Звонок телефона заставил меня буквально подскочить с кровати. Я прошлёпал босыми ногами по полу и чуть не сорвал аппарат со стола. Благо, провода были не длинные и толстые — удержали всю конструкцию на столешнице. Поднёс «приёмник» к лицу и вжался ухом в слуховую трубку:
— Слушаю!
— Мистер Соколов! Я вас не разбудил? — нарочито бодрый голос поприветствовал меня.
Я подавил разочарованный вздох. Признаться, я думал, что это звонит Кристина, чтобы принести какие-то добрые вести. Присев на резной стул, я опёрся на колени локтями и сонно ответил:
— Нет, что вы… А который час?
В «трубке» послышался смех.
— Чувство юмора не теряете никогда, да? Мне это нравится! Это «Наки»! Узнали?
Как интересно. Что это в такую рань понадобилось от меня Еноху Джонсону, официально казначею, а в реальности подпольному хозяину Атлантик-Сити? Между прочим, игорной столице Штатов, пока не построен Лас-Вегас. Я попытался сбросить с себя сонное наваждение.
— Конечно, узнал, — слукавил я, — Чем обязан, мистер Джонсон?
— Просто «Наки»! Для друзей.
Не помню, чтобы мы с ним дружили. Занятно.
— Хорошо, Наки! Я слушаю.
— До меня дошли слухи, что вы ищете место под большое количество авто между моим штатом и Вирджинией.
Ого! Виктор только вчера весь день и вечер шерстил и обзванивал арендодателей, а Джонсону уже всё известно. Я напрягся.
— Не волнуйтесь, Алекс! Прямо чувствую, как раскалён мой телефон! А-ха-ха! Я уважаю ум, а вы поступаете как дальновидный бизнесмен. Мне это импонирует! Мне нужна ваша помощь.
— Я весь внимание, Наки!
— Видите ли, я решил развлечь свой город перед важной предвыборной кампанией. Выбирают нашего мэра. Думаю, им станет Эдвард Бейдер. Строительный магнат, интересная личность! Обещаю, познакомлю вас, если согласитесь помочь! Я его, скажем так, поддерживаю и одобряю его курс. Стараюсь сделать так, чтобы люди были всем довольны…
Мэры Атлантик-Сити при Наки были примерно как флаг. Куда дунет ветер под названием Енох Джонсон, туда поворачивается и флаг.
— И как же я могу в этом помочь? — изумился я.
— Я хочу провести скачки на побережье. У нас, знаете ли, отличный климат, вдоль моря нет снега, а частные скачки бы стали прекрасным дополнением к открытию нового большого отеля!
Если Наки говорит отель, то надо переводить так: «клуб — казино».
— Но я столкнулся с проблемой, — вещал в трубку казначей, — Сейчас все мои машины заняты «делом».
Он так выделил это слово, что я сразу понял, что все фургоны сейчас задействованы в развозе алкоголя. Сухой закон чуть более чем через неделю. Всё сложилось как два и два. Открытие нового отеля, казино и клуба, скачки. Предвыборная кампания, к которой это якобы приурочено. На деле Наки планирует гигантскую вечеринку — проводы. А провожать будут старые времена. В день перед стартом Сухого закона. Вино, шампанское и виски рекой, масса гостей, куча политиков, в том числе высокопоставленных. И все чувствуют себя в полной безопасности, так как полиция Атлантик-Сити полностью куплена Наки. А управляет полисменами его брат Альфред. Что-то такое я даже помню, но этой частью истории интересовался не так сильно, и подробности этих вечеринок в памяти не всплывали.
— Мои машины тоже заняты перевозками по графику, Наки, — я даже на секунду развёл руки, словно он мог это видеть.
— Но вы планируете расширение автопарка. Я же прав? — спросил Наки.
— Именно так.
— Вот я и хочу предложить вам выгодное дело. Новые фургоны поедут не «пустыми», — Енох выделил это слово, — Я дам вам отличную наводку на продажу. Вы точно останетесь довольны. Но на обратном пути нужно будет привезти лошадей. И «наш товар»…
Я чуть не поперхнулся. Лошадей? По поводу «товара» я понял. Часть фургонов можно будет загрузить виски. Так, чтобы они утянули за собой и боксы со скакунами. Но предложение необычное.
— А откуда везти лошадей?
