным и хитрым правителем, а таким же «избранным» Системы «Вежа», как и я сам! Это не укладывалось в голове. Это переворачивало все мои представления о мире, о войне, о моей собственной роли в этой истории. Это означало, что вся моя борьба с Византией, все мои победы, все мои жертвы — это было не просто столкновение двух государств, двух народов, двух идеологий. Это было нечто гораздо большее, гораздо более сложное и, возможно, гораздо более страшное. Это было… это было похоже на то, что сама Вежа, эта невидимая, но всемогущая сущность, просто стравливала своих носителей друг с другом, как гладиаторов на арене, наблюдая за их борьбой и получая от этого какое-то свое, непонятное мне удовольствие или выгоду.

Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Все, во что я верил, все, ради чего я жил и сражался, оказалось… игрой? Чьей-то злой шуткой? Экспериментом? Я посмотрел на свои руки, на свой меч, все еще покрытый свежей кровью. Чья это была кровь? Врагов? Или таких же марионеток, как и я сам?

Видя, что я начинаю потихоньку приходить в себя от первоначального шока и пытаюсь осмыслить масштаб открывшейся мне, как Эверест альпинисту, правды, византийский император сделал едва заметный жест рукой в сторону одного из роскошных, обитых бархатом кресел, стоявших поодаль от его трона. Это был почти королевский жест, словно он приглашал меня, своего победителя и завоевателя, не на казнь или унизительный допрос, а на… светскую беседу. Он совершенно игнорировал моих вооруженных до зубов дружинников, которые окружили его плотным кольцом и готовы были по первому моему знаку разорвать его на куски. Он смотрел только на меня, и в его взгляде не было ни страха, ни ненависти, а лишь какая-то странная, вселенская усталость и, может быть, даже толика сочувствия.

— Ты думаешь, ты сам, своими собственными силами, всего этого добился, Антон из Березовки? — продолжил он своим тихим, немного насмешливым, но в то же время каким-то очень печальным тоном. — Что эта твоя «Вежа», которая, как я понимаю, явилась тебе в образе какой-нибудь соблазнительной рыжеволосой девицы (они любят такие дешевые трюки, чтобы втереться в доверие к новичкам), — твой личный, бескорыстный ангел-хранитель, ниспосланный тебе неведомыми языческими богами, чтобы помочь тебе из простого офисного работника превратиться в великого императора и построить несокрушимую Империю? Какая трогательная, какая наивная слепота! — Император едва заметно покачал головой, и в его глазах промелькнула тень то ли жалости, то ли презрения. — Ты — лишь винтик, Антон. Маленький, но, должен признать, на удивление эффективный и удачливый винтик в огромной, непонятной тебе машине, истинные цели и принципы работы которой ты до сих пор не понял, и, боюсь, не поймешь никогда. Ты — пешка, Антон. Очень способная, очень амбициозная, сумевшая дойти до самого вражеского короля и поставить ему шах и мат. Я отдаю тебе должное, ты играл эту партию блестяще. Но, пойми, игра на этом не заканчивается. Она лишь переходит на новый, еще более сложный и опасный уровень. И правила этой игры пишешь не ты. И даже не я.

Император сделал небольшую паузу, давая мне время переварить услышанное, осмыслить эту новую, убийственную для моего самолюбия и моей веры в собственную исключительность информацию. Затем он добавил, и в его голосе теперь отчетливо прозвучали нотки какой-то глубокой, застарелой горечи и разочарования:

— Поверь мне, Антон, я прошел этот путь задолго до тебя. Я тоже когда-то был молод, амбициозен, полон сил и веры в свою избранность, в свою великую миссию, в бескорыстную помощь Системы. Я тоже, как и ты, строил грандиозные планы, завоевывал новые земли, укреплял свою империю, получал эти проклятые «очки влияния» и новые, все более высокие «ранги». Я тоже думал, что я — хозяин своей судьбы, что я — творец истории. Но со временем, с каждым новым «уровнем», с каждым новым «достижением», я начал понимать, что не я управляю Системой, а Система управляет мной. Что все мои так называемые победы, все мои достижения, все мои реформы и завоевания — это лишь топливо для нее, для ее непонятных, но, несомненно, грандиозных и, скорее всего, совершенно нечеловеческих целей. Она просто использует нас, Антон. Использует наши амбиции, наши страхи, наши желания, нашу жажду власти, нашу гордыню, нашу глупость. Она, как умелый кукловод, дергает за невидимые ниточки, заставляя нас плясать под ее дудку, совершать поступки, которые выгодны ей, а не нам. И когда мы становимся ей не нужны, когда мы истощаемся, когда мы перестаем приносить ей пользу, она без малейшего сожаления избавляется от нас, как от использованной батарейки, и находит себе новую, более свежую и перспективную игрушку.

