Хозяин дубравы. Том 4. Повелитель корней

Часть 2 Глава 5

171, липень (июль), 1

Князь с трудом сохранял спокойствие.

Три армии германцев встали с трех сторон от лагеря, оставив без удара лишь направление от реки. Но там до самой воды располагались рогатки, скрепленные как между собой, так и «прибитые» кольями к земле. Да и строиться там пришлось бы под обстрелом — слишком узкая полоска земли.

А тут — вон.

На пятьсот шагов отступили от лагеря и спокойно готовились к атаке. Туда в теории что-то могли забрасывать скорпионы, но не факт. Впрочем, даже если что-то долетит толку особого с него не будет.

В самом лагере тоже готовились.

Тяжелая пехота заняла позиции между валами — по сто человек с каждой из сторон. Двадцать — в качестве «пробки» у входа за рогатками, остальные размазывались тонким слоем по всей протяженности внешнего вала. Оставшиеся семь десятков тяжелой пехоты стояли в центре в качестве резерва.

Стрелки же занимали позиции за вторым, внутренним валом. Там уже соорудили небольшой подиум, позволявший удобно стрелять поверх тяжелой пехоты и метать дротики. Рядом положили запасы копий и щитов, чтобы пращники и метатели дротиков могли оперативно включаться и поддержать тяжелую пехоту.

Сирийские же лучники оставались в центре лагеря, потому что были обучены бить навесом, и могли работать по противнику отсюда. Заодно выступая вторым резервом. Мало ли где прорвется? Да, не тяжелая пехота, но тоже вполне авторитетная — в металлической броне…

— Кричат что-то… — пробурчал Маркус, недовольно глянув на германцев.

— Роркс-Дрифт, — ответил ему Берослав.

— Что?

— Битва одна выглядела подобным образом. Будет выглядеть, наверное. До нее еще полторы тысячи лет. Мда… Надо бы спеть. Что стоим просто так?

Римлянин скосился на него, не понимая — серьезно он или шутит. Однако чуть помедлив, князь затянул песню «Дружина» группы Сколот:

— Ой вы други — вои крепки. Вы на смерть всегда идете…

В оригинале.

На русском языке.

И несколькими секундами спустя включились почти все воины. Исключая лишь наемников, которые с удивлением крутили головами. Местные выучили эту песню, воспринимая ее как нечто магическое. Зная значение слов. Понимая. А потому и старательно сейчас надрывая глотки.

Маркус тоже смотрел на это завороженно. Да и германцы несколько растерялись…

— Чародейство какое затеял… — звучало то тут, то там по их рядам.

Смысла песни они не понимали, но силлабо-тонический характер песни слушали отчетливо. А он для них был непривычный, незнакомый и… чуждый, что ли. Оттого и казалось, что люди Берослава творят что-то противоестественное. Колдуют, не иначе.

Когда же эта песня закончилась, они затянули другую… третью… Просто пели. Весь тот репертуар, который за эти годы выучили.

Где-то в переводе на местный язык.

Где-то в оригинале на русском…

— Пошли! Пошли! — закричали с разных сторон, нарушая пение.

И действительно, германцы двинулись вперед, почти сразу разрушив строй. Да, прикрываясь щитами, но не формируя сплошной стены.

— Стрелки! Готовься! — крикнул Берослав.

— Дальность сто! — чуть погодя вновь крикнул князь.

— Беглым!

— БЕЙ! — заорал он, когда неприятель вошел в указанную зону. Заранее размеченную вешками. Со стороны и не поймешь, если не знаешь, куда смотреть и что искать.

Сразу, когда укрепляли лагерь и расставили эти вешки. Вот по ним сейчас и сориентировался, глядя в зрительную трубу…

Мгновение.

И от лагеря в три стороны полетел целый рой всякого-разного.

Несколько секунд — и полетело снова.

Уже не рой.

Нет.

Просто почти постоянным потоком вразнобой по противнику летели пули, стрелы и дротики. Толку, правда, от всей этой стрельбы почти что не наблюдалось. Щиты германцев удар держали. Пока, во всяком случае.

