Хозяин дубравы. Том 4. Повелитель корней

Часть 3 Глава 4

171, серпень (август), 7

— Вот уроды! Целый год насмарку! — качал головой Берослав, вышагивая вдоль поля.

Спутники князя молчали.

Оно и понятно — чего тут еще добавишь?

Гёты не разоряли целенаправленно посадки, но бегали по ним без оглядки и немало им навредили. Даже лошадей пускали, пытаясь перехватить отряды, которые имитировали уход из города. Да и вообще — вели себя весьма глупо.

Почему Берослав так думал?

Так, до целенаправленного уничтожения посевов они не дошли, значит, мыслили — победят. И если бы это случилось — посевы им самим бы и достались. И урожай. Зачем же тогда это все изводить?

— Гамадрилы… как есть гамадрилы. — бурчал он.

Спутники же мотали на ус новое и ужасно интересное матерное слово. А его восприняли именно так, в значение близком к глупым вандалам или даже малолетним… хм… экоактивистам, у которых украли детство.

Впрочем, что сделано, то сделано.

В городе, конечно, запасов в достатке. И римляне обещали привезти еще. Но дело паршивое — взять и изгадить работу по запуску многопольного севооборота…

— Нужно выше по Оршице крепость ставить. — продолжая вышагивать вдоль поля, произнес Берослав. — А может и не одну. Чтобы вот так не набегали, мерзавцы. А то еще возьмут в привычку такую дурь.

— Рудомир слег. — тяжело вздохнув, сказал Вернидуб. — Он бы этим и занялся. Вон как с Берградом помог.

Князя же от упоминания «рыжего», аж перекосило.

Тогда, в день признания, ему потребовалось долгих полчаса, чтобы совладать с эмоциями. Взять себя в руки. Вернуться. И допросить его.

Игнорировать такое ведь было решительно невозможно.

Считай, сподвижник замыслил пакость и едва не претворил ее в жизнь. И Берослава крайне интересовало: кто еще был в это все вовлечен и каким образом. Но, сколько он не допрашивал рыжего ведуна, сколько ни пытался поймать его перекрестными вопросами, сеть никак не вскрывалась.

Увы.

А может, и к лучшему. Потому как один инициативный дурень всяко благостнее, чем толпа врагов, собранная в организованную структуру. Хотя мало-мало наметки все равно проступили.

Не сети.

Нет.

Просто… дураков, то есть, людей, которые охотно помогали рыжему в сомнительных делах. Но самое вкусное — это… хм… так-то вроде информаторы, но судя по тому, что они говорили — дезинформаторы. Рудомира, как неформального лидера местных ведунов кто-то целенаправленно вводил в заблуждение. По злому умыслу или дури природной — поди разбери.

Тот еще клубок получался.

Из чего князь мог сделать вывод — кому-то он оказался поперек горла. И этот кто-то достаточно влиятелен, чтобы и гётам в уши правильно «нассать», и несколько агентов языкатых прислать к славянам, и кельтов сорвать с их спокойного места на Дунае, и…

А может, это все совпадения?

И такое возможно. Но уж больно их много. Слишком много. Из-за чего Берослав даже невольно стал думать о другом госте, прибывшем из будущего, который с ним борется.

Глупости, конечно.

Но такой интерес к его персоне иным объяснить получалось плохо. Особенно на второй год. Нет, конечно, это все вполне реально, но только если допустить, что властные группировки здесь, во II веке, держат руку на пульсе, отслеживая все, что происходит в зоне их интересов. И та новость с сахаром и индийским железом стала для них триггером, на который кто-то из них и отреагировал.

Возможно?

Вполне.

Впрочем, Берославу было проще поверить в рептилоидов, чем в адекватность людей из руководства властных группировок. Слишком уж он привык к тому, что там, в XXI веке, они жили в виртуальных мирах, отрезанные от реальной жизни и простых людей чуть более, чем полностью. Из-за чего реагировали медленно, вяло и нередко в довольно странном ключе. Во всяком случае там, в той жизни, ему именно так и казалось.