— Из Луисвилла, штат Кентукки…
Понятно, легендарное место проведения всех самых знаменитых дерби. Штат, который прославился своими скачками. В голове уже начал формироваться собственный план. Небольшой крюк через Вирджинию мог дать мне двойной навар. Больше чем тот, что планировал предложить мне Наки. И это уже мои, а не его дела.
— Если вам интересно, я введу вас в курс дела и познакомлю с теми, кто будет технически организовывать сами скачки.
— И кто будет исполнителем?
— Одна некогда богатая и знатная, но теперь беднеющая семья. Для них это способ заработать и встать снова на ноги. Между прочим, очень приятные молодые люди. Брат и сестра. Дэннис и Блум Брауни… Но если вы не интересуетесь конным спортом, то вам эти имена вряд ли что-то говорят… Неправда ли?
Так-так-так. Вопреки словам Джонсона, в моей голове начали крутиться воспоминания. Блум, Дэннис… Дэн… Молодые. Скачки. Стоп! А не их ли я видел на ипподроме «Акведук», когда принёс наши первые три тысячи долларов с целью кратно их умножить по наводке Соломона?
Я не знал их фамилии, но не думаю, что найдётся ещё двое молодых коннозаводчиков, брата и сестры, с такими же именами. В голове сразу возник тонкий аристократичный профиль Блум. Тёмные локоны, осанка. Капли дождя на её ресницах в тот день на ипподроме… Так, не об этом надо думать. Я тряхнул головой, прогоняя наваждение.
— Вы слышите меня, Алекс? — переспросил Наки.
— Да. О каком количестве грузовиков и товара идёт речь?
Он назвал, и я даже вздрогнул, когда быстро, с округлением в меньшую сторону подсчитал возможный навар. Стоящее дело. Но всё не может быть таким простым.
— А в чём истинная проблема, мистер Джонсон? — перешёл я на деловой тон.
В трубке на пару секунд воцарилась тишина.
— Вы проницательны. Скажем так, меня не жалуют в Кенкукки. Там заправляет семья Розетти. А вы — человек новый. Приехали и уехали. Не думаю, что это вызовет какие-то проблемы именно у вас, учитывая, насколько масштабная у них там… кхм… деятельность. Пока Сухой закон не вступил в силу, они чувствуют себя хозяевами. Но думаю, как только их запасы кончатся, через полгода они придут ко мне, и разговор будет строиться в более дружелюбном ключе. До этого момента я не хочу всё обострять. Вы обяжете меня этой услугой, Алекс!
Наки вёл себя как истинный политик. Зачем ради пусть даже хорошего куша создавать напряжение там, где через время могли возникнуть хорошие перспективы? А я понимал, что в будущем мне придётся делить именно с ним восточное побережье Штатов. В отдалённых и грандиозных планах. Ведь вся контрабанда востока с югу до Тампы и Кубы будет лежать под ним. Он и на Кубу свои руки запустит. И Еноха, как поставщика, будут защищать и беречь.
Вот с Ротштейном и прочими дельцами Нью-Йорка мне, возможно, придётся бороться. Сам Енох был представителем, что называется, «старой гвардии». Про таких писал Марио Пьюзо в своих художественных книгах. Мол, никаких наркотиков и прочего-прочего до самого упора. Это новая мафия, по типу Лучано или Лански, будет строить свою империю на порошковой смерти, очень быстро «распробовав» вкус гигантских процентов навара.
В довесок, он назывался быть обязанным. А это тоже чего-то стоило, насколько я помнил о нём статьи из «прошлой» жизни. Как там звучит его знаменитое высказывание? «Когда я жил хорошо, все жили хорошо и спокойно»?
Прикинув всё это, я ответил:
— Из уважения к вам, мистер Джонсон. Из уважения к вам. Нужно будет обговорить детали.
— Просто Наки, Алекс, — явно заулыбался на другом конце провода Енох, — Я предлагаю вам встретиться с моим человеком в Нью-Йорке. И всё уточнить. Пишите номер. Он остановился в «Плазе». На пересечении Пятой авеню и 59-ой улицы на Манхэттене. Я думаю, он сможет вас познакомить и с самими Блум и Дэннисом Брауни…
«Колизей» встретил меня тихой музыкой рояля и мило щебечущими парочками за столиками. Всё-таки вариант модульной перестройки за счет панелей и света зашёл на ура. Днём приятное кафе, вечером — искрящийся клуб.
