Приз Гора

Глава 28 Четыре дня спустя

Дело шло к рассвету.

— Господин, — прошептала рабыня.

— А? Что? — встрепенулся мужчина.

— Разве Вы не будете удовлетворять свое животное? — шепотом спросила она. — Неужели Вы ее не приласкаете? Ну хотя бы немного погладить, Господин?

— Ты что, земная женщина, как рабыня просишь, чтобы тебя потрогали? — спросил он.

— Да, Господин, — прошептала Эллен, — как самая презренная и переполненная потребностями из рабынь!

— Нет, — отмахнулся ее хозяин.

— Ну Господин, — захныкала девушка, — я ведь больше не свободная женщина, какой была прежде! Я больше не могу гордиться своей фригидностью. Я больше не могу опирать свое самоуважение, свое достоинства, на своей сексуальной инертности, на моем нежелании секса. Я больше не могу жить месяцы или годы без настоящего сексуального облегчения, компенсируя свои физиологические потребности раздражительностью, сварливостью, злобой, мелочность и соперничеством. Я теперь нуждаюсь в сексе. Конечно, Вы же понимаете, Господин, что я была порабощена. Я — теперь рабыня! Мужчины пробудили меня! Ошейник воспламенил меня. Рабские огни теперь бушуют в моем животе. Я теперь принадлежу Господам, мне это необходимо!

Но мужчина молчал.

— Используйте меня, Господин, — прошептала Эллен. — Я прошу использовать меня!

— Нет, — холодно буркнул он.

— Вы не связали меня, не приковали цепью, — заметила рабыня. — Вы не заковали меня в наручники, сделав беспомощной. Вы не надели на меня рабские колодки! А вдруг я убегу!

— Не советовал бы я тебе этого делать, — предупредил он таким тоном, что у Эллен кровь застыла в жилах.

Она услышала, как в стороне от них, Порт Каньо заворочался во сне. Фел Дорон сидел в нескольких ярдах дальше, сейчас была его очередь дежурить. Мир и его товарищ спали по другую сторону.

— Пожалуйста, используйте меня, Господин! — снова принялась канючить Эллен.

— Нет, — отрезал Селий.

Как же отличалось это от Земли, думала Эллен. Но на Земле рабские огни горели в животах очень немногих женщин. Там женщины хранят свои животы с пылом, лишь бы они не уступили тому, что как они знают, живет внутри них, сухой трут, который мог в любой момент может вспыхнуть, зажженный факелом неволи. И Эллен не сомневалась, основываясь как минимум на ее собственном земном опыте, в глубине, широте и готовности сексуальных потребностей спящих в женщинах Земли. Конечно, ведь физиологически они ничем не отличались от своих гореанских сестер. Зато в культурном и психологическом отношении между ними лежала пропасть. Гор избежал столетий самоотречений и ненависти внушенных нам. Но сексуальные потребности и расстройства, столь подавляемые, столь истерично отрицаемые, не могли не стать причиной патологических метаморфоз, выразиться в тысяче личин, должных скрывать под собой уродство тысячи масок, и разразиться множеством на вид несвязанных болезней, бедствий, безумств и враждебности! Фактически, некоторых женщин настолько хорошо обработали, что они теперь будут умалять и презирать сексуальные потребности нормальной женщины, несомненно, боясь таких потребностей в себе самих, и пытаясь заставить такую женщину стыдиться, чувствовать вину, унижение и стыд из-за ее жизненной энергии и здоровья. В действительности, некоторые женщины даже гордятся, своими предположительно инертными животами и предполагаемой победой над сексуальностью. Нужно ли удивляться тому, что мужчины на Земле, часто думают о женщинах своего вида, как о хотя и желанных, но в целом бесполых существах, как о сексуально вялых и неактивных, находящихся выше секса или не интересующихся им, фактически инертных и фригидных. Однако арктическая пустыня очень многих женских животов это не результат анатомического или физиологического климата или оскудения. Скорее это спланированные последствия культурной и психологической трагедии. Когда женщина с Земли попадает на Гор, то став рабыней, одним из первых, что будет с ней сделано, это ее просвещение относительно ее собственной природы, а также природы мужчин, чтобы она поняла, кто держит плеть, а чья шея окружена ошейником. Частью этого процесса станет и то, что рабовладельцы, боюсь, грубо и жестоко, а что поделать они люди нетерпеливые, зажигают в ее животе рабские огни. Вот тогда она, в своем ошейнике, необратимо становится, сексуальным существом переполненным потребностями. Принимая во внимание, что мужчины Земли, как, впрочем, и землянки, обычно существа, оголодавшие в плане секса, и, следовательно, в большинстве случаев являющиеся очевидными жертвами неудовлетворенных сексуальных потребностей, то для них найдется немного параллелей среди гореанских мужчин. Зная, что сексуальные потребности гореан, которые не были ни подорваны, ни уменьшены патологическими, порой совершенно непоследовательными программами обработки сознания, имеют тенденцию быть частыми, настойчивыми, срочными, сильными и бескомпромиссными. И обычно в их распоряжении есть средства удовлетворить свои потребности, причем просто и непринужденно. Рабынь можно купить задешево, особенно во времена смут и войн. Кроме того, есть пага-таверны и бордели. С другой стороны, сексуальные потребности рабыни полностью зависят от милосердия рабовладельца. Соответственно, на Горе обычно рабыня является той, кто является нищим в этих вопросах, а никак не свободный мужчина. Это она мучается от своих потребностей. Удовлетворит ли ее господин или оставит неудовлетворенной? Обычно ей приходится умолять, так как это его дело принимать решение, а никак не ее. Интересный поворот по сравнению с Землей, не так ли? Безусловно, можно не сомневаться, что и на Земле есть женщины в чьих животах запылали рабские огни, и они точно так же, как и любая гореанская рабыня, вынуждены вставать на колени или ложиться на живот перед своими владельцами, просить секса и надеяться, что мужчина будет добр к ним. Давайте предположим, что землянин привезен на Гор в качестве свободного мужчины. Теперь, давайте еще сделаем предположение, что на Земле осталась особая женщина, желанная, представляющая для него интерес, которая типичным для Земли способом, расстроила его, отвергла его внимание. А вот теперь давайте предположим, что эта женщина позже тоже оказалась на Горе, но уже как рабыня, поскольку она — женщина, с пониманием этого или без оного. Дальше нетрудно догадаться, что она окажется в ошейнике, а в ее животе раздуют рабские огни, и уже после этого она войдет в его собственность, либо по чистому совпадению, либо спланировано, если это именно он устроил или заказал ее похищение. Можете себе вообразить эту землянку у его ног, красивую, беспомощную, голую, в ошейнике, умоляющую о сексе. Нетрудно предположить, что он счел бы это положение дел вполне приемлемым.

