— Это же верный конец. 20 лет в жопу.
— Выбирайте выражения, Додж. Вы же знаете, как я это ненавижу.
— Ой-ей-ей. А что, это мне теперь карьеру испортит?
— Возможно, нет. Только что поступило сообщение. Вам предписано срочно явиться в Норфолк и взять под свое командование собственную лодку.
— Это не смешно.
— Совсем не смешно. Поэтому они подтвердили это дважды.
к/ф «Убрать перископ»
Глава 1
171, липень (июль), 29
— Но ты не можешь быть расом!
— Почему?
— Ты не сармат!
— Почему? — вновь невозмутимо поинтересовался Берослав.
— Это тебе у богов лучше спросить! — ответил бэг аланов, уже немало ошалевший от такой наглости.
— Разве? Ну хорошо. Кто такие сарматы?
— Ну… как? Сарматы — это сарматы. Ты голову почто нам все морочишь?
— Морочу? Я? — наигранно удивился князь. — Видимо, вы не хотите даже попытаться услышать вопрос. Спрошу иначе. Как можно сказать — перед тобой сармат или нет?
— Ну…
Участники сарда[1] прямо зависли, задумавшись. Так как этот вопрос поставил их в тупик. Ведь никогда прежде никто его не задавал. Берослав же, выдержав паузу, продолжил развивать тему.
— Вот вырос среди сарматов чужеземец. Гёт, мавр или даже какой негр из джунглей Африки. Живет по вашим обычаям, говорит на вашем языке и в поведении своем никак от вас не отличается, но вы знаете, что он чужак. Он сармат или нет.
На их лицах присутствующих отразилось сомнение, однако, ответа не прозвучало. Князь же продолжал.
— А ежели сармат уехал в Рим и живет там по римским обычаям. Он сармат? А человек из хунну? Он ведь, как и вы, кочует и рождает верхом на коне. Но кто? Чем хунну отличается от сармата? Только лишь языком? А если он выучит ваш язык и станет общаться на нем? Что вообще делает сармата сарматом?
— Все то, что ты перечислил. — произнес самый старый бэг из сираков. — Язык, обычай, образ жизни.
— Даже если этот сармат чернокожий?
— Не перегибай, — нахмурился другой бэг аланов.
— Нет, — покачал головой Берослав. — Вы ведь не знаете ответа, оттого и растерялись. Оттого и хмуритесь. А вот я — знаю.
— И откуда же ты знаешь? — с усмешкой поинтересовался тот самый «аксакал» из числа сираков.
— Я спросил богов, — максимально ровно и вежливо ответил князь, отчего лица окружающих стали еще более сложными. — Посмотрите на себя. Кто вы? — спросил Берослав. Выдержал паузу, а потом ткнул в старого бэга и произнес: — Ты воин. И ты воин, — указал он на следующего, а потом перебрал так всех. — Не козопас. Не пахарь. Не гончар. Воин. Ибо сармат лишь тот, кто готов драться, тот, кто служит богу войны — нашему небесному судье.
— По твоим словам, гёты с квадами тоже выходят сарматами. — скривился бэг сираков. — Как такое возможно?
— Так и есть. Нас всех объединяет то, что мы вышли на тропу войны. При этом мы разные. Как некогда скифы. Помните? — спросил он, заметив с мысленной ехидцей какими сложными стали их лица, хотя, казалось, что больше некуда… — Семь сотен лет тому назад скифы жили от Карпатских гор до великой степи на восходе солнца. И при этом они все были разные. Порою даже на языках разных говорили. Кто-то жил выпасом скота, кто-то земледелием, кто-то торговлей. Но все они являлись скифами. Разве нет?
Эти бэги думали.
Возразить или согласиться они не могли, так как не владели подходящей информацией. А прямо заявить о том, что они чего-то не знают, им было стыдно. Плоскость же, в которую вывел это вопрос Берослав, поставила их в тупик. Они давно уже привыкли к определенным обычаям, живя строго очерченным кругом родов и кланов, каковые по привычке относили к сарматам просто по факту кровной близости. Но и предложенная трактовка подкупала. Сильно подкупала.
Князь же ждал.
Он надавил на ту нотку в духе каждого сармата, которую тот не мог игнорировать. Да даже само их самоназвание происходило от «воин» или «воевать», то есть, переводилось примерно, как «люди войны[2]». Хотя мало кто об этом обычно задумывался из них, принимая как должное…
Сильно затягивать, впрочем, Берослав не стал и дав им всем хорошенько переварить этот посыл, продолжил.
