Путь за горизонт

Глава 8. Мрачное торжество.

Одобрительный хохот разносился сквозь вечернюю прохладу. На просторной поляне, в самом сердце лагеря, разбитого экспедиционным корпусом, военное командование отмечало одержанные сегодня победы. Седовласый генерал армии Димитрий Коллионис восседал в центре длинного стола, драпированного красивой скатертью из красного бархата, точно король на пиршестве в его же честь. 82-летний военачальник выглядел лет на двадцать моложе своего реального возраста благодаря подтянутому телу, красивому мужественному лицу и неугасающей бодрости духа. Он носил яркую форму цвета лазури, увешанную медалями и орденами самой различной формы и величины. Аксельбанты изящными плетеным узором струились по диагонали от плеча до пояса, сливаясь с густой бахромой правого эполета. Воротник мундира сиял мозаикой из золота и целой россыпи бриллиантов, отражавших приглушенный свет расставленных по периметру уличных светильников.

Справа от главы экспедиции устроился его заместитель, генерал-майор Люциус Стролл. Его внешний вид в полной мере соответствовал тому, как должен выглядеть эллиадский Почетный гражданин, — ярко-синяя форма в сочетании с золотыми украшениями, отражающими богатство и знатность. Впрочем, он заметно уступал своему командиру многообразием знаков отличия. Люциус Стролл, этим утром возглавивший меньшую часть экспедиционного корпуса, успешно справился с возложенной на него задачей и вернулся с пятью сотнями аборигенов, обитавших в поселении к северо-западу от изначального маршрута экспедиции.

По левую руку от Димитрия Коллиониса, откинувшись на спинку стула, сидел генерал-майор Эрих Бергман — глава бронетанковых сил экспедиции. Двухметровый рост, могучее телосложение и грозный взгляд темных глаз внушали трепет и уважение не только подчиненным, но даже генералитету. В свои пятьдесят два года он по-прежнему отличался завидной силой и выносливостью. Эрих Бергман и его семья удостоились статуса Почетных граждан после окончания войны с Остеррианским союзом. Впечатляющим возвышением он обязан собственным выдающимся достижениям и лишь толике удачи. Семь лет назад в одном из самых кровопролитных сражений на территории Телезии он, возглавляя танковую дивизию, спас жизнь и честь генерала армии Эленбурга, попавшего в окружение врага. Именно этот эпизод и без того звездной военной карьеры принес ему всеобщие славу и почет. Только тогда о нем заговорили в высших кругах эллиадского общества. Сразу после войны Эленбург лично приставил нового героя Республики к награде и поспособствовал тому, чтобы он получил повышение до бригадного генерала, а семья Бергман заняла место среди Почетных граждан. Во всей экспедиции насчитывалось всего пятеро Почетных граждан, трое из которых в этот момент, включая самого Бергмана, сидели за одним столом. Однако со дня получения титула, в отличие от своих жены Софии, двадцатилетнего сына Эрвина и одиннадцатилетней дочери Луизы, он так и не смог почувствовать себя одним из представителей эллиадской знати. Ему был совершенно чужд роскошный, праздный образ жизни точно так же, как и позолоченный мундир цвета небесной лазури. Дорогие балы, постоянные сплетни и пустая светская жизнь Центрального района столицы никогда его не интересовали. Он уважал людей за поступки, а не за богатство и унаследованные титулы.

Генерал Коллионис упражнялся в красноречии, бахвалясь неисчерпаемыми подвигами, совершенными за шестидесятилетнюю военную карьеру. Словно актер в театре, он размахивал руками, обводя собравшихся на торжестве взором неестественно-синих глаз. Его вступительная речь затянулась на несколько минут. Эрих Бергман даже не пытался слушать бессмысленную болтовню. В нем закипала ненависть к этому тщеславному старику, едва он вспоминал сегодняшнее сражение с мятежниками. Генерал Коллионис без всякого предупреждения изменил разработанный им план наступления и пустил легкие отряды «Гончих» в авангарде без должной артиллерийской подготовки и прикрытия пехотными подразделениями, что повлекло за собой ненужные жертвы. Он не желал запятнать себя бесчестьем и пытался воспрепятствовать приказу об истреблении поверженных и плененных мятежников, однако его проигнорировали, будто какого-то мальчишку-кадета.

