Путь за горизонт

Глава 30. Другой мир.

Гладкую асфальтовую дорогу освещала, казалось, бесконечная линия фонарных столбов, уходившая вглубь шелковистой равнины. В десятом часу вечеру по трассе ехала длинная колонна армейских грузовиков, одна часть из которых принадлежала Республике Эллиад, а другая — Вестландскому Альянсу. В кузове одной из них находились выжившие бойцы из отрядов «Гром» и «Молния».

Тремя часами ранее вооруженные силы Вестландского Альянса провели спасательную операцию, вырвав остатки экспедиционных войск из лап смерти. Как только подкрепление из союзной страны прибыло на поле боя, остеррианцы немедленно отступили. Зону спасательной операции взяла под контроль исполинская летающая крепость вестландцев, фантастический вид которой побуждал Беллу усомниться в том, что она все еще находится в мире живых. Конвой из причудливых многоствольных танков и бронемашин сопроводил членов экспедиции до пограничной базы Вестландского Альянса, где раненым оказали медицинскую помощь, а остальным раздали воду и сухпайки. Затем члены экспедиционного корпуса воссоединились с командованием своих подразделений и по просьбе вестландцев сдали оружие и устройства связи, М-линк. После переклички выяснилось, что численность отряда «Молния» сократилась до 15 человек.

Среди тысяч эллиадских солдат и офицеров и координировавших их вестландских военных в форме песочного цвета, сгрудившихся на огороженной территории военной базы, которая едва умещала такую толпу, Белла заметила Теоса. Им удалось поговорить всего минуту, но даже произнесенные за столь короткое время слова потрясли ее истощенный и скорбящий разум. Она и представить не могла, что Теос вызовется участвовать в танковом сражении, где шансы на выживание были ничтожно малы, но затем у нее на душе просветлело от осознания того факта, что он пережил сегодняшний день. Их общение оборвалось внезапным объявлением генерал-майора Бергмана, оно транслировалось на всю военную базу через громкоговорители. Командир экспедиции, к удивлению многих, по-прежнему живой и почти невредимый, сообщил, что пограничная база не может разместить всех членов экспедиционного корпуса, поэтому впереди их ждет двухчасовая дорога к центральной базе Южной провинции Вестландского Альянса.

Издавая тяжелые вздохи и с трудом переставляя ноги, эллиадцы распределились по армейским грузовикам и отправились к новому месту назначения. Но перед этим Белла и ее товарищи загнали «Гончие» на грузовую платформу, предназначенную для перевозки военной техники по железной дороге. Сейчас она созерцала утопавший в тени мир через маленькое окошко в кузове грузовой машины. Желтый свет фонарей пронзал узкие, точно бойницы в крепостной стене, пуленепробиваемые стекла, бросая ритмические отблески на людей в коричневой форме, неподвижных и молчаливых, точно горстка мертвецов, которые наконец обрели вечный покой в склепе на колесах. Справа от нее клевал носом Марко, напротив похрапывал Дариус, повалившись на бок. Лишь крепкое плечо сомкнувшего веки Юлиана удерживало того от падения. Белла повернулась к Стефану, сидевшему слева от нее.

Залитые кровью голубые глаза светловолосого парня были направлены вниз. За всю дорогу на его худом лицо не шевельнулся ни единый мускул, будто его покинуло все тепло жизни, и он застыл изнутри. Белла разделяла страдание и скорбь, что парализовали его тело и душу.

Майя погибла, когда над театром ужаса и смерти уже опускался занавес. Ее жизнь забрал ракетный залп, прикрывавший отступление остеррианцев. Белла с болью вспоминала, как Стефан подбежал к «Гончей», охваченной огненным заревом, как прокричал имя той, кто заставляла его сердце трепетать в груди с момента их первой встречи, и как Юлиан оттаскивал его обратно к танку, подальше от губительного воздействия радиации.

