171, червень (июнь), 5
— Да что ты ко мне пристал⁈ Не хочу я с этим спешить!
— А где мы тебя хоронить будем? — не унимался «мухомор».
— Ты хочешь ЭТО со мной обсуждать?
— Если ты умрешь, то с кем мне еще об этом поговорить?
Князь покачал головой.
Рудомир всем своим видом давал понять, что готовится к смерти Берослава. Видимо, так и не приняв ни идею похода, ни мотивацию, ни перспективы. Из-за чего порой выглядел очень неприятным в своей навязчивости и комментариях.
Да, сподвижник.
Да, помощник.
Но…
— Весеннее обострение — удивительная вещь. С ума порой сходят даже те, у кого его и не было отродясь. — пробурчал Берослав.
Рудомир нахмурился, силясь понять странную фразу. Он уже мало-мало русский понимал, но слабенько. Особенно когда касалось каких-то сложных контекстов и юмора.
— Не переживай. Это не про тебя. Ты, конечно, слегка умом тронулся, но не сильно. Обычные навязчивые идеи.
«Мухомор» нахмурился еще сильнее. Новая фраза на русском языке выглядела не более понятной, чем предыдущая, и только сильнее его запутала.
— Ладно. Давай поговорим. — перешел князь на местный язык. — Значит, ты хочешь все же строить храм сразу семи богам — септу? Может все же каждому богу свой храм?
— Каждому строить — сил не хватит. Да и где их ставить?
— Можно поступить ромеи и ставить их маленькие. Пять шагов туда, шесть сюда.
— Сам же говорил, что так делать нельзя. Что это пренебрежение и боги такое не прощают…
— Папа! Папа! — крикнул сын подбегая.
— Почему ты один? — напрягся Берослав, охотно отвлекаясь от беседы про строительство храма. — Где мама?
— Бабушка с лестницы упала. Ногу сломала. Я к тебе побежал.
— Мама направила?
И тут, словно в ответ, раздался громкий крик Златы, зовущей сына. Причем такой — с надрывом. По тону было видно — она сильно встревожена.
— Пойдем, — взяв ребенка за руку, князь направился в цитадель.
Да вот беда — Рудомир отправился следом.
И ведь не прогонишь — дело-то серьезное. Мила играла большую роль в жизни крепости. На ней «висели» многие хлопоты по быту. Поэтому «мухомора», выступающего в роли этакого коменданта города, должно посвящать во все детали подобных проблем.
Вошли.
Рядом с Милой уже возилась Дарья и ее ученицы. Здесь же, у узкого окна стояла старшая ведьма Зари.
— Как же тебя угораздило? — спросил князь, подходя к теще.
— Да сама не знаю, — виновато развела она руками. — Стояла на лестнице. И тут словно кто-то толкнул в спину. Как у пала — поглядела — вокруг никого. Наваждение, не иначе. Как такое могло случиться?
— Это Боги. — серьезно произнес Рудомир.
— Причем тут они? — нахмурился Берослав.
— Ты обещал поставить им земной дом — храм. И теперь тянешь, уклоняешься от выполнения обещания.
— Уклоняешь? — хором переспросили обе ведьмы.
— Почему? Нет. Я просто не хочу начинать перед походом.
— Наоборот! — взвилась Дарья. — Такое дело начать, что жертву великую принести!
И загалдели.
Все.
Вообще все, выступая с осуждением князя. В разной степени суровости и решительности. Но выступая. Отчего Берославу даже как-то не по себе стало. Он как-то и позабыл, насколько специфично мышление этих лет. Для аборигенов боги были вполне материальны. А от их расположения зависело если не все, то очень много. Во всяком случае, им так казалось.
Вот парня они и качали.
Напоминая ему, что он — любимчик богов, проявляет такое неуважение к тем, кто взял его под опеку. Да и вообще — неблагодарная скотина, не иначе. Из-за чего может подвести под гибель войско. И что тому, кто не уважает богов, могут и с княжения снять.
— Стойте! — рявкнул князь, перебивая этот словесный поток. — Я не отказывался! — с нажимом произнес он. — Я просто не хочу оставить недоделку. Вдруг меня убьют?
— Ты разве не понимаешь? — предельно серьезно спросил его Рудомир.
— Что именно?
— Богам угодно, чтобы ты это сделал. И ежели начнешь, то точно не погибнешь и, быть может, даже избежишь поражения.
Князь на него посмотрел.
Внимательно.
Прямо в глаза.
Ни тени сомнения или лукавства. «Мухомор» искренне верил в то, что говорил. И остальные вон поддакивать стали.
А ему не хотелось.
Просто не хотелось.