Эрих Бергман редко пересекался с Коллионисом по службе, но все же запомнил его совсем другим человеком — здравомыслящим, внимательным к чужому мнению и компетентным в военных вопросах. Что же так переменило легендарного генерала? Он оглядел собравшийся на празднике тщеславия высший офицерский состав. Половина сидевших за столами старалась изображать на своих лицах интерес, некоторые даже заискивающе поддакивали неумолкающему главе экспедиции. Другая половина офицеров только и ждала окончания речи, чтобы быстрее насладиться остывающим ужином.

Празднество охраняла служба безопасности генерала Коллиониса. Облаченные в бронекостюмы темно-синего цвета бойцы рассредоточились по периметру отведенной под отдых командования поляны. Позади командующего экспедицией стоял глава его личной гвардии Виктор Сарек — лысый широкоплечий гигант с бледным лицом, покрытым шрамами. На его плече выделялась нашивка с родовым гербом Коллионисов — мечом в руке, окруженным лучами света. В темных глазах этого великана, почти не уступавшего ростом Бергману, читалась непоколебимая готовность свернуть шею любому, кто посмеет пойти против его господина.

Наконец речь генерала Коллиониса подошла к концу, и усталые офицеры с нетерпением принялись за еду и напитки. Бергман первый раз в жизни видел, чтобы во время военной экспедиции кто-то организовывал пиршество, достойное королевского двора. Столы ломились от изысканных яств из личных запасов Коллиониса. Жареные гусь, индейка, красное мясо вепря, копченый лосось, ягоды и фрукты всех цветов радуги, причудливые десерты, шампанское, красные и белые вина, водка и коньяк — все это и многое другое с трудом умещалось на длинных дубовых столах. Ароматы мяса и рыбы переплелись с запахами вин и экзотических фруктов, создавая непередаваемую гастрономическую идиллию. Словно околдованные, гости с наслаждением поглощали блюда одно за другими. Несмотря на дурное настроение, Бергман не отказывал себе в еде и даже осушил пару бокалов рубинового вина, сохраняя при этом трезвость рассудка.

На улице темнело. Мягкое желто-оранжевое сияние уличных светильников окрашивало поляну в приятные для глаз оттенки, подобные естественному солнечному свету. Седовласый генерал с бокалом шампанского в правой руке плавно поднялся со своего места.

— Мои дорогие братья по оружию, настало время для тоста! — Офицеры встали и подняли бокалы. — Сегодня лишь начало нашего великого шествия за пределы благословенной Республики Эллиад, колыбели новой цивилизации. Впереди нас ждет грандиозная миссия, посильная только нам! Ради будущего нашей славной Родины мы должны принести все необходимые жертвы и, если потребуется, без колебания отдать и наши собственные жизни. Без жертв не бывает побед. Только пламя очищения спасет и возродит Великую Мать человечества — Республику Эллиад. Грядет час очищения!

Лица офицеров приобрели недоуменно-взволнованное выражение, отовсюду стали доноситься перешептывания.

Что он несет? Какой еще час очищения, какие жертвы? Старик совсем выжил из ума?

Всматриваясь в окаменевшее лицо Коллиониса, Бергман заметил неладное. Командующий экспедицией замер с приоткрытым ртом, в обычно сияющих уверенностью ярко-синих глазах отражались страх и сомнение, будто у немощного старика или потерявшегося ребенка.

— Ваше Превосходительство, мне кажется, ваши слова могли неверно истолковать, — со стула медленно поднялся Люциус Стролл.

Он звучал монотонно, даже убаюкивающе. Его странные глаза походили на осколки голубого мрамора, мышцы на узком лице во время разговора оставались неподвижными, шевелились только его бледные губы. Он осторожно прикоснулся к плечу Коллиониса, и тот, как по щелчку пальцев, вышел из оцепенения, вернувшись к своему прежнему состоянию.

— Да, господа, о чем это я... не обращайте внимания, всего лишь идеалы истинного эллиадского патриота с жаром прорываются наружу, — в шутливой манере произнес Коллионис, но никто не засмеялся. — Давайте-ка лучше этим прекрасным вечером поднимем бокалы за талантливых и мужественных командиров нашей экспедиции. Особенно я хочу отметить моего верного заместителя и выдающегося военачальника, генерал-майора Люциуса Стролла! — Коллионис повернулся к своему протеже, тот почтенно склонил голову. — И не менее сиятельного командира, храбрейшего главу бронетанковых сил экспедиции, генерал-майора Эриха Бергмана! Благочестивые жертвы ваших отважных бойцов принесли нам эту победу. Выпьем же за командиров и успех экспедиции!