Девушка аккуратно прикоснулась рукой к плечу Стефана и дала ему знать, что они рядом, и он всегда может на них положиться. Юлиан, переставший храпеть Дариус и Марко украдкой наблюдали за реакцией безутешного товарища. Прошло несколько секунд, прежде чем Стефан подал первые признаки жизни. Он медленно повернул покрасневшие глаза в ее сторону и молча кивнул. Его голова поникла, точно выгоревшая свеча. По телу Беллы, точно озноб при лихорадке, пронеслась леденящая дрожь. Она обхватила себя руками. Изможденный рассудок будто наяву видел еще источавшее жизненный свет лицо Майи, ее темно-зеленые глаза, черные кудрявые волосы и... вновь и вновь воспроизводил страшные мгновения ее смерти. Пытаясь отмести мрачные мысли, она повернулась обратно к окошку.

Вскоре трасса привела вереницу машин к обители цивилизации. Чем ближе подъезжала колонна, тем внушительнее и красивее выглядел озаренный светом город. По мере приближения все четче виднелись типичные для этих краев старинные каменные постройки, окрашенные в белый, кремовый и желтоватый цвета. В глубине поселения к небу тянулись две остроконечные башни. На въезде в город красовалась большая зеленая табличка, написанные на ней золотые буквы складывались в название Верона. Для Беллы стало неожиданностью, что военные машины не отправились в объезд, а продолжили движение прямо по оцепленной магистральной улице.

Несмотря на поздний час, по жилам города все еще текла жизнь. Все сидящие в кузове, за исключением Стефана, прилипли к щелевидным оконцам, зачарованные совершенно чуждым для них видом. Люди, прогуливающиеся по мощеным тротуарам, останавливались, чтобы поглазеть на колонну армейских машин. Причем, военную форму, стиравшую индивидуальные различия, носила лишь тонкая полоска солдат, ограждавших людей мира от людей войны. Одежда горожан, напротив, пестрила разными оттенками цветовой палитры: от деловых рубашек и брюк до ярких футболок и шорт. Дети и подростки изумленно смотрели на военный парад в компании молодых родителей и дремучих стариков. Даже через толстую стенку кузова до Беллы доносились отголоски внешнего галдежа. Почти каждое здание здесь веяло стариной, поэтому не вызывало сомнения, что эти каменные стражи повидали за свою длинную историю, как рождаются, любят, страдают и отдаются в объятья вечности десятки поколений горожан.

Внимание Беллы приковал элегантный дом, опускавшийся на брусчатый тротуар изящными колоннами. Возле него собралась целая толпа оборванцев. Военные и, по всей видимости, местные полицейские пытались отогнать нищих подальше от многолюдной улицы. Вот на глаза ей попалась аккуратно подстриженная лужайка, а чуть дальше виднелся белоснежный собор с темным куполом и распятием на вершине. По соседству ввысь устремлялась башня костяного цвета, которую она приметила еще издалека. Ее освещал холодный свет прожекторов.

Их армейский грузовик проехал еще немного, и перед взором уже предстал маленький пруд, окруженный дорожкой из каменных плит и деревянными скамейками. Там собралась большая толпа рабочих в потертых робах с транспарантами и плакатами с непонятными Белле надписями и символом в виде красной звезды, концы которой были окрашены в цвета различных флагов. Кричащих протестующих теснили щитами и колотили дубинками отряды людей в черной форме и шлемах.

Все казалось Белле чужим, но в то же время странно знакомым. На параллельной улице, цепляясь металлическими усами за навесные провода, по рельсам проскользнул зеленый трамвай. Увиденное медленно затягивало ее в прошлое, а точнее, в те далекие времена, когда она жила с родителями и старшей сестрой в столице Телезии, Тирасе. В памяти всплывали размытые песками времени образы оживленных городских улиц, стук проезжающего по рельсам трамвая цвета луговой травы, летний зной и приятная вечерняя хладь. Люди запомнились ей счастливыми и беззаботными. Так ли это было на самом деле или же мир прошлого лишь представлялся ей таким, каким она видела его через призму счастливой детской наивности? Она не желала знать правду.