Поначалу-то загорелся, а потом словно внутри какой-то здоровенный червяк елозить начал, вызывая дискомфорт от одной мысли о строительстве языческого храма. Не сказать, что Берослав был богобоязненным человеком. Да и, пожалуй, даже верующим. Нет. Он жил в парадигме научной картины мира, принимая, что науке есть еще куда расти и хватает белых пятен. Христианство же воспринимал как элемент культуры и основы морально-этических ориентиров в той среде, в которой он сформировался как личность. Но…
Если бы он оказался не в разгаре II века, а лет на двести попозже, то без сомнения бы начал плотно работать с христианством. И вряд ли ему помешало бы что-то строить храмы. Сейчас же эти игры с христианством попросту не представлялись возможным. В сущности, в глазах Рима, такой шаг выглядел бы до крайности странным. Тем более что с иудаизмом, веткой которого покамест христианство и являлось, у императоров складывались ОЧЕНЬ непростые отношения.
Тут и знаменитая афера[1], из-за которой пришлось вводить войска в Иудею, что закончилось сносом Второго храма. И последующие проблемы, включая подрывную деятельность на местах. Ведь для иудеев все окружающие были язычниками и людьми неполноценными, включая римскую администрацию, со всеми вытекающими последствиями.
Да и христианство 170-х годов было еще очень далеко от того, каким оно помнилось Ивану Алексеевичу по прошлой жизни. Святое писание все еще не утрясалось, а Святого предания попросту не существовало. Ну, почти. Да и в ритуалах с одеяниями все было иначе. Глянешь — не узнаешь. В сущности, христианство все еще оставалось ветвью иудаизма на всех уровнях, даже на философском, потому как не существовало даже Никейского символа веры…
Так что его ни принимать, ни использовать было нельзя. А все равно — какая-то червоточинка внутри его жрала и терзала. И если с проповедями и учением богословским он особо не тревожился. Воспринимая это все скорее, как игру. То с постройкой храма возникало ощущение, будто он предает свое и своих.
И вот он стоял сейчас задумчивый и нахмурившийся.
А от него требовали решения. Немедленного. С последующим исполнением. Его корежило внутри…
— Так что ты скажешь? — вновь поинтересовался Рудомир. — Начинаем строить?
— Да. — закрыв глаза, произнес князь.
Не сразу.
Очень не сразу.
Просто в силу того, что пересилить это внутреннее раздражение и неудовольствие было очень сложно.
Так-то к строительству септы все уже было готово.
Вообще все.
Даже привезенные римлянами три скульптора изготовили восковые модели статуй богов. Согласовав их облик с видением князя. Более того — скомпоновав композицию из них. Через что просто ожидали отмашки для отливки их в бронзе. Накопленной уже и отложенной. Равно как и золота с серебром, каковыми планировали статуи покрыть. Хуже того — стеклянные глаза уже изготовили на всех. Цветные такие. Под настоящие.
Проект самого храма тоже был готов.
Те же скульпторы его и продумали, вместе с князем.
Формально — обычная римская базилика в три нефа. Такие вполне уже строили, и ничего необычного в ней не было бы, если бы не готические идеи. Берослав предложил строить тонкие, высокие стены, чтобы поднять потолок как можно выше — чтобы больше воздуха внутри и больше торжественности. Подпирая их внешними ребрами жесткости и опирая сводчатые перекрытия на колонны. Ничего нового, как ни странно, во всем этом для римской архитектуры не было. Просто не применялось в таком сочетании и для таких целей.
Берослав «топил» за готику не из-за желания сделать септу красивее. Нет. Просто чтобы затянуть проектирование, а потом и строительство. Но… что-то пошло не так. И старший скульптор, имевший к тому же и опыт в архитектуре… «не оправдал надежд князя» и быстро сделал проект, чем вызвал скорее раздражение, чем радость. Так что теперь по плану будущий храм… септа, должен был иметь вид этакой ранней готической базилики. Еще довольно толстостенной, ранней. Но все же принципиально более воздушной и высокой, чем римские постройки тех лет…
— Тогда надо освятить и благословить землю. — посветлев ликом, произнес Рудомир. — Завтра на рассвете. И завтра же приступим.
— Хорошо. — вновь нехотя кивнул князь.
— Ты это должен будешь сделать сам.
Берослав с трудом сдержался от нервной ухмылки. Постаравшись скрыть эту судорогу кивком. Получилось странно, но Рудомиру было плевать — он получил желаемое.
— Ромеи идут! — крикнул сын, сидевший весь разговор у окна. Чем немало разрядил обстановку.
Впрочем, ненадолго.
Старый знакомец — Маркус, который привел конвой, выглядел весьма озабоченно.
— Все плохо? — поинтересовался на латыни Берослав.
— У нас? Без всякого сомнения. Мы ожидали, что гёты и квады, заняв новые земли, угомонятся на какое-то время, но нет.
