Родословная. Том 6

Глава 20

Крис. Я узнал его сразу.

Только один человек в этом мире мог быть настолько раздражающим блондинчиком с вызывающей внешностью и напускной уверенностью в себе. Он сидел, как всегда, будто был хозяином положения — будто пришёл не по собственной инициативе, а исключительно по моей просьбе. Почти не изменился.

— Всё же это правда, — произнёс он, не отрывая от меня взгляда. — До последнего думал, что Вивьен всё-таки ошиблась.

— Ну, знаешь ли, — я усмехнулся и сел напротив, — не стоит считать нашу сестру такой глупышкой.

Малая гостиная была оформлена в мягких, тёплых тонах — как раз таких, что располагали к неспешной, но серьёзной беседе. Мы оба устроились на противоположных диванах, разделённых низким столиком, сервированным в лучших традициях гостевого приёма.

На столе уже стоял изящный чайник из тёмного фарфора с серебряной инкрустацией, от которого поднимался лёгкий пар. Рядом — тонкие чашки с блюдцами, две миниатюрные сахарницы с кристаллическим и карамелизированным сахаром, а также сливочник.

Из закусок — ассорти из сыров, нарезанных тонкими ломтиками и аккуратно выложенных по сортам, от мягкого сливочного до выдержанного с резким ароматом. Были и фрукты: инжир, виноград, ломтики спелой груши. Небольшие тарталетки с грибным кремом и каплями трюфельного масла, хрустящие хлебцы с пастой из вяленых томатов, тончайшие ломтики копчёного мяса. Всё было выверено до мелочей, мои слуги заботились о том, чтобы мой гость чувствовал себя здесь комфортно и чтобы он видел, что обслуживание здесь на высшем уровне.

Нас здесь оставили вдвоём: разговор явно не предназначался для посторонних ушей.

Встреча с Вивьен была делом более… личным. Мы с ней всегда сохраняли довольно тёплые отношения, и она, в отличие от других, не слишком влезала в дела отца. С Крисом — совсем другое.

Он, как и я, принимал самое активное участие в планах Никлауса. Если я был его мечом, то Крис — его глаза и руки, тонкий инструмент, ищейка, способная выследить, выявить, убедить или — если нужно — устранить. Он добывал для отца то, что тот не мог или не хотел забирать сам.

Мы все, так или иначе, были созданы для служения отцу. Лишённые выбора, но не лишённые характера. Просто выполняли свою часть общей задачи. И отчасти поэтому я относился к брату с определённой настороженностью.

Прошло слишком много времени. За эти годы Крис мог сильно измениться — стать умнее, опаснее. Его слова, движения, даже поза на диване — всё я отслеживал, будто предчувствовал, что за его визитом может стоять нечто большее, чем простое «приветствие».

Я знал Криса. И именно поэтому пока что не доверял ни одному его слову.

Крис не спешил говорить. Он всё так же сидел, откинувшись на спинку дивана, положив одну ногу на другую и перекинув руку через подлокотник, как будто пребывал в абсолютном спокойствии. Но я-то знал его — слишком показательная расслабленность, особенно для моего брата, означала лишь одно: он всё ещё не определился, как реагировать на меня.

Он взял чашку, налил себе чаю, медленно, не торопясь. Сделал глоток и только после этого снова посмотрел на меня поверх края фарфора.

— Знаешь, — сказал он, — я и, правда, думал, что ты мёртв. Все же, сам понимаешь, в том, что мы сделали и как ты пострадал…

Я молча взял одну из тарталеток с грибным кремом, посмотрел на неё и аккуратно откусил, не сводя с него взгляда. Вкус был тонким, насыщенным, и, как ни странно, даже успокаивал.

— Могу тебя понять, — ответил я спокойно. — Многие предпочли бы верить именно в это, а не в то, что я смогу выкарабкаться, как это делал и раньше.

Крис фыркнул. Не усмешка — скорее, короткий смешок сквозь недоверие.

— Вивьен сказала, что встретилась с тобой лично. Я ей не поверил сразу. Думал, это какой-то трюк. Иллюзия. Возможно, даже ловушка наших противников. Только когда она описала как ты говорил и двигался, тогда я задумался.