За идиллическими образами минувших дней следовали картины страха и разрушения, которые она больше никогда не хотела вспоминать. День сменился ночью, а мирная жизнь — войной. Леденящий кровь вой сирен предшествовал граду снарядов, превращавших возрождающуюся цивилизацию в безобразные руины, а хрустальный замок надежд — в мириады осколков отчаяния. Все это сотворили люди, которых она никогда не знала, как и они не знали ее. Тем не менее, они разрушили ее дом и ее жизнь. Это были и остеррианцы, и эллиадцы. Обе стороны прикидывались праведниками, но за сияющей маской добродетели скрывали хищный оскал. Как только ее вместе с семьей эвакуировали в Республику Эллиад, «спасители» заточили их в коррекционные лагеря, заклеймив дикарями. Несмотря на это, она все еще не только верила в свет, полученный в дар от сестры, но и стремилась нести его людям.

Колонна въехала на широкий каменный мост из красного камня, с виду новый, но выполненный в старинном стиле. По ту сторону реки на их пути встретились два больших рекламных экрана. Белла не понимала местного языка, но могла прочитать названия — «ElioresCorp» и «LarionGroup», — пусть и не знала, что за ними скрывается.

Тяжелые веки сомкнулись сами собой. Когда она открыла глаза, вереница грузовиков уже подъезжала к военной базе, чью территорию ограждал высокий металлический забор.

***

Алан добирался до границы Альянса вместе с полковником Годвином, а уже после того, как попал в союзное государство, воссоединился с Теосом и генерал-майором Бергманом, при встрече с которым Годвин едва не прослезился. Из шести тысяч солдат и офицеров сражение в Удине пережили лишь жалкие две тысячи человек, причем многие из них были истощены и ранены. Еще семь с половиной тысяч членов экспедиции добрались до Вестландского Альянса с эвакуационной колонной.

Однако эйфория от чудесного спасения длилась недолго. Высокопоставленный офицер разведывательного управления и координатор взаимодействия между Вестландским Альянсом и экспедиционным корпусом полковник Вивьен Элиорес, встретившая войска экспедиции на границе, сообщила генерал-майору Бергману о начале войны между Остеррианским Союзом и Республикой Эллиад. Нахмурившись, Бергман сразу же принялся изучать предоставленную ему информацию. Полковник Годвин вмиг помрачнел и всю дорогу до Вероны участвовал в обсуждении ситуации на эллиадском театре боевых действий. Присутствовавший при этом Алан вскоре осознал, что Республика оказалась на грани катастрофы. Учитывая сокрушительную мощь нового остеррианского оружия, количество жертв и масштабы разрушения могут превзойти все, с чем когда-либо сталкивались эллиадцы.

Внутри похолодало. Перед глазами невольно всплыли образы его друга, Дина Робеспье, несущего службу на востоке страны, и Миранды Содден, заканчивающей обучение на военного врача в столице. Теперь их жизни, как и жизни миллионов других людей, находятся в смертельной опасности. Будто стараясь их прибодрить, полковник Элиорес добавила, что подготовка к военной операции для помощи Республике уже идет полным ходом, а ее подробности станут известны на объединенном заседании командования Альянса и Эллиада, которое пройдет на Центральной военной базе Южной провинции Вестланда, в пригороде Вероны, куда они прибыли ближе к ночи.

Следующим утром Алан пробудился в комфортном одноместном номере жилого офицерского блока. Он нехотя поднялся с большой мягкой кровати, почистил зубы, принял душ и оделся в свою серовато-синюю военную форму, заметно поизносившуюся за прошедшую неделю. Его ребра все еще неприятно ныли, но после крепкого ночного сна он ощущал необычайную легкость. Прежде чем направиться на объединенное заседание штабов, Алан собирался проведать Теоса и позавтракать. Будь у него М-линк, о встрече можно было бы договориться не вставая с кровати, но устройства связи пришлось сдать еще на приграничной базе «в целях соблюдения протоколов безопасности», как утверждали вестландские военные.

Он перешагнул за порог своего номера, прошел дальше по длинному коридору и постучал в деревянную дверь. Никто не открыл. Алан уже развернулся к лифтовому холлу, когда услышал, как щелкнул замок. В дверном проеме показался одетый в военную форму Теос и пригласил Алана пройти внутрь. Его лицо выглядело свежее, нежели вчера вечером, однако небесная голубизна его глаз потускнела.

— Доброе утро, как самочувствие? Что врачи сказали по поводу радиоактивного облучения? — поинтересовался Алан.