Эллен, лежавшая у его бедра, закусила губу и подавила рыдания. Слезы полились по ее щекам. В раздражении и расстройстве она откатилась от него и с одеяла, и растянулась на влажной от росы траве, прижимаясь щекой к земле. Не выдержав, рабыня затряслась от рыданий. Соленой от слез щекой она чувствовала узкие, волокнистые, прохладные, напитавшиеся предрассветной влагой, живые стебли.

«Он не связал меня, он не заковал меня, — думала Эллен. — Он так высокомерен, так уверен во мне! Возможно, я убегу! Я могу показать ему! Я могу научить его не считать меня чем-то само собой разумеющимся! Он что, думает, что я — рабыня? Хотя о чем это я? Увы, я и есть рабыня! Пусть он проснется и обнаружит, что меня нет! Как он обращается со мной! Я не хочу быть рабыней! Я несчастна! Но куда мне, рабыне, бежать? Хочу ли я заблудиться в степи, или быть съеденной ненасытным слином? На мне рабская туника, клеймо и ошейник! Для меня нет никакого спасения в этом мире! Нет никакого спасения для гореанской рабыни! Даже если меня не съедят, я не умру от истощения, жажды или голода, то меня поймают и снова объявят собственностью, если не он, то любой другой, как ничейную кайилу. Разве мой ошейник не указывает на меня, как на рабыню? И даже если я смогла бы так или иначе избавиться от него, что мешает мужчине просто схватить мою ногу и осмотреть бедро, найдя на нем клеймо? Это не составило бы труда. Клеймо ясно отмечает меня. А что, если он, мой хозяин, преследовал бы и поймал меня? Какова была бы моя судьба в этом случае?»

Кожей своей щеки Эллен чувствовала мокрую траву. Она теперь не лежала на одеяле у бедра своего господина.

«Не стоит вызывать его недовольство», — подумала рабыня и заползла назад на одеяло, чтобы покорно лечь головой у его бедра.

Поцеловав его бедро, Эллен покаянно прошептала:

— Простите меня, Господин.

Оставалось только надеяться на то, что утром она не будет избита. Все-таки он был ее господином. А она была его рабыней.

«Со мной будет сделано все, что моему владельцу понравится, — подумала Эллен. — Придется мне терпеть муки потребностей. Это никого не интересует. Я — рабыня. Возможно, когда-нибудь он захочет поласкать меня. Надеюсь, что поутру он хотя бы не будет меня бить».

— Меня нужно наказать плетью, Господин? — не выдержав, спросила она.

— Возможно, — буркнул мужчина.

— Господин?

— Да спи Ты давай, — проворчал он.

— Да, Господин, — вздохнула она и снова нежно прижалась губами к его бедру.

«Да, — признала девушка. — Он — мой господин, и он может делать со мной, все чего бы ему ни захотелось. О, вот было бы здорово, чтобы он сжалился над своей рабыней! Пожалуйста, поласкайте ее, Господин. Пожалуйста, поласкайте ее, Господин. Она так любит вас! Но почему он, такой сильный, зрелый мужчина не хочет ласкать меня? Неужели я настолько неприятна ему? А может он хочет замучить меня? Насколько ужасно это иногда, быть рабыней. Настолько мы уязвимы и беспомощны! Иногда меня пугает то, что на мне ошейник. Зато как же это непередаваемо красиво, быть в ошейнике. Я хочу чувствовать его на своей шее вместе со всем, что это означает. Я — рабыня, и именно этим я хочу быть. Этим, и ничем иным. Мне нравится быть рабыней. Я люблю быть рабыней! И я люблю своего господина. Но вот только было бы хорошо, чтобы он ласкал меня! Впрочем, даже если бы я ненавидела его, то я все равно хотела бы, чтобы он меня ласкал. Я нуждаюсь в ласке. Я ведь рабыня!»

Начав движение в целом они придерживались юго-восточного направления. Слинов в степи больше не попадалось. Такие животные, приземистые, шестиногие, гибкие хищники склонны придерживаться определенной территории, если только они не встали на след. Возможно, уже к утру следующего дня после отъезда из того лагеря, что стал полем боя и сценой резни, фургон пересек и оставил позади их обычные охотничьи угодья. Мне сказали, кстати, что степной слин намного меньше своего лесного сородича, который в длину может вырастать до восемнадцати футов, а весит такой монстр по несколько сот фунтов.

Рабыня лежала у бедра своего господина. Сон не шел. Ее потребности требовали ласки.

Предрассветная тишина повисла над степью.

