Русская Америка. Сухой закон 2

Глава 5 Надо делиться!

Я толкнул дверь и зашёл внутрь большого «предбанника» из красного кирпича. Для этого места это было шиком. Днём здесь было пусто, и при дневном свете всё смотрелось очень просто.

«Парадиз», в котором мне когда-то гадала Аля и где началась драка со Штармайером, днём был обычным баром, куда в рабочем эмигрантском квартале захаживали нечасто. То, что ещё осталось и иногда «всплывало» от предыдущего хозяина тела, грустно шевельнулось воспоминаниями о рыжей красотке и затихло. Думаю, у неё всё хорошо. С такими деньгами в северной Франции она не пропадёт.

Когда в «Парадиз» вечером набьётся молодёжь, заиграет музыка и всё будет освещено тусклыми лампочками, то клуб оживёт, и будет блистать совсем другими красками.

Здесь, в это время, сейчас в моде иные мотивы. А вот в моём XXI веке, откуда я «провалился», такой дизайн назвали бы «лофт» и долго бы восхищались его аутентичностью. Я даже улыбнулся этим своим мыслям, представив культурный восторг дизайнеров.

Мирон Валентинович меланхолично возил тряпкой по столешнице, то ли желая оттереть с неё ему одному видимый отпечаток, то ли просто проделать дыру. Грозный хозяин клуба оторвался от своего занятия и поднял на меня пристальный взгляд.

Я медленно пошёл по основному большому залу среди столиков и стульев, осматривая всё вокруг. Прежде я не бывал в «Парадизе» днём.

— Чем обязан? — натянуто спросил хозяин сих мест.

— Да вот, пришёл к вам с предложением, Мирон Валентиныч. Деловым.

— Ты что ли теперь вместо Горского по всем барам ходить и собирать дань будешь, Алексей? — усмехнулся владелец клуба.

— Побойтесь Бога, Мирон Валентиныч. Не надо мешать меня с Горским в одну кастрюлю. Я пришёл решить вашу проблему, — улыбнулся я.

— У меня нет проблем! — отрезал он.

— Будут… — пообещал я.

Мужик побагровел и упёр руки в бока:

— Что? Это ты-то мне проблем доставишь?

Я откровенно забавлялся. Это ему за Алексея. Понятное дело, я внешне Мирону в сыновья гожусь, но нужно потихоньку вбивать в головы местных — к кому и как следует обращаться. Субординация — одна из самых важных вещей в отношениях человек-человек. А любая подпольная деятельность основана именно на них.

— Нет. Но я знаю, что Горский поставлял вам алкоголь. И его парни присматривали за вашим заведением. В январе уже заработает Сухой закон. Вы итак теперь дороже покупаете алкоголь, когда Виктора Павловича не стало. А будете вообще платить с наценкой в два-три раза. И станете его покупать в бандитов. У итальянцев, ирландцев, ещё кого-нибудь. У какой-то из их группировок. А они увидят это прекрасное заведение. И задумаются…

Мирон Валентиныч нахмурился, но промолчал. Это он ещё не знает, что у людей Ротштейна ничего не купит. А если они решатся на эту сделку за спиной Арнольда, то, насколько мне известно, это плохо закончится. Вести же дела с итальянцами опасно. У них главарь очень жаден. А я, тем временем, продолжал:

— Задумаются плохие люди — а почему бы нам САМИМ не возглавить всё это? У них же есть племянник, брат, сват. Они тоже замечательно могут руководить этим клубом…

Проняло хозяина «Парадиза». По глазам вижу, что крепко задумался.

— А у меня есть виски, будет вино и ещё много чего. И, если договоримся, деньги на развитие всего этого, — я покрутил пальцем вокруг, указав на потолок, — И вы можете закупать алкоголь по более низким ценам.

— А чего сам пришёл? Раз такой важной персоной стал? — приосанился Мирон Валентиныч.

Вредный он всё-таки мужик, хоть и хозяйственный.

— Мне нужно, чтобы вы передали тоже самое остальным, — развеял я его мысли об «избранности», — Я знаю, вы общаетесь со всеми значимыми барами на несколько кварталов вокруг. Если бы это делал кто-то другой, то я пошёл бы к нему. Постарайтесь привести как можно больше владельцев для покупки виски и прочего. Не стоит говорить об источнике поставок.

— А что я получу взамен? — тут же спросил Мирон.

— Очень хорошую скидку. Для вас всё будет на четверть дешевле от «рынка». Это большие деньги, поверьте.