Я налил себе, не отвечая. Добавил кусочек карамелизированного сахара. Стеклянный звон ложки о фарфор звучал особенно отчётливо в этой тишине.

— Значит, она всё же изменилась, — сказал я негромко. — Раньше не была столь наблюдательной.

— Ты тоже, похоже, изменился, — тихо отозвался Крис. — Ты выглядишь… спокойным.

— Это потому, что ты пока ещё не начал задавать тех вопросов, ради которых, скорее всего, сюда пришёл.

На короткое мгновение в его глазах мелькнуло то самое выражение, которое я помнил: не улыбка, не враждебность — скорее, азарт. Чуть-чуть. Он всегда чувствовал возбуждение, когда начиналась тонкая игра. Даже если пока никто из нас не знал, на чьём она будет поле.

Крис выбрал один из хрустящих хлебцев, намазал на него томатную пасту и медленно откусил. Без лишней суеты, без напряжения. Но пальцы на руке, державшей чашку, были слегка напряжены — я это заметил. И он понял, что я это увидел.

— Я не пришёл с вопросами, — проговорил Крис после паузы. — Пока нет. Я пришёл… чтобы увидеть тебя. Убедиться. И понять, что дальше.

— А что дальше? — я чуть склонил голову. — Ты должен решить сам. И поверь, от того, как именно ты это сделаешь, многое может зависеть.

Мы смотрели друг на друга через изящный стол, между блюдами и чашками, как два игрока, занявшие позиции на доске, но ещё не раскрывшие ни одной фигуры.

— Знаешь, — медленно начал Крис, — этот разговор оказался сложнее, чем я думал. Всё-таки… Мы ведь столетиями были уверены, что ты тогда погиб. И теперь, когда я вижу тебя перед собой… Мне сложно принять, что это, действительно, ты, Демиан. Сложно даже просто осознать. Как ты вообще выжил?

Я хмыкнул и сделал неторопливый глоток ароматного чая, не спеша с ответом.

— Крис, дорогой мой брат… неужели ты и, правда, думаешь, что я возьму и выложу тебе все свои секреты? — я слегка прищурился. — Ты же сам никогда не рассказывал о своих уловках — ни мне, ни кому-либо ещё. У каждого из первородных хватает тайн. Так что не пытайся развести меня на откровенность. Мы с тобой были не настолько близки.

— Да-да, понимаю, — отмахнулся он с лёгкой улыбкой, почти играющей. — Ты куда лучше общался с Вивьен, чем со мной… или, скажем, с Эйгором. Не говоря уж о Маркусе.

— Какие интересные имена ты вспомнил, — заметил я, покачав головой. — А про остальных братьев и сестёр ничего не хочешь сказать?

— Пока рано, — с загадочной полуулыбкой отозвался Крис. — Да и не думаю, что они тебя прямо заинтересуют. Жизнь разбросала нас по разным уголкам мира. Не все заняты чем-то… стоящим.

— Вот оно как, — вновь ухмыльнулся я. — Значит, ничем интересным.

Хотя я и не наводил справки, не так-то просто было понять, как это сделать, и стоит ли вообще. Но уже одно то, как проявили себя Маркус и Эйгор за это время, говорит о многом.

Первородные не могут оставаться незамеченными, особенно за столько веков. Просто не всё, что они делают, становится достоянием общественности. Многие вещи решаются в тени, в кулуарах. А последствия — ох, как заметны, только никто не догадывается, откуда они.

С учетом того, кем нас сделал отец и через какие тренировки все мы проходили, очень сомнительно, что кто-то из первородных мог долго удержаться в тенях.

Мы не были созданы для тихой жизни. Это уж точно.

Крис пока ничего не отвечал, просто продолжал наблюдать. Его взгляд был слишком внимательным, слишком прицельным — как будто он составлял обо мне досье, делал выводы, сканировал каждую мелочь: движения, тон, паузы. Я чувствовал, как он работает — почти механически, как опытный аналитик или психолог.

И в какой-то момент мне даже захотелось нарочно повести себя нехарактерно. Сделать что-то резкое, сбить ему настрой, сломать шаблон. Просто чтобы усложнить ему мысленный портрет. Но я удержался. Всё же это было бы… ребячеством.