Рабыня, не слишком обремененная обязанностями, не могла не слышать того, о чем беседовали мужчины. Насколько она понимала, Мир и его товарищ, к этому моменту набравшийся сил, хотя по-прежнему неспособный ходить, вскоре собирались оставить их группу и пробираться к Брундизиуму. Мир должен был тащить раненного на импровизированной волокуше, сделанной из веревки, пары шестов и куска брезента вчера вечером, когда они встали на ночевку в маленькой рощице темных темовых деревьев, выросших вокруг крохотного родника. Ожидалось, что через день — два они должны были достичь более или менее населенных мест. Они уже миновали две небольших речушки.

Ее господин за все время даже не дотронулся до нее. Лишение рабыни, возможно, было таким же полным, как если бы она неделями находилась в доме оптового торговца, запертая в тесной, подготовительной клетке, в которой ее могли бы держать до тех, пока она не была бы готова царапаться и кричать от потребностей, умоляя послать ее на аукционную площадку. Порт Каньо и Фел Дорон вообще почти не замечали Эллен. Она попробовала, как будто случайно, как будто не нарочно, привлечь к себе внимание Мира. Но и его она не заинтересовала.

«Я нуждаюсь в облегчении», — готова была в голос вопить Эллен, уже проклинавшая саму мысль о мужчинах в целом, и об их чести в частности.

Рядом с собой, по другую сторону от беспокойной расстроенной рабыни, Селей Арконий положил извлеченный из ножен клинок.

— Если Вы не собираетесь использовать меня, Господин, — прошептала девушка, — сдайте меня в аренду или пошлите меня к другому!

— Ты хочешь, чтобы тебе приказали обслуживать другого? — уточнил тот.

Эллен вздрогнула. Она могла легко оказаться в такой ситуации. Ей запросто можно было приказать служить другому, в полном смысле, который подразумевается здесь под выражением «служить другому». Ее могли, и она это знала, просто словом владельца, по его прихоти, бросить, во всем обилии ее рабскости, к чьим-либо ногам. На ней было клеймо, она носила ошейник, она была рабыней.

— Нет, Господин, — наконец прошептала Эллен.

Казалось, он к чему-то внимательно прислушивался.

— Я люблю вас, Господин, — одними губами призналась она.

— Как любит рабыня? — уточнил Селий.

— Да, Господин, — ответила девушка. — Но даже если бы я была свободной женщиной, любовь, которую я чувствую к вам, сделала бы меня вашей беспомощной рабыней! Но я не свободна, я являюсь настоящей рабыней, и принадлежу своему господину во всем обилии того, что я есть! Не может быть любви большей, чем любовь любящей рабыни!

Мужчина не отвечал.

— Используйте меня, — попросила Эллен.

— Нет, — снова отказал он.

— Используйте меня любым способом, какой бы вам ни понравился, это ваше право, Господин! Используйте меня грубо, с жестокостью, если Вы того желаете! Возьмите плеть, и научите меня моей неволе, если это доставит вам удовольствие! Только посмотрите на меня, увидьте меня, услышьте меня! Пусть ваши пальцы, хотя бы нехотя прикоснутся к моим волосам. Пусть ваша рука, хотя бы легонько дотронется до моего лба. Мимолетно, но взгляните на меня! Пусть я всего лишь рабыня и животное, но я существую! Я здесь! Не будьте жестоки! Проявите доброту! Я ваша, абсолютно ваша! Не игнорируйте меня!

— Отдыхай, — приказал он.

— Вы — мой владелец? — сердито спросила Эллен.

— Да, — ответил Селий Арконий.

— Тогда докажите мне, что Вы мой владелец, — потребовала она.

— Берегись, — предупредил мужчина.

— Если Вы не будете использовать меня, — раздраженно сказала рабыня, — продайте меня тому, кто будет! Продайте мне тому, кто мужчина!

Возмущенный ее заявлением, он резко повернулся к своей рабыне. Однако именно в этот момент раздался громовой рев, разорвавший тишину предрассветной степи. Темная, чудовищно огромная, мощная фигура запрыгнула в лагерь. Фел Дорон, дежуривший в фургоне, закричал. Рабыня завизжала. Селий Арконий схватил меч, лежавший около него. Кардок, холодных рассветных сумерках казавшийся еще более огромным и ужасным навис над Миром. Из его пасти летели брызги слюны, глаза сверкали, челюсти вот-вот должны были сомкнуться на горле мужчины. Мир, выставив перед собой ноги и руки, попытался оттолкнуть монстра от себя, но тот сгреб его в охапку, оторвал от земли и потащил к своим распахнутым челюстям, усыпанным мокрыми, длинными, кривыми клыками. Но тут к ним подскочил Селий Арконий, державший занесенный меч обеими руками, и наотмашь рубанул зверя по шее сзади, а затем со стороны горла. Монстр обернулся, разъяренный помехой, выпустил Мира и, махнув лапой в сторону неожиданно появившегося противника. Но Селий успел подставить под его удар свой клинок. Когтистая кисть зверя отделилась от конечности и отлетела в сторону. Теперь все внимание чудовища было обращено на Селия Аркония. Но когда Кардок развернулся к нему, мужчина с криком ярости, не менее ужасающим, чем рев самого животного, уже вонзил клинок глубоко в его грудь. Животное крутнулось на месте, вырывая оружие из руки Селия.

Фел Дорон бросился на подмогу, Порт Каньо вскочил на ноги. Его одеяло отлетело в сторону.

В это мгновение второе животное, казалось, появившееся ниоткуда и рванулось Селию Арконию и все еще лежавшему на ничком Миру. Монстр бежал на всех четырех конечностях, комья земли разлетались позади него.

Но внезапно зверь замер как вкопанный и поднял вверх свои передние конечности. Длинное копье остановило его, войдя в грудь. Удар копья, усиленный собственной скоростью и массой животного, был настолько силен, что наконечник и четверть древка вышли его спины.

— Боск, — радостно воскликнул Порт Каньо, — Боск из Порт-Кара!

Позади него выросла фигура другого воина, известного как Марк из Форпоста Ара.