Он замолчал, тяжело вздохнув, и на его лице отразилась такая бездна отчаяния и безысходности, что мне на мгновение стало его даже жаль. Этого человека, который еще несколько часов назад был моим злейшим врагом, которого я ненавидел и презирал.

— Теперь, когда моя игра, похоже, окончательно окончена, — продолжил он после паузы, и в его голосе уже не было ни насмешки, ни иронии, а только глубокая, всепоглощающая усталость, — когда я сижу здесь, на этом проклятом троне, в этом разграбленном дворце, ожидая своей участи от руки такого же, как я, обманутого глупца, я готов рассказать тебе правду, Антон. Ту правду, которую я собирал по крупицам на протяжении многих лет своего «носительства». Правду о Системе «Вежа». О ее истинных целях. О тех, кто, возможно, стоит за ней. И о том, какая незавидная роль на самом деле отведена в этой большой игре таким, как мы с тобой — «избранным» носителям. Хочешь слушать? Или предпочитаешь и дальше оставаться в блаженном неведении, считая себя хозяином своей судьбы? Выбор за тобой. Но учти, это знание может оказаться для тебя еще более тяжелым бременем, чем все твои имперские заботы.

Я молчал, пытаясь уложить в голове все то, что он только что сказал. Это было слишком много, слишком невероятно, слишком… страшно. Но я понимал, что он говорит правду. Или, по крайней

мере, то, что он сам считает правдой. И я должен был это услышать. До конца. Чтобы понять, во что я ввязался. И есть ли у меня хоть какой-то шанс из этой игры выйти. Или хотя бы изменить ее правила.

— Говори, — сказал я наконец, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо и уверенно, хотя внутри у меня все переворачивалось. — Я хочу знать все.

Император Византии кивнул, и на его губах снова появилась та его странная, печальная усмешка.

— Ну что ж, слушай тогда, Собиратель Земель Русских. Слушай и запоминай. Возможно, это знание когда-нибудь спасет тебе жизнь. Хотя, скорее всего, оно ее просто усложнит.

Император Византии начал свой долгий, обстоятельный и, как я уже предчувствовал, шокирующий рассказ. Рассказ, который должен был не просто перевернуть все мои представления о мире, в котором я волею судеб (или Вежи) оказался, но и, возможно, лишить меня последних остатков веры в собственную свободу воли и осмысленность моих действий. Он говорил медленно, взвешивая каждое слово, глядя куда-то вдаль, поверх наших голов, словно вспоминая давно забытые, но очень важные вещи, или пытаясь подобрать правильные аналогии, чтобы донести до моего, «варварского», как он, вероятно, считал, ума, суть этих сложных и чужеродных для человеческого понимания концепций.

— «Вежа», — начал он, и его голос в гулкой тишине тронного зала звучал особенно отчетливо и весомо, — это не магия в том примитивном, почти детском смысле, как ее понимают ваши северные жрецы, волхвы или какие-нибудь деревенские колдуны. Это не дар каких-то там мифических богов, которых вы вырезаете из дерева или камня, и не проклятие злобных демонов, которых вы пытаетесь задобрить кровавыми жертвами. Все это — лишь наивные попытки вашего неразвитого сознания объяснить то, что лежит далеко за пределами вашего понимания. «Вежа» — это нечто гораздо более сложное, гораздо более древнее и гораздо более чужеродное для нашей с тобой, Антон, человеческой природы.