Бергман никак не отреагировал на тост, хотя произнесенные слова укололи его больнее любого клинка.

Спустя пару часов неуместное торжество закончилось, и генерал-майор Бергман направился в свой мобильный штаб. Он проходил по узкой тропе мимо палаток, когда его окликнул знакомый голос.

— Ваше Превосходительство! — Из сумрака показалась высокая тень. Едва первые лучи света упали на стройное лицо мужчины, Бергман узнал в нем командира экспедиционного отряда «Рыцари черного орла».

— Майор Эрхарт, слушаю вас.

— Ваше Превосходительство, у меня есть важная информация, способная повлиять на исход всей экспедиции.

В этот миг на небе расступились облака, и мир залило красное зарево заходящего солнца.

***

На окраине экспедиционного лагеря раскинулось безмятежное поле ярко-желтых цветов. Завораживающее зрелище наполняло сердце Беллы теплом детских воспоминаний, проносившихся перед ее глазами, точно мимолетный, но бесконечно счастливый сон. Перед тем как перебраться в столицу Телезии ее семья жила среди живописных лугов и голубых озер аграрного региона павшей страны, где когда-то росли солнечные и жемчужные тюльпаны. Багряные лучи проникли сквозь облачную прореху сразу над линией горизонта и окрасили россыпь желтых цветов в алый оттенок.

— Я и не думала, что когда-нибудь стану свидетелем такого чуда, — затаив дыхание, произнесла Майя.

— Невероятный вид, но не кажется ли он вам немного… зловещим? У меня на родине называли багровый закат «кровавым» и считали дурным предзнаменованием. Хотя его мало кто видел вживую, — Стефан окинул товарищей взглядом.

Ему ответил Юлиан, чьи волосы сияли, подобно рубину, освещаемому прямыми потоками света:

— Я видел, один раз. Некоторые из нашей кочевой общины верили, что красный закат к ветреной погоде, а другие — что тот пророчит кровопролитие. Все они ошибались.

Марко раздраженно вздохнул и закатил глаза:

— Точно, люди любят болтать всякую чушь, но только не думать головой. Как закат может предсказать что-то плохое или хорошее? Природе нет никакого дела до нашей мелкой возни. А вот версия с ветром уже звучит правдоподобнее: ветреную погоду можно предположить по состоянию воздушных масс и дисперсии света. Вместо того чтобы слепо верить в бредовые приметы, лучше потратить время с пользой и обратиться за знаниями к науке. По-другому истину не откроешь.

— Охо-хо, старина, не нужно всегда быть таким серьезным, — Дариус толкнул парня с густыми бровями локтем.

— Все нормально. После разговора с Марко каждый раз становишься чуточку умнее, — улыбнулся Стефан.

Будто ведомая силой притяжения небесного светила, Белла сделала шаг навстречу багровому сиянию:

— На вашем месте я бы получше запомнила этот закат. Сколько бы их ни ждало нас впереди, ни один из них уже не будет прежним.

За ее словами последовала минута тишины, которая подошла к концу, когда сияющий обруч красного света вновь утонул за линией горизонта.

— Пора браться за ужин, — себе под нос проговорила она.

— Стой. Сегодня наша с Дариусом и Марко очередь готовить, — остановил ее Юлиан.

— Хорошо, но я все равно буду помогать вам, иначе кто знает, как все обернется… — все в отряде отлично понимали, к чему она клонит.

— Да ладно вам, разве все настолько безнадежно? — возмутился Дариус.

Юлиан и Марко никогда не считались выдающимися поварами. Оба готовили хоть и заурядную, но, по крайней мере, съедобную пищу. Однако в случае с Дариусом дела обстояли гораздо хуже. Даже неприхотливые в еде Вольные в холодном поту вспоминали его прошлые кулинарными творения, однако сам он, кажется, обладал способностью переварить все, что попадало к нему в желудок, при этом полностью игнорируя вкусовые качества пищи. Услышав, что в готовке будут помогать Белла, Стефан и Майя, остальные ребята выдохнули с облегчением.

