Глава 3

Арсен выглядел ожившей статуей греческого бога — огромный, с выпирающими мускулами, с квадратной челюстью. Воин, с помощью спортзала и алхимии развивший тело до E-ранга: стоящая рядом девчонка в сравнении с ним казалась миниатюрной куклой, девушкой-подростком.

Меня вид и ранг человека не слишком впечатлил — кто хоть раз видел Леву Жилова, уже не впечатлится размерами обычных людей.

Я слышал про Арсена в будущем. Память подбрасывает новые и новые факты — крепыш знаменит подвигами: вечно лезет в опасные осколки, доказывает себе и другим, что достоин силы и уважения.

— Я тебя оскорбил? — обратился к блондинке.

— Эм… Я так не думаю…

— Слышишь, ты сперва со мной договори! — прошумел Арсен.

Честно говоря, я не ожидал столь прямого наезда. Давно со мной не конфликтовали на пустом месте. Кидаться даже на таких захудалых клиентов, как я, верх идиотизма: либо Арсен — недалёкий агрессивный дурачок, либо я чего-то не знаю.

Арамазовы — род знаменитый и богатый. Центр ремесел — далеко не единственное, что у них есть: насколько помню, они построили и высшие лаборатории Алхимиков, и производством мебели занимаются. Даже пара профильных фабрик есть. И уж точно Центр не принадлежит Арсену.

Я не раз видел, как такие крепыши импульсивными поступками настолько достают главу рода, что тот перестает их поддерживать и вступаться за них. Вот тогда-то богатырь понимает, что он вовсе не богатырь.

— Да могу и с вами поговорить. В чем конкретно претензия? Девушка не считает, что ее оскорбили.

— Тут я решаю, было ли оскорбление, понял? Это мое здание, моя собственность!

— Центр ремесел — ваш? Даже не имущество рода?

— Я — это и есть род Арамазовых! — с пафосом сказал Арсен.

Интересно. Возможно, я сегодня набью лицо сразу целому роду Арамазовых, чего прежде не делал.

— И как разрешить возникшую ситуацию?

— Наш конфликт можно решить поединком, — дернул головой здоровяк.

— Поединком?

То есть, все затеяно, чтобы банально набить мне лицо? Но зачем? Самоутверждаться такому громиле нужно на ком-нибудь схожих размеров. Да и не думаю, что отбитому и яростному драчуну, который зубами рвет людей, нужно самоутверждаться.

— Именно, поединком. Но не обычным, а со ставками, скажем, тысяч в пятьдесят. Пусть нас рассудит наша личная сила.

Хочет выбить из меня деньги. Но все равно не сходится — если бы он периодически поступал так с посетителями Центра, его бы свои куда-нибудь в Биробиджан отправили. Нормальный глава рода или клана не потерпит на руководящей должности безбашенного идиота.

— А давай, — перешел и я на «ты».

Если уж деньги плывут в руки, зачем отказываться?

— Вижу, ты уверен в себе. И это хорошо — можем и двести тысяч поставить! Для меня это не деньги, но вряд ли у тебя найдется больше.

— То есть, я получу целых двести тысяч, если сейчас расколочу тебе лицо? — вскинул я брови.

На скулах здоровяка заходили желваки. Справившись с приступом гнева, он выдавил:

— В здании есть арены для дуэлей.

— Какая разница, где драться? Или думаешь, на арене тебя быстрее подлечат?

Арсен зарычал.

— Отброс увядшего рода! Поединок, сейчас! Проигравший отдает двести тысяч!

Сказав это, здоровяк развернулся и тяжело затопал куда-то по коридору. Блондинка хлопала глазами, и кажется, я заметил жалость в ее взгляде. А потом она осмотрела комнату и ее глаза полезли на лоб — похоже, догадалась, что я смог сварить зелье.

Не удержавшись, подмигнул ей, прежде чем направиться следом за Арамазовым.

Пока шли, сосредотачиваюсь на эмоциях здоровяка, нащупывая вход в его внутренний мир. Привычно защищаюсь — оборачиваю свое сознание в плащ из воображаемого небытия, абсолютного не здесь и не сейчас, превращаюсь в призрака, которого нельзя ранить, отравить и убить обычными способами. Это не убережет от действительно сильной защиты, но я уже коснулся сознания громилы и не ощутил защитного амулета.