Я подошёл к барной стойке. Поднял было руку, но тут же опустил. Бармен уже метнулся лично варить кофе. Мои требования он уже знал.
— Сейчас позову Виктора.
Я кивнул и развернул свежую газету.
«Кровавый передел Чикаго!»
А это интересно. Я коротко пробежался по строчкам:
«…пятнадцать пуль было выпущено в хозяина бара „Пегас“. Очевидцы утверждают, что убийство хладнокровно выполнили двое человек в масках, говоривших между собою по-итальянски. Также был убит охранник заведения. Один точный выстрел прервал его жизнь навсегда!..»
Какой, однако, слог, это вам не сухие выжимки бандитских некрологов будущего. Читатели криминальных сводок сейчас любят экспрессию.
«…Грек по национальности, владелец бара, по некоторым данным, имеющимся у редакции, был связан с криминалитетом округа…»
Хм. А не та ли это война между итальянцами и греками в Чикаго? Впрочем, она очень быстро закончилась. И поводом было как раз то, что последние попытались объединиться с ирландцами Дина О'Бэниона. Мне кажется, я даже знаю, кто мог быть в этом замешан. Один очень активный, но пока малоизвестный молодой коренастый итальянец. С которым мы чуть не поубивали друг друга по ошибке в лесу на границе с Канадой, когда поехали туда за виски.
Я ухмыльнулся и обернулся на приближающиеся шаги. Виктор подал мне руку, и я пожал её.
— Ты в курсе, что Енох «Наки» Джонсон уже пронюхал про то, что ты ищешь склад? — усмехнулся я, прекрасно понимая, что друг и знать про это не знает.
— Нет, — напрягся он, — И чем это грозит?
— Новой сделкой. Ты ещё не заказывал фургоны?
— Пока только сверяю сметы…
— Тогда заказывай, как и хотели, большей мощности и вместимости. Но чтобы на них стоял сзади выносной фаркоп. Стрелой. Понял какой?
— Понял, а вот зачем нам такой — не понял, — помотал головой Громов. — На таких мебель почти не возят, подозрительно будет, — намекнул он на то, что наши грузовики гоняют под надписями мебельной фабрики.
— Мы повезём лошадей в Атлантик-Сити. В Кентукки фургоны пойдут полные виски. Через Вирджинию. Обратно — с лошадьми для скачек.
Виктор задумался:
— Это Наки попросил?
— Он самый. И будет у нас в долгу. Ему в Кентукки соваться не с руки. А вот мы заодно там осмотримся.
Громов прищурился, внимательно разглядывая моё лицо, словно что-то там увидел:
— Только не говори, что ты решил ещё и скачками заняться?
Молодец! Я ткнул его пальцем в грудь:
— Не сомневался в тебе! Енох думает, что для нас это будет разовая акция. А вот я думаю, что это отличная перспектива. Тем более, нас познакомят с коннозаводчиками из Луисвилла.
— И насколько это перспективно? — с сомнением протянул он, — Там же всё поделено между бандитами. Сам Ротштейн завязан на этом. А ты говорил, что переходить ему дорогу не стоит.
— А мы и не будем… — загадочно улыбнулся я, — Хочу оставить это в секрете. Пусть «дозреет».
В подсобке зазвонил телефон. Послышался голос официанта:
— Да. Сейчас спрошу у управляющего…
Он вышел из-за занавески и тихо спросил у меня:
— Господин Соколов, вы «тут» или нет?
Я махнул рукой:
— Тут-тут. Сейчас сам подойду.
Я прошёл внутрь небольшого помещения и закрыл за собой обычно открытую дверь.
— Слушаю!
— Алексей…
Я тут же узнал этот чарующий голос. Спутать его ни с каким другим было невозможно.
— Чем обязан, Кристина? Я рад вас слышать.
— Я здесь встретила ваших «друзей». В гостинице «Хилл». Они сняли номер на неделю. Тридцать четвёртый. И очень весело проводят время. Сначала в ресторане, а потом в номерах. Но я бы не стала водить знакомств с их дамами!
Признаться, я опешил. В том, что коминтерновцы быстро найдут (да ещё и мотивированные такими деньгами на их дело) где проживают агенты бюро расследований, я не сомневался. С их то навыками и практикой слежки. Но вот информация о характере развлечений блюстителей закона была очень ценной. Будущие фбровцы, оказывается, предавались вовсю плотским утехам с дамами лёгкого поведения. Интересное кино.