Но это ладно.

Настоящей бедой стало то, что «мухомор» пошел на поправку. И князь не знал, что с ним теперь делать.

Казнить?

По-хорошему — да.

Но Рудомир признавался приватно и уже умирая, как он считал. Больше никто об этом не знал. Сейчас же было решительно непонятно, повторит ли «мухомор» свои слова публично или нет. Иных же доказательств, кроме его слов, у Берослава не имелось.

В теории, конечно, его можно вызвать в круг и убить, но это, без всяких сомнений, даст резко-негативный политический эффект. В глазах окружающих этот рыжий ведун выглядел героем, пострадавшим во время обороны города. Так что его оставалось только тихо отравить. Что вряд ли имело бы хоть какой-то педагогический эффект.

Оставлять в живых?

Можно.

Но как ему доверять? Он же как-то крутил за спиной Берослава вон сколько времени дурные дела. Хотя, с другой стороны, «мухомор» все искренне рассказал. Более того, князь отчетливо видел этот взгляд. Жутковатый. Он уже встречал его там, в XXI веке. Так только фанатики и могли смотреть…

Берослав подошел к берегу Днепра и остановился.

Здесь строили ангар.

Вот как он приехал, так и заложили, начав работы без промедлений.

Здание возводить решили сразу большое и крепкое. Достаточное для того, чтобы зимой и в ненастье в нем вести судостроительные работы. В текущем масштабе, разумеется.

Сорок метров длины при ширине в восемь и полутораметровой осадке — это уже под четыреста тонн водоизмещения при достаточно полных обводах. А для этих лет такой корабль вполне представителен.

Князь же начал возводить «колбасу» ангара аж в полсотни метров длиной и шириной в двадцать. Планируя под двускатной крышей разместить мощные балки для ручных лебедок и прочего попутного оборудования.

Конструктивно же это строящееся здание представляло собой вариант базилики. То есть, кроме центральной галереи со стапелями слева и справа к нему должны будут примыкать подсобные помещения для выполнения вспомогательных работ. Ради чего князь отвлек строителей, что трудились на возведении храма — той самой септы. Полноценные стены из плинфы делать не стали — долго это и дорого, да и не нужно. Из нее выкладывали только несущие колонны, на которые должны были опереться балки перекрытий и крыша. Все остальное заполнялось землебитной массой…

На самом деле в кораблестроении Берослав разбирался не сильно. Просто лучше, чем аборигены из-за принципиально более глубоких и широких знаний в области физики, ну и массы технических решений, которые хранила его память. Казалось бы, там ничего интересного не наблюдалось, но на деле все было не так.

Например, его катамаран, доведенный до ума, уже доминировал в бассейне Днепра. Быстрые. С высокими мачтами, несущими бермудские паруса, поворотными швертами да рулями с румпелями. Таких уже за сотню бегало по местным рекам.

Следом шли широкие плоскодонные лодки с тупым скошенным носом. Этакие «десантные боты» на минималках, на которых медленно возили тяжелые грузы. Пока довольно маленькие, но в задумках уже были и большие — с развитыми парусами и теми самыми поворотными швертами, благодаря которым появлялась возможность поставить и мачты выше, и паруса больше.

Ну и, наконец, английские нэрроуботы. Плоскодонные «карандаши» для узких и дешевых каналов. Их черед пока еще не пришел: первые три штуки пока лишь опробовались. Но лиха беда начало.

Впрочем, это только то, что было реализовано.

Так-то набросков и заметок у князя за эти годы скопилось море. И недавнее путешествие на римском торговом корабле привело Берослава к мысли: пора, пора все это реализовывать. Во всяком случае, попробовать.

Провалится?

И ладно. Может себе позволить.

А если нет, то получит еще один ценный товар для неэквивалентного обмена. Ускоряя развитие нужного ему региона…

— Так что с крепостью? — оторвал его Вернидуб от мыслей кораблестроительных.

