Путь за горизонт

Глава 9. Жертва и обещание.

Первое воспоминание о лагере военной подготовки «Северная звезда» даже спустя полгода стояло у Юлиана перед глазами столь ясно, будто с тех пор прошла всего неделя. Охваченный вечерними сумерками образ высоких стен с колючей проволокой под напряжением, заостренных дозорных вышек с часовыми и блуждающих во мгле лучей света десятков прожекторов — вот что он увидел, когда вместе с Дариусом выпрыгнул из кузова грузовика, доставившего их туда вместе с другими новобранцами. На первый взгляд это зрелище мало чем отличалась от привычной ему картины коррекционного лагеря № 5, но, как выяснилось потом, начальные впечатления оказались обманчивыми.

Тем же вечером, пятого ноября 127 года Новой Эры, сотни будущих бойцов бронетанковых отрядов прошли процесс регистрации, получили новую форму и построились на закатанном в асфальт плацу, чтобы выслушать столь же эмоциональную, сколь бестолковую речь местного коменданта. Под надоедливую мелодию гимна Республики «Рассвет цивилизации» строй Вольных терзали жуткие порывы ветра, словно не замечавшего на своем пути утепленных танковых курток и плотных армейских штанов. В тот миг, слушая стук как собственных, так и чужих, будто выбивавших чечетку, зубов, Юлиан размышлял о судьбе брата, который остался в коррекционном лагере. Однако путь к его освобождению лежал впереди.

Вскоре стало понятно, что приветственная речь и вводная инструкция были только началом развлекательной программы для новобранцев. Она продолжилась утомительной строевой подготовкой, а финальным испытанием послужил забег на 20-километровую дистанцию, которую преодолело меньше половины участников. Затем выбившихся из сил курсантов развели по казармам, где каждая группа познакомилась со своим куратором.

Куратором группы № 1, куда попал Юлиан, оказался старший лейтенант Радимир Митич, с нетерпением поджидавший свежее пополнение под крышей казармы. При первой же встрече он во весь голос заявил: «Я сделаю из отребья вроде вас настоящих людей». Митич был крупным мужчиной средних лет с широкой округлой физиономией, обрамленной густой небрежной щетиной. Первые отметины седины уже проскакивали на темно-русых коротких волосах, а глубоко посаженные карие глаза с озлобленностью и жестокостью садиста взирали на новобранцев. Вечно гневливое лицо Митича вызывало у Юлиана ассоциации с мордой разъяренного быка, а расплывшееся тело — с откормленным на убой боровом. Ходили слухи, что любивший измываться над курсантами старший лейтенант Митич получил статуса Жителя Республики около десяти лет назад и гордился этим, словно пес, удостоившийся кости от хозяина. После того как он попал в тренировочный лагерь в качестве военного инструктора, а затем и куратора, некогда державший себя в форме солдат вовсю стал потакать своим пагубным привычкам — пьянству и перееданию, отчего с годами все больше походил на обрюзгшего тылового работника. Излишества отложились на его теле в виде пивного брюха, обвисших щек и желеподобного тройного подбородка. Поговаривали, что за годы службы Митич пережил трагедию настолько ужасную, что после перехода во второе сословие и переобучения в офицерской школе поклялся больше никогда не возвращаться на передовую и потому остался работать инструктором в тылу. Кто-то из прошлого выпуска и вовсе рассказывал новобранцам, что слышал, как Митич вопит по ночам, из-за чего не ложится спать без бутылки крепкого пойла, а потом просыпается со страшной головной болью и злобой на душе.