— Каждый из вас идет по пути служения богу войны, который небесный наш судья и отец. Я же верховный ведун его. И вы сами видели, как я выдержал борьбу с многократно превосходящим количеством неприятеля. На каждого моего воина приходилось по пятнадцать противников. Это заметно больше, чем здесь присутствует. И все на одного. И я победил. И у меня почти нет потерь.
Бэги продолжали молчать, лишь глядели исподлобья. Князь выкатил ТАКОЙ аргумент, что не пересказать. Колдовство ли это или действительно помощь богов никто не знал. Но явно что-то сверхъестественное в их понимании.
— Впрочем, это неважно. Один раз я выдвинул себя в расы. Вы отказали. Значит, на этом и порешим. Вы остаетесь один на один с гётами и квадами, а также их союзниками. Я же удаляюсь к себе. Уверен, что до ближайшего снега они прибегут ко мне просить мира.
С этими словами Берослав встал и направился к выходу.
— Ты куда? — удивился Гатас.
— Я не сармат, мне не место на этом собрании. — максимально ровным тоном ответил князь, не поворачиваясь, и вышел.
Как же они его достали.
Он, на самом деле, только что придумал эту историю с германцами. Придут или нет — неясно. Но так-то, если подумать, весьма вероятно. Все видели его силу. А германец такое ценит и уважает, тем более у них такой «короны» на голове и самомнения, как у сарматов пока нет. Так что достаточно будет намекнуть через Милу и прибегут.
Ему же в целом без разницы с кем кооперироваться. С германцами даже в чем-то попроще будет. Поставить каскад укреплений по Днепру. Прокопать в обход порогов обводные каналы. И можно гуннов ждать.
Так-то да, конечно, получить в союзники несколько орд сарматов выглядело очень соблазнительно. Подсадить их на экономическую зависимость, а потом и вообще перевести на службу. Все ж таки природная конница — дело хорошее, если ее правильно применять. Но и с германцами вариант…
— Будешь? — спросил Борята, протягивая князю пузырек.
— Что там?
— Немного вина. Нашего. Ты очень уставший. Совсем тебя измотали эти ироды. Хлебни.
Берослав было потянулся к емкости, но остановился и покачал головой.
— А может, убьем их? Смотреть на их не могу больше.
— Чтобы что?
— Я же вижу, как они на нас смотря. Мы для них не люди. Так чего их жалеть? Вот. Прибьем. А потом скажем, что так и было.
— Здесь в лагере они мои гости. — с легкой хрипотцой произнес Берослав. — А Перун ненавидит, когда нарушаются обычаи гостеприимства. Он буквально в ярость от этого приходит.
— Почему?
— Обидели его так как-то. Личное.
— Кто же мог его обидеть? Это же Перун.
— Разные вселенные бывают. Каждый творец создает себе свою. И между собой они враждуют. — после некоторой паузы ответил Берослав, подбирая подходящий ответ. — Доменные стенки. По одну сторону вакуум одной природы, по другую — другой. И, отодвигая такую стенку, одна Вселенная поглощает другую… пока ей хватает энергии.
Борята молча кивнул.
Несколько раз хлопнул глазами и больше задавать вопросы не стал.
Аборигены уже давно выработали защитную реакцию. Если Берослав переходил на какую-то совершенную тарабарщину, в которой они либо большую часть слов не понимали, либо смысл сказанного, то действовали двумя способами. Когда им было очень нужно, они начинали заваливать вопросами, вплоть до значения слов и разбирались. А если же нет — вот так моргали и кивали, закругляя тему.
От греха подальше.
Они уже давно поняли, что Берославу несложно вываливать на них едва ли не безграничный объем непонятных им сведений. Вот и спасались как могли. Ученье, конечно, свет, но все хорошо в меру…
Князь тяжело вздохнул, опознав очередного аборигена, который включил «защиту от перегрузки». И пошел к реке. Благо, что они все еще располагались в старом лагере. Да и куда дергаться-то? Здесь все уже было налажено в плане быта и удобств.
Сел там на берегу.
А потом и откинулся на спину, развалившись на траве, сняв с себя одежду по пояс, чтобы позагорать.
Довольный.
Умиротворенный. Ибо уже отдал приказ — выступать сразу, как придут римские корабли. Те, на которых они сюда добирались. Со дня на день должны были появиться…
Он хотел, чтобы на солнышке его разморит, и он немного поспал, отвлекаясь от этой «степной нервотрепки». Но нет, в голову, как назло, лез разговор с Маркусом, который произошел перед его отъездом. Тяжелый, но вполне ожидаемый…
— Тебе непременно надо поехать со мной. — сказал он тогда серьезно.
— Мне? Для чего?
— Чтобы предстать перед императором.
— Зачем?
— Как зачем? — растерялся он.