Эллен не могла ни говорить, ни даже дышать, настолько она была напугана.

Тот, кого звали Боск из Порт-Кара, этот пугающий ларл в человеческом обличии, выхватил меч, запрыгнул за спину животного и, ухватившись за густой мех на его голове, двумя мощными ударами своего короткого, но грозного оружия, обезглавил чудовище.

Кардок, присев на бедра, вырвал меч Селия Аркония из кровоточащей раны на своей груди. Не удержав клинок, он наклонился было, чтобы поднять его, но сандалия Боска придавила оружие к земле.

Кардок зарычал, на вместе с воздухом из его груди вылетела кровавая пена, растекшаяся по его челюстям и клыкам. Зверь водил головой из стороны в сторону, его круглые глаза метались с одного лица на лицу.

Рабыня, поймав на себе тяжелый взгляд монстра, в ужасе закрыла лицо руками.

Наконец, Кардок повернулся и, переваливаясь с боку на бок, поковылял в степь.

Боск из Порт-Кара поднял с земли, горячий окровавленный клинок и протянул его Селию Арконию.

Схватив меч, тарнстер последовал за Кардоком уже покинувшим пределы лагеря.

— Нет, Господин! Нет, Господин! — закричала рабыня.

Она бросилась было за ним, но могучая рука Боска из Порт-Кара поймала ее за предплечье. Эллен дернулась, но ее маленькая и женская рука, была зажата словно в тисках.

— Позвольте мне идти за ним! Опустите меня! — зарыдала рабыня.

Однако уже спустя несколько мгновений Селий Арконий сам возвратился в лагерь, выйдя из высокой травы. В правой руке он сжимал меч, лезвие которого было окрашено в красный цвет, а с его левой руки свисала массивная, кровоточащая голова Кардока.

— Господин! Господин! — закричала рабыня, вне себя от радости.

— На колени, — бросил Боск из Порт-Кара, и девушка покорно опустилась на землю, глядя на него снизу вверх.

Его акцент, Эллен теперь была уверена, указывал на его земное происхождение. Она пришла к выводу, что его родным языком был английской, как и ее. И если ее предположение относительно его мира, страны и происхождения было верно, то можно было не сомневаться, что и он по ее акценту, так же легко, как и она мог определить ее язык, родную страну или национальность. Таким образом, и он, и она, оба были землянами, но здесь, на Горе, именно он твердо стоял на ногах, и, возможно, даже являлся представителем касты Воинов, а она вынуждена была стоять на коленях.

«Да, — вздохнула Эллен про себя, — здесь, на этой планете, именно он гордо стоит на ногах, а я обязана опускаться на колени! Он не краснеет в смущении, не переполняется чувством вины, пытаясь поднять меня на ноги, скорее наоборот, полностью в соответствии с порядком природы, держит меня перед собой на коленях, где мне и надлежит быть!»

— Вы бросили нас в степи, — с обвиняющими нотками в голосе сказал Фел Дорон.

— Нет, — покачал головой Порт Каньо. — Они, несомненно, поняли значение тарнов в небе и запах слинов воздухе, а потому, в соответствии с приоритетами войны, под покровом темноты, ушли на рандеву, чтобы позаботится о конфискованном у косианцев золоте.

Селий Арконий отбросил в сторону огромную голову Кардока.

— Я люблю Вас, Господин! — крикнула стоявшая на коленях рабыня.

— Так значит это и есть те самые наши невидимые союзники, что поддерживали нас снаружи лагеря? — поинтересовался Фел Дорон.

— Разумеется, — подтвердил Порт Каньо. — Но их было всего лишь двое, так что они сочли что будет разумнее и лучше делать их работу извне. Мы обязаны вам нашими жизнями, причем больше чем один раз.

Боск, к которому была обращена последняя фраза, только пожал плечами.

— А табук появившийся в лагерю, это тоже ваших рук дело? — уточнил Фел Дорон.

— Да, — кивнул Боск из Порт-Кара.

— Вы все это время следовали за нами, не так ли? — спросил Порт Каньо.

— Да, — ответил воин.

— А почему же вы не объявляли о своем присутствии после отбытия косианцев? — поинтересовался Фел Дорон.

— Животных изначально было пять, — пояснил он. — Три тела мы нашли, нетрудно предположить, что двое оставшихся в живых, продолжат преследование. Раз уж они выслеживали вас раньше, то они не могли так легко отказаться от этого предприятия. Мы решили следовать за вами, оставаясь невидимыми, чтобы, если они решат напасть, иметь возможность действовать неожиданно, используя фактор внезапности. Но, похоже, Вы не слишком нуждались в нашей помощи.

— Ты спас мне жизнь, — простонал Мир, обращаясь к Селию Арконию.

— В таком случае, разве мы теперь не в расчете? — осведомился Селий.

— Отлично, — улыбнулся Мир, и двое мужчин крепко пожали друг другу руки.

— Животные и их союзники, разыскивали нас, по крайней мере, частично чтобы получить и уничтожить эту рабыню, — сообщил Порт Каньо, повернувшись к Боску из Порт-Кара и Марку из Форпоста Ара.

— В мои намерения это не входило, — заметил Мир.

— Это точно, — улыбнулся Фел Дорон. — Правда, Ты, если я не ошибаюсь, был готов увести ее с собой.

— Я нашел ее, как Ты, несомненно, догадался, — развел руками Мир, — товаром, представляющим некоторый интерес, привлекательным образчиком домашнего животного.

Эллен удивленно уставилась на него. Она была впечатлена и взволнована. Как по-гореански он теперь выглядел! Теперь он рассматривал ее уже не как человека, которого следовало похитить, а как рабыню, вещь, которую можно купить, украсть и использовать. Похоже, до него, наконец-то, дошел смысл ошейника на ее горле. Девушка вдруг почувствовала рабский огонь начавший разгораться внутри ее живота, подожженный жаром мужественности. Она не сомневалась, что теперь, когда у него будет женщина, возможно, купленная варварка, помниться он говорил, что у него есть счет к женщинам Земли, он будет доминировать над нею, причем полностью.