Вондер Арсена выглядит как огромный спортзал. В одном углу — спортивный инвентарь, в другом — огороженный ринг. На матах — подсохшие капли крови.

На половину стены портрет Арамазова-старшего, больше похожий на циклопических размеров икону. Рядом — плакат с улыбающейся пожилой женщиной, плакаты с автомобилями, с золотом и дорогими костюмами. Плакаты, плакаты и плакаты.

Дальше не рассматриваю — я здесь не для этого.

Создаю ключ с брелком в виде боксерских перчаток, увиденных среди спортинвентаря, кладу ключ в карман и переношусь в реальный мир.

И пусть двери в спортзале нет, важна образность. теперь у меня есть ключ от разума Арсена, значит, теперь я имею к нему доступ. Влиять на громилу я смогу, лишь когда он будет в пределах видимости, никакого «удаленного доступа», к сожалению, не будет. Но мне и не нужно.

Крепыш на ходу звонит кому-то по телефону.

— Але! Отправь на арену распорядителя! Да, сейчас!

Арена оказалась простой — круг диаметром в десять метров. Как только начнется бой, над кругом появится защитный купол, типа того, что защищал мой ритуал от армии, но гораздо слабее. Впрочем, удары слабеньких воинов и заклинания начинающих магов он должен сдержать.

Распорядитель ждал нас. От одетого в синий костюм крупного мужчины веяло силой гораздо сильнее, чем от Арамазова. Думаю, не меньше С-ранга. Эпический маг.

Мужчина посмотрел на нас глазами видавшего жизнь уставшего пса.

— Все, как всегда, господин?

— Да! Бой до сдачи одной из сторон, потери сознания… или смерти. Но убивать я его не собираюсь.

Тут уж вмешался я.

— Не знаю, как у вас все происходит, но мы договорились, что проигравший выплатит двести тысяч победителю. Надеюсь, в кассах вашего Центра столько наберется.

— Я отвечаю за этот поединок, поэтому лично приму все меры, чтобы это условие было выполнено, — невозмутимо кивнул распорядитель.

— Кстати, это относится и к твоим деньгам, — вмешался Арсен. — Когда проиграешь и необходимой суммы у тебя не окажется, я приду к тебе домой и выбью эти деньги из твоего старого бати.

— Как бы не пришлось пожалеть о своих словах.

— А еще у него артефакт, без которого он не сможет выиграть, — уверенно тычет Арсен пальцем в мою сторону. — Поэтому он такой смелый.

— Прошу вас сдать артефакты, — повернулся ко мне распорядитель.

— У меня ничего подобного нет, — развел я руками, и дождался, пока меня проверит сканирующее заклинание. В высшем свете кидаться такими заклинаниями не принято — во-первых, у каждого должно быть право на тайну, а во-вторых, ощущение неприятное, будто тебе в глаза светят фонарем. Но перед дуэлью или поединком это в порядке вещей.

— И его просветите, — кивнул я на Арсена. Пусть уж и он получит свою долю «приятных» ощущений.

— Меня не надо.

— Таковы правила, господин, — распорядитель скастовал новое заклятье. — Прошу прощения.

После проверки мы встали друг напротив друга.

— Куртку или штаны себе новые возьму, — сообщил Арсен, размахивая руками в быстрой разминке. — Карманные деньги кончились, а большего на двести тысяч не купить. Ну, из чего-то нормального.

— Штаны — это хорошо, — кивнул я. — Сменишь те, в которых сейчас стоишь, на чистые.

Осмыслить прогноз Арсен не успел — распорядитель скомандовал:

— Начинаем!

И арену мгновенно накрыл защитный купол.

В этом мире я не смог достичь всего двух вещей: не стал богом и не сел на императорский трон, причём второе мне попросту не интересно. Так что в себе я был уверен абсолютно.

Есть два способа наводить иллюзии: простой, который можно отклонить любым, даже самым дрянным амулетом против иллюзий, и сложный, для которого нужно работать через внутренний мир. Я действую сложным путем, зато если уж я проник во внутренний мир, меня уже не остановишь.

