Рулевой. Книга 2. Испытание водой

Глава 8. Имя

Я добрался до дома ближе к полуночи. Улица была на удивление пустая: ни машин, ни собак, ни случайных прохожих. Только лампы фонарей висят как жёлтые пятна, растворённые во влажной темноте.

В квартире всё было как я оставил: тетрадь деда открыта на краю стола, шкатулка с непонятными знаками — под ней. Я прошёл, не включая свет. Только тусклое дыхание настольной лампы у кровати отгоняло мрак. Скинул куртку, обувь, штаны. Упал на кровать. Голова коснулась подушки — и мир выключился.

Мне снился сон. Не помню ни образов, ни слов. Только послевкусие. Как будто кто-то говорил со мной, показывал что-то. И это было важно. Но как с радио — ты повернул ручку громкости влево, и осталась только тишина.

Я открыл глаза. Комната была серой и тяжёлой. Тени лежали ровно. На подоконнике — чайная ложка, забытая вчера. От неё — блик на стене, в форме стрелы.

Телефон. Я потянулся, включил экран. 11:36. Один пропущенный вызов. Я перезвонил. Гудок. Второй. Пауза. Тишина. Звонок сбросили.

— Настя, — сказал я, почти шёпотом. — Что за игры?

Я провёл ладонью по лицу. Кожа была такой тёплой, как будто внутри меня кто-то топил печь.

Поднялся. Прошёл в ванную. В зеркале был я. Но будто слегка не совпадающий. Лицо не изменилось, но глаза какие-то потухшие. Шелест, наверное, хмыкнул бы: «Вот и смотри на него, если не боишься». Умылся. Холодная вода обжигала. Ладони дрожали. Вода стекала по подбородку, и казалось, что её больше, чем я налил.

На кухне — привычный ритуал. Турка. Два ложки кофе. Немного воды. Отличный горький запах, который бодрит ещё до первого глотка. Вскипело. Убрал с огня. Пена осела. Налил. Сел у окна, сделал первый утренний глоток. Горько. Горячо. Именно то, что нужно.

Я снова набрал её номер. Гудки шли один за другим. Прервал вызов. Когда уже начал тянуться за курткой, телефон завибрировал в ладони. На дисплее высветилось «Настя».

— Привет, — сказал я.

Секунда тишины. Потом — её голос, немного взволнованный:

— Прости, что не ответила сразу. Мне нужно было кое в чём разобраться. Ты не занят?

Я вздохнул. Почувствовал, как под лопаткой отпускает какое-то напряжение, которое даже не осознавал.

— Теперь точно нет. Что случилось?

— Давай лучше расскажу при встрече. Ты сейчас где?

— Собрался выезжать, покататься. Но могу заехать к тебе. Или встретимся в кофейне?

— Давай лучше у меня дома.

— Скоро буду.

Я одним глотком допил кофе. Вышел в прихожую. Когда одевался, в зеркале на мгновение показалось, что за моим плечом — не моё отражение. Но когда повернулся, всё было нормально. Только я. И, может быть, ещё кто-то — внутри.

Квартира Насти была в старом доме с толстыми стенами, с подъездом, пахнущими теплом и кошками. Она открыла мне в лёгком спортивном костюме. Волосы её были собраны в небольшой хвостик. Глаза показались мне настороженными. Как будто она не спала сегодня.

— Заходи. — Голос её был севшим.

Я вошёл. Она молча пошла на кухню. Там на плите стоял уже заваренный чайник, на столе — две большие кружки. Настя налила мне, потом себе. Достала какое-то печенье.

— Что произошло? — спросил я без долгих прелюдий.

Она поднесла кружку к губам, сделала глоток. Опустила глаза. Немного помолчала. А потом:

— Сегодня рано утром, примерно в пять. Я почему-то спала очень тревожно. Проснулась от того, что телефон мигнул — пришло сообщение.

— От кого?

— От Даши.

Я замер. Сердце будто сделало лишний удар.

— Что пишет?

Настя встала, взяла свой телефон с подоконника, открыла переписку. Показала экран. На фоне была обычная аватарка: тень от солнца и рука с поднятым пальцем. Ни имени, ни подписи — просто «Даша».