— Это прекрасно. Я подготовил вам «подарок»!
— А «место», где вы сможете его передать? — игривый голос шпионки заставлял тело юного Алексея, в котором я находился, вибрировать.
— Вечером будет всё готово. А по второму вопросу у вас есть что-то?
— Ну не всё так быстро, Алексей! Не гоните лошадей, всё будет, всё будет…
Опять какие-то двусмысленности. Играется со мной, что ли?
— Хорошо. Как с вами связаться?
— Вы же прекрасно знаете, что я сама всегда выхожу на связь.
— Понял. Здесь будет мой друг, Виктор. Он распорядится обо всём. Можете говорить с ним.
— Чао!
Я положил трубку. Чересчур пока что перестраховывается барышня. Прослушка сейчас — дело страшно редкое. Хотя бы потому что по-нормальному она начнёт развиваться только в середине двадцатых, когда всё то же бюро расследований начнёт большую компанию против организованной преступности и против банд налётчиков, типа Джона Диллинджера. А пока что правительство не видело в этом большого смысла. Вон, Наки даже не парился, когда звонил. Про Розетти говорил, про «товар».
— Виктор. Сюда будет звонить Кристина. Я тебе рассказывал про неё. Здесь, — я выложил перед ним свёрток, — десять тысяч. Это для неё.
Громов тяжело вздохнул, а я чуть ли не заржал как конь от его унылого лица. Очень уж быстро друг сросся с обязанностями казначея.
— И нужно найти квартиру в Уэйкфилде. Неприметное здание. Первый этаж с личным подвалом. Снимешь на моё имя. Ключи отдашь ей. Платить за квартиру — каждый месяц, пока не скажу «стоп». Всё понятно?
— Понимаю, — усмехнулся он.
— Не понимаешь, — устало покачал я головой, — Это не для меня. И не для неё. И лучше тебе не знать, для кого. Строго-настрого прошу тебя — не говори об этой квартире никому. Даже Мишке. Я ему верю, но как выпьет, что-нибудь учудит. Сам там больше не появляйся. Договорись, что оплачивать будешь в конкретный чёткий день. Затем переоформим договор аренды.
— Хорошо. Не задавать лишних вопросов.
— Именно так. Мне нужно позвонить.
Я приложил «трубку» к уху и произнёс в приёмник:
— Соедините меня с полицейским участком Уэйкфилда.
Подождав пару минут, я спросил ответившего мне диспетчера:
— Скажите, я могу услышать начальника участка, лейтенанта Дёрпа?
— По какому вопросу?
— Это конфиденциальное дело!
— Эмм… Ну его сейчас… Погодите. Лейтенант. Вас просят. Вы уже уезжаете? Конфиденциальное дело.
Спустя несколько секунду в трубке послышался недовольный надтреснутый голос Дёрпа:
— Дёрп слушает.
— Скажите, а когда можно будет вызвать пожарного инспектора? — выпалил я.
На пару секунд повисло молчание. А затем Дёрп разразился в трубку громом и молниями:
— Какой ещё пожарный инспектор? Это, по-вашему, конфиденциально? Да вы там…
— Простите, ошибся, — усмехнулся я, и с чистой душой положил трубку, пока лейтенант там ломает комедию перед подчинёнными и посетителями. Слушать разговоры не слушают, но вот установить: откуда и когда был звонок — могут спокойно.
— Всё. Если больше вопросов нет, то мне нужно съездить в одно место, — я стал собираться.
— Кофе? — разочарованно протянул бармен так, словно я оскорбил его так, как никто другой в жизни.
Я наскоро отхлебнул живительный нектар и махнул рукой:
— Некогда.
Попрощавшись с Громовым, я выскочил на улицу, на ходу поправляя шарф и надевая шляпу. Запрыгнул в «Паккард». Рядом с Матвеем сидел уже другой боец с оружием. Это Синицын настоял после нападения ирландцев.
— Куда, Лексей Иваныч?
— Давай-ка прокатимся вглубь района. Найди мне телефонный автомат.
Узкие улочки Бронкса, окружённые невысокими серыми домами, замелькали в окошке авто. Публика здесь была одета в разы проще, чем в Ист-Сайде, или на Манхэттене. Много рабочих роб, натянутых прямо на дешёвые полушубки. Много дам в бесформенных пальто. Кафешки не светились неоновыми яркими вывесками.