Иллюзии. Я настолько сроднился с ними в будущем, что мог создавать материальные предметы, которые существовали уже независимо от моей силы — я обманывал сам мир, заставляя его поверить, что созданный мною предмет — реален. Я мог создавать доппелей, свои живые копии, которые были полностью идентичны мне, за исключением магической силы. Мог смотреть их глазами. Но пока я этого не могу. Пока, чтобы не разорвать свои энергоканалы заклинаниями, я могу использовать самые простые иллюзии. Опытный маг может повлиять на любые органы чувств, как основные — обоняние, осязание, вкус, слух, зрение, так и второстепенные — чувство собственного тела, равновесия.

И любое из этих чувств можно отключить. Это вообще база магов иллюзий — подключаться к восприятию и уметь отключать любой из органов чувств по выбору. Обычно на наработку навыка уходят годы, но у меня он уже был наработан. Пока мы шли по коридорам, я сосредотачивался, а стоило появиться защитному барьеру, как я представил, что по его внутреннему спортзалу разлетелся черный непроницаемый туман, и здоровяк перестал что-либо видеть. Вообще.

Когда внезапно пропадает зрение, это может здорово деморализовать даже опытного бойца, прошедшего пару сотен осколков. А когда обычный человек теряет зрение, по сути — на время становится инвалидом, он должен в панику впасть, потерять сознание от шока, впасть в истерику. Но ничего такого не произошло. У Арсена оказались железные яйца — он не заорал от ужаса, ни упал на колени, требуя отменить воздействие — лишь крепко выругался и потребовал:

— Останови поединок!

— Вы уверены, что желаете сдаться? — невозмутимо спросил распорядитель.

Стоило ему только услышать слово «сдаться», Арсен зарычал и начал вслепую махать руками. А я вот сжал ладони в кулаки, выбрал удобный момент и быстрым ударом расквасил нос Арамазова. Под кулаком хрустнуло, противник взревел. По толстым губам и квадратному подбородку потекла кровь: бил я сильно. Руку даже пронзила боль — все-таки спортом в прошлом я практически не занимался.

Здоровяк сдался не сразу — он был крепким, тренированным и очень гордым. В общем, Арсен рычал от злобы, бегал под куполом, пытаясь поймать меня, но ловил добротные и увесистые удары, в которые я вкладывал душу.

Минут через десять Арамазов осознал ничтожность своих усилий и сдался. Я сразу убрал иллюзию — за эти десять минут я потратил почти весь запас маны. Слишком слабое тело.

Впрочем, несмотря на ссору с сыном главы богатого рода, и на содранную с костяшек кожу, я прекрасно провел время.

А вот Арсен выглядел скверно — его лицо больше напоминало свежий фарш: измазанное кровью, распухшее. Нос свернут набок. Но еще более жалкими были фразы крепыша — такие слова в спины победителям бросают люди, не умеющие проигрывать — недостойные и тщеславные.

— Ты пошалеш-шь о своей победе, — шипел он, стараясь поменьше шевелить разбитыми губами. — Мои люди придут к тебе ночью, и ты проклянеш-шь каждый рубль, который выиграл.

— А это по правилам поединка? — удивился я. — Как-нибудь почитай об этих правилах. Найдешь для себя много нового.

— Я лучше открою новое для тебя.

— Ладно, — отмахнулся я от его слов, как от мухи. — Где мои деньги?

Вообще, в прошлом, еще до появления Алтарей и магии, дуэль считалась поединком за отстаивание чести. Никаких денег не могло и не может быть в настоящей, официальной дуэли. К сожалению, современная культура, распространенные магические способности и клинок на поясе каждого второго испоганили понятие дуэли, и сейчас можно поставить на кон хоть деньги, хоть дом или артефакт, назвав сражение «поединком».

Впрочем, жаловаться на падение нравов я не стал, и пересчитал врученные распорядителем деньги, пока целитель из персонала квохтал над Арсеном.

На секунду появляюсь в его внутреннем мире, оценивая изменения. На стене его внутреннего спортзала появляется плакат с моим лицом. Местами бумага плаката порвана от многочисленных ударов.

Чем больше ты играешь по правилам вондера, тем меньше тратишь маны. Если ты обладаешь громадным запасом, можешь эти миры через колено гнуть, создавая в них все, что угодно. Но пока огромного запаса у меня не было, поэтому я действовал по логике внутреннего мира.