— Мне это ни к чему. Да и ему дразнить не стоит. Тем более что я не гражданин Рима.
— Гражданин.
— Брось. Мы оба понимаем, что это все игра и на самом деле ничего не значит.
— ЭТО не игра.
— Пусть так, не буду спорить. Но поводов ехать к императору я все еще не вижу.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Маркус. — Такой человек как ты сможет поднять на невиданный уровень могущество наших легионов.
— В Fallout’е ты был сообразительнее. — покачал Берослав, глядя на него как на маленького ребенка, ляпнувшего глупость.
— Где? Что?
— Неважно. — покачал головой князь. — Сам подумай. Я — верховный ведун Перуна, которого вы называете Юпитер. Бога войны, небесного суда и справедливости. Ты же хорошо помнишь, каким я был до преображения. Скажи, разве Юпитер все это сделал для того, чтобы усилить Рим?
— Но… — как-то растерялся Маркус.
— Хотел бы усилить Рим — взял бы, например, за сына императора. Чем не вариант? Но он так не поступил.
— Ты ведь помогаешь Риму.
— Помогаю.
— И ты гражданин Рима.
— Я не просил меня делать им. Я бы помогал Риму и так.
— Но почему?
— Потому что ОН, — скосил Берослав глаза к небу, — не хочет, чтобы в течение ближайших лет пятидесяти Рим скатился к Гражданской войне, которой не будет конца и края. Вы там, на семи холмах, не понимаете, что свет клином на вас не сошелся, а стоило бы подумать. Рим уже себе не принадлежит.
— Ты странные вещи говоришь.
— Ему, — вновь поднял князь глаза к небу, — нет разницы до того, кто к какому народу относится. Он не любит хаос. Ибо хаос ослабляет нашу Вселенную и его самого. Враждебные нашим божества проказничают, вредя всячески, усиливая энтропию и увеличивая вероятности внутренних войн и масштабных потрясений. Вселенная невероятно большая и счастье, что боги приметили эти их проказы и вмешались. С моей помощью. А могли и не приметить, ибо эти отражения слабы и аккуратны.
— Мне нужно подумать над твоими словами. Они не укладываются в голову.
— В твоих… нет, в ваших интересах начать укладывать такие вещи в голову. Отражения богов Хаоса все сильнее и сильнее затягивают вас в саморазрушение, разрушая вас через гордыню.
— Ехать в Рим тебе Он не разрешает? — также подняв глаза к небу, спросил торговец.
— У меня другие дела есть.
— Там ты сможешь добить невероятных высот.
— Я не тщеславен. — улыбнулся Берослав. — И я именно в этих краях оказался не случайно.
Маркус не унимался и довольно долго прощупывал интересы Берослава. Пытаясь подспудно понять, чем его можно соблазнить. Наблюдать за этим было забавно и страшно одновременно.
— Берослав, — произнес Добрыня, прерывая воспоминания. — Идут.
— Кто?
— Гатас и другие.
— Вот ведь гадство, — проворчал князь и неохотно встал.
Одеваться, впрочем, не стал.
Он уже хорошо подметил, как на местных действует нормально подкаченный торс. Ему, конечно, было далеко до бодибилдеров XXI века. Да и даже на ранние номинации «Мистер Олимпия» не тянул. Но свыше пяти лет регулярных и грамотных тренировок сделали свое дело — он выглядел намного крепче, чем античные статуи Геркулеса.
Простые же люди, даже очень крепкие от природы, но не уделявшие столько времени и сил на свое физическое развитие, выглядели на контрасте с ним чрезвычайно бледно.
Этим князь и воспользовался.
Вот как лица у подходящих степняков перекосило.
— Зачем вы меня потревожили? Разве не видите? Я принимаю солнечные ванны.
— Что сие?
— Солнечные лучи полезны для здоровья, если не увлекаться. Под их воздействие вырабатывается витамины группы Д.
Сказал и улыбнулся.
Вон как их глазки остекленели, силясь понять, что такое витамины вообще и зачем они нужны.
— Ну? Говорите кратко, не утомляйте меня, зачем появились?
— Сард не пришел к единому мнению, — осторожно произнес Гатас.
— Еще бы он к нему пришел, — улыбнулся князь.
— Я и мои люди остаются верны своей клятве.
— А что остальные?
— Они хотят подумать. Ты смутил их своими речами и своими победами…
[1] Достоверно не известно, как называлось собрание у скифов и сарматов, аналогичное такому у тюркских народов. Поэтому автор взял слово *sard, которое в восточно-иранской группе языков означает среди прочего и собрание.
[2] Здесь автор берет одну из версий этимологии их названия, от слова *sar- «воин», нашедшее отражение в среднем авестийском saraiti — «сражается».