— А? — словно очнулся князь.

— Ты сказал, что по Оршице надо ставить крепость. Выше по течению.

— Да, надо. В прямой видимости ставить. А потом, за ней — еще и еще.

— Не слишком ли много?

— А там большие крепости и не надо, сколько башни. Круглые такие, высокие, из плинфы… — начал рассказывать князь.

Первый ярус он предлагал забить землебитной массой под кирпичной облицовкой. Остальные сделать обитаемыми. На четвертом поставить боевую галерею круговую с крышей шатровой поверх.

— И как входить туда, коли ты все снизу хочешь землей забить? — почесал затылок Борята, что сопровождал князя вместе с Вернидубом.

— Дверцу сделать на самом верху — в той самой галереи, и скидывать из нее веревочную лестницу. По ней и подниматься. Через это окно все и грузить с помощью выдвижной балки с лебедкой.

— Да как так-то? — удивился Борята.

— А вот так. Если нет двери, то ее и не выбить. — улыбнулся князь. — В подобную башню можно сажать даже и двух-трех защитников. Они уже справятся и не дадут ее взять.

— Двух-трех? Если толпа в несколько сотен сунется, и как им быть? Что они сумеют отбить?

— Прежде всего они сумеют предупредить. Взять такую башню простым образом едва ли возможно. Сами же они вполне смогут загодя приметить подход врага и сообщить о нем. Ну и потом — наблюдать за его передвижением, передавая нам каждый шаг неприятеля.

— И все?

— А это уже немало. Да и постреливать они могут. Из-за чего к такой башне будет небезопасно подходить. Хм. И нужно их не очень много. От нас до самой Двины таких башен надо всего четыре штуки.

— А воду им откуда в них брать? Через дверцу грузить? — поинтересовался Вернидуб.

— Нижний ярус можно не наглухо землей забивать. Оставив место под колодец. И там же, ежели что, разместить тайный ход, чтобы при нужде великой покинуть башню. Прямо из шахты колодца, уходя дырой подземной куда-нибудь шагов на сотню в сторону леса. Через ту дыру и вентиляцию наладить на случай, если башню хворостом обложат, пытаясь дымом выкурить.

— Дело выходит, — покивал Вернидуб. — Вот Рудомир оправиться от ран и займется. Полагаю, это ему будет даже в радость. Он вообще испытывал особую страсть к строительству.

Берослав от очередного упоминания «мухомора» невольно поморщился.

— А почто ты кривишься? Али он не справится?

— Ранили его очень не вовремя, вот и кривлюсь…

— Это да… — снова покивал седой ведун, поглядывая на князя с каким-то хитрым прищуром. — Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

— Нет.

Вернидуб кивнул с таким видом, будто бы знал.

Все знал.

И не только он. Оставалось понять, отчего ему не сказали. Хотя все это выглядит как какая-то очередная проверка непонятно на что…

Маркус стоял словно парализованный перед высоким советом, что собрался его послушать. Так-то ему шепнули, будто заведут к императору для приватного отчета. Трепетно, но терпимо. Тут же… когда он вошел, едва сдержал дрожь в ногах.

В центре сидел Марк Аврелий собственной персоной. По правую руку от него: цезарь и наследник цезаря, который ныне командовал всеми обновленными преторианцами. По левую же размещалась верховная жрица Исиды, верховный жрец Сераписа и еще с десяток очень влиятельных людей самого разного толка. Так что, в сущности, перед бывшим опционом находилась вся империя, если ее можно было бы воплотить в персонах…

— Что же ты молчишь? — улыбнувшись, спросил весьма благожелательным тоном Марк Аврелий. — Говорят, что наш лесной колдун нанес сокрушительное поражение гётам и квадам. Это благая весть. А их всегда нести легко и приятно.

— Это так, — кивнул торговец, хотя и сделал это весьма неуверенно.