Сообщение было коротким: «Не ищи. Уже поздно. Он открыл дверь.»

Я почувствовал, как в животе стало холодно.

— Ты уверена, что это её номер?

— Сто процентов. Я писала на него сто раз за последние пару суток. Всё время был вне зоны или с ошибкой доставки. А тут, вот что пришло.

— Ответила?

— Конечно. Сразу. «Где ты?», «Что с тобой?»,«Скажи что-нибудь.»

— Ответ был?

Настя кивнула и протянула мне телефон. Следующее сообщение пришло через минуту: «Я уже не я. А ты не бойся.» Я прочёл его трижды. Слова вроде бы обычные. Но у меня появилось стойкое ощущение, что это писала не она.

— Шелест, — мысленно позвал я.

— Вижу. Чувствую. Текст мёртвый, а за ним чьё-то зловонное дыхание. Это не послание. Это касание.

Я вернул телефон Насте. Она взглянула на меня вопросительно. Я качнул головой:

— Вряд ли это писала сама Даша. Но похоже, тот, кто отправил, точно знал, что ты её ищешь. И знает, как пугать.

Настя чуть отодвинулась от стола, обхватила себя за локти.

— Я примерно так это и поняла, Стас. И знаешь что? Я смотрела на экран, а внутри всё похолодело. Как будто это не я тут читаю, а на меня кто-то смотрит из-за строк. Вот так. Слово — а под ним глаз.

Я встал. Подошёл. Осторожно положил руку ей на плечо.

— Очень хорошо, что ты это сказала. Это важно. Возможно, это станет важной ниточкой.

— Больше, чем ниточка, парнишка, — отозвался Шелест. — Это приглашение. Или проверка. Тебя. Или её.

— Боишься? — спросил я, глядя в лицо Насте.

— Конечно. Но я больше боюсь не разобраться во всём этом.

Я кивнул. Мысленно.

Шелест — молчал. Но я чувствовал, как он напрягается. Или концентрируется где-то у меня внутри. Настя поднялась. Глаза у неё были влажные, но не заплаканные.

— Если я исчезну — не ищи меня, ладно? Просто знай: я сама сделала выбор. Помни об этом.

Я мягко взял её за обе руки.

— Не исчезай.

Она чуть улыбнулась.

— Тогда не отпускай.

Она посмотрела на меня, и в её взгляде я увидел не страх, а что-то большее — просьбу быть рядом.

Когда я вышел из квартиры Насти, воздух был густым, как варёное молоко. Солнце пробивалось между крышами и облаками тускло, будто и оно сегодня не решалось заглядывать слишком глубоко. Я спустился по лестнице, шаги отдавались в гулком подъезде. Дошёл до машины, открыл дверь, сел за руль. Пальцы автоматически потянулись к телефону — сунуть в держатель, проверить маршрут, уведомления. И тут я вздрогнул. Телефон был горячим. Не тёплым от кармана. Горячим, как стакан чая летом в поезде. Почти обжигающе.

Я тут же нажал кнопку и экран погас. Никаких уведомлений. Ни звонков. Ни сообщений. Никаких приложений не было открыто. Запущенных процессов нет. Процентов заряда — девяносто два. Что интересно, он был тёплым ровно в том месте, где Настя держала его в руке. Я помню, как она передавала мне телефон. Она сжала его, дрожащими пальцами. И теперь мой тоже греется, как будто в нём появилось что-то чужеродное.

— Это не она, парнишка, — прошелестел голос в голове. — Это ты.

— Что?

— Твой небесный камень. Он оживает. Вещи, через которые проходит чужая боль, становятся тебе ближе. Он вас соединяет. Ты чувствуешь след. Тепло. Страх. Ожидание.

— Как типа сканер?

— Нет. Как кожа. Иногда через прикосновение ты будешь понимать больше, чем через слова. Главное — не прикасайся к тому, что слишком долго молчало. Там боль будет такая, что не выдержит сердце.

Я положил телефон на панель. Тот чуть дрогнул, как если бы сделал выдох. Тепло стало медленно уходить.