Всё это напоминало стиснувший зубы улей, который каждый день проживает день сурка, чтобы выжить. Молодёжь, имеющая больше энергии, соберется потанцевать в выходные в заведениях наподобие «Парадиза». Люди постарше будут отсыпаться. Или работать лишнюю смену в надежде перебраться хотя бы на те улицы, на которых находился мой «Колизей». Но в этом всем, казалось бы, жестоком круговороте быстрее всего происходили изменения. И я понимал, что мне повезло с районом, с которого мы начинаем.
Боро Бронкс перестраивался постоянно. Всю его историю. В двадцать первом веке настоящими историческими улицами останутся разве что одна-две, наподобие Вашингтонского авеню. Там сохранятся кубические пятиэтажные кирпичные дома, с жёлтыми панелями, с лепниной и полурозетками на верхних этажах.
Остальное боро будет типичным памятником середины и второй половины двадцатого века. Налепленные, грубые, но мощные по своей «натуре» коробки. Рядом с ними будут строить современные высотки, распахивающие своё нутро окнами в пол и современным дизайном будто бросающие вызов всей старине вокруг. И рядом с ними бурый и красный кирпич зданий семидесятых будут постепенно зашивать в панели. Стыдливо и неумолимо.
У меня всегда ассоциировалась тишина с классицизмом. Его помпезность предполагает любование, а когда любуешься — очень не хочется, чтобы тебя что-то отвлекало. А вот архитектура индустриальная, напротив, будто захватывает себя. Я ловил это чувство всегда, когда гулял по Москве на Ленинском проспекте около Центрального дома туристов. Попав туда впервые зимой, сразу после поезда, я пошёл гулять рано утром в воскресенье, когда вся столица ещё спит. Широкий полупустой проспект, мало людей, серая громада ЦДТ. И шум машин где-то вдалеке на кольцевых надземных развязках. Сливающийся в единый шум. Как мощный ветер. Казалось, что это именно ЦДТ звучит так, а не сами улицы. В этом и есть прелесть индустриального пейзажа.
Ностальгия захватила меня. Но я прислушивался к ней, подумывая, как и что я буду менять именно здесь, в этой точке, которую планирую сделать местом притяжения русских мигрантов Америки.
«Паккард», сверкая хромом, остановился около телефонной будки. Сначала вышел телохранитель, приданный мне капитаном Синицыным. Затем уже я. Рука моего подопечного была спрятана под широким пальто. Даже боюсь представить, что туда мог запрятать ушлый военный инженер императорской армии. А вооружал он своих ребят на славу. Через два дня всё это оружие можно будет носить даже не скрывая, после того как Виктор окончательно оформит на нас охранное агентство. Но я строго-настрого всё равно запретил форсить оружием напоказ.
Ядерно-красная телефонная будка посреди серой улицы была словно не от мира сего. Я забился в узкую кабинку и посмотрел на часы. Подождал ещё немного и принялся звонить. Лейтенант подошёл не сразу. То ли не успел приехать в условленное место, после моего «кодового» звонка, то ли… Нет, всё же ответил.
— Слушаю. Надеюсь, это действительно важно, — проскрипел голос продажного начальника полиции Уэйкфилда. Знал бы шериф Фэллон, какой у него помощник по одному из округов, очень бы удивился…
— Приветствую вас, лейтенант, — ответил я.
— Давайте к делу, Алекс.
— Мой вопрос может показаться странным, но он, поверьте, очень и очень важен в сложившейся ситуации, — мягко начал я, — Скажите, вы в курсе о семейном положении наших гостей, которые ищут пулемёты в Бронксе?
Я прямо намекал на агентов бюро расследований.
— … или, может, вы сможете узнать как-то об этом?
Дёрп думал недолго:
— Что вы задумали, Алекс?
— Поверьте, с их головы и головы их близких не упадёт ни один волосок. Я не трогаю невинных, — твёрдо ответил я, — Мы же с вами договорились. Мы с вами негласно обеспечиваем порядок в Бронксе. И я делаю всё возможное со своей стороны, чтобы он установился…
— Хм… ладно. Уточнять ничего не требуется. Я сам слышал, как в центральном участке района они оба хвастались друг другу своими молодыми жёнами. Наверное, специально бесили шерифа Фэллона. Он-то у нас холост. Не может поднять головы из-за работы. Которую, кстати, вы ему подкинули.