— Так говори, — промурлыкала верховная жрица Исиды, в голосе которой, впрочем, за мягкостью чувствовались стальные коготки. Она вообще всем своим видом напоминала какую-то большую кошку. Пантеру, не иначе. Красивая, гибкая, страстная и чрезвычайно опасная…

Маркус нервно сглотнул.

И рассказал.

Начав с того, как три войска германцев, совокупно в пятнадцать тысяч человек, бесплотно бились об укрепленный лагерь Берослава, защищаемый всего тысячей бойцов. А потом обратились в бегство от коронного приема Александра Македонского. Во всяком случае, князь так и сказал, объясняя торговцу свой поступок.

— Значит, это не пустые слухи… — с легким раздражением произнес один из незнакомых Маркусу мужчин, в одежде сенатора.

— Я лично присутствовал и принимал участие в этой битве от высадки на берег до самой победы. Мог уехать в Оливию, но решил остаться.

— Это было правильное решение. — с благостным видом кивнул Марк Аврелий.

И дальше начались расспросы о деталях. Самых что ни на есть подробных. Им было интересно буквально все. Хотя Маркус понимал — это все декорации. И узнать хотят иное, осторожно прощупывая это. Только что? Поначалу он не мог понять, но дальше мало помалу начал догадываться. Просто из самого факта присутствия здесь такого количества жрецов. И, наконец, не выдержал и произнес:

— И самое важное — Берослав не тот, за кого себя выдает.

— Почему ты так думаешь? — с едва уловимой улыбкой спросила верховная жрица Исиды, чуть подавшись вперед и всем своим видом выдав точность догадки.

— Я его знал почти что с рождения. Я каждый год приплывал к ним на корабле и видел его. Он был обычным маленьким варваром. Как все. Ничем не примечательным. Разве что особенно дремучим и диким, ибо люди там жили совсем тяжело. А потом… Я приехал и не узнал его.

— Говорят, что Берослава коснулся Юпитер. — заметил Марк Аврелий.

— Быть может, — охотно кивнул бывший опцион. — Только оно выглядело так, словно кто-то взял шкурку этого юноши и натянул на себя. Словно спрятавшись в нем. Другой кто-то. Совсем другой. Он даже говорил на местном языке странно, что бросалось в глаза и чужакам.

— А местные это не заметили?

— Конечно, заметили. Они даже провели ритуал усыновления, отправив старого отца поговорить с ним. Точные детали мне неизвестны. Путята по пьяни проболтался и был весьма неточен. Только сказал, что настоящее имя Берослава Иван. На их языке — Витиеватый. Кто он и откуда — неясно. Однако знания его чрезвычайны. Также, находясь рядом с ним, бросаются в глаза оговорки на непонятном языке… скорее даже языках.

— Иван, значит. — кивнул император.

— Я как-то, когда он просыпался и еще находился в полудреме, произнес тихо: «Иван», желая понаблюдать за реакцией. Он фыркнул, назидательно поднял палец и поправил меня, произнеся: «Иван Алексеевич».

— И как это понимать?

— Вероятно, это что-то связанное с эллинским Алексиос. — неуверенно ответил купец. — Но расспросить его я не смог. Когда я позже попробовал что-то уточнить, он сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. И более на это имя не реагировал.

— Витиеватый защитник, — хмыкнула верховная жрица Изиды. — А ты не замечал его познаний моих земель?

— Земли Нила он порой поминал. Хотя я, признаться, не сильно любопытствовал. Впрочем, ему знакомы и пирамиды Гизы, и Александрийский маяк с библиотекой, и канал из Нила в Красное море, и Фивы, и Мемфис, и долина на юге, в которой захоронены многие древние правители и их семьи. Признаться, я не знаю, насколько это все правда. Сам я про ваши земли плохо осведомлен. Берослав же говорит о них вполне уверенно. Даже касался коралловых рифов у берегов Красного моря и тех разноцветных рыб, которые их населяют. И так описывал, словно сам там плавал.

— А каких земель он касается чаще всего? — промурлыкала вопрос верховная жрица Исиды.

— Даже не знаю. — растерялся Маркус. — Всего понемногу.