Завёл двигатель. Окно приоткрыл. Дышать стало легче. Но ощущение, что мир обратил на меня внимание, не исчезло.***

Не успел я выехать со стоянки, как телефон внезапно зазвонил. Номер был не из списка моих контактов. Немного подумав, нажал «Принять».

— Алло?

— СТАААААС! — неудержимо-восторженно закричали в ухо. Кажется, ещё и отплясывали вприсядку. — Ну ты не поверишь! Я только что откинулся! Стою, дышу свежим воздухом и никаких решёток! Я свободен!

Я замер на секунду. Голос то знакомый. В памяти щёлкнуло.

— Альберт?

— Эй, какой я тебе Альберт! Я тебе говорил не раз. Эй-нааар! Ну хоть ты запомни, а? Я, можно сказать, теперь свободный гражданин и носитель древнего имени. Уважаемый человек. Ну, почти.

— Где ты?

— Где и должен быть. У ворот изолятора. У меня, правда, телефона своего нет — попросил у вертухая, прикинь? Подхватишь меня в первый час на воле? А?

Я усмехнулся. Меня как-то попустило — впервые за сутки стало легче.

— Выезжаю.

— Вот это я понимаю! Настоящий друг. Ты ж рулевой! Хе-хе. Короче, стою, жду.

Он отключился. Я всё ещё улыбался, пряча телефон в карман. Завёл двигатель и выехал.

Он ждал на углу, сидя на бетонном блоке, словно на троне. Серые спортивные штаны, ветровка не по размеру, пакет с вещами на коленях. Лицо его сияло как начищенный рубль. Увидев меня, подпрыгнул, взмахнул рукой.

— Ой, смотрите, кто приехал! Гоу-гоу-гоу, поехали, пока меня обратно не затянуло!

Я открыл дверь. Он плюхнулся на переднее пассажирское, откинулся на спинку, выдохнул с чувством.

— Мать честная… как же хорошо пахнет обычный город. Без хлорки, камеры и запаха чужих носков. Аж слеза наворачивается. Как ты, герой?

— Держусь. А ты, я смотрю, неплохо.

— Я великолепен! Менталка на нуле, паранойя умерла, дух-покровитель молчит, но подмигивает. Красотень!

Он засмеялся, потом внезапно притих, повернулся ко мне.

— Ты, кстати… изменился.

— В смысле?

— Ну, ты светишься. Мягко, изнутри. Я это сразу почуял. Дух мне маякнул: «Этот прошёл». Я говорю: «Что прошёл?» А он — «Ну, утисету же». Вот так я и узнал.

Я посмотрел на него исподлобья.

— Так заметно?

— У кого был такой опыт — тот сразу видит. Ты стал другим. Более прозрачным, но не слабым. Понимаешь? Как стекло, за которым огонь.

Он хмыкнул.

— Или как аквариум с пираньями. Зависит от угла зрения.

— Ты говорил, что дух с тобой общается?

— Ага. Иногда. Через сны, запахи. Он странный, как радиостанция, которая ловится только по четвергам и только если на тебе нет носков. Но даже так помогает.

— И что говорит?

— Когда ты подъезжал, например, сказал: «У твоего рулевого камень за пазухой. У него начинается».

— Начинается что?

Он пожал плечами.

— Спросишь — не скажет. Скажешь — не услышит. Говорит аллегориями. Такие они, эти духи. Ну ты сам знаешь.

Наступила пауза. Ехали пару минут в тишине. Потом он повернулся ко мне и, вдруг посерьёзнев, сказал:

— Ты как вообще с серьёзной мистикой?

— Очень близко не сталкивался, — ответил я. — Но иногда мне кажется, что я в ней уже по колено.

Он засмеялся:

— Вот это хорошо. Потому что, если бы ты был скептик, я бы не стал тебе ничего говорить. А так — скажу.

— Давай.

— Ну... я, как бы это... в одном клубе состою.

— Надеюсь, шахматном?

— Ну, не. В группе. Неформальной. По кое-каким интересам.

Я приподнял бровь.

— Очень надеюсь, что ты про кружок резьбы по дереву сейчас расскажешь.

Он хитро сощурился.

