Рулевой. Книга 2. Испытание водой

Глава 6. Те, кто зовёт изнутри

Когда я вернулся в квартиру деда, была уже почти полночь. Дом стоял в тишине, которая буквально прилипала к коже. Такое бывает только глубокой ночью, когда город не просто спит, а перестаёт помнить, что он живой.

Я открыл дверь и прошёл в кухню. Кофе не хотелось. Плеснул воды из фильтра, выпил залпом. Жидкость в желудке не принесла облегчения. Мысли вертелись, как угольки в костре — вроде бы почти потухли, но вдруг лёгкое дуновение ветерка, и они снова разгорелись.

Я прошёл в комнату деда. Запах старых книг всё ещё держался в воздухе, как аромат застывшей памяти. Сел за его письменный стол. Выдвинул ящик. Потом второй. Папки. Записные книжки. Обрывки схем, пометки маркером, вырезки из газет. Всё это уже видел. Я искал нечто более конкретное. Возможно, какой-то намёк на утисету. Или сидение. Нужен был просто намёк на «тишину и зов». Ничего.

Пролистал одну из самых толстых тетрадей. Она была полна рукописных выкладок о снах, травах, временах дня, «линиях между собачьим часом и первым петухом». Несколько листов с загадочными кругами. Ни одного упоминания о сидении в тишине или духов, приходящих по зову. Пусто. Закрыл тетрадь. Провёл пальцами по корешку, как по шраму. В голове что-то шевельнулось. Мысль далёкая и в то же время близкая как будто ворочается где-то внутри, выплывает из подсознания, вспоминается.

«Ты уже знаешь,» — прошептало что-то во мне.

Я взял другую папку. Там были подробные описания камлания. Строго шаманская традиция. Я пролистал — пение, бубны, костры, призывы к духам. Всё с точными указаниями условий, даже фазы луны. Угол костра, где должен стоять камлающий. Всё — как положено. Но я точно знал, что этот обряд не подойдёт. Камлание — это путешествие, в котором шаман бродит по Верхнему или Нижнему миру. Там он и общается с духами, решая свои вопросы. Но мне нужен был совершенно другой вариант, когда мой помощник проявится в моём мире сам.

Пролистал ещё несколько страниц, понял, что всё это важно, просто сейчас ещё не пришло время для камлания. Просто потому, что не туда ведёт. Поэтому я отложил тетрадь и потёр лицо руками. Это потом. Когда стану сильнее. А сейчас, всё-таки утисета.

Я знал, как это делать не только со слов Эйнара в теле Альберта. Просто… знал. Кажется, моё тело знало. Словно я или не совсем я когда-то уже это проделывал, и тот опыт остался где-то глубоко внутри меня. Я зашёл в ванную. Умылся. Долго смотрел в зеркало. Не узнавал себя. Не потому что изменился. А потому что стал наблюдателем. Человек, которого я видел — был мною, но не полностью. Что-то, какой-то элемент в моём новом облике был с изнаночной стороны мира.

На полке у деда я нашёл старый кожаный рюкзак. Заварил крепкого дедовского чая, залил в термос. Положил его в рюкзак, бросил туда же фонарик и плед. Телефон решил оставить дома. Надел куртку потеплее и кроссовки. Перед выходом остановился у двери. Оглянулся на квартиру. Словно ждал, что она что-то скажет. Она молчала. Я прочёл в этом молчании согласие.

В ночном дворе никого не было. Я завёл «Калину». Старый двигатель вздохнул, фары осветили пустой двор. Я пристегнулся и отключил навигатор — этот прибор сегодня мне не пригодится. Сделал несколько глубоких вдохов — выдохов и выехал со двора. Впереди — ночь. Карты маршрута нет. Но должны быть какие-то знаки.

Где и как найти место, в котором удобно общаться с духами?

Мимо проносились дома, остановки, перекрёстки. Парк? Слишком шумно. Там фонари, наверняка романтические парочки или искатели приключений. Кладбище? Это тупо. Дед, наверное, долго смеялся бы над этим вариантом. Лесополоса за МКАДом? Слишком далеко. Если вдруг что — не выберусь быстро.

Свернул к Яузе. У воды всегда было спокойно. Там бетонные склоны, заросшие кустами. Несколько мостов, под которыми днём всегда мрачновато, а ночью вообще непроглядная темень. Место странное. Подумалось, что слои города там как будто расходятся, и появляется прослойка чего-то более глубокого.

А может, к набережной, где пропала Даша? Мысль была неожиданной. Я поморщился. Нет. Туда нужно идти с вопросами, а не в поисках тишины. Свернул к знакомому месту — старой развязке возле технопарка. Там был тупик, где когда-то начинался так и не достроенный тоннель метро. Тут станцию посчитали не нужной и построили в другом месте. Здесь всё закатали в бетон. На этом месте теперь заросли кустов, таблички «Проход запрещён», и посадки, в которых всегда пахнет сыростью.