Вливанием маны восстанавливаю плакат, меняю выражение лица с испуганного на улыбку и фиксирую такое состояние, привязывая его к прочим плакатам в комнате. Теперь пусть разбивает ментальные кулаки в кровь, но порвать бумагу у него не выйдет. Я для Арсена всегда останусь улыбающимся и неуничтожимым.

Выхожу.

Арамазов смотрит на меня с ненавистью в узких, опухших глазах. Неприятно, что на девушку, которая стала свидетелем его поражения, он смотрел ровно так же, как и на меня. Похоже, уже планирует, как лучше выплеснуть на нее эмоции.

— А ты чего смотришь? — заорал парень на администраторшу. — Пош-шла работать!

Но прежде, чем девушка дернулась к выходу, я решил лишить Арсена еще и полезного человека.

— Дарья, вы компетентны в зельях, и у вас есть опыт работы с документами. Наше знакомство началось не слишком приятно, но я боюсь, что ваше старое место работы теперь превратится в ад. Как вы смотрите на то, чтобы работать на меня?

Девушка колебалась не дольше секунды — вновь посмотрела на набыченного Арамазова, и отрезала себе путь простым вопросом, после которого Арсен ей точно жизни не даст:

— Что мне нужно будет делать?

— Станешь моим личным секретарем. В основном будешь заниматься бумагами, документами, но если потребуется — организовывать какие-нибудь светские вечеринки — снимать рестораны, заказывать машины, — перечислял я, пока мы шли к дверям Центра ремесел. — Вечеринку я для примера привел. Может, потребуется поучаствовать от моего имени в аукционе, или закупиться какой-нибудь алхимией в большом количестве и организовать ее доставку.

— Звучит не слишком сложно. Надеюсь, у меня будет время на сон?

Я расхохотался.

— Ночью я тебя не подниму, тут не беспокойся. Кстати, поначалу придется работать из своего дома, своего офиса у меня пока нет. Так ты согласна?

— Сперва давайте обговорим мою зарплату.

Да, как-то я упустил этот момент. Кстати, сколько вообще зарабатывают простые люди?

— Сколько ты здесь получала?

— Обычно двадцать три тысячи, но иногда с премиями выходило двадцать пять…

Я от неожиданности чуть не споткнулся.

— Сколько⁈ У тебя вообще на еду хватало?

— Ну-у… Я на своей квартире живу, поэтому за съем платить не нужно было. Коммуналка — две тысячи, на еду уходит семь. Остальное — на поездки, связь, косметику и одежду. Иногда себя баловала поездкой на какую-нибудь турбазу, из ближайших защищенных.

— Давай пока договоримся на тридцать, — предложил я. — Месяц испытательного срока, а потом уже решим, стоит ли нам дальше работать.

— Идет, — кивнула блондинка, и я сразу отсчитал ей сумму из выигранной пачки.

— Вы сразу отдадите мне деньги? — недоверчиво прищурилась Даша. — А если я пропаду с ними?

— Я вообще доверчивый человек, и надеюсь, ты этого не сделаешь, — улыбнулся я, вспомнив владельца ломбарда. Тоже весьма «доверчивого». И методы «доверия» у нас в целом схожи.

— Но у меня есть одно маленькое условие, господин Айдар. Можете провести пару уроков из зельеварения?

— Вот как? А как же слова, что я могу испортить лабораторное оборудование, и прочее?

Девушка покраснела.

— Я была не права. Я успела оценить, что у вас получилось — я сама до такого буду расти несколько лет. Прошу прощения за то, что не верила вам, — и даже поклонилась.

— Пожалуй, можно, но не раньше, чем после испытательного срока. Первое задание для тебя: подготовь трудовой договор и заполни от своего имени.

Мы обменялись телефонами, я скинул ей номера родового юриста и прочих специалистов, которые могут ей понадобиться, и девушка уехала домой.

Мне нужен человек, на которого можно свалить ненужную бюрократию, и бывший администратор — подходящий вариант. Поработает первый месяц, а потом посмотрим.

Вообще, неплохо бы обзавестись личными слугами — людьми, которые прошли специальную школу и научены всему, что должен знать и уметь слуга, а магические клятвы обеспечивают верность этих людей. Но пока у меня денег на такого слугу не хватит. Простенький особняк стоит дешевле.