— Почти. Только мы не по дереву. Мы больше по граням реальности. По трещинам в ней. По тем местам, где она слегка подтекает.

— Говори, не томи.Он выдохнул.

— Ну ты и прямой. Я хотел начать издалека. Это Велесов Круг. Говорить о нём с чужими нельзя. Но ты свой. Но есть нюанс — вроде бы там всё добровольно, но как только вляпался — всё. Или ты с ними, или тебя нет.

— А зачем тебе это всё?

— Мне? Они же как лучшая библиотека на этом свете! Только вместо книг — реальные документированные случаи. Я случайно туда попал. Или нет, если хорошо подумать. Это после утисеты началось. Они через меня кое-что у духа спрашивают, иногда я сам им сообщаю.

Я молчал. Он повернулся, постучал пальцем по приборке.

— Ты им понравился. Ещё тогда, в СИЗО. Они за тобой как-то следили. Но молча и тихо. Присматривались. Судя по всему, пробили по своим каналам. А теперь хотят тебе кое-что передать.

— Что?

Он расплылся в улыбке:

— Не могу рассказывать подробности. Но там будут копии свидетельств старого и очень странного дела. Но ты, когда прочтёшь — поймёшь.

Альберт перестал улыбаться. Смотрел в лобовое стекло.

— Только когда узнаешь — не говори об этом просто так. Особенно, если узнаешь оттуда какие-то имена.

— Почему?

— Потому что, как говорят в Круге: имя — это дверь. Произнеси, и она откроется. Закрыть может не получиться.***

Кафе на этом углу всегда казалось мне временным. Столы стояли под открытым небом — на плитке, которая крошилась даже от дождя. Металлические стулья поскрипывали, даже когда на них никто не сидел. И всё же там всегда были люди. Особенно те, кто не любит стены.

Альберт уже сидел. Перед ним стояли два стаканчика кофе и большая ватрушка, в которую он медленно тыкал пластмассовой вилкой. Напротив него был человек в тёмной ветровке и бейсболке, натянутой до бровей. У него были сухие, длинные пальцы с аккуратными ногтями. Перед ним лежал какой-то пакет.

— О, прибыл, — сказал Альберт, радостно кивая. — Прошу к нашему столу изысканных деликатесов и древних ужасов. Стас, это Никита. А это — Стас. Один из лучших рулевых Москвы и судя по всему, шаман по призванию. Шаман, это Никита — мой, как бы это сказать, сектант-наставник.

— Не сектант, — глухо сказал Никита. — И не наставник. Я просто наблюдатель.

Я сел. Никита не протянул руки. Только выпрямился, наклонился чуть ближе.

— Ты кажешься мне восприимчивым.

— Смотря к чему, — ответил я.

— К слоям. К памяти вещей. К тому, что не говорит словами.

Я слегка кивнул.

— Возможно.

Он коротко качнул головой. Потом выпрямился, открыл папку.

— Смотри здесь. Не фотографируй, не записывай. И не читай вслух. Ни одного имени. Ни одного звука. Кое-что из этого может появиться от простого эха.

— Интригуете, я смотрю, прямо с порога, — пробормотал я. — Зачем мне это всё? С чего вы решили, что мне это интересно?— Давай начну с того, что мы знаем про Азара. — смотря исподлобья начал Никита. — Мы в курсе, потому, что общались с Исмагилом незадолго до... Ну ты понял. Не напрягайся, мы делились друг с другом инфой иногда. Было такое у нас взаимно полезное общение. Поэтому просто посмотри бумаги. Если кажется, что тебя это не касается — ошибаешься. Ты уже в теме.

У меня остались вопросы, но я решил их пока придержать. Опустил взгляд в папку. Пожелтевшие страницы. Напечатаны на старой машинке. Бумага пожелтела от времени, буквы местами плохо пропечатаны. Заметки на полях — карандашом. Страницы шуршали, как старая кожа. Никита комментировал тихо, почти на выдохе.

— Вот, смотри. Первое зафиксированное нашими коллегами исчезновение. 1972 год. Подмосковье. Девочка пяти лет. Исчезла в ясный день у ручья. Свидетель — брат. Сказал, что «вода перестала её показывать». Фраза его, не наша.