— Отлично, это мне и нужно было услышать, лейтенант. Вы очень помогли.
— Помощь стоит денег.
— О, я знаю. И не заставлю себя долго ждать.
— Не стоит. Это просто напоминание. Если оба агента перестанут проедать плешь всему участку в Бронксе, это уже будет достижением.
— До связи.
Я со звоном повесил трубку, но не отпустил её. Металл холодил кожу в морозный день. А у меня в голове постепенно сложился пазл.
Второй звонок уже был в наш офис — «штаб». Трубку снял Мишка.
— Я еду к вам. Илья Дмитриевич на месте?
— Если нужно, я найду его.
— Поскорее…
Волков в безмятежной позе развалился на диване, покачивая стаканом с виски. И песня та же и поёт она же… Завидую его безмятежности. Но слушал он меня явно очень и очень внимательно.
Вообще, такой творческой натуре было место на подмостках театра. Но публичная жизнь была явно не для Ильи Дмитриевича. При первом взгляде его бы обозвали «червонным вальтом», тем, кто живёт одним днём и прожигает эту жизнь на полную катушку по закрытым казино и притонам. Но я уже оценил его скрытую холодную расчётливость. Готовность к риску и ледяной рассудок составляли гремучий коктейль, помноженный на гигантское количество специфических навыков. Такой человек был бы желателен в любой разведке, у любых подпольщиков. Но там бы он и не прижился. Ему требовалась свобода, периодические встряски и разнообразие. Творчество! Представить его сидящим в «секрете» какой-нибудь разведки было трудно.
Лишь Синицын мне как-то приватно выразил недовольство по поводу Волкова. Военному инженеру, фронтовику, дворянину, ему было тяжеловато общаться с таким человеком. Но я быстро объяснил — почему я ухватился за этого кадра.
— Илья Митрич, вот я не разбираюсь в фотографии. Если честно, от слова совсем, — развёл я руками, восседая в кресле за рабочим столом, — Насколько мне известно, вы называли это дело в числе своих любимых.
Волков не стал скрывать удивления:
— Вы поэтому меня так срочно позвали?
— Да. И поверьте, это очень важно, — улыбнулся я.
— Что же, извольте задавать вопросы! — с интересом подался вперёд Волков.
— Скажите, вы можете, скажем, сделать фотографию за сутки? Точнее, за ночь?
— Позитив? — нахмурился он?
— Да.
— Ну, практически можно. Но риск потерять снимок будет велик. И получится очень слабое качество. Если качество вам неважно, то есть и быстрые «ярмарочные» варианты.
— Это как? — озадачился я.
— Ну, потребуется специальная камера и пластинки. Фото будет готово минут за десять…
— Насколько большая камера? — перебил его я.
Волков расставил руки, показывая размер.
— А вспышка? — полюбопытствовал я, вспоминая о выносных элементах первых камер.
— Ну и вспышка, естественно. А вам зачем? — спросил Илья Митрич.
— Нужно будет сделать пару снимков двух господ. В весьма… неприглядном свете, — протянул я задумчиво.
— Ха, так бы сразу и сказали. А они должны знать об этом?
— В обоих случаях нет, — честно признался я.
— В обоих случаях?
— Нужно сфотографировать их с дамами во время общения на людях. И, скажем так, после него.
Волков подался вперёд:
— А кто эти господа?
— Агенты бюро расследований Соединённых Штатов, — усмехнулся я.
Плут даже подался вперёд. Я увидел, как в его глазах заплясали огоньки:
— Это интересно. Где будет проходить съёмка?
— Ресторан, потом номер.
— Значит, будут другие люди… — задумался Волков, — Они не должны видеть фотографа?
— Никто! Не должен! Видеть фотографа… — поправил его я.
Илья Дмитриевич комично пожевал ус. Нахмурился, а затем на него точно снизошло озарение. Он хлопнул себя по лбу и даже вскочил:
— В ресторане можно использовать «окопный фотоаппарат»!
Он даже заходил туда-сюда по комнате.
— Что за «окопный фотоаппарат»?
— Кодак сделал вооот такой прекрасный аппаратик, — Волков показал мне размеры не больше старых мыльниц, — Несколько поворотов затвора, и фото сделано. На фронте подобные часто использовали. Только при вечернем или неестественном свете будет полное «замыление» краёв фото.