Я притормозил. Заглушил двигатель. Машина тихо щёлкнула металлом. Как будто спросила: «Ты уверен?». Я вышел. Достал рюкзак. Повесил на плечо. Слева — шум города, справа — тьма. Что выбрать? Конечно, тьму.

Прошёл метров сто вглубь. Сначала по грязному асфальту, потом по тропинке. Ветки царапали кисти рук. Под ногами — мох, земля, старые корни. Комары лениво жужжали вокруг, но не кусали. Словно что-то мешало. И вдруг я увидел его. То самое место. Это был пятачок земли, окружённый со всех сторон деревьями. Впереди — тёмная металлическая труба. Остаток дренажа. За ней — ничего. Да, это оно. Расположился поудобнее на земле, опёрся спиной на ствол дерева. Вынул термос, отхлебнул горячего ароматного напитка. Прикрыл глаза.

«Не медитируй. Просто будь здесь и сейчас. Пока никто не зовёт — просто сиди.»

Сначала было холодно. Я сидел и чувствовал, как неровная кора давит в лопатку, как мышцы ног подрагивают от напряжения. Земля подо мной была влажной, но не промозглой — скорее просто чуждой. Я попытался сосредоточиться. Закрыл глаза — смотреть в темноте всё равно было не на что. Сосредоточился на дыхании. Как назло. Полезли мысли.

А если кто-то придёт? А если начнётся дождь? Телефон дома. Зачем я оставил телефон?

Мотнул головой раз, ещё раз. Нет. Не сейчас. Просто сиди.

Через несколько минут мысли удалось успокоить. После этого началось шевеление. Не снаружи — внутри. Словно кто-то листал мои воспоминания, небрежно, пальцем, словно старый каталог.

— Камера восемь, — шепчет память. — Альберт. Чифирь. Котлетка с пюрешкой. Буйный на койке.

— Азар, — вспыхнуло имя, как искра. — Переход. Тогда, в Ничто.

Я вспомнил. В первой книге моей жизни, тогда, когда я сидел возле тела деда, когда реальность сломалась, а воздух стал вязким, я попал туда, в абсолютную пустоту. В тот момент мне показалось, что я умер. Что меня вытряхнули из тела, и оставили блуждать в тишине без времени. Сейчас — было иначе. Тогда я выпал. А теперь мне нужно было войти самому. Медленно и осторожно. Как будто соскальзываешь в воду, температура которой точно как у твоей кожи. Нет холодной границы. Просто другое состояние окружающего мира. Мысли становились тягучими. Не потому что они исчезали, наоборот. Потому что их было слишком много. Голоса предков, ощущения чужих тел, дыхание людей, которых я никогда не знал, но отголоски их идей пели во мне.

Ты знаешь… ты знаешь… ты знаешь…

Шёпот шёл изнутри моего черепа. Или из корней дерева. Или из дыхания травы. И вот в какой-то момент я перестал чувствовать. Сначала ноги. Потом руки. Одежду, надетую на мне. А потом и кожу. Я стал этим местом.

Лес дышал через меня. Птица скользнула над макушками деревьев, и я услышал, как у неё бьётся сердце. Жук под корой — прополз, и я знал, куда он отправился. Ветка задрожала, и я задрожал вместе с ней. Звук ушёл. Потом — пропал запах. Даже дыхание перестало ощущаться.

Была только тишина, и в этой тишине — я, как часть чего-то очень большого, старого, как мир, и в то же время очень живого. Это не транс. Это полный покой, в котором помнишь, как выглядел любой человек твоего рода десять веков назад. Я был деревом, на котором сидят духи. Я был камнем, мимо которого ходят сны. Я был самим ожиданием...

И тогда что-то пришло.

Я почувствовал, как что-то смотрит изнутри. Не снаружи. Именно — изнутри. Было ощущение, что внутри меня развернулся узкий туннель, по которому кто-то подошёл вплотную к моему затылку. Послышался лёгкий шорох. И сразу голос. Сухой. Скрипящий. Без возраста, с интонацией человека, которому всё это уже давно надоело.

— Ну вот ты и сидишь. Один. В темноте. Молодец. Даже штаны не испачкал. Это уже достижение.

Я вздрогнул. Возникло чувство уверенности, что всё происходящее не нормально.

— И чего ты ждал, а? Фамильяра? Фетча? Духа-покровителя? Думал, сейчас прилетит полупрозрачный ворон с горящими глазами, как на майке у малолетнего эзотерика? Или, может, волк прибежит? Чернющий, невидимый, с голосом учителя… Сядет рядом и скажет: «Сын мой, истина в тебе»? Нет, дружок. Это бывает только у тех, кто мухоморы варит по неправильному рецепту и нюхает пыль философского камня.