— Прям совсем?
— По нашим сведениям, эти германцы собирают три армии. Одна станет осаждать Оливию. Вторая пойдет на верхний брод тебя ждать.
— А третья?
— Не знаю. Никто не знает.
— Насколько они большие?
— Где-то тысяч по пять. Точнее не сказать.
— Посевную они провели?
— Нет, — покачал головой купец. — Это говорит о том, что они собираются идти дальше.
— Совсем нет?
— Может быть, где-то на закате посадили что-то. Но в остальных местах — режут скот языгов старый и живут с него. Двигаясь на восход.
— Плохо.
— Рекс Боспора выставил все свои войска к нижнему броду. Мы собираем в кулак доступные силы для защиты Оливии.
— То есть, нам вы не поможете?
— Мы посадим ауксилию на корабли. Ту, которая под началом твоего отца. И направим ее к верхнему броду. Надеюсь, она сможет помочь вам.
— И все?
— Твои родичи из Александрии сейчас ищут еще наемников.
— А это такая трудность? Император ведь сейчас ни с кем не воюет.
— Но он воевал и ранее выгреб всех, до кого мог дотянуться. Тот отряд сирийских лучников, который мы тебе переслали — и тот чудом нашли. Он ходил под рукой одного из богатых людей в Иудеи. Так случилось, что он умер, а его дети, поделив наследство, не смогли оплачивать их службу.
— Не договорились?
— Нет. Поэтому они за пять лет вперед и запросили. Переживая, что после кампании мы от них откажемся. Не поверили, что здесь все слишком тревожно и их можно и на двадцать лет нанимать, и больше. Это все с германцами быстро не утихнет.
— Мда. Хотел бы я взглянуть тому гаду, который германцев накручивал.
— Его уже ищут. Но, полагаю, он либо мертв, либо перебежал к своим.
— Того, кто стоял за ним, соответственно, найти не получится?
— Не совсем, — усмехнулся Маркус. — Но детали мне неизвестны.
— Что по поводу броней и шлемов? Мое послание дошло?
— Дошло, но нет, не успеем. Собственно, с этим конвоем и пойдем к верхнему броду. Иначе германцы проскочат на левый берег.
— Совсем ничего нельзя сделать с бронями?
— Их просто нет под рукой. Раньше осени не жди.
— До осени еще нужно дожить.
— Вот и я о том же.
— Император не собирается переходить Дунай?
— Чтобы что?
— В горах, что окружают старые земли боев, богатые месторождения серебра. Да и оборону держать так легче. В сущности, там на севере один проход только между горами боев и карпов. Поэтому достаточно двух легионов — один для запирания нижнего Дуная, а второй там — на севере.
— А через горы разве не пройти?
— На всех перевалах можно поставить крепости малые да сплошные стены, как на севере Британии. И держать их векселяциями или даже ауксилиями. Да и большие два прохода тоже можно перегородить, хотя бы валами в два-три роста. Так их держать получится многократно легче, чем сейчас Дунайскую границу. А это покой и благоденствие огромного количества земель.
Маркус поджал губы, думая несколько секунд.
— Почему ни бои, ни германцы не копали там серебро?
— Потому что не знали про него. Месторождение там чрезвычайно богатое, но его надо искать. Хотя и без него — удержание гор — важнейшая задача для обеспечения покоя на этих границах.
— Там живет много германцев. Их будет непросто покорить.
— Да, — кивнул князь. — Это верно. Поэтому их нужно расселять. Предлагать земли в Иудеи, Сирии или еще где. Желательно подальше друг от друга и в окружении враждебных им народов. Тем более что в связи с ростом индийской торговли было бы неплохо и восточный берег Красного моря взять под контроль. Иначе рано или поздно там начнет процветать пиратство. А кого туда заселять? Почему не маркоманов, подкармливая из Египта ради службы по прикрытию той границы? Жителей же с юга переселять куда-нибудь в Британию для борьбы с пиктами и беспокойными вождями бриттов. Например, с Верхнего Нила или Иудеи.
Купец молча кивнул, принимая информацию. Князь был уверен — кому надо он передаст.
А дальше…
Дальше все зависит от того, как Марк Аврелий отреагирует на эту новость. Вряд ли сразу начнет действовать, но пища для ума в любом случае — интересная.
[1] Религиозные лидеры Иудеи получили от римлян права чеканить свою монету для храмовых пожертвований, так как римские деньги, а точнее, изображения на них не подходили. Через что они запустили спекулятивную аферу. За серебро они покупали золото по сниженной цене в Леванте, потом везли его в Италию, где меняли на серебро по сниженной цене и везли в Левант. Прикрывая это все потребностью чеканить монеты для храмовых пожертвований.