Как и прежде, под открытыми небом танцевало пламя костров, на тлеющих углях варилась аморфная масса, в которой при желании можно было разглядеть мясное рагу с овощами. Вот только вместо вчерашней атмосферы беззаботного веселья в воздухе витал горький аромат печали. Раду, тучный юноша с озорными карими глазами, телосложением напоминавший неуклюжего медвежонка, и Фабьен, находчивый, но ленивый парень с лощеными черными волосами, этим вечером еще не вымолвили ни слова. Их приятель и товарищ по азартным играм, Алекс, щуплый семнадцатилетний паренек с кроличьими зубами, не пережил сегодняшнее сражение. В одно мгновение он обратился в прах от прямого попадания артиллерийского снаряда. Никто среди юных Вольных не ожидал, что в первой же битве отряд «Молот» недосчитается пятерых бойцов. Весь день Белла ощущала тяжесть в груди, будто ее сердце заключили в железные тиски. Она хотела бы высвободить его, но не могла позволить таившейся внутри тьме вырваться наружу. Когда она потянулась к поварешке, чтобы перемешать содержимое котелка, ее руку задрожала. Попав под артиллерийский обстрел, она думала, что погибнет, но везение стало ее спасением. Белла провела пальцами по золотистым прядям, дрожь ослабла, а затем она вновь принялась перемешивать рагу. Чтобы предотвратить гастрономическую катастрофу, Белла взялась помогать с готовкой Дариусу, но на деле опять примерила на себя роль повара.

Попробовав варево, Марко Анжело воскликнул:

— Талантище! Растешь на глазах!

Коренастый юноша нахмурился, а Джино похлопал его по спине:

— Знаешь, даже если у тебя не получится стать физиком, из тебя выйдет замечательный повар. Задумайся-ка над этим.

Марко помотал непропорционально крупной головой:

— Ну уж нет, кормите себя сами. А я сыт вами обоими по горло.

Невысокий парень ушел, оставив братьев-близнецов позади. Те синхронно пожали плечами.

Пар горячих блюд и яркое пламя костров наконец начали развеивать тень горести и скорби. Салли, в одиночестве скрывавшийся в вечерней мгле, присоединился к компании, когда его позвал Стефан. Похоже, он до сих пор корил себя за то, что рано выбыл из боя, пока его товарищи продолжали сражаться. Периферическое зрение Беллы уловило вдали затененный мужской силуэт. Он шел по одной из мрачных троп, которые, подобно магистралям, связывали удаленные участки лагеря. Она сразу вспомнила лейтенанта Теоса Галиана, с кем случайно столкнулась прошлым вечером, однако в этот раз таинственной фигурой, проходившей мимо, оказался офицер военной полиции. Мужчина в фуражке и с красной полосой, пересекавшей левое плечо кителя, обвел взглядом членов отряда «Молот» и опять скрылся в сумраке. Белла знала, что военная полиция, как и охрана в коррекционных лагерях, не лезет в дела Вольных до тех пор, пока те не представляют опасности для граждан и Жителей, не пытаются сбежать или поубивать друг друга.

До встречи с лейтенантом Галианом ей ни разу не приходилось вести неформальную беседу с гражданином. В коррекционном лагере полноправные эллиадцы занимали только руководящие посты, вроде коменданта и директора школы, где Вольные проходили шестилетнее обучение, или начальника мануфактории, в которых трудились обитатели коррекционных лагерей. Каждый раз, когда она имела дело с гражданами, к ней обращались приказным тоном. Как ни странно, Теос Галиан показался ей совершенно другим. Он общался с ней на равных, словно между ними не было пропасти в социальном положении, проявлял к ее персоне искренний интерес и уделял внимание, которым она редко удостаивала саму себя. Необъяснимое волнение зарождалось внутри, когда она вспоминала эту встречу.

Белла сидела рядом с костром. На страницах старого бумажного альбома с потертой черной обложкой были записаны пять имен погибших товарищей, под тремя из которых виднелся детализированный портрет, выполненный карандашом.

— Не дело это все, столько ребят полегло, почти как на войне, — послышался хриплый голос старшего сержанта Джерарда Лукиана. — Но рисунки — загляденье, мне бы так уметь.

На грубом лице светлыми отметинами выделялись многочисленные шрамы, а густые усы придавали командиру взвода еще большей серьезности. Выглядел он как сорокалетний мужчина, но поговаривали, что ему едва перевалило за тридцать.