— Я полагаюсь на ваше мастерство. Нам нужно будет, скорее всего, поймать один столик в объектив.
— Это возможно… Ещё бы «выстроить» так всё вокруг, чтобы удобно было фотографировать!
— Выстроим… — пообещал я ему, начиная придумывать, как я это сделаю, и наблюдая за мечущимся по комнате подопечным.
— А в номерах? Как там всё будет?
— Думаю, у вас будет время уже на все необходимые процедуры.
Волков ухмыльнулся.
Я достал чековую книжку и оторвал с десяток чеков:
— Необходимую аппаратуру и реактивы нужно будет приобрести сегодня же. И сразу поезжайте в гостиницу «Хилл». Там же есть их ресторан. Узнайте, бронируют ли столики для постояльцев. Если да, то узнайте, за каким столиком сидят гости из тридцать четвёртого номера. Думаю, вы справитесь так, чтобы об этом не узнали лишние люди. Здесь…
Я отсчитал значительную сумму в долларах и выложил на стол:
— … на расходы для того, чтобы обслуживающий персонал вам отвечал на нужные вопросы и молчал при этом в тряпочку, когда у них возникнет желание потрепаться с другими. Если столики за гостями «Хилла» не бронируются, то скупите все свободные на сегодняшний вечер.
— А как тогда наши «гости» сядут за них? — поднял бровь Илья Дмитриевич.
— Пусть нужный вам столик для необходимого ракурса чудесным образом «освободится», когда они появятся в ресторане. Вот их фотографии.
Я передал Волкову открытку с фото агентов бюро.
— А если они не придут сегодня?
— Значит, придут завтра.
— Не дороговатое ли мероприятие?
— Поверьте, оно того стоит.
— Всё затем, чтобы просто выйти на них? Шантаж?
— Всё только затем, чтобы они точно «избавили» нас от ирландцев из Чикаго.
Плут удивился:
— Каким же образом?
— Это уже моя забота. Но нам нужен материал, чтобы они стали намного сговорчивее.
— Понима-а-аю… — протянул с улыбкой Волков.
— Сколько вам нужно людей?
— Пока хватит двоих.
— Отлично. Сейчас как раз должен подойти Капитан. Он выделит вам надёжных бойцов.
Волков никак не мог знать про финт ушами, который когда-то сделали главные герои в моём любимом «Крёстном отце». Да и я не собирался устраивать никакой кровавой бани, чтобы потом шантажировать политика. Никаких убитых проституток, никакой крови. То, что я задумал, требовало тонкости и розыгрыша как по нотам. Одной точной шахматной партией убрать из Бронкса и агентов бюро и ирландцев-бомбистов. Первых подальше, а вторых — в принципе…
Дверь открылась, и вошёл Синицын.
— Георгий Саныч, выделите двух бойцов в помощь Илье Дмитричу. Это очень важно. Обязательно на машине. Неприметной. И помогите ему с устройством лаборатории.
— Лаборатории? — непонимающе переспросил Капитан.
— Да, фотолаборатории. Она пригодится нам и дальше. Какое-нибудь глухое подвальное помещение.
— Можно то, где вчера был «пленный».
— Подойдёт. Илья Дмитрич, не смею вас более задерживать.
Как только Волков закрыл за собою дверь, Синицын обратился ко мне:
— Доверяете ему?
— Лучше него нам не найти, поверьте мне.
— У меня к вам важное дело. За дверью стоит один человек. Он сам пришёл к нам. Выслушайте его. Я уже переговорил с ним. Заранее скажу, что возражений не имею.
Хм, это что-то новенькое.
— Допустим, зовите его.
Синицын открыл дверь и тихо окликнул кого-то. Раздались гулкие чеканные шаги. В кабинет вошёл сухощавый, среднего роста мужчина. На первый взгляд. Присмотревшись, я понял, что ему от силы двадцать пять лет. Но вот глаза. По спине пробежал холодок. Такие я уже видал. Смотрят на тебя и видят лишь набор молекул, которые чудом удерживаются в бренном теле. Именно из-за взгляда казалось, что парень намного старше своих лет.
— Рядовой Семён Горохов прибыл, — отчеканил он и почти не мигая воззрился на меня.
— Присаживайся, — кивнул я, — с чем пожаловал?
— Прошу принять на работу.
Я переглянулся с Синицыным. Тот старательно изображал из себя мебель сродни торшеру.
— Давно здесь?