«Моя любовь принадлежит Селию Арконию, — сказала себе Эллен, — но конечно для кого-то было ничуть не хуже, принадлежать кому-то такому как Мир, которому я сама когда-то принадлежала. Счастлива будет та женщина, которой повезет оказаться в его цепях! Я буду только рада счастью той, кем бы она ни оказалась, кто однажды будет носить его ошейник!»

— Кажется, был у них интерес и к косианскому золоту, — добавил Фел Дорон.

— Об этом я ничего не знал, — поспешил откреститься Мир.

— Ну, это как раз, очевидно, — усмехнулся Фел Дорон.

— Признаться, мне не ясен характер их интереса к рабыне, — заметил Порт Каньо. — Понятно, что это не был тот интерес, который можно было бы ожидать от мужчин к смазливой, фигуристой рабыне.

Боск из Порт-Кара окинул оценивающим взглядом, стоящую на коленях Эллен, неудержимо задрожавшую, почувствовав, что стала объектом столь пристального внимания.

«Неужели он, правда, когда-то был землянином? — спросила себя Эллен. — Мы оба родились на Земле. Так разве это не веская причина для того, чтобы отнестись ко мне с некоторым беспокойством, пониманием, сочувствием, нежностью, мягкостью? Но взгляните, как он смотрит меня! Я рассмотрена просто как самка и рабыня!».

На мгновение в Эллен вспыхнула неконтролируемая злость.

«С каким самодовольством он оценивает меня! — возмутилась он. — Для него не имеет никакого значения то, что я, женщина его прежнего мира, оказалась здесь и теперь ношу ошейник на своей шее! Я даже могу увидеть в его глазах, что он, фактически, относится к этому факту с абсолютным безразличием».

Эллен набралась смелости и снова, украдкой, быстро, заглянула в его глаза, а затем, испуганно отвела взгляд, уставившись в землю, решив больше не рисковать изучать его глаза, глаза свободного мужчины. Она почувствовала, что ее снова охватывает раздражение. Поводом для этого стала улыбка на его губах. Он словно прочитал ее беспокойство и был удивлен.

«Как смеет он рассматривать женщину, когда-то жившую на Земле таким способом, — возмущенно думала Эллен. — Был бы он на Земле, разве так он смотрел бы на них? По-видимому, нет, поскольку они были свободны, точнее большинство из них, за исключением некоторых, возможно, живущих в неких тайных анклавах».

Рабыня видела улыбку на его лице, и узнала в ней улыбку господина.

«Он рассматривает ошейник на моем горле, как подходящий мне, — поняла она. — Может ли он, только взглянув на меня, понять, что я принадлежу ошейнику? Как он смог узнать это? Понятно, что в его намерения совершенно не входит поднимать меня с колен и освобождать! В его глазах не было ни капли жалости. Он даже не посочувствовал мне, не поспешил успокоить и утешить меня. Я видела его глаза! Он хочет, чтобы я оставалась в ошейнике! Ему нравится это! Если бы я не была в ошейнике, то он, скорее всего, сам бы надел его на меня, но только для того, чтобы продать меня или избавиться любым иным способом! Он видит меня! Он понимает меня! Он понимает, что я принадлежу ошейнику! И можно не сомневаться, что он видел много женщин с Земли в гореанских ошейниках. Мы для него не редкость. Мы для него точно такие же рабыни. Несомненно, мы принадлежим нашим ошейникам! И, несомненно, мы нравимся ему в наших ошейниках. А разве найдется мужчина, которому это не понравилось бы? Гореане, что интересно, полагают, что ошибка состояла в том, что нас не сделали рабынями еще на Земле. Наши ошейники, с их точки зрения, должны были занять свое место на нашей родной планете».

Много гореан, кстати, неправильно понимают шрамы от прививок на многих из нас, считая их рабскими клеймами, сильно не дотягивающими, конечно, в до аккуратности и красоты различных клейм, применяемых на Горе, обычно выжигаемых на бедре под левой ягодицей.

Эллен подумала о гореанских свободных женщинах. Какие они все-таки ненавистные существа!

«К таким он отнесся бы куда более осмотрительно, — мстительно подумала она. — Таких здесь не принято игнорировать! Ни на одну из них он не посмотрел бы так, как он рассматривает меня! Разве он не уделил бы ей все свое внимание целиком? Разве не обращался бы он с ней с предельной любезностью и учтивостью! Разве не уважал бы он ее, не заботился бы о ней, не смотрел бы на нее, как многие хотят и делают, как бы абсурдно или раздражающе это не выглядело, с внимательностью, готовностью и любезностью? Но я — была когда-то женщиной его собственного мира, как он может так рассматривать меня? Кем он видит меня? Я у его ног и вижу в его глазах себя, рассматриваемую как не больше, чем та, кем я теперь стала, как не больше чем рабыню! Но ваши высокие свободные женщины, будут не больше чем мной, стоит только их поработить! Я полуголая, на коленях и в ошейнике. Разве Вы не хотели бы, чтобы мы все были такими, или, по крайней мере, самые привлекательные из нас? Многие ли мужчины на Земле видят женщин так, видят их такими, какими они должны быть, видят их такими, каковы они есть? Он теперь гореанин. Но и я тоже теперь гореанка. Он является гореанином как господин. А я гореанской рабыней. И я довольна этим положением дел».

— Я могу говорить, Господа? — спросила рабыня.

— Говори, — разрешил Селий Арконий.