— Спасибо, — в грустных сапфировых глазах Беллы вспыхнула искра благодарности. — Я надеялась, что ужасы прошлой войны никогда не повторятся. Хоть тогда я была еще ребенком, но до эвакуации успела насмотреться на полыхающие улицы Тираса и погребенные под завалами тела. Страшно представить, каково пришлось вам, кого первыми бросали в бой, и как много людей погибло…

— В Телезии мы сразу угодили в самое пекло. Удивительно, что хоть кто-то из нашего отряда «Василиск» пережил войну.

— Вы что-нибудь сохранили на память о товарищах?

Лукиан хмыкнул, задумавшись на пару секунд:

— Вещей у них почти не было. А чтобы сделать что-то памятное своими руками, еще уметь надо. Художников среди нас и близко не было, только вояки да повара-любители, а я вообще не тот и не другой. Моих способностей хватает только чтобы нарисовать человечка из палочек и кругляшков. Денег тоже по нулям. Поэтому на красивые портреты, как и на нормальные могилы, рассчитывать не приходилось. Но нас это не остановило. Мы с парнями приглядели подходящий валун на окраине северо-восточной базы при Мартене, где служили после войны, и высекли на нем имена погибших. Конечно, красотой там даже и не пахло, но все равно получилось что-то вроде надгробия для братской могилы. Наверное, все еще стоит. Давно там не был. Как дослужился до Жителя, меня сразу перевели на северо-запад.

— Старший cержант Лукиан, почему вы не ушли со службы после того как стали Жителем Республики?

Суровый командир взвода потупил взгляд:

— Дико, наверно, смотреть на такого, как я, вашими глазами: повезло выжить на войне, отслужил целых тринадцать лет, получил статус Жителя, о котором все наши только и мечтают, но так и остался на цепи. Что я могу сказать… своим привычкам не изменишь. Бойцовый пес вроде меня только и знает, как лаять да кусаться.

В ту же секунду Белла пожалела, что открыла ящик Пандоры. Грустные бездонные глаза Лукиана вдруг напомнили ей учителя из коррекционного лагеря, который присматривал за ней и другими детьми, ограждая их от окружающей жестокости.

Не дожидаясь ее ответа, Лукиан продолжил:

— Когда тебе знакомы только война, жизнь за высокими стенами, ежедневная муштра, койка казармы или спальный мешок палатки... в итоге все это становится частью тебя. Тем, кто ты есть.

— Вы хороший человек, даже годы войны и тяжелой службы вас не изменили. Это внушает всем нам надежду, — Белла улыбнулась, глядя на засмущавшегося Лукиана. В его темных глазах появился нетипичный для бывалого солдата блеск.

— Вы ребята толковые, у вас еще все впереди. Держитесь друг друга и не повторяйте моих ошибок. Получил свободу — имей храбрость ею воспользоваться.

Слезы подступили к горлу. Единственное, что было в ее жизни, — наследие сестры и товарищи, о которых она заботилась. Если обрушатся и эти два столпа, не падет ли она сама? Белла собиралась поблагодарить старшего сержанта Лукиана за напутствие, но ее опередил резкий выкрик Дариуса, запрыгнувшего на дряхлый пень.

— Внимание, внимание! Я знаю, что сегодня у многих паршиво на душе. Мы потеряли многих ребят. Но если бы они сейчас видели наши кислые рожи, то и сами впали бы в уныние. Поэтому давайте отдадим им должное и проведем остаток вечера так, чтобы и они, и мы улыбались. Тем более у нас есть для этого подходящий повод. Кто не в курсе, сегодня этому красноголовому парню исполняется восемнадцать лет, — парень с бронзовой кожей указал пальцем на стоящего слева от него Юлиана.

Толпа Вольных разразилась потоком поздравительных возгласов. Из оживленного галдежа, походившего на спор в бараках коррекционного лагеря, получалось разобрать лишь обрывки фраз. Впрочем, большего и не требовалось, доброжелательные улыбки в тот миг говорили гораздо красноречивее любых слов.

Старший сержант Лукиан произнес:

— Все заслуживают передышки, чтобы проститься с товарищами, все время от времени опускают руки. Это нормально, но…

Белла довершила фразу:

— Потом нужно найти в себе силы, чтобы вновь подняться и сделать шаг вперед.