— В любом случае, поговорить о наших братьях и сёстрах мы ещё успеем, — благожелательно улыбнулся Крис, всё так же глядя прямо мне в глаза. — А сейчас, думаю, стоит поговорить друг о друге.

Интересно. Я посмотрел на него внимательнее.

— Не то чтобы у нас не было тем для разговора — напротив, их было более чем достаточно. Но мы с тобой столько времени не виделись, что теряемся даже в базовых вопросах.

— Пять веков, если не ошибаюсь, — добавил он, словно между делом. — Может, чуть больше или меньше. Не так важно. Главное — многое изменилось. А ты… всё это время оставался в тени. Не проявлял никак себя. И теперь мне просто любопытно — где же ты скрывался, брат?

Я молча встретился с ним взглядом. Его поза была всё той же — расслабленной, уверенной. Крис сидел с видом человека, который контролирует ситуацию, ведёт беседу по собственному сценарию и, что самое неприятное, получает от этого удовольствие.

Отчасти мне даже хотелось стереть эту самодовольную ухмылку с его лица. Но я сдержался. Всё же, как ни крути, я был старшим. И по положению, и по силе. Мне не подобало действовать импульсивно, особенно сейчас.

Он был гостем. А я — хозяином этого дома. Дома, который сам укреплял после своего пробуждения, который сам напитывал магией крови — древней, забытой, редко используемой даже пять веков назад. Он был надёжной крепостью, скрытой от глаз всех, кому не следовало знать о моём возвращении и о козырях в моих рукавах.

Я мог позволить себе спокойствие. И потому ответил ровно:

— Да, многое изменилось. Но знаешь, Крис… меня больше интересует, почему все так легко поверили в мою смерть. После того, как мы восстали против Никлауса… Неужели никто даже не допустил мысли, что я мог выжить?

— Поверь, Эйгор до последнего в это верил, — спокойно отозвался Крис. — Но… твои останки исчезли. Мы пытались искать их — поначалу. Но безрезультатно. А потом стало не до того. Мы получили свободу, и, честно говоря, сами не знали, что с ней делать.

Он сделал паузу, затем продолжил, чуть тише:

— У отца осталось слишком много врагов. Они начали действовать сразу же, пытаясь урвать себе куски от его «наследия». Пришлось выживать. Не до поисков было.

— Даже ты сомневался, что мы одолели отца, — отметил я, чуть прищурившись. Все же эта недосказанность так и повисла в воздухе.

— Конечно, сомневался, — пожал он плечами. — Я думал, что это может быть ещё одна его проверка. Ты же сам знаешь, как он любил такие штуки. Психологические эксперименты, тесты на преданность, поведенческие ловушки. Он ведь нас растил как свои инструменты. Да и, в целом, первые года я ожидал, что он в любой момент объявится снова, чтобы отчитать нас.

— Не могу не согласиться, — кивнул я. — Он и, правда, любил нас «проверять». Вопрос в том, зачем?

— Думаю, у него были планы. Долгие, сложные, с запасом на десятилетия вперёд. Он никогда не делился деталями. Даже с Эйгором, хотя тот, как ты помнишь, разрабатывал ему немало схем и экспериментов.

Я опустил взгляд на чашку. Странно, конечно. При его методах мы вообще должны были погибнуть. Быть списанными как неудачные образцы. Но, видимо, у Никлауса, действительно, имелись другие приоритеты, и ему проще было воспитать нас в нужном ключе, чем начинать все с начала.

— Брат, — внезапно произнёс Крис, и в его голосе впервые прозвучала почти искренняя нотка, — тебе не кажется, что наш разговор… не клеится?

Я усмехнулся.

— Хотел сказать тебе то же самое, — ответил я. — Мы говорим вежливо, обтекаемо… будто встречались вчера. Но ты прав: прошло слишком много лет. Мы никогда не были особенно близки, чтобы это казалось естественным.

— Именно, — кивнул он. — Ты был отстранён. Ты держался особняком. Мы общались в основном с Эйгором, Вивьен… а ты всегда был на миссиях. На заданиях. Где-то вне круга.