— Праща! Пыль! Два раза! — рявкнул Берослав.

И секунд через пять по всему периметру пращники запустили керамические шарики со смесью толченого перца и горчицы.

А потом еще раз.

И вот уже влетевшая в это едкое облако разрозненная толпа германцев устроила давку, утратив порыв. Люди останавливались и пытались продрать глаза или откашляться. Кричали. Легче от этого, правда, не становилось.

А метатели дротиков работали.

Им с двадцати шагов — самое милое дело бить. С атлатлей. Отчего достаточно легкие дротики — считай варианты плюмбат — заходили в мягкие тела неприятеля глубоко и основательно.

Смачно.

Местами и пробивая броню, хотя слабо и не везде. Впрочем, защищенных «железом» людей в атакующей волне наблюдалось немного. Относительно, конечно.

Залп.

Залп.

И лучники не зевали, и пращники. Последние так и вообще на такой дистанции своими чугунными да свинцовыми пулями вполне надежно проламывали черепа и грудные клетки. Порой с кровавыми спецэффектами…

— По конунгам пусть скорпионы отработают, — приказал Берослав, указав командиру артиллерии на конную группу за атакующей волной. Далеко. Но и спугнуть, согнать их с места — уже хорошо. Рядовые бойцы ведь не станут разбираться — убегают их вожди или маневрируют под обстрелом противника. Дали ходу? Дали. В направлении атаки? Нет. Ну и все…

Тем временем германцы прорвались вперед и оказались буквально у рва.

Раз.

И в них полетела слитная волна пилумов.

Прямо в щиты.

Прошивая их насквозь, а порой и раня тех, кто укрывался за ними. Иной раз нанизывая их, словно канапе на шпажку.

Несколько секунд.

И новый залп — у каждого тяжелого пехотинца под рукой находилось аж по пять пилумов. Благо, что Берослав не жадничал и закупал их в Римской империи в промышленных объемах. Поэтому мог себе позволить их так применять.

Эффект от этих бросков оказался колоссальный.

Просто шокирующий.

Тем более что пращники с метателями дротиков продолжали работать по врагу. Не так эффективно, конечно, так как они вновь закрылись щитами. Но кого-то да задевало, особенно если кто-то открывался падая, спотыкаясь или от толчка соседа.

Наконец, германцы ввалились они в ров.

Да вот беда — встать нормально не получается — профиль-то треугольный. И сразу вверх крутой склон. Не очень большой, но достаточный для того, чтобы рывком не выскочить. Даже если тебя подтолкнут.

Сверху же копьями тыкают.

Аккуратно так. Выставив здоровенные щиты за верхний скос и работая из-под них. Отчего рука защитников если и выступала, то на доли секунды…

— Огонь! Кидайте огонь! — рявкнул Берослав.

И пращники подхватили керамические горшки, стоявшие несколько позади них. Подпали их фитили на жаровнях. И, крутанув на привязанной к горшкам веревке, начали кидать их в набегающую толпу германцев.

Не в ров.

Нет.

За него.

Отрезая атакующую волну по слоям.

Внутри был обычный древесный спирт. Ничего особенного. Но разбившись, горшки обрызгали им многих. Из-за чего какого-то значимого эффекта не получилось по термическому действию. Не пирогель, конечно. Но все равно — какое-то количество германцев вспыхнуло и создало феерическое фаэр-шоу, сильно демотивируя атакующих. Да и вообще — находится в полосе горячего метилового спирта оказалось для многих весьма затруднительно…

Это стало последней каплей.

Германцы побежали, стараясь как можно скорее покинуть зону поражения. Получая в спину и пули, и дротики. К сожалению, слишком мало из-за недостатка «стволов» у защитников…

— Ну вот, а ты боялся, — улыбнувшись произнес Берослав, хлопнул по плечу Маркуса. — Борята!

— Я.

— Отправь на каждую из сторон по отряду метателей и пращников. Пускай добьют раненых германцев и оттащат их на носилках к реке. Через корабли тащите и сбрасывайте на глубину, желательно в поток.

— Сейчас⁈ — несколько удивился боярин.