Действительно. Цена виски из-за океана из Европы и Британии подскочит вскоре до минимум сорока пяти баксов за ящик. Это если брать оптом большую партию. Местная бормотуха будет дешевле. Производство на месте будет выгодным, но очень опасным. За такой будут сразу сажать довольно надолго.

— Тридцать!

— Не будьте жадным, Мирон Валентиныч. Двадцать пять. Иначе я найду другие способы привлечь людей. СО МНОЙ в этом районе — не торгуются. Донесите эту мысль до остальных. И насчёт защиты тоже. Но об этом мы уже договоримся отдельно. Я не буду ломить процент как Горский.

— Я думаю, с этим разберёмся. А по алкоголю — я передам. И согласен сам на такие условия, Алексей.

Ну что же. Флаг им в руки. Сейчас все сидят тихо и не высовываются. Бандиты Бронкса тоже не дураки. И понимают, что где-то появилась страшная сила, которая нагло расстреливает по ночам почти два десятка бойцов главного местного авторитета. Но вскоре они осмелеют и попытаются выползти, забрав под себя бары или ломбарды. И вот к этому моменту сейчас готовят бойцов Синицын и Молотов. Помимо «ядра» нашего боевого крыла, они набирают людей для менее сложных поручений по охране. С опытом. Несколько лайнеров скоро придут в порт. И там мы найдём новых специалистов «узкого профиля». По крайней мере, я очень надеюсь на это. На неделе по адресу нашей конторы будет открыто частное охранное агентство. Всё официально и красиво… Не подкопаешься.

— Прекрасно. Если что, всегда можете найти кого-то из нашего товарищества в конторе. По поставкам обращайтесь к Виктору Громову.

— Да, я наслышан, что он тоже с тобой. Фабрика, гаражи, кухня, алкоголь. Теперь мне понятно, откуда деньги, — усмехнулся Мирон, — Уверен, что продержишься, Алексей?

— На Бога надейся, а сам не плошай! — пожал я плечами, — Я стараюсь использовать все возможности…

Я стоял на краю набережной Манхэттена. Позади на ветру качал голыми ветками парк. Пока что тут сохранялась большая лесная зона, которую впоследствии съедят бетонные высотки. Резные лавочки, каменные парапеты у воды, красивые фонари, редкие прохожие.

Я смотрел на то, как волны пробегают по Верхнему Нью-Йоркскому заливу. Часто его называют просто Нью-Йоркской бухтой. «Натыкаясь» на острый край Манхэттена, залив разделяет собою Стейтен-Айленд и Бруклин. Вдалеке правее, километрах в трёх, виднелся остров Либерти. Его венчала статуя Свободы.

Из-за расстояния между нами чувства помпезности не было. Главный символ американской нации глядел на восток, за океан.

Ну-ну… Мы ещё посмотрим — кто кого? — усмехнулся я.

Я стоял, чуть расстегнув пальто и засунув руки в карманы, давая холодному воздуху проникнуть под полы. Хотелось взбодриться.

— Добрый день, мистер Соколов, — послышался знакомый голос.

Рядом со мною к парапету встал лейтенант Дёрп. Одет он был в этот раз во всё штатское. Простой плащ и шляпа из добротного материала. Трость. Интересно, зачем она ему? Для пущей представительности? Звание лейтенанта в полиции Америки этого времени, это достаточно серьёзно. Учитывая, что шерифы районов Нью-Йорка это капитанские должности в начале XX века. Идущие следом за лейтенантскими.

Он кивнул, и серые глаза на мгновение блеснули из-под надвинутой на брови шляпы.

— Надеюсь, что добрый, — ответил я сухо, продолжая рассматривать статую.

— Поверьте, мне нечего с вами делить, мистер Соколов. Я уверен, что мы можем быть друг другу очень полезны, — проговорил старший офицер полиции Уэйкфилда.

— Откуда мне знать, что вы не врёте?

— Ниоткуда. Но наше сотрудничество должно быть выгодным. И вам, и мне, и Бронксу, и управлению полиции, — бесстрастно заявил Дёрп.

Вот тут, признаться, я удивился. Слишком большие планы наметил лейтенант.

— Говорите, — кивнул я.