— Это был выбор отца, не мой. Он держал меня в постоянной занятости. Не знаю, зачем. Возможно, хотел, чтобы я не сблизился ни с кем. Или просто считал, что так будет полезнее.

— А Вивьен, — продолжил Крис, — она сама по себе более открытая. С ней проще. Она умеет говорить… и слушать. С ней не чувствуешь, будто каждое слово нужно фильтровать.

— Согласен, — коротко сказал я.

Мы оба улыбнулись. Легко. Почти по-настоящему. Я подлил ему чаю, потом — себе.

Разговор, несмотря на все наши усилия, оставался натянутым. Мы оба делали вид, что хотим говорить искренне. Но между нами была не только пропасть из пяти столетий. Была пропасть характера. И разная память о прошлом. Я никогда по-настоящему не сближался с Крисом. Это он всегда тянулся к новым связям. Я же просто принимал факт — у меня есть братья и сёстры. Не более.

Отец, впрочем, тоже не оставил шанса. Он не давал мне времени. Не давал пространства. Не давал воли. Миссии, приказы, задачи — всё, чтобы держать меня в движении. Далеко от остальных. Далеко от дома.

— Итак, Крис, — спокойно произнёс я, сделав неторопливый глоток чая, — почему ты всё же решил нанести этот визит? Может, расскажешь?

Он улыбнулся — легко, но с тем оттенком, который выдавал нечто большее, чем простое любопытство.

— Если честно, — начал он, лениво обводя взглядом обстановку, — пришёл исключительно из собственного интереса. Сам понимаешь… про остальных братьев и сестёр у меня есть хотя бы отрывочные сведения. А вот ты — стал настоящей величиной неизвестной. Такой, которую сложно учитывать при любых раскладах.

— Вот как, — ухмыльнулся я. — Значит, уже прикидываешь, как сильно я могу помешать твоим планам?

— Ну что ты, Демиан, — рассмеялся он почти беззаботно. — Ты же столько столетий не вмешивался. И, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что вдруг решишь действовать столь же активно, как раньше. Конечно, я навёл справки. И понимаю, что за последние месяцы ты развернул довольно бурную деятельность. Видимо, решил возродить свою линию крови. Но… до этого ты ведь был в тени. Долгое время. Поэтому я и не думаю, что твоё возвращение станет серьёзной проблемой. Пока что.

Я не стал сразу отвечать. Просто вновь взял чашку, сделал глоток — и продолжал смотреть на него поверх фарфора.

Крис, безусловно, пытался прощупать меня. Понять, что стало причиной моего возвращения. Почему я так долго молчал, и почему именно сейчас начал действовать. Он перебирал варианты: может, я просто изменил образ жизни. Может — просто «всплыл», не преследуя особых целей. А может… мои действия — часть чего-то большего.

И ему это хотелось выяснить, но и спросить напрямую, чтобы получить честный ответ, тоже не получалось.

С его точки зрения, у меня было две модели поведения. Первая — мне, действительно, было плевать на всё происходящее в мире на протяжении пяти веков. В этом случае моя недавняя активность — просто смена ритма. Возможно, временная. Вторая — я по каким-то причинам не мог действовать всё это время. И теперь, когда обстоятельства изменились, начал набирать влияние. А значит, мог представлять опасность.

Что ж, он был не так уж далёк от истины.

Да, я уже начал оказывать влияние на регион. И это было видно. Род Кол стал сильнее. Род Кладис — уничтожен. Моя знакомая ведьма и её ковен заняли более выгодные позиции благодаря моей поддержке. Всё это — всего за несколько месяцев после пробуждения.

Так что его опасения — не беспочвенны. Но, как и следовало ожидать, Крису не хватало одного важного фрагмента: понимания, почему я всё это время молчал.

А ведь я и сам бы не поверил, если бы кто-то сказал, что один из первородных провёл пять веков в целительском сне. Мы ведь создавались для другого — для действия, давления, результата. Для того чтобы быть оружием, а не исчезать на столетия.

Хотя… за столько лет свободы взгляды на жизнь могли измениться. Даже у нас.

Так что я лишь продолжал наблюдать за ним, давая понять: ты можешь пытаться понять меня, брат, но сегодня ты не получишь ни одного прямого ответа.