Лукиан кивнул, а Белла устремилась к парню с рубиновыми волосами. Она обняла Юлиана и поздравила его с днем рождения, как и многие другие. Державшиеся обособленно ветераны во главе с капитаном Хорстом тоже подошли, чтобы присоединиться к чествованию именинника. На лице Юлиана возникла сдержанная улыбка. Даже учитывая, что Белла с дюжину раз безуспешно пыталась выспросить у Юлиана, когда у него день рождения, ей стало неловко. Она считала его своим другом, но не знала, что у него сегодня праздник.

Когда ажиотаж стих, Дариус достал из-за спины сверток грязно-серой ткани и тут же его развернул. Внутри лежал богато украшенный кинжал. На блестящей серебристой рукояти красовалась потертая золотистая гравировка в виде парящего ястреба. Гарду оружия покрывал замысловатый узор, напоминавший созвездия на небе, рядом виднелась пара пустых гнезд, куда, по всей видимости, раньше вставлялись драгоценные камни. Острое лезвие имело легкий изгиб и утончалось ближе к концу. Золотистого цвета ножны также являлись частью роскошного подарка, явно заслуживавшего отдельного места в музее военной истории. Изумленные взоры жадно впились в смертоносное произведения искусства, стараясь разглядеть его поближе.

— Спасибо. Где ты его достал? — Юлиан пристально посмотрел на друга.

— Это боевой трофей. Мятежникам он уже не пригодится, поэтому я предусмотрительно забрал его с собой из развалин их городка. Честно говоря, я хотел оставить это сокровище себе и подарить тебе что-то попроще, но ладно, так уж и быть, — Дариус махнул рукой.

— Откуда такой кинжал у мятежников? Он мог принадлежать только гражданам, причем самым богатым.

— Понятия не имею, может, ограбили кого-то или с трупа толстосума эллиадского сняли. Да и кого это волнует. Я тот, кто нашел эту дорогую игрушку, — значит, она стала моей, а теперь и твоей. Все просто.

Юноша с рубиновой шевелюрой кивнул, вложил кинжал в ножны и спрятал их за пояс.

На исходе вечера единая толпа Вольных распалась на группы помельче. Белла, Юлиан и Дариус решили устроиться возле чахнущего костра, где уже сидели Стефан и Майя. Белла остановилась за их спинами, но внезапный, точно удар хлыста, оклик Дариуса заставил самозабвенно беседовавшую парочку вздрогнуть и обернуться.

— Мы вам случайно не помешали? — с ехидной улыбкой спросил черноволосый здоровяк.

Пока Стефан и Майя неловко отнекивались, Белла и двое парней подсели к костру. Налетел колючий ветер, пронзавший тонкую ткань военной формы, будто дыхание далекой зимы.

— Уф, так резко похолодало, — запричитала Майя.

— Ты всегда найдешь на что пожаловаться. Первым, что я от тебя услышал, была жалоба на то, какой на улице ужасный ветер, — ответил ей Дариус.

— Нет, неправда! — надула щеки Майя. — Если ты слышишь только плохое, не стоит ли задуматься, что проблема заключается в тебе? Вообще-то тем вечером, когда нас привезли в тренировочный лагерь, мы все чуть не задубели. Еще скажите, что не помните. Я вот никогда не забуду стук зубов Стефана, который было слышно даже в конце строя!

— Почему сразу я?! Непонятно, кто из нас всех громче стучал зубами, может, это ты? — улыбаясь, Стефан повернул голову к кудрявой девушке.

— Это все мелочи. В целом, это были приятные шесть месяцев. Днем нам приходилось несладко, но зато по вечерам мы вместе собирались в комнате отдыха. Все было бы хорошо, если бы не то, что произошло с Селимом, — мрачное воспоминание, подобное стреле, пронзило разум Беллы.

— Мы не спасли его, а сегодня потеряли и Софию. Он ведь тогда заступился за нее. Получается, все было зря...

Юлиан оборвал Майю:

— Нет смысла себя в этом винить. Никто из нас не всесилен и не способен повлиять на прошлое, но разве мы не извлекли из него урок? Разве участь Селима не подтолкнула нас дать обещание?

— Да, его жертва не была напрасной, — согласилась Белла.

Златовласая девушка взглянула на Юлиана. Казалось, будто его разноцветные глаза смотрят прямо на нее, но потом она осознала, что их взор устремлен вглубь минувших дней.