— Возможно, они подумали, что я подслушала их разговор в большом лагере около Брундизиума, и таким образом оказалась случайно посвящена в некий план, заговор или тайну, — постаралась объяснить Эллен, — но я ничего не слышала, правда. Это все — ужасная ошибка. Я ничего не знаю. Я ничего не знаю!

Боск из Порт-Кара перенес свое внимание на Мира.

— Ты был союзником тех животных? — спросил она. — Ты и другие, что были с тобой там?

— Прежде — да, — не стал отрицать Мир, — но теперь нет, теперь мы с ними враги, разумеется.

— В таком случае, я думаю, что мне нет нужды убивать тебя, — заключил Боск.

— Рад это слышать, — усмехнулся Мир.

— Я ручаюсь за них обоих, — вступился Порт Каньо.

— Я тоже, — поддержал его Селий Арконий.

— И я, — кивнул Фел Дорон.

Боск из Порт-Кара улыбнулся, и это был первый раз, когда Эллен увидела улыбку на его лице.

— Этого мне достаточно, — заверил он их, а потом спросил: — Вы знали, что животные преследовали вас?

— Нет, — покачал головой Селий Арконий.

— Мы полагали, что, скорее всего, они ушли, — пояснил Фел Дорон.

— Но мы не были уверены в этом, — добавил Порт Каньо.

— Нет, мы не знали, — ответил Фел Дорон.

— Но все же, — сказал Селий Арконий, — если бы они все еще были где-то поблизости от нас, то это утро показалось нам самым вероятным временем для их нападения, поскольку этим утром Мир и его товарищ собирались поворачивать к Брундизиуму, а мы вместе с рабыней должны были продолжать путь в Ар. Таким образом, если они хотели убить всех троих разом, то это было самое удобное время.

— Мы сокращали время наших дежурств постепенно, чтобы не насторожить их, если они следят за нами, — добавил Порт Каньо.

— И все же, — сказал Фел Дорон, — они прыгнули на нас, казалось, словно из ниоткуда.

Боск из Порт-Кара понимающе кивнул.

— А откуда они могли узнать, о том, что вы собираетесь разделиться? — поинтересовался Марк из Форпоста Ара.

— Так вон, — указал Селий Арконий на волокушу, лежавшую в стороне, — это было приготовлено для раненного товарища Мира. Не трудно догадаться, что в фургоне он больше не поедет.

— Он уже достаточно окреп, чтобы ехать так, — кивнул Фел Дорон.

— А рабыня значит, о ваших подозрениях ничего не знала, — заключил Боск из Порт-Кара.

— Разумеется, — подтвердил Селий Арконий. — Мы не хотели, чтобы она по неосторожности, своим беспокойством, дала животным повод заподозрить неладное и напасть в другое время.

— Разумно, — похвалил Боск из Порт-Кара.

Стоявшая на коленях Эллен сердито напрягалась. Только что к ее знаниям и своем ошейнике добавилась еще одна страница.

— Как дела в Аре? — задал Порт Каньо мучивший его вопрос.

— Последнее, что мы слышали, — ответил Боск из Порт-Кара, — от тех, с кем мы встретились на рандеву, это то, что наемники становятся все более и более беспокойными и неуправляемыми. Фактически в городе уже случались перестрелки между ними и солдатами регулярных косианских частей. Действия Бригады Дельта становится все смелее. Восстание может стать делом времени.

— А какие новости о Марленусе? — поинтересовался Фел Дорон.

— Считается, что он нашелся, — ответил Боск. — Правда, в этом вопросе много неясностей. Ходит много противоречивых слухов об обмане, потере памяти и даже безумии. Но он — ключ, который может открыть восстание. Если он появится на улицах с мечом в руке и поднятым штандартом, люди закричат и поднимутся. И тогда пусть Кос и его союзники дрожат от страха. Однако боюсь без Марленуса город так и останется смущенным и разделенным, а любое открытое сопротивление окажется идиотски поспешным, дорогостоящим и, подозреваю, обреченным.

— Талена, марионетка Коса, все еще сидит на троне? — спросил Фел Дорон.

— Да, — кивнул Боск из Порт-Кара.

— Для нее только пытки и кол, иного она не заслуживает, — буркнул Порт Каньо.

— Или ошейник, — усмехнулся Боск, бросая взгляд на горло стоявшей на коленях Эллен.

— Но она — Убара, Господин! — выдохнула рабыня и тут же испуганно замолкла, боясь получить заслуженную оплеуху.

Она ведь заговорила без разрешения! Однако господа часто склонны проявлять снисходительность в таких вопросах. К тому же, опытная рабыня умеет чувствовать, когда можно говорить, а когда было бы мудро сначала попросить разрешения, прежде чем что-то сказать. Зачастую ей дают то, что могло бы считаться постоянным разрешением говорить. Но оно, разумеется, в любой момент может быть отменено, тем самым сохраняется принцип того, что разрешение или запрет рабыне говорить является прерогативой ее владельца. Ее всегда можно заставить замолчать взглядом или словом. Иногда рабовладелец может спросить: «А Ты спрашивала разрешение говорить?» На этот вопрос есть общепринятый ответ: «Нет, Господин. Пожалуйста, простите меня, Господин». После этого ритуала ей может быть предоставлено разрешение говорить, или отказано с нем, полностью на усмотрение господина.

— Кто знает? — ухмыльнулся Боск из Порт-Кара. — Быть может, она уже — рабыня, и даже теперь сидя на своем троне, в одиночестве ее палат, в пустых залах Центральной Башни, вздрагивая от каждого шороха, с ужасом ожидает требования ее владельца.

— Надеюсь, Вы продолжите двигаться в Ар вместе с нами? — осведомился Порт Каньо.

— Я и мой товарищ, — сказал Мир, — как уже было сказано, направляемся в Брундизиум.