Семён назвал дату. Я прикинул и понял, что это был примерно тот же день, когда мы набирали в порту первых людей. Тогда к нам и пришёл наш костяк.
— С этими вопросами можно было и к Рощупкину Михаилу зайти…
— Я по особым поручениям, — твёрдо произнёс Горохов.
Я сузил глаза:
— Каким таким поручениям.
— Я живу в Уэйкфилде. Дом шестнадцать по пятой улице, — внимательно наблюдая за моей реакцией, произнёс нежданный посетитель.
У меня нехорошо засосало под ложечкой.
— И?
— И видел всё.
— Что — всё?
— Расстрел бандитов из пулемётов ночью. Льюисы, если не ошибаюсь. Их звук сложно с чем-либо перепутать.
Я откинулся в кресле. С интересом посмотрел на Горохова, выбил из пачки сигарету и прикурил:
— Кому ещё рассказал?
— Только Георгию Александровичу, — кивок в сторону Синицына.
— Как понял, что это мы? — я понял, что отпираться смысла нет. Да и как он докажет, что этот разговор состоялся.
— Походка, жесты. Голоса слышал. Я в окно за всем этим наблюдал. Потом ходил и присматривался к вам и к вашблагородию. Сличил вместе — сошлось… — пожал плечами Семён.
А интересный кадр.
— И кем ты служил?
— Сначала «егерем», потом в особой роте.
Снайпер, значит… Они уже с пятнадцатого года в царской армии иногда выводились в отдельные соединения из егерских частей. И в «Брусиловском прорыве», и в «Праснышске» так действовали. Походку и повадки он сразу про себя отмечает. Глаз намётан противника выслеживать.
— Олеся! — крикнул я.
В комнату впорхнула одна из жён бойцов Синицына, работавшая в офисе. Её обрядили в строгое платье. Девушка была серьёзная и молчаливая.
— Сделай-ка нам чаю, пожалуйста!
Девушка коротко присела и тут же исчезла.
— И почему же ты пришёл к нам? — переключился я на рядового, выпустив струйку дыма под потолок.
Тот внезапно растерялся от этого вопроса. Опустил глаза и начал мять свою потёртую кепку. По скулам заходили желваки.
— Я ничего делать и не умею другого уже. С двадцати лет без передыху на фронте. Война, она вот тут сидит — и он показал на висок. Жена пугается, я и сам за неё и детей боюсь. А как винтовку возьму, так сразу успокаиваюсь.
— Чего охотиться не пробовал?
Он поднял на меня мрачный взгляд и коротко отчеканил:
— Не то.
Я покачал головой:
— Риска нет? Опасности ищешь?
Он лишь коротко кивнул.
Понятно. Подсел человек на адреналиновую иглу. И война его побила очень крепко. После Первой Мировой в некоторых странах признали посттравматический синдром. И даже платили пенсии и оказывали якобы медицинскую помощь. Только заканчивалась она на выписке опиатов да таблеток, и периодических занудных опросах врача. Худо бедно пытаться как-то реально помочь психологически таким бойцам в той же Америке начнут только после Вьетнама. Точнее, изучать феномен этого расстройства.
— И почему к нам решил?
— Посмотрел на всё, что делаете для тех, кто сюда прибыл с Родины. Ну и Горского вы убрали. А тот ещё та гнида был. Это я тоже быстро понял.
Я задумался. Потом затушил сигарету в пепельницу и подался вперёд. Как раз на столе уже появился чай, принесённый Олесей.
— Угощайся. У нас просто так каждый день палить во врага без разбора не получится.
— Мне нужна работа.
Н-да. Оставлять его без присмотра было нельзя. И мне такие люди не помешали бы. Лучше держать при себе. Остальные его лишь пожалеют, а я хотя бы понимаю примерно — какие процессы происходят в голове этого парня. Да и не жалость ему нужна, а понимание.
— Обучать бойцов сможешь? — пытливо посмотрел я на Горохова.
— Могу, отчего же не могу? — просветлел лицом Семён.
— Хорошо. Для начала подойдёт.
— А ещё что требуется? — тут же спросил он.
— То, что умеешь. Метко стрелять… — хитро улыбнулся я и посмотрел на Синицына, — Принят.
Кстати. Так выглядит сейчас Вашингтонское авеню в Бронксе. Те самые дома, которые описываются, когда герой едет по его улочкам и предаётся ностальгии.