А я пошагал к ломбарду — нужно было вернуть его владельцу сто десять тысяч.

До поединка с Арсеном в моих планах по обогащению фигурировал владелец ломбарда. Если уж я теперь могу использовать простенькие иллюзии, то заглушить его чувства и обнести ломбард труда не составило бы, тем более такого гада грех не ограбить. Только вот были три причины не идти на это. Камеры, на которые я пока воздействовать не могу, и не смогу, пока не усилю тело. Личная сила мага — если он умеет бороться с иллюзиями, то мои снимет легко, пока я слаб. И самое главное — я планирую использовать владельца ломбарда иначе. В будущем мне может понадобится его навык заключения рабских контрактов.

— Вот деньги, — положил я купюры перед Игорем.

Улыбочка застыла на лице владельца ломбарда.

— Все нормально? — осведомился я. — Долг я вернул, давай прощаться.

Но Игорь прощаться не захотел.

— Слушай, ну вернул, замечательно! — с напускной радостью сказал маг. — Если ты такой ответственный заемщик, может, хочешь миллион взять, а? У меня есть! И ставка будет такой же — десять тысяч в день! А хочешь машину? Лексус хочешь?

— Спасибо, деньги у меня пока есть. Но если мне нужно будет больше, я забегу. Давай, удачи.

Оставшиеся деньги я положил на кредитную карту, и до вечера ходил по городу, вспоминая, что и где находится. Там — массажный салон, там — маленькая лавка с простенькими зельями и приличный ресторан. Красивое здание с колоннами — театр, куда любит ходить мать, рядом — кино. Кстати, лет десять уже не был в кинотеатре, а новых фильмов по ноутбуку не смотрел лет пять. Когда похолодало и Морозов начал уничтожать города, людям резко стало не до съемок хороших фильмов.

Посидел в кафе, наслаждаясь блюдами, приготовленными из добытых в осколках продуктов. Прикинул, что развивать в следующую очередь, и когда начать зачищать осколки, собирая фрагменты монстров. Костяшки саднили, поэтому меня все чаще посещала мысль о монстре, способном лечить других. К сожалению, не получится по желанию получить доступ в осколок, где водятся такие существа — осколки с теми же эльфами или другими магами-лекарями открываются редко. Но при возможности стоит их посетить, если не добуду симбионта раньше. Вздумает кто-нибудь пырнуть меня в переулке ножом, и магия иллюзий выкарабкаться не поможет.

Симбионт развивается со своим носителем и путей развития два: усиливающий и приспосабливающий. У Левы был симбионт первого типа. Он делал кожу прочнее титана, увеличивал силу до умопомрачительных значений, но цена таких изменений — непомерный рост тела.

Я лучше возьму другой — пусть он не даст мне сверхсилы, но возможности у такого гораздо шире. Убить человека, который прокачал такого симбионта, очень трудно. Без сердца он проживет, потому что кровь начнет качать печень. В печи он обуглится, но не сгорит, потому что кожа изменится под прочнейший углерод. А без кислорода он проживет, потому что организм начнет употреблять углекислый газ, или и вовсе впадет в стазис.

О симбионтах в этом времени пока не знают, а значит, я буду первым, кто получит их силу.

В прошлом я не обзавелся симбионтом: до последнего сомневался в безопасности такой процедуры, все-таки вживлять в свое тело другой организм — по меньшей мере, неразумно. Но прошли годы и люди не превратились в чудовищ, не сошли с ума и даже не изменили поведения, попросту не захотел менять жизнь.

Мне тогда было сорок лет, я привык к своему телу и способностям. Здоровье у меня и так было в полном порядке — спасибо дорогим целителям, а козырять на публику, поднимая одной рукой штангу, мне было незачем.

Хотя, если бы не Морозов и погибающий мир, лет в девяносто я, может, и попробовал бы внедрить в тело эту штуку. Все-таки люди с симбионтами даже стареть перестают.

Домой вернулся поздно. Шел по коридору к своей комнате, но когда заметил приоткрытую дверь кабинета отца, свернул туда.

— Куда вы, молодой господин? — спросил идущий навстречу мажордом, Виктор Геннадьевич.

— К отцу, — рассеянно сказал я.

— Ваш отец наверняка занимается серьезными вопросами. Может, стоит дать ему поработать, а не отвлекать по обычным пустякам?