Он скрипуче рассмеялся.

— Так чего же ты ждал? Вороньего пера в окровавленном дыме? Или крика, что сорвёт кожу с разума? Это не для тебя, городской шаман с термосом.

Я хотел что-то сказать — но слова не шли. Он продолжал, уже с ленцой:

— Знаешь, почему я пришёл? Потому что ты не позвал. Ты просто заткнулся. Не дёргался. Не скандалил. Сидел, как старая сосна, у которой уже нет смолы — одна суть. А это, между прочим, редкость. Обычно ваши современные посиделки — это шоу. С гаджетами, пледиками и орешками. С наркотическими видениями и красивыми рассказами об обретении фюльгья. А, ну до тебя же тяжело доходит — это персональный дух-хранитель. Но тебе удалось просто замолчать и побороть свою суть. Этим ты сократил отличный древний ритуал с нескольких дней до часа. И мне стало интересно. Вот я и вышел.

Я почувствовал, как внутри меня что-то скребётся по ребру. Не больно.

— Но не обольщайся. Я не волк. Не ворон. И даже не огонёк, что пляшет над болотом. Я — то, что остаётся, когда вы забываете, кого звали. Ты хотел силу? Я тебе её не дам. Но ты получишь в лучшем случае намёки. Хотел знаний? А получишь жёваные обрывки двойных смыслов. И то, если у меня будет хорошее настроение. Хотел поддержки? Это есть у меня, держи: не сдохни слишком рано, ты мне пригодишься.

Я хрипло выдохнул. И подумал про себя: а ты кто вообще?

— Кто я?.. — эхом пришёл ответ. — Назови меня, например, шелестом под кожей. Или голосом, который ты не хочешь услышать в пустой квартире. Или — не называй никак. Умнее будешь. Он замолчал. А потом добавил, чуть мягче:— Но если очень хочется… зови как угодно, когда станет по-настоящему хреново. Может, отзовусь. А может, и нет. Зависит от того, как вкусно ты будешь пахнуть в этот момент. Тишина сгущалась. — Всё. Я с тобой. Пока не надоест. Пока ты не станешь слишком правильным. Или слишком глупым. Помни главное: я очень ленив. И мне плевать на тебя. А это, поверь, намного лучше, чем если бы я тебя любил по какой-либо причине.

Я открыл глаза. Мир вокруг был прежним. Но внутри, где-то в темноте под сердцем, шевельнулась тень с ехидной ухмылкой.

***

Дорога обратно была такой же тёмной и пустой. Я шёл по лесополосе обратно к машине, фонарик даже не включал — не хотелось, чтобы свет разогнал то, что было рядом.

Прислушался к себе, к своим ощущениям. Возникло чувство, что я стал глубже. Не старше и не сильнее, а просто иначе начал звучать внутри. И это скорее тревожило, чем радовало. Потому что где-то в затылочной части, как сверчок за обоями, иногда бормотал чей-то голос, выдавая своё присутствие.

Я сел в машину, завёл двигатель. Здесь всё было по-прежнему: немного пыли на панели и запах старого пластика. Только теперь в этой уютной, родной, шумной и скрипучей колымаге я был не один.

— Ну… — пробормотал я. — Отличный ты, конечно, гость. Ни имени, ни фамилии. Только язвительность и шелест.

— Ты всегда можешь заварить что-нибудь по вкусу, например, отвар лаврового листа. Выпить его залпом и попробовать меня выгнать. Спеть что-нибудь душевное под бубен. Мне будет интересно.

Я вздрогнул. Голос пришёл изнутри, но я ощущал в нём лёгкую ухмылку. Он не звучал в ушах, он вклинивался в мысли. Как собеседник, которого никто не звал, но он оказался сидящим на твоей кухне с твоей любимой кружкой. Вспомнились истории о людях с раздвоением личности. Никогда не думал, что и со мной такое произойдёт. Хотя, учитывая события последних дней, это уже мало удивляет.— Ты всегда будешь вот так влезать? — спросил я вслух.— О, не переживай. Я слишком стар, а потому ленив. Пока ты не лезешь туда, где пахнет Навью — я дремлю. Но если опять начнёшь нюхать трещины в воздухе, тогда, может быть, поговорим. Я рассмеялся. Нервно. Но мне стало немного легче. Как будто цинизм духа — это лучше, чем тишина после него.

— Ну раз уж мы начали общаться, а мне привили уважение к старшим, то я буду звать тебя Шелест. Надо же как-то обозначить обращение к тебе. Он хихикнул в моей голове. Я расценил это как знак согласия.