Я перевернул страницу. Фото. Бледное. Игровая площадка. Девочка на фоне. Лужа рядом. Тень — есть. Отражения — нет.

— Дальше — три аналогичных случая. Все рядом с водой. Но одна особенность. В каждом случае до их исчезновения видели не жертву. А её двойника. Бледного. С чуть другим лицом.

— Подменыш? — спросил я.

Никита взглянул на меня впервые прямо.

— Нет. Это не подмена. Это отражение, которое пришло первым. Оригинал исчезает позже.

Я молчал. Он перевернул страницу.

— Вот это. 1984. Студент исчез в здании бывшей бани. Там затопленный подвал. Последнее, что записал — «зеркальная глубина дышит». Его нашли в реке. Без рта. Буквально — без рта. Плоть гладкая. Как будто никогда не ел и не говорил.

— Что это может быть?Никита молча ткнул пальцем в следующую страницу. Там вверху было написано большими буквами «ЛОСКОТУХА».— А она, вот эта вот, — осторожно начал я и постучал пальцем по слову. — Что это за зверь?

Никита напрягся.

— Не произноси этого имени. Постарайся не делать этого даже в мыслях. Лучше как-то замени. Мы называем её Водяная Тень. Или Старая. Можешь назвать её Куполкой или Казыткой — это будет не опасно.

— А что известно о происхождении?

— Очень, очень древнее. Обычно считалось, что это типа разновидность утопленниц, которые становятся русалками. Но это не так. Пишут, что она может защекотать до смерти — это полная чушь. Это настоящая исконно навья сущность, связанная с переходами. Она не утаскивает — она стирает. Из зеркала. Из воды. Может стереть из памяти. И человека вскоре просто забудут.

Я перевернул страницу. Чертёж. Зона затопления. Несколько красных точек. Пометка — «Зеркальные окна Нави». На другом листе — фрагмент школьного сочинения. Почерк детский, но ровный. Заголовок: «Если ты увидел себя дважды — беги.»

— Кто собирал всё это?

— Один из нашего Круга. Исследователь. Он потом ушёл. Сказал, что она его ждёт. Печатал всё на машинке. Потому, что электроника искажает смыслы. Последнее, что сказал: «Если она узнает звук своего имени, она запомнит тебя». Он исчез в 1993. Его комнату опечатали. Но там до сих пор сыро.

— И вы хотите, чтобы я... что?

Никита закрыл папку. Посмотрел мимо меня. Потом вернулся взглядом.

— Пока ничего. Только знай. Вода — это глаз. Лужа — это слух. Не стой у них спиной. Не отражайся рядом с теми, кто не отражается. И главное — если услышишь шёпот с вопросом: «Ты кто из нас?» — не отвечай.

— Почему?

Он встал. Папку сунул под куртку.

— Потому что если ты скажешь: «Я это я», она подумает, что ты это он. А если ты скажешь: «Я — не я», то она решит, что ты отражение. И вернёт оригинал.

— Ты так и не сказал кто вы. — заметил я.

Никита пару минут внимательно рассматривал меня. Потом вздохнул, видимо, что-то решив.— Велесов Круг — это место, где собирается и классифицируется инфа о существах Нави. Ну не только её, конечно, — поправился Никита. — так получилось, что на этой территории проявлений Нави больше всего. Мы стараемся их выявлять и описывать. — И всё?— И всё. Уничтожение, изгнание и вообще экшен — не наш профиль. Мы учёные, которые передают сведения об активных сущностях, тем, кто может им противостоять. Например, тебе.

Выждав ещё минуту он встал, кивнул нам, развернулся и ушёл. Лёгкий след кофе остался на пустом бумажном стаканчике.

Альберт откинулся на спинку.

— Ну, не говори, что было скучно.

— Это было...

— Да, знаю. Попахивает кладбищенскими секретами. Зато теперь ты в курсе.

— Может надо было попросить сфотать?

— Нет смысла. Твой телефон начал бы врать. Он бы уже стал не твой.

Мы замолчали. Вдруг стало прохладно. Я посмотрел на лужу у бордюра.

Моего отражения там не было.