Уже на вторые сутки старший лейтенант продемонстрировал юнцам все прелести армейской жизни в виде изнурительной строевой подготовки, натирания полов казармы до блеска и кросса под холодным ливнем. К счастью для Юлиана и его одногруппников, в расписании находилось место и теоретическим занятиям в учебном корпусе. Другие инструкторы кратко преподавали им основы военного ремесла, начиная от тактики боя и заканчивая базовым устройством танка. Спать приходилось на жестких неудобных двухъярусных койках, скрипящих при малейшем движении. Женская и мужская половины казармы разделялись между собой бетонной стеной и тяжеленной металлической дверью. Кроме того, для них полагались отдельные душевые и уборные комнаты. В скупой одноэтажной казарме трудно было найти хоть что-то радующее глаз: унылые стены болотного цвета и продуваемые ветром окна с решетками роднили внутреннее убранство армейской постройки со штрафным бараком коррекционного лагеря.

С первых дней жизни в казарме юные курсанты сразу же облюбовали самую уютную комнату, предназначавшуюся для отдыха в свободное от занятий и тренировок время. Именно там на исходе вторых суток прошло полноценное знакомство между тридцатью двумя будущими членами отряда «Молот». На потолке комнаты отдыха висела облезлая металлическая люстра, под ней едва держался на четырех шатких ножках доживающий последние дни деревянный стол. Его окружали одиннадцать готовых надломиться в любой момент под весом человека стульев. Однако наибольшей популярностью новых обитателей казармы пользовалась пара алых потертых диванов и тройка комфортабельных кресел того же цвета, расставленных в разных концах помещения. От прежних хозяев им достались старенький кухонный гарнитур, единственный работающий чайник и покрытый вмятинами белый холодильник — Вольные могли лишь подивиться роскоши местного убранства.

Новый коллектив поразил Юлиана дружелюбием, казавшимся крайне необычным после холодной враждебности и постоянных нападок со стороны озверелых подростков коррекционного лагеря. Он всегда привлекал к себе повышенное внимание посторонних, чему был обязан отнюдь не только яркой и причудливой внешностью, больше подходившей какому-нибудь сказочному персонажу, нежели человеку из плоти и крови, бродившему под серым небом мира смертных. Однажды, во время ожесточенной драки с четырьмя подростками, из которой, при всей своей проворности, он не вышел бы победителем, ему на помощь пришел рослый мальчишка с черными волосами и бронзовой кожей. Так десять лет назад он и познакомился с Дариусом. Их дружба, с самого начала основанная на взаимном уважении, с годами лишь окрепла. Дариус был единственным человеком, кого он знал и кому мог по-настоящему доверять.

Юлиан не спешил заводить новые знакомства в тренировочном лагере, но, сам того не замечая, постепенно начал вливаться в коллектив, будто его затягивала вязкая, но в то же время приятная трясина. Единство группы держалось на трех ребятах, будто принадлежавших совершенно иному, чуждому жестокости миру: Стефане, Белле и Селиме. Они, словно цемент, скрепляли между собой, казалось бы, несовместимые блоки, из которых выстраивался целостный коллектив. Забота и приветливый тон Беллы согревали сердца юных незнакомцев. Стефан находил общий язык со всеми товарищами. Селим создавал впечатление легкомысленного весельчака, умевшего рассмешить практически любого, но под этой личиной скрывался отчаянный романтик, одержимый верой в природную доброту человека. С глазами, горящими, как два тлеющих уголька, он умудрялся защищать даже эллиадских граждан, виня во всем порочную систему, их воспитавшую.

Впрочем, и на ясном небе не обошлось без грозовых облаков. Больше всего проблем создавали близнецы Джино и Анжело. Едва прибыв в тренировочный лагерь, Джино начал задирать тех, кто был не способен дать ему отпор, подбивая на то же своего брата. Однако Дариус и Юлиан продемонстрировали братьям свои навыки кулачного боя, что наряду со стараниями Беллы, Стефана и Селима смягчило их колючий нрав.