— Вишь, какая жара стоит? День-два и мы тут задохнемся от разлагающихся тел! Моровое поветрие пойдет! Начинайте. Через две склянки — смена. И да — не забудьте собрать с них все ценное. Подбирайте наши пули, дротики и пилумы.

— Слушаюсь, — недовольно ответил Борята.

— Остальным быть начеку! В случае атаки — быть готовым отразить натиск врага и прикрыть своих товарищей!

— Это важно, — остановив, схватив Боряту за плечо, произнес Маркус. — Если все эти трупы начнут гнить — нам конец. В жутких мучениях сдохнем. Поверь. Я видел. Князь дело говорит.

— И пересчитайте их! Всех! — добавил князь. — Пусть на корабле ведут учет тел.

Борята как-то непонятно кивнул и ушел исполнять.

Что и неудивительно, так как состояние у всех людей лагерей было странным. До них еще не дошло произошедшее событие. Из-за чего напряжение не отпускало.

Позже, конечно, наступила эйфория. Где-то через четверть часа.

Потом откат.

И снова волна эйфории.

Лихорадило.

Сильно.

Наемники держались лучше всего — сказывался опыт прошедших кампаний. А для людей, пришедших с Берославом… для них такие мясорубки были в новинку. Вот их и плющило.

Князь же наблюдал.

Внимательно наблюдал за всем, что происходило как в лагере, так и там — в поле. Он не хотел прозевать новую массированную атаку. Но до вечера так ничего и не случилось. Потери, которые понесли германцы при атаке, оказались настолько шокирующими, что они никак не могли прийти в себя. Хотя конунги с ними работали.

Вон — мелькали то тут, то там. Собирали кружки. Беседовали.

Но состояние у людей было слишком понурым. Почти никто голову ровно не держал, придавленный к земле страхом. Ведь, казалось бы, ничтожная горстка защитников, сумела отбить такой натиск. Немыслимый!

Ну и колдовство.

Как те порошки, что вызывают жжение, так и горшки с огнем.

Конунги понимали — это обычные уловки. Римляне порой разные средства использовали, особенно при обороне. Однако на простых общинников их слова действовали слабо.

Они не могли проиграть.

Никак.

Это было просто невозможно! Исключено!

Сколько их и сколько защитников?

Однако они проиграли, усеяв все подходы к лагерю великим множеством трупов. При форсировании брода оказалось убито около двух сотен или еще порядка восьми — ранено, во многом несильно. Сейчас же пало от двух до трех тысяч человек. Вон — вышли отряды и добивали. Так что раненых не будет. Почти не будет.

Страшные потери.

А ведь даже до рукопашной не дошло…

— Колдовство… — неслось со всех сторон…

Марк Аврелий стоял в тенечке возле Капитолийского храма, наслаждаясь легким ветерком, что гулял здесь робко и неуверенно. Да, холм. А все одно — безветрие, из-за чего пекло немилосердно и хоть какое-то спасение наблюдалось лишь в тени.

На только что завершившемся заседании Сената он объявил цезарем своего зятя — Тиберия Клавдия Помпеяна. А также предложил принять законы о власти, Золотом списке и консулах.

Разом.

Пакетом.

Не найдя у сенаторов особого понимания, однако, и противодействия не получив. Они просто не до конца поняли суть замысла, потому как Император старательно его маскировал, стараясь подать все это, как способ увеличения влияния Сената.

Проголосовали.

Далеко не единогласно.

Но уступили, соблазнившись ничего не значащими посулами. Теперь же предстояло совершить практически подвиг на коллегии понтификов. Здесь же, но чутка попозже.

Собрание небольшое.

Сам Марк Аврелий как великий понтифик, пятнадцать понтификов пожиже рангов и пятнадцать фламинов, то есть высших жрецов традиционных римских культов.

— Может, не стоит? — недовольно спросил Помпеян.

— Почему?

— Они не согласятся.

— Я все устроил так, что у них выбора не будет.

— Даже если они сейчас проголосуют, то станут исподтишка срывать исполнение.

— Будут, — охотно