Я остановился.

Мажордом глядел на меня сурово и малость устало. Личный слуга отца, который провел в этом доме более сорока лет, он переживал за проблемы рода не меньше любого Алмазова.

Когда я был ребенком, мужчина прикрывал меня и сестру и старался оперативно убрать последствия наших игр и гонок по дому. Думаю, у каждого есть история про разбитую вазу, графин, или иные шалости, которые заканчивались порчей мебели. Виктор Геннадьевич вздыхал, но командовал слугам прибраться, прежде, чем осколки вазы увидят родители, а нам мягко объяснял, что стоит быть осмотрительнее и играть в подходящих местах. Он умел находить слова: нам становилось стыдно, и какое-то время мы действительно продолжали играть во дворе.

Он дарил нам яркие безделушки, один раз отговорил меня и Нику лезть на крышу, а во-второй раз — лично снял оттуда. Именно он предотвратил появление десятка-другого седых волос на головах наших родителей и продолжал оберегать их покой от шалостей Степана.

Устами Виктора Геннадьевича говорило не желание уколоть молодого Алмазова, а стремление уберечь покой отца от шебутного сынишки. Меня в этом доме любят, но считают слабым, безамбициозным, несерьезным.

— Виктор Геннадьевич, я вас уважаю, правда. Я благодарен за то, что вы делали и делаете для нас, и спасибо, что бережете родителей. Вы — краеугольный камень быта этого дома. Но доверьте мне самому решать, когда беседовать с родителем.

Мужчина вздохнул и покачал головой.

— Спасибо за теплые слова, Айдар. Но это не отменяет моей просьбы — дайте Савелию Айдаровичу покоя. Посмотрите на звезды, по или подготовьтесь к завтрашним занятиям. Ваш отец сейчас не настроен на диалог.

Слушать мажордома дальше я не стал.

В кабинете уютно трещал камин. Рядом с ним стояли два огромных кресла, между ними — журнальный столик. Отец сидел в кресле и грел ноги. На столике стояла бутылка колы, лёд и графин виски.

Я упал в свободное кресло и уставился на огонь.

Отец неторопливо накачивался алкоголем, дрова потрескивали, а я пытался прикинуть, что делать дальше и в каком порядке.

— Мне звонили из Академии. Тебя там не было сегодня, — нарушил молчание отец.

— Верно.

Вопреки ожиданиям, которые остались от разговора за завтраком, отец не взорвался.

— Чем занимался?

Думаю, есть факты, которые стоит раскрыть главе рода, чтобы тот не оказался в глупом положении, когда ему позвонит взбешенный Арамазов, а отец окажется не в курсе претензий.

— Выиграл поединок с Арамазовым Арсеном.

— Ты⁈ — изумился отец.

— Я.

— Арамазова выиграл⁈

— Ага.

— Удивил! — Папа расплылся в улыбке. — Я его видел — сильный парень, да и драться любит. От тебя я подобного… Ладно, лучше скажи, как сильно пострадал брат главы?

Брат? Я думал, что он — сын. Впрочем, переплетения родственного древа Арамазовых меня мало волнуют.

— Лицо я ему помял, но целитель за сутки поправит. Больше пострадало самолюбие — чтобы оно зажило, и месяца мало будет.

Я ухватил бутылку колы со стола и сделал пару глотков. Напиток был столь холодным, что горло заледенело.

— Самолюбие — очень нежный орган, — кивнул отец.

Это точно. А сейчас я ударю по его самолюбию. Как бы я не желал скрывать свои способности от отца, делать это после поединка с Арсеном попросту глупо. Лучше уж выложить карты.

— Ещё я сегодня был у Алтаря. Выбрал бонусом склонность к магии иллюзий.

Думал, отец сейчас впадет в ярость, расколотит столик, швырнет графин в камин, но тот лишь тяжко вздохнул и устало посмотрел на догорающие дрова.

— Я стараюсь поднять наш род, Айдар. Возможно, стараюсь недостаточно сильно и хорошо, раз ты не считаешь меня авторитетным и пошел против моей воли, но вряд ли кто-то справился бы лучше… Чем оправдываешь свой выбор?

Оправдывать свой выбор я не собирался. А вот объяснить, почему поступил именно так, мог.