Машина выехала на шоссе. До рассвета было ещё очень далеко. До дома — минут тридцать. Мелькнула мысль: если ты сходил туда, куда не нужно — вернись через обычную дверь. Я вынул из бардачка запасной телефон, включил его. Запустил приложение такси. Буквально через пять секунд — заказ. Где-то рядом. Одинокий клиент на выезде из парка. Комментарий к заказу был странный: «Ждите на перекрёстке». Я вздохнул. — Ну ладно. Поехали, — сказал я. — О, будет весело. Эти, кто бродят в ночи — всегда самые интересные. Надеюсь, он не будет одним из тех, кто считает свои пальцы. Мне от них чесаться хочется. — прокомментировал Шелест.

Я включил фары и вырулил в сторону указанного адреса. Лесополоса отступала и навстречу мне из темноты вырастал очередной кусок города. Вскоре подъехал к краю пустынного сквера. Рядом — асфальтовая дорожка, над которой висел разбитый фонарь. Света не было. Ночь была вязкой, как чифирь старого сидельца Виктора Ивановича. Откуда-то пахнуло водорослями. Хотя рядом не было ни речки, ни канавы. Фары выхватили силуэт: мужчина в длинной куртке, с капюшоном. Стоял, почти не двигаясь. Потом медленно подошёл и сел на заднее сиденье.

— Доброй ночи, — сказал он, внимательно глядя на меня.— Доброй, — ответил я. — Алексей?— Да. Он забрался в салон и пристегнулся. Я включил поворотник, сверился с навигатором. Конечный адрес — Мутино. Не близко.

— Едем в Мутино, к храму? — Угу. — Вряд ли он работает в такое время. — На всякий случай заметил я.я Ночной пассажир пристально посмотрел на меня и промолчал. В тишине проехали несколько кварталов. Он не смотрел в окно — только вперёд, сквозь лобовое стекло. Будто пытался рассмотреть то, чего там нет, ну или не видел я. А может и наоборот — уже видел то, что будет.

— Он внутри тебя, — вдруг сказал пассажир.Я чуть не врезался в одинокий ночной автобус. — Что? Вы сейчас про гамбургер, который я съел на ужин? Но, кажется, моя шутка не прошла.

— Он внутри тебя. Он проснулся, да? Ты звал кого-то и он пришёл. Я чую таких как он.

Я посмотрел в зеркало. Алексей улыбался. Улыбка была тихая и спокойная. Не сумасшедшая. И что ещё хуже — слишком уверенная.

— С чего вы это всё взяли?

— Ко мне тоже кое-кто пришёл. Давно. Только не остался со мной. Но сожрал память. Я теперь с дырой. Вроде всё есть: документы, квартира, имя. А воспоминания — как соскоблили.

— …интересный он, — шепнул у меня в голове Шелест. — У него внутри что-то выжжено. Место, куда не пойдут даже мои друзья.

— Как ты его прогнал? — спросил я.

Алексей пожал плечами.

— Я дал обет молчания на год. Было тяжело. Наверное, ему стало скучно и он ушёл. Теперь иногда возвращается. Говорит чужими голосами. Иногда твоим. Иногда голосом моего брата. Иногда голосом кого-то, кого я не знаю, но он меня помнит. Я не знал, что ответить. У меня появилось странное ощущение, что мы ехали внутри стеклянного аквариума.

— Спроси его, — прошептал дух внутри меня. — Спроси, что он видел. Я чую трещину. Это похоже на липкий и сладкий след банника, что оставляет свои едкие пятна на снах.

Я сглотнул.

— Ты… видел что-то? То, что не мог никому рассказать?

Алексей медленно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. И его глаза в этот момент были совершенно пустыми. Как зеркало на земле, в котором отражается только небо.

— Я видел, как кто-то в реке отразился, а в воду никто не входил. Я видел, как тень вылезает из воды, а человек ещё стоит на берегу. Я видел, как имена отстают от тел.

— Ну и тип, — пробормотал дух. — Забрать бы его к себе.

— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал? — спросил я.

Алексей улыбнулся. Почти по-доброму.

— Нет. Я просто хотел, чтобы ты знал. Ты не один. Но теперь... — он посмотрел в окно, — теперь тебе лучше не оставлять зеркало напротив кровати. Просто на всякий случай. Останови здесь.

Он вышел, не попрощавшись. Через несколько секунд исчез в арке между домами. И когда я посмотрел в зеркало заднего вида — его уже не было. Машина стояла посреди улицы. Внутри было тихо.

— Ну, — сказал Шелест лениво. — Кажется, началось. Ты чувствуешь, как они подтягиваются? Всё ближе и ближе? Кто-то стучится, кто-то крадётся, а кто-то уже ждёт в отражении.Тишина внутри меня больше не была пустой. Она дышала.— Считай, что я теперь твоё эхо, — продолжил он. — Но иногда эхо говорит первым.

Я завёл двигатель. Надо было ехать домой. Но в зеркале мне показалось, что фонари вдоль дороги гаснут сразу, как только я проезжаю мимо.