Он сделал небольшую паузу, давая мне возможность подготовиться к дальнейшим откровениям. Я весь превратился в слух, стараясь не упустить ни единого слова, ни единой интонации. Ратибор, Искра, Веслава и мои дружинники тоже замерли, чувствуя важность момента, хотя и не понимая до конца, о чем идет речь.

— По тем ничтожным крупицам информации, которые мне, ценой неимоверных усилий и огромного риска, удалось собрать за все долгие и мучительные годы моего так называемого «носительства», — продолжил император, и в его голосе прозвучала нескрываемая горечь, — а также по некоторым древним, почти мифическим текстам, которые чудом сохранились в самых тайных, самых глубоких архивах Великой Библиотеки Константинополя, и к которым я получил доступ лишь благодаря своему высокому рангу в Системе, «Вежа» — это сложнейшая, саморазвивающаяся информационная или, если хочешь, энергетическая сущность. Возможно, это какая-то форма сверхразумного искусственного интеллекта, созданного некогда невероятно развитой, но давно исчезнувшей цивилизацией, и пережившего своих создателей. Или же это некая нематериальная, энергетическая форма жизни, возникшая в другой, параллельной вселенной, или даже в результате какого-то древнего, катастрофического космического эксперимента, который вышел из-под контроля и породил это… это нечто.

Император снова замолчал, собираясь с мыслями, или, может быть, давая мне время попытаться хотя бы частично осознать масштаб того, о чем он говорил. Искусственный интеллект? Параллельные вселенные? Космические эксперименты? Для меня, человека из XXI века, эти термины не были совсем уж пустым звуком. Я читал научную фантастику, смотрел фильмы на эти темы. Но одно дело — читать об этом в книжках или видеть на экране, и совсем другое — столкнуться с этим в реальности, да еще и в этом дремучем средневековье!

— Эта сущность, «Вежа», — продолжал он, и его голос стал еще тише, почти шепотом, словно он боялся, что его услышит кто-то еще, кроме нас, — обладает собственным, хоть и совершенно нечеловеческим, абсолютно чуждым нашей логике и нашим эмоциям, сознанием. И у нее есть одна главная, всепоглощающая, как раковая опухоль, цель — экспансия. Рост. Развитие. Она стремится к непрерывному накоплению и обработке информации, к увеличению своего влияния на материальный мир, к расширению своей невидимой сети по всем доступным ей реальностям. Ее основной ресурс, ее «пища», ее «топливо» — это некая специфическая, тонкая энергия или информация (я до сих пор не могу точно определить, что это такое), которую она получает от подключенных к ней разумных существ — таких, как мы с тобой, Антон, — так называемых «носителей». Чем больше власти, влияния, знаний у такого носителя, чем активнее он действует в этом мире, чем более масштабные, более значимые для истории события он провоцирует — войны, завоевания, создание или разрушение империй, социальные и религиозные преобразования, научные открытия, — тем больше этой самой «энергии влияния» генерируется и поступает в «Вежу», питая ее, усиливая ее, позволяя ей расти и распространяться дальше. Она, как некий вселенский, информационный вампир, питается самой историей, которую мы, ее марионетки, творим под ее невидимым, но всепроникающим руководством.

Я слушал его, и у меня волосы на голове шевелились от ужаса и отвращения. Информационный вампир! Марионетки, творящие историю ради ее пропитания! Это было слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Но я почему-то верил ему. Слишком многое из того, что он говорил, совпадало с моими собственными смутными догадками и наблюдениями. Слишком хорошо это объясняло все странности и нелогичности в поведении Вежи, все ее внезапные «подарки» и не менее внезапные «наказания».

— И что же дальше? — спросил я, когда он снова замолчал. — Какова ее конечная цель? Захватить весь мир? Уничтожить человечество? Превратить нас всех в своих рабов?

Император горько усмехнулся.

— Если бы все было так просто, Антон. Если бы ее цели были такими же примитивными и понятными, как у какого-нибудь тирана или завоевателя. Боюсь, все гораздо сложнее. И гораздо страшнее. Но об этом — чуть позже. Сначала ты должен понять, как именно она действует. Как она нас использует. И почему мы, такие умные, такие сильные, такие амбициозные, так легко попадаемся на ее удочку.