«Оборотень в погонах» запахнул посильнее свой плащ и начал монолог:

— До недавнего времени часть Бронкса держал под контролем Виктор Горский. Я уверен, вы успели познакомиться с ним «достаточно близко», — ухмыльнулся Дёрп, — Я в курсе того, что у вас были проблемы с бандой ирландцев. Не спрашивайте откуда. Это моя работа — знать всё, что происходит на моей территории. Ну и у меня есть источники на улицах, которые недоступны шерифу Фэллону. И вряд ли станут. Странное совпадение, но ирландцы и парни Горского с ним самим погибли в течение одной недели. А вы, напротив, усилили свои позиции достаточно сильно. Вы осторожны, Алекс. Формально к вам сложно придраться и предъявить какие-то обвинения. Но я попросил кое-кого на улицах понаблюдать за вашими людьми. И они производят впечатление тех, кто способен решать «проблемы». Но работаете вы «громко». Учтите это и постарайтесь не провоцировать больше такого интереса у полиции к Бронксу. Иначе с вами не будет работать никто…

Со стороны Гудзона нам в спину задул холодный ветер, и я тоже принялся застёгивать своё пальто. А лейтенант продолжал:

— Горский — редкостный урод. Но держал подобие порядка на улицах, где находились его точки. И я думаю, скоро в Бронксе начнутся проблемы с мелкими бандами. Я предлагаю вам сотрудничество. Вы приструните эту шпану и будете следить за порядком. Более того, я знаю, что вы и так будете это делать, чтобы не потерять территорию. А я буду снабжать вас информацией…

— Как снабжали Горского? — подколол его я.

— Именно так, — не смущаясь подтвердил Дёрп.

— Знаете, я читал в газетах, что полиция не успела доехать до перестрелки в Уэйкфилде. Каким-то необычным, чудным образом. Как думаете, сколько Виктор заплатил полиции, чтобы она покинула район? — как будто бы раздумывая, поинтересовался я.

— Пятьсот долларов… Наверное, — пожал плечами Дёрп, назвав свою расценку.

Значит, Горский забашлял ему полтысячи баксов, чтобы лейтенант послал экипажи патрульных по каким-то другим «неотложным» делам, подальше от грядущей бойни. И он намекает мне на сотрудничество. Действительно, какая ему разница, кто будет платить?

— Подумайте. Всем будет только лучше. Вы будете знать — что происходит в управлении полиции? Мне и остальным офицерам будет легче работать. Район станет спокойнее. Все в плюсе, — пожал плечами Дёрп.

— Полиция уже начала задавать мне вопросы.

— А всем очень бы хотелось, чтобы все эти истории с перестрелками закончились. Портят, знаете ли, статистику, — проворчал лейтенант, — Меньше происшествий — меньше внимания.

— Вы сказали, что шериф вряд ли будет получать ту информацию, которую получаете вы. Почему?

— Потому что тогда ему нужно служить так, как я, — загадочно впервые улыбнулся Дёрп, — А Фэллон неплохой мужик. Но белоручка. И действует только по букве закона.

Понятно. Передо мною стоял типичный представитель тех, кто думал так же, как американские спецслужбы накануне Второй Мировой. Они просто пришли и договорились с мафией, что она выполняет какую-то работу за них. Ту, куда сложно проникнуть не преступнику. И Дёрп стремится поддержать баланс, правда, жёсткими методами. И параллельно вполне себе круто набивает собственный карман. Какие же у него будут «пенсионные» накопления, если он здесь работает долго?

И тут меня осенило!

— Коронер, который осматривал тело моего отца — тоже ваших рук дело? — внезапно задал я вопрос.

Он пристально посмотрел на меня и покачал головой:

— Нет. Но по моей просьбе… — честно ответил лейтенант.

— И сколько стоило Горскому скрыть убийство моего отца?

— Триста баксов. Я люблю круглые суммы.

Я замолчал и повернулся к заливу, разглядывая статую Свободы и окрестности Стейтен-Айленда, лежащего на другом берегу. Лейтенант достал из кармана пачку сигарет и наклонился, закрывая спичку от ветра. Затем спросил у меня?

— Это проблема? Повторюсь. Мне нет разницы — как и что делать? Он заплатил за конкретную просьбу. Я её выполнил. К вашему отцу у меня никаких претензий не было. И убивал его не я. Заранее про убийство тоже не знал. Это не такая вещь, про которую говорят или предупреждают. От меня требовалось договориться с коронером, чтобы в документах точно значилось, что ваш отец «сгорел при пожаре».

Я промолчал. Дёрп — матёрый коррупционер и просто так и пальцем не шевельнёт. Более того, замазываться в серьёзных «мокрых» делах он сам напрямую не станет. А зачем? Он получил пятьсот долларов за то, чтобы Горский мог минут десять вдоволь пострелять в одном из пригородов Бронкса. Ему полгода официально на службе такие деньги зарабатывать. Чем не бизнес?

— Кто ещё с вами?