— В нескольких пасангах отсюда, нас ждут товарищи с тарнами наготове, — ответил Боск. — Если все пойдет, как запланировано, то завтра в это время мы уже будем в полете.

— Но, конечно, это не помешает вам разделить с нами наш завтрак? — предложил Порт Каньо.

— С большим удовольствием, — улыбнулся Боск из Порт-Кара.

— Вставай и иди работать, — недовольно приказал Селий Арконий.

— Да, Господин, — отозвалась Эллен, вскакивая на ноги.

— А у нее симпатичные ноги, — заметил Марк из Форпоста Ара.

Эллен рефлекторно попыталась стянуть тунику пониже.

— Симпатичнее, чем у твоей Фебы? — осведомился Боск.

— Нет, я так не думаю, — мотнул головой Марк.

Та «Феба», о которой они упомянули, решила Эллен, судя по небрежности и откровенности, с какой о ней говорили, должна была быть рабыней. Конечно, они не посмели бы говорить так о ногах свободной женщины.

«Какие же все-таки мужчины — животные, — подумала она. — Вот зачем они так открыто сравнивают конечности рабынь! Мы что, животные?»

Правда, уже в следующее мгновение, ее потрясла очевидная мысль, что да, конечно, они были животными!

— Займись делом! — бросил ей Селий Арконий.

По неким причинам он явно был рассержен на нее. Возможно, она была немного не права, так явно продемонстрировав свое раздражение ранним утром, незадолго до нападения на лагерь, но он же не будет держать зло на нее! Это же такая мелочь!

— Да, Господин! — откликнулась девушка и, спотыкаясь, поспешила бегом к фургону за продуктами, кастрюлей, посудой, хлебом и зерном, чтобы поскорее приступить к приготовлению завтрака для мужчин.

Как-то раз, оторвавшись от своей работы, она поймала на себе взгляд Боска из Порт-Кара. На его губах змеилась тонкая улыбка, заставившая рабыню покраснеть и рассердиться. Несомненно, он знал о ее земном происхождении! Казалось, его забавляет видеть ее здесь, на этой планете, так далеко от ее прежнего мира, в месте, кардинально отличающемся от всего к, чему она привыкла, униженную до естественной женщины, униженной до рабского ошейника, в страхе спешащей услужить рабовладельцам.

Позже, закончив с их простой трапезой, мужчины встали.

— Хорошее было утро! — сказал Порт Каньо с благодарностью.

— Хорошая была встреча, — поддержал Боск из Порт-Кара.

Мужчины пожали друг другу руки, обнялись, а затем Боск из города Порт-Кара, порта, расположенного в заливе Тамбер, который по слухам считался логовом головорезов и пиратов, и Марк из Форпоста Ара, когда-то заставы Ара на далеком Воске, покинули лагерь.

Рабыня смотрела им вслед, пока они не исчезли в высоких травах. Уходя они не оглядывались назад.

Вскоре после этого, мужчины поделились с Миром кое-каким продовольствием, а также передали ему меч, кинжал и копье. Затем, с помощью Порта Каньо и Селия Аркония, его слабый товарищ был уложен на волокушу. Туда же сложили кое-что из вещей, продукты и оружие. Как отличались, подумалось рабыне, кинжал, меч и копье, от того оружия, с которым Мир был до настоящего времени был знаком. Это было такое оружие, с каким один мужчина мог бы лицом к лицу сойтись с другим мужчиной, оружие, требующее опыта и риска, оружие, требующее умения и храбрости. Это было не оружие инженерии, не то оружие, с которым надменный, мелочный, слабый и малодушный мог бы легко превзойти и перебороть силу и энергию героев, сокрушить и победить храбрых и могучих мужчин, от которых согласно суровым законам природы они должны бежать и прятаться. Да, это оружие совершенно отличалось от того, к которому Мир до сего момента был привычен. Но Эллен подозревала, что здесь, на этой планете, он изучит его, это оружие и возможно станет настоящим мастером в обращении с ним.

— Мир, друг мой, — позвал Порт Каньо.

— Да? — откликнулся тот.

— Пока Боск из Порт-Кара был в лагере, мы с ним пообщались накоротке, приватно, и он дал мне кое-что. Я хотел бы показать это тебе.

Порт Каньо вытащил из своего кошеля тяжелый, бесформенный металлический предмет, выглядевший так, словно он был деформирован, перекручен, согнут, вывернут наизнанку, а затем расплавлен при огромной температуре. К ним тут же присоединился заинтересовавшийся Фел Дорон.

— Что это? — удивленно рассматривая предмет, полюбопытствовал Мир.

— А Ты не узнаешь? — усмехнулся Порт Каньо.

— Нет, — пожал плечами Мир.

— После того, как мы покинули наш лагерь несколько дней назад, Боск из Порт-Кара и его друг, заглянули на место нашей лагерной стоянки, чтобы осмотреть там все. Потом они поспешили за нами.

— И что там насчет вашего товарища, Терсия Майора? — осведомился Мир.

— Никакой он мне не товарищ, — поморщился Порт Каньо. — Однако Боск и его друг нашли там только кости, точнее осколки разгрызенных костей и клочки одежды, порванной и пожеванной.

— Слины, — заключил Мир.

— Похоже на то, — согласился Порт Каньо.

— Очевидно, слины не уважают круги из запрещенного оружия, — усмехнулся Мир. — По крайней мере, они не склонны к необоснованным суевериям, и не разделяют вашей озабоченности Царствующими Жрецами.

— Возьми это, — предложил Порт Каньо, протягивая руку с тяжелым бесформенным предметом на ладони.

Мир взял предмет и внимательно рассмотрел его.

— Странная штука, — пожал он плечами, — может метеорит? Камень с неба, падающая звезда.

— Чувствуешь вес? — спросил Порт Каньо. — Тебе он ничего не напоминает?

Мир побледнел как полотно.