— Мне кажется, артефакты — не мое предназначение. Не лежит у меня душа к такому созиданию. Не хочу заниматься тем, что мне не по нраву, понимаешь? Кроме того, все, чего я смогу достичь с помощью этой способности, кажется мне… малозначимым. Перспективным для рода, но малополезным для меня лично.

Вот овладеть магией иллюзий, а потом — переключиться на магию пространства и создать ритуал, который перекинет душу в прошлое — это достижения, достойные меня. Тут я первый и единственный в своем роде. А выбрать то, что до меня выбирали предки, чтобы на пять-семь процентов усилить способность укрепления и передать потомку эту родовую эстафету, это достижение, которое требует самой малости — выбрать нужный бонус и потом обеспечить наследника. Ни побед над собой, ни роста в силе, ни удачных и неудачных экспериментов. Скукота. То ли дело — иллюзии! На высоком ранге с помощью иллюзии можно создать все, на что способно воображение, или же — побеждать противника еще до схватки, оплетая его разум паутиной, перехватывая контроль над органами чувств.

При должном умении от иллюзий нет защиты. Единственное, чего я не мог — обмануть разум бога, а вот все остальных — запросто, сколько бы их ни было. Например, когда я перемещался в прошлое, целая армия действительно была уверена, что сражается с весьма не вовремя прибывшим Морозовым.

— И стоило оно того?

— Стоило ли? — отозвался я. — Для себя можешь решить сам, но я считаю, что стоило. С помощью иллюзий я победил Арамазова. Кстати, не знаю, что вообще нашло на Арсена — вел себя, как агрессивный идиот.

— Я позавчера отказался по грошовой цене укрепить все оружие в их арсенале. И главу это взбесило — мол, как это так, я даю Алмазову заработать, а он не ценит. Сейчас вот краем моего отказа и тебя задело.

Вот почему Арамазов высосал из пальца конфликт и попытался раздуть его до поединка. Уверен, что в случае моего проигрыша двести тысяч согласились бы списать за работу отца.

— Если ты продолжишь побеждать на дуэлях и развивать иллюзии, я приму твое решение. Пока знай, что я недоволен. Это решение должен был принимать не ты.

Я промолчал, хотя эмоции (опять эмоции) подбивали меня ответить, и отстоять свое право принимать связанные со мной решения.

В представлении молодежи старики мудрые (на самом деле просто опытные и много видавшие), молчаливые (знали бы вы, как сложно в старости решать задачи, которые в молодости как орешки щелкал: если бы не сеансы с целителем, я бы превратился в развалину. Молчание — это просто попытка сохранить лицо, пока натужно ищешь фразу или пытаешься решить проблему). Иные старики действительно мудрые и молчаливые, они смотрят на тебя взглядом, в котором мелькают блики вечности. Они бесстрашны, смирились со смертью и могут найти слова, которые закаленного воина проморозят до печенок, потому что большую часть жизни философствуют, вспоминают события своей жизни и смотрят на них под разными углами. Но я не из таких стариков, и со смертью никогда не мирился. Я из тех, кто предпочел совершенствоваться и учиться даже в семьдесят, и времени размышлениям и философии уделял мало. Я до последнего оставался занозой в заднице целого мира — ворчливый и желчный дед, который знает, как надо. И делает — вспомнил я ритуал.

С чем я согласен — долгая жизнь закаляет, заставляет очерстветь. Большинство проблем окружающих, большинство трагедий тебе уже не кажутся таковыми — что бы тебе не показали, окажется, что ты видел ситуации и похуже.

Но мою закаленность штурмуют гормоны молодого тела. Меня качает на эмоциональных качелях. С одной стороны, это ужасно интересно — столь ярких эмоций я не испытывал, пожалуй, уже лет двадцать. А с другой — плохо. Как бы не превратиться в импульсивного подростка с багажом из семидесяти прожитых лет.

— Надеюсь, завтра пойдешь в Академию?

— Разумеется, пойду.

Не стоит выбиваться из образа Айдара — как минимум в ближайший год лучше не бросать Академию. Вдобавок, раз уж я снова буду учиться, стоит почитать в оригинале раритетные книги из библиотеки Академии. Да и Славу Липова стоит отвадить от Ники, пока его ухаживания не зашли далеко.

Загрузка...