— Доброе утро, мне дали радиопротектор, но вроде как ничего серьезного. Я мало пробыл снаружи, поэтому доза облучения оказалась небольшой. Ладно хоть так, ведь и толку от меня тоже не было никакого… — ответил бесцветным голосом Теос.

Они сели за маленький овальный столик. Алан недоумевающе поднял брови:

— Не было толку? Ты сражался, спас человека и выжил в тяжелейшем бою. Мне такое явно не по плечу.

Теос ухмыльнулся:

— Сражался? Я дрожал от ужаса, стрелял куда попало и лишь изредка попадал в цель. Парень, которого я спас, умер, а в выживании нет моей заслуги. Мне просто повезло, в отличие от тех, кто действительно заслуживал остаться в живых. И это уже не впервые... Наверное, я поступил глупо, что вообще полез в этот танк? Я столько раз мог погибнуть...

Парень с русыми волосами склонил голову и коснулся ладонью лба. Обдумав дальнейшие слова, Алан произнес:

— Храбрость или глупость, как посмотреть. Я не вправе кого-либо осуждать, в отличие от тебя, вчера я и пальцем не пошевелил.

— Потому что ты слишком умен, чтобы не лезть туда, куда не стоит.

— Или недостаточно храбр. Так или иначе, ты поставил на кон свою жизнь и победил, но все могло закончиться гораздо печальнее. Интересно, почему ты вообще пошел на такой риск?

Теос обхватил рукой запястье:

— Потому что я… хочу чувствовать, что моя жизнь действительно чего-то стоит, что я способен добиться чего-то на деле, а не только на словах. Иначе какое право я имею существовать, когда Марианны и Ника больше нет? Чем моя жизнь ценнее?

Если бы только здесь был Ник. Он всегда умел подобрать нужные слова. Все давалось ему просто и непринужденно.

Алан почесал затылок и посмотрел на товарища.

— Ничем, как и моя. То, что ты и я живы, а Марианна, Ник и тысячи других людей мертвы, — лишь случайность. Жестокая и бессмысленная. Однако она никак не умаляет значимости жизни тех, кому повезло увидеть следующий день. Нет нужды доказывать, что твоя жизнь чего-то стоит. Главная и неотъемлемая ее ценность сокрыта в самом ее наличии. Другая же заключается в связях, что мы формируем, и опыте, который мы приобретаем и способны приобрести в будущем за время нашего существования. Иными словами, это ценность того, что мы уже имеем и чем потенциально можем обладать. Риск что-то потерять заставляет нас ценить это еще больше, то же справедливо и для жизни. Однако если раз за разом подвергать себя смертельной опасности, то рано или поздно ценность твоей жизни опустится до нуля. Что-то меня понесло… — он откашлялся. — Да и вообще я плохой советчик. Мне знакомо лишь каково это, когда тебя несет течением, но я не знаю, что значит плыть в собственном направлении. В отличие от меня, ты на правильном пути: у тебя есть и мечта, и сила за ней следовать, но чтобы до ее достичь, тебе нужно остудить рассудок. Одного горячего сердца недостаточно. Пусть оно бьется часто и звучно, но останавливается рано.

В комнате повисло долгое молчание, отчего Алан ощутил себя неловко. Наконец Теос поднял на него глаза, что теперь светились ясностью.

— Ты прав, в последнее время я был сам не свой. Может, именно поэтому мне и хватало решимости поступать так, как раньше я и мечтать не мог и при этом не задумываться о последствиях. Мне нравится такая версия себя, но, боюсь, без холодного рассудка далеко не уйдешь, — Теос улыбнулся. — Нам еще многое нужно обсудить, но если и дальше будешь выслушивать мое нытье, то опоздаешь на заседание. Надеюсь, поделишься потом со мной информацией. По крайней мере, той, что не засекречена. В Эллиаде идет война: хочется знать, как обстановка в столице, собираемся ли мы домой и можно ли рассчитывать на поддержку Альянса.

Алан встал:

— Если бы вестландцы не планировали вмешиваться в войну, то вряд ли протянули бы нам руку помощи, — он проверил время на «Квадросе». — Еще успеваю заскочить в здешнюю столовую. Идешь?

Теос помотал головой:

— Я загляну туда попозже. Сначала нужно навести порядок в голове.