Лейтенант усмехнулся. Его некрасивое лицо покрыли морщины:

— Вы думаете, я вам отвечу на этот вопрос? Скажем так, в полиции есть и другие сторонники спокойной, размеренной жизни. Про них вам знать не надо, как и мне про ваших компаньонов по «бизнесу». В целом в управлении есть недовольство Фэллоном. Он слишком рьяно взялся за дела. Ну и ему не повезло оказаться у нас в такой момент.

— Кто он?

— Выпускник академии. Отличный послужной список. Начинал в Лос-Анджелесе. В отделе по борьбе с хищениями. Затем постоянные командировки. Последние три года он был в Тампе. Вскрыл несколько крупных сетей контрабандистов. Смелый, умный, надо отдать ему должное. Но там, в Тампе, он бегал с винтовкой наперевес и обладал исключительными полномочиями… А тут у нас… Нью-Йорк. Большой город. Много тех, кто хочет «помочить клювик», много денег, мало улиц, — хитро подмигнул Дёрп и добавил, — Барлоу его старый напарник. Они вместе были на юге.

— Говорите, умён… Но его появление в Бронксе нельзя назвать продуманным, — нахмурился я.

— Вы имеете в виду облавы в тот день, когда он только вступил в должность? Это не его идея. Он был против. Тогда пропал офицер Ли Купер, — лейтенант цепко посмотрел на мою реакцию, но я лишь продолжил наблюдать как плещутся воды залива, — И шеф полиции Нью-Йорка Кэллахан приказал Джону «проявить» себя. Показать, что полиция что-то делает.

— Как шериф отнёсся к той перестрелке в Уэйкфилде? У вас не будет проблем, лейтенант?

— Служебная проверка вот-вот начнётся. Но у меня самый безопасный по статистике район. И экипажи были сняты так, что не подкопаешься.

Хорошо он устроился. Взял себе пригород, где мало что происходит, навёл там порядок, и запустил оттуда свои щупальца уже в другие районы и отделы.

А Дёрп, тем временем, продолжал:

— Но ваши смелые начинания, Алекс, могут оборваться. Вы можете действительно перейти в статус настоящего подозреваемого в исчезновении или убийстве Ли Купера. В том, что Купера не найдут, я не сомневаюсь. Но в том, что возможные пять свидетелей против вас — это сильное слово, я тоже уверен.

— Вы знаете, где искать подельников этого Дэна Фоули?

— Нет, — покачал головой Дёрп, — это мелкие и незначительные сошки. За такими я не слежу. Если бы знал, «продал» бы вам их подороже, Алекс. Но я могу помочь с самим Фоули.

— Как?

— Пока что его содержат в общей камере. До того, как вам предъявят официальное обвинение, он проходит как соучастник в грабеже. Но если Дэн Фоули сдаст своих товарищей, и они укажут на вас, то станет официальным свидетелем по делу, которое находится на контроле шефа полиции города. И его переведут в одиночку… — он многозначительно посмотрел на меня.

— То есть…

— Он может замолчать. В камере могут найтись те, кому не понравятся… например, его шутки. Или он кого-то оскорбит. Или отравится тюремной жратвой… Всё бывает…

— Сколько? — посмотрел я в глаза лейтенанту.

— Три тысячи, — не моргнув, ответил тот.

В его серых глазах не отразилось ни тени сомнения. Нехилая цена.

— Вы можете всё организовать сами. Но боюсь, ваши исполнители тут же вас сдадут. Или проболтаются потом стукачам. Если это буду делать я, то никто не будет знать не то что вашего, но и моего имени.

Я недоверчиво посмотрел на лейтенанта. А он, видя моё замешательство, усмехнулся:

— Поверьте, уж в этом я профи…

— А с остальными его дружками…

— Здесь вы сами. Но если я получу какую-то информацию, то дам вам знать. И мы обговорим цену. Как и во всех других случаях. Например, я буду держать вас в курсе того, что делает Фэллон и Барлоу.

— По рукам.

— Да. И вот ещё что. В честь начала нашего «сотрудничества». К нам приехали два агента из бюро расследований. Глен Диксон в этой паре за старшего, плюс его подручный Билл Хогли. Вот их снимки. Такие же как в личных делах. Не спрашивайте, как я их достал, — прервал мой удивленный возглас Дёрп, — сделайте так, чтобы они побыстрее уехали из Бронкса. И советую тем, кто любит взрывать машины и стрелять из пулемётов — не делать этого больше в Бронксе. И вообще, в ближайшее время где бы то ни было…

Лейтенант повернулся на каблуках и зашагал по аллее, засунув руки в карманы и дымя как паровоз новой сигаретой, зажатой в зубах. А я остался в своих думах. Начало недели выдалось тяжёлым…