— Да, — кивнул Порт Каньо. — Это — остатки запрещенного оружия. Одного из них. Остальные тоже уничтожены. Боск разбросал их в траве, а один захватил с собой, чтобы показать мне.

Сказав это, Порт Каньо забрал кусок сплавленного, бесформенного металла.

— Вы уже не боитесь касаться его? — поинтересовался Мир.

— Теперь нет, — усмехнулся Порт Каньо. — Это ведь больше не оружие. Это уже — ничто, только то, что некогда было оружием.

— И какая же сила или жар могли сделать такое здесь, в степи? — полюбопытствовал Мир.

— Царствующие Жрецы конечно, как мы и говорили, — ответил ему Фел Дорон.

— Не будь наивен, друг мой, — отмахнулся Мир. — Их нет. Тебе следует побороть такие суеверия.

— Тогда что это? — спросил Порт Каньо, поднимая бесформенную массу расплавленного и перекрученного металла.

— К северу отсюда вчера вечером бушевала гроза, — напомнил Мир. — Молния. Молния ударила в оружие. Она его и уничтожила. Это же очевидное объяснение. Пистолеты сделаны из металла, они лежали на возвышенности, на холмике.

— Это, конечно, возможно, — не мог не согласиться Порт Каньо, а затем он размахнулся и выбросил кусок металла, далеко в траву.

— Царствующих Жрецов не существует, — повторил Мир.

— И даже в этом случае, — улыбнулся Порт Каньо, — я бы посоветовал тебе придерживаться их законов.

— Они не существуют, — пожал плечами Мир.

— Я этого не знаю, — сказал Порт Каньо. — Но тебе нечего бояться.

— Не понял, — удивился Мир.

— Если они действительно существуют, быть может, живут в Горах Сардара, как многие утверждают, я думаю, что у нас нет особых причин бояться их, фактически, их следует опасаться гораздо меньше, чем Посвященных, которые утверждает, что говорят от их имени. У Царствующих Жрецов, как мне кажется, нет практически никакого интереса к нам, к нашему виду, в нашей форме жизни. Их мало, если вообще беспокоят дела людей, разве что, кроме того, чтобы их законы соблюдались.

— Вы предполагаете, что они рациональны? Что они опасаются развития человеческих технологий?

— Все возможно, — пожал плечами Порт Каньо.

— То есть они реальны? — уточнил Мир.

— Никто не доказал обратного, — развел руками Порт Каньо. — Возможно, они столь же реальны, как горы и штормы, как цветы, тарны и слины.

— Нет, их не существует, — снова не согласился с ним Мир.

— Я этого знать не могу, — повторил Порт Каньо.

— Нет, — мотнул головой Мир. — Это была молния. Всего лишь молния.

— Возможно, — не стал спорить Порт Каньо.

— Молния, — кивнул Мир. — Очевидно, молния.

— Это весьма вероятно, — признал Порт Каньо.

— Похоже, сегодня хороший день, для начала похода, — сменил тему Мир.

— Это точно, — поддержал его Фел Дорон.

— Дней через восемь — десять, — сказал Порт Каньо Миру, — Ты можешь добраться до побережья и Брундизиума.

— А мы надеемся выйти на Виктэль Арии, где-то в районе Венны, дней примерно через двадцать, — поделился планами Фел Дорон.

Услышав знакомое название города, Эллен, естественно, вспомнила рабыню по имени Мелания, с которой их свела судьба в праздничном лагере. Меланию, помнится, ее продали мужчине из Венны. Девушка подумала о сотнях городов и городков известного Гора, в которых тысячи женщин, таких как она, в туниках и ошейниках служат своим владельцам. Что интересно, это дало ей теплое, глубокое, обильное осознание и причастность. В прошлом остались неуверенность, метания, бедствия, боль, беспорядок, двусмысленности, беспочвенность, аномия ее бывшего существования.

Теперь она наконец-то стала чем-то социально значащим, чем-то фактическим и понятным, принятым и реальным, чем-то ценным, имеющим фактическую, ясную ценностью, рабыней.

Виктэль Ария — это одна из больших дорог известного Гора, протянувшаяся на север и на юг от Ара на тысячи пасангов.

Мир накинул лямки волокуши на плечи.

— Попрощайся с ним, — сказал ей Селий Арконий.

Эллен подошла в Миру и опустилась перед ним на колени.

— Прощайте, Господин, — проговорила она, глотая слезы.

По жесту Селия Аркония, она склонила голову и кротко поцеловала его ноги. Когда девушка подняла голову и посмотрела на него, слез она сдерживать больше не могла. Они переполнили ее глаза и побежали по щекам. Именно этот человек доставил ее на Гор.

— Спасибо, Господин, — прошептала Эллен, так, чтобы Селий Арконий, стоявший в стороне, не мог ее услышать. — Спасибо за то, что привезли меня сюда, спасибо за мой ошейник, спасибо за то, что сделали меня рабыней.

— Это — пустяк, — отмахнулся он.

«Возможно, — подумала она про себя, — вам, Господин, это пустяк, но для меня это — все!»

Затем Эллен снова опустила голову и, с благодарностью, поцеловала его ноги, еще раз.

Мир даже немного попятился.

После нее пришла очередь мужчин обменяться прощаниями.

— Ты помог мне понять кое-что новое для меня об этом мире, — сказал Мир, глядя в глаза Селию Арконию. — Надеюсь, что со временем и я смогу быть достойным Домашнего Камня.

— Это — пустяк, — улыбнулся Селий.

Мужчины крепко пожали друг другу руки, а затем обнялись, и Мир поправил лямки на своих плечах. На краю их небольшого лагеря он задержался и, обернувшись, посмотрел на Эллен. Его лицо осветила улыбка.

— Прощай, — сказал он, — кейджера.

— Прощайте, — всхлипнула она, — Господин.