Тяжелые дни мимолетно сменяли друг другу, отпечатываясь в памяти калейдоскопом пестрых воспоминаний. Выжимающие все соки пробежки на улице, тренировки по рукопашному бою и стрельбе из огнестрельного оружия вскоре стали частью обыденного распорядка. Однако впервые в кабине «Гончей» им удалось побывать лишь к концу декабря. Пожалуй, худшего времени года для этого нельзя было и вообразить. Двадцать четвертого декабря, в день, когда начались занятия по вождению танков, стоял жуткий мороз и слышались протяжные завывания вьюги, напоминавшие плач брошенного младенца. Белоснежные хлопья, кружась в замысловатом танце, проносились прямо перед глазами и оседали на обледенелой поверхности, образуя кристально-чистые сугробы. Юлиан чувствовал, как его длинные заиндевелые ресницы с каждой минутой все сильнее слипаются между собой, а тело начинает дрожать под толстой тканью зимней армейский куртки, утепленных искусственной меховой подкладкой штанов, шапки и сапог. Вместе с товарищами он шагал вслед за старшим лейтенантом Митичем, который вел их к ангару с тренировочными «Гончими». В детстве родители рассказывали ему о том, что в давние времена на этих землях никогда не было столь морозных зим. Однако после Ядерной Катастрофы все изменилось.

Когда Юлиан забрался внутрь учебной «Гончей», уселся в будто вырезанное изо льда кресло и пристегнулся ремнем, надел шлем и взглянул в три широких экрана перед собой, взялся за две ручки управления и нажал на педаль газа, а затем первый раз в жизни сквозь метельную завесу проехал по тренировочному полигону, — он ощутил себя так легко и непринужденно, словно был рожден именно для этого. Еще на теоретических занятиях им объяснили, что «Гончие» считались легкими танками, поэтому были слабо защищены от попаданий из бронебойных орудий. Толщина двухслойной лобовой брони достигала 240 мм, внутренний лист которой состоял из синтетических композитных материалов, а наружный — из металлических сплавов. Современные бронебойные орудия крупного калибра, начиная от 135-мм, могли пробить переднюю часть корпуса уже со средней дистанции. С бортов и тыла, где броня была значительно тоньше, с этой задачей справлялись орудия и меньшего калибра. Несмотря на свою уязвимость, миниатюрная для современного танка «Гончая» обладала и множеством преимуществ. Ее длина без учета пушки составляла 5.4 метра, а ширина и высота — 2.8 и 2.1 метров соответственно. Благодаря скромным габаритам, маленькой для танка массе — всего 16 тонн — и мощному двигателю «Гончая» могла разгоняться до впечатляющих 140 км/ч. К тому же в ней использовалась надежная комбинированная система перемещения — сочетание гусениц и аварийного комплекса шасси.

За следующие месяцы Юлиан лично проверил, на что способен самый компактный эллиадский танк. Он преуспевал во многих дисциплинах, но в чем ему точно не было равных, так это в танковой стрельбе. Его поразительная для новобранца меткость вызывала искреннее удивление у одногруппников и раздражение у старшего лейтенанта Митича, по совместительству выполнявшего обязанности танкового инструктора, который, брызгая ядовитой слюной, часто придирался к тем, кому, как он считал, все дается слишком просто.

Кроме регулярных посиделок в комнате отдыха, где они коротали вечера за болтовней и азартными играми, Юлиан наведывался в библиотеку тренировочного лагеря. В запыленной библиотеке, куда, судя по виду, уже несколько лет не ступала нога человека и где пауки давным-давно обустроили собственное царство мрака и паутины, выбор ограничивался электронными и печатными военными пособиями, пропагандистскими буклетами, учебниками по различным дисциплинам и редкими художественными произведениями, явно прошедшим жесткую цензуру. Подобно своим родителям, рыскавшим по руинам старого мира в поисках знаний, Юлиану приходилось довольствоваться жалкими объедками со стола наследия человечества. Вскоре о его уединенном пристанище прознал Марко и тоже стал заходить в обретшую новую жизнь библиотеку. Этот нелюдимый парень мечтал в будущем поступить в университет и изучать физику.

К несчастью, шестимесячный период подготовки в тренировочном лагере омрачило одно трагичное событие, заставившее молодых людей погрузиться в бездну печали, но в то же время позволившее им взглянуть на жизнь по-новому. И оно не шло ни в какое сравнение с уже привычными для всех стычками с курсантами из других групп и нападками на Салли, ониксовая кожа которого служила магнитом для всякого отребья.

10 апреля 128 года Юлиан дольше обычного задержался в библиотеке. Оставался всего час до отбоя, когда он возвращался в казарму. Проходя мимо столовой, Юлиан услышал, как из тени раздался чей-то резкий напряженный выдох, за которым последовал протяжный стон. По опыту жизни в коррекционном лагере он знал, что подобные звуки не сулят ничего хорошего, поэтому шагнул во тьму, не издавая ни звука, и через несколько секунд рассмотрел во мраке невысокую фигуру, обращенную к нему спиной. В ее руках приобретал очертания заостренный предмет, походивший на нож. По спине пробежал холодок. Мышцы разом напряглись, подпитанные приливом крови. Мгновением позже он осознал, что видит и второй силуэт. Человек стоял на коленях и прижимал руку к середине туловища, медленно заваливаясь на бок. От него и исходил тихий стон.

В голове сложился весь пазл, но было уже слишком поздно — его присутствие обнаружили.

Невысокая фигура внезапно рванула в его сторону, замахнувшись окровавленным ножом. Юлиан отскочил назад. Лезвие со свистом рассекло воздух прямо перед его грудью. Вблизи ему удалось разглядеть нападавшего. На него смотрел низкорослый паренек с широким лбом и парой пылавших отчаянной злобой темных глаз. Юлиан пятился к освещенной тропе и попутно пытался отыскать в темноте камень или увесистую палку, которые мог бы использовать в качестве оружия.

Будто поглощенный жаждой крови, парень с ножом опять кинулся на него. Юлиан уклонился от широкого взмаха рывком в сторону. Мощный удар вновь разрезал лишь воздушное полотно. На мгновение оказавшись во власти инерции, нападавший потерял равновесие и сделал лишний шаг вперед, за что тотчас поплатился — точный и сильный удар ногой выбил у него из рук нож. Сверкнув напоследок серебристым отблеском, холодное оружие скрылось во тьме. Затем в лицо оторопевшего широколобого паренька прилетел кулак, отчего тот рухнул спиной в грязь. Юлиан придавал оппонента сверху, рывком опустив ему на голову локоть. Послышались хруст и сдавленные крики, но удары продолжали сыпаться до тех пор, пока он не удостоверился, что противник больше не представляет опасности.

Жидкое пламя все еще разливалась по его телу, когда он услышал голоса и шаги за спиной. Затем его окатило ярким светом. Он обернулся, прищурившись. Двое охранников смотрели на него с неприкрытым страхом и отвращением, точно на бешеную собаку. В ослепительных лучах фонарей он увидел кровавое месиво на месте лица придавленного его телом юнца. Юлиан попытался объясниться, но понимал, что охрану не интересовали подробности случившегося. Для них это была всего лишь очередная кровавая разборка между малолетними дикарями.

Вдруг он вспомнил, что где-то рядом лежал раненый человек. Он сообщил об этом охранникам, и те, хоть и с большой неохотой, все-таки решили удостовериться в правдивости его слов. Желтый луч фонарика пронзил черную пелену и наткнулся на тело, которое свернулось в блестящей багровой луже. Юлиан сжал челюсти, когда разглядел безжизненное лицо с остекленелыми глазами, темными, как два уголька. Он с трудом опознал в этой скрюченной, подобно кукле, фигуре Селима.

Сразу после этого Юлиана посадили в тесный карцер. В смятении и неведении сутки тянулись вечностью. Он был уверен, что никто не станет разбираться в происшествии, как обычно и случалось. И его отправят на виселицу вместе с убийцей.

За крохотным зарешеченным окошком рассвело, стемнело, затем тьма опять отступила. Только к вечеру тяжелая металлическая дверь отворилась, и, к собственному удивлению, он оказался на воле. Ему сильно повезло: скрытая камера наблюдения на стене столовой запечатлела сцену преступления, поэтому с него сняли все обвинения. Убийцу же публично казнили на следующий день: его повесили прямо на лагерной площади.

Добравшись до казармы, Юлиан узнал от товарищей о причине развернувшейся на его глазах трагедии. Во время обеденного перерыва, в день своей смерти, Селим заступился за одногруппницу, тихую и застенчивую Софию, которую толкнул будущий убийца, пытавшийся пролезть за порцией еды вне очереди. После бурной перепалки, едва не дошедшей до драки, обидчик все же уступил, но, как оказалось, лишь для того, чтобы позднее вонзить в него свои клыки. Селима подкараулили, когда тот возвращался из наряда по столовой. Так от удара ножом в живот оборвалась жизнь их товарища, за несколько месяцев ставшего душой коллектива.

Через месяц, 11 мая 128 года, время пребывания в тренировочном лагере «Северная звезда» подошло к концу. Прощание с местом, что служило им в течение полугода домом, впервые со смерти Селима вызвало оживление среди ребят и вылилось в вечеринку в комнате отдыха. С наступлением сумерек началась интенсивная подготовка к грядущему застолью, к которой был так или иначе привлечен каждый из членов группы. Путем сложных махинаций и подкупа работников столовой удалось добиться поистине впечатляющего ассортимента еды и напитков. Картофельное пюре, овсяная каша, котлеты из синтетической говядины, морковь, лук и капуста, к всеобщему восхищению, с трудом умещались на шатком столе. В финальный день смягчился даже вечно недовольный старший лейтенант Митич, отменивший все вечерние занятия.

Стоя возле устланного яствами стола в заплатанном фартуке, Белла гордо объявила:

— Давайте начинать, все готово! Стойте... здесь ведь не все?

— Дариус, Анжело и Салли так и не объявились. Их нет уже полчаса. И куда же они подевались? — в звучном голосе Майи слышалось подчеркнутое раздражение.

Она обвела взглядом каждого из присутствующих. Все только пожимали плечами в ответ, пока очередь не дошла до Стефана, помогавшего расставлять продукты за столом. Его щеки порозовели. Он протараторил, не поднимая глаз:

— Они ушли по делам, но вот-вот вернутся.

— По каким еще делам, Стефан?

Если бы Юлиан в этот момент не отвлек на себя внимание Майи, то Стефан вполне мог бы обратиться горсткой пепла под испепеляющим взором кудрявой девушки.

— Терпение. Скоро все станет известно.

Миниатюрная дознавательница, раздраженная тем, что ее водят за нос, повернулась к Джино, тот сидел на потертом диване, закинув нога на ногу:

— Скажи-ка, где же сейчас твой брат?

— Я что, похож на его няньку? Может, из нас двоих мозг достался только мне, но такое плевое дело по силам даже ему.

— Ладно…

Через несколько секунд комнату нарушили звуки ударяющихся о бетонный пол сапог. На пороге появилась разномастная троица. Их руки что-то бережно прижимали к туловищу. Темно-ореховые глаза Салли нервно бегали из стороны в сторону. Он тяжело дышал. Анжело смотрел на товарищей с самодовольной ухмылкой, а словно отлитое из бронзы лицо Дариуса не выражало ни тени беспокойства.

— Все получилось? — спросил Юлиан.

На вопрос откликнулся Анжело:

— Еще бы, обижаешь. Разве я вас когда-то подводил?

— Каждый день, — бросил в ответ Джино.

— А вас точно не заметили? — поинтересовался Стефан.

— Не парься. Сегодня никому нет дела, чем мы тут занимаемся, — ответил Дариус.

— Не хотите ничего нам объяснить? — недоуменно спросила Майя, уперев руки в бока.

Анжело переглянулся с соучастниками; кивнув друг другу, каждый из них достал из-под коричневой танковой куртки по две объемные бутылки. Жидкость в четырех была прозрачной, как стеклышко, а еще в двух — мутной. Стефан расчистил место для принесенных даров, и бутылки заняли свое почетное место на столе.

— Что это такое? — в сапфировых глазах Белла отражалось искреннее непонимание.

Юлиан встал с кресла и подошел к столу:

— Это алкоголь, отрава, от которой люди сходят с ума.

— Ты что, не пробовала? — глаза Дариуса округлились.

— Нет, — златовласая девушка покачала головой, — а вы?

Большинство из ребят кивнули в ответ.

За десять лет, проведенных в коррекционном лагере, Юлиан пару раз видел бутылки с похожей жидкостью в бараке, где жил до самой отправки на курсы военной подготовки. Несмотря на враждебную атмосферу лагеря для Вольных, соседи по бараку старались поддерживать как минимум нейтральные, а то и доброжелательные отношения между собой, поскольку все хотели открыть глаза следующим утром.

— Не слушайте Юлиана. Он не разбирается в благородных напитках. Мы имеем дело с чистейшей огненной водой! — воскликнул Анжело.

Юлиан заранее знал о разыгравшемся этим вечером предприятии, хоть и не был в нем заинтересован. Анжело в этот раз превзошел самого себя и сумел договориться с таинственным поставщиком о получении запрещенной на территории лагеря посылки. Дариус и Салли вызвались помочь ему скрытно пронести товар от местного склада до казармы.

Стефан спросил:

— Как тебе удалось достать целых шесть бутылок здесь, в тренировочном лагере?

Анжело гордо задрал голову:

— А это, друг мой, секрет, который я унесу с собой в могилу. Скажу лишь, что виной всему мои невероятные связи и феноменальный талант переговорщика.

— Только обо всем договорился я, впрочем, ничего нового…

— Эй, не мели чушь! Не слушайте Джино, он любит тянуть одеяло на себя.

С новым приобретением уютное вечернее застолье обернулось суматохой, в которой собеседники пытались перекричать друг друга, неловко размахивая руками.

— Когда мимо нас проходил охранник лагеря, я подумал, что нам пришел конец! Только чудом пронесло, — разгорячился Салли.

— Чем больше трясешься, тем раньше себя выдашь. Надо вести себя естественно. Малой, следи за мной и когда-нибудь чему-то да научишься, — Дариус ударил себя кулаком в грудь.

Юлиан сделал лишь несколько маленьких глотков из стакана, поморщившись, и уселся на кресло. Белла подошла, чтобы поговорить с Софией, кроткой девушкой с русой косой, которая не находила себе места со смерти Селима.

Всеобщее внимание привлек Стефан:

— Предлагаю тост за верного друга, которого больше нет с нами. Селим навсегда останется для нас примером для подражания, сколько бы лет ни прошло и где бы мы ни были. Я лишь надеюсь, что и в будущем мы сможем считать себя достойным людьми, каким был он. Выпьем за Селима! — пластиковые стаканчики дружно взмыли вверх.

Через минуту раздался наполненный сомнением и тревогой голос Майи, чье эмоциональное состояние отклонялось от одного полюса к другому, подобно рычажным весам:

— В лагере мне рассказывали, что те, кто возвращается со службы, уже… не похожи на самих себя. Да и среди инструкторов вы сами видели… Как мы можем быть уверены, что сами не станем такими же, как эллиадские псы, как убийца Селима...

Звуки веселья поглотила гробовая тишина. Юлиан внимательно наблюдал за реакцией одногруппников. Его уже давно не пугало то, что сейчас вертелось у них в головах, и он прекрасно знал ответ на прозвучавший вопрос.

— А я слышал, что многие из ветеранов селятся в Республике, заводят семьи и живут обычной жизнью. Не все так плохо, — повернулся к Майе Стефан.

Белла отбросила солнечные волосы назад и посмотрела на курчавую девушку. Судя по хмурому виду, слова Стефана ее не убедили.

— Я понимаю опасения Майи. Я и сама не раз задумывалась над тем, что с нами будет, где мы будем служить и какие приказы нам придется выполнять. Многие из Вольных не возвращаются со службы или теряют самих себя на пути к свободе. Я не хочу, чтобы мы повторили их судьбу, поэтому давайте пообещаем друг другу кое-что. Пусть это покажется кому-то глупым и наивным. Пообещаем, что как бы тяжело нам ни пришлось и сколько бы лет ни прошло, мы продолжим двигаться вперед, а когда оглянемся назад, то по-прежнему сможем назвать себя достойными людьми, — Белла словно вышла из транса и окинула собравшихся взглядом.

Предложение действительно показалось Юлиану наивным и невыполнимым. Но несмотря на всю свою нелепость обещание может оказаться полезным, если в него поверят. Главное, чтобы оно смогло унять беспокойство товарищей и поспособствовало поддержанию духа внутри отряда.

Стефан быстрее других подхватил задумку Беллы:

— Отличная идея! В самые сложные времена обещание станет для нас своего рода компасом. Ориентиром.

— Ха, вы, наверно, шутите! Какая глупость! Мы уже не наивные дети, но кто-то все еще верит в чудеса, — Дариус взмахнул руками и перевел взор на Юлиана.

— Почему бы и нет, хорошая мысль.

Никто не ожидал услышать от него слов одобрения. Дариус поднял брови, не веря своим ушам, Стефан умолк на полуслове, Марко потер подбородок и нахмурился, а Белла кивнула и улыбнулась.

Следующей с восторгом откликнулась Майя, наклонившись над столом:

— Мне нравится! Давайте дадим обещание. Все!

Джино свысока взглянул на остальных и фыркнул:

— Вы что, еще не поняли, в каком мире живете? Ты либо победитель, либо проигравший, третьего не дано. Победитель живет, а проигравший гниет в земле. Быть последним не входит в мои планы. Я без колебания заберу чужую жизнь, но сам не подохну. Вам пора бы уже повзрослеть, или закончите, как ваш драгоценный Селим.

Обнажая выбитый зуб, Анжело громко загоготал в поддержку брата, в присутствии которого он словно глупел и черствел. Белла выглянула из-за плеча раздраженного парня и склонила голову набок.

— Только посмотрите, Джино так за нас распереживался, что не смог сдержать эмоций. Как трогательно! Только зачем так краснеть? Дружеских чувств стыдиться не стоит.

— Заткнись! — рявкнул Джино и неловко отступил, чем только вызвал взрыв смеха.

После этого в комнате отдыха разразилось невиданное прежде противостояние мнений. В итоге победителями из вербальной схватки вышли многочисленные сторонники обещания.

— Тогда начнем, — произнесла окрыленная успехом Белла. — Обещаю, что как бы тяжело мне ни пришлось, я продолжу двигаться вперед, и сколько бы лет ни прошло, я по-прежнему смогу называть себя достойным человеком.

Она вытянула над столом правую руку ладонью кверху. Остальные ребята по очереди говорили лишь единственное слово: «Обещаю». Одни — серьезно, вторые — со снисходительной улыбкой на лице, а третьи — с раздраженной гримасой. Однако, когда подобие торжественной церемонии закончилось, над столом уже переплелись три десятка рук.

Ветер притих, а пламя костра угасло. Вольные затушили водой тлеющие угли и разбрелись по палаткам. Юлиан забрал вложенный в изысканные ножны кинжал и поймал себя на мысли, что ему было приятно вспоминать о времени, проведенном в тренировочном лагере. Он забрался в крохотную палатку, где едва мог вытянуть ноги, залез в тонкий спальный мешок и погрузился в сладкое забвение сна.