— А почему ты его не привез с собой? — подал голос один хмурый жрец, молчавший всю беседу.

— Понимая, что вам захочется его увидеть, я сказал Берославу, что император желает его увидеть в Вечном городе. Но тот отказался.

— Варвар отказался от посещения столь величественного города? — ахнул этот жрец.

— Тот, о ком мы только что слышали рассказ не варвар, — одернул его император.

— И вполне возможно — не человек… ну или не совсем человек, — добавил верховный жрец Сераписа.

— К тому же он был в Риме, — тихо и неуверенно произнес Маркус.

— Что⁈ Когда⁈

— Не ведаю. Хотя он описал его так, словно видел с высоты птичьего полета… А потом с земли. Капитолийский храм и Флавиев амфитеатр словами передал так, словно нарисовал, хотя называл последний почему-то Колизеем.

— Колоссейон, видимо, — поправила его верховная жрица Исиды, которая, несмотря на верховенство в египетском культе являлась и этнически, и культурно гречанкой. А потому такое название, бытующее на востоке империи, вполне слышала.

— Возможно. И Апиевую дорогу помянул. И восстание Спартака с какими-то удивительными подробностями. И даже рассказал о том, что у Пантеона с ростом высоты меняется не только толщина стен в куполе, но и наполнитель для пущего облегчения.

Император скосился на того хмурого жреца, и он кивнул:

— Это правда. Меняется. Но это очень мало кому известно.

— Любопытно… очень любопытно. Значит Иван Алексиос… Иван-Иван… это точно? Может быть, он говорил как-то иначе?

— Я слышал это лишь единожды, да и то Берослав был в полудреме и говорил невнятно.

— Ты сказал, что этот странный человек отказался ехать к нам, но не пояснил: почему. — подал голос один из сенаторов.

— Он заявил, что лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме.

— Амбициозный. — усмехнулся император.

— Скорее знакомый с высказываниями Гая Юлия Цезаря. Он пояснил, что эта фраза приписывается ему.

— Хм… Как ты думаешь, что может его толкнуть воевать против нас?

— Мы сами. Но я о таком даже думать не хочу.

— Отчего же?

— Боюсь, что Тевтобургский лес, о котором он удивительным образом информирован лучше нас, покажется шалостью по сравнению с тем, что сможет устроить нам этот человек. И варвары за ним охотно пойдут. После этой великолепной битвы у брода на Борисфене — в поход на Рим он сможет собрать в кулак весь Барбарикум. Вторжение Ганнибала нам покажется меньшей из бед по сравнению с тем ужасом, который обрушит на нас он.

— Ханибаал[1], — медленно, словно нараспев произнесла верховная жрица Исиды. — Милость Баала, небесная благодать бога войны, бури и плодородия.

Император излишне нервно скосился на нее.

— Что ты так смотришь? — улыбнулась она. — Этот человек нам в очередной раз доказал правоту Берослава в том, что мы зовем одних и тех же богов разными именами.

— Ладно, ступай, — жестом отпустил бывшего опциона император. — И оставайся при дворце. Ты можешь понадобиться.

— А мы? — спросила верховная жрица Исиды, когда Маркус с удивительной скоростью испарился.

— А мы подумаем над тем, что нам со всем этим делать.

— И как его вытащить сюда — в Рим. — добавил хмурый жрец.

— Не разгневав при этом богов…

[1] Имя Ганнибал имеет финикийское происхождение и в архаичной форме выглядит как Ḥannibaʿal, что можно перевести как «Милость Баала» или «Баал благосклонен». Баал был богом войны, бури и плодородия, верховным богом Карфагена, попавшим к финикийцам из Месопотамии, где был известен как Ваал. В Ханаане культ Баала конкурировал с Яхве, что явно отражено в Ветхом завете. Однако в Кафтор-Хацоре (Ханаан) найдены таблички с именами «Яхве-Баал», что указывает на определенный синкретизм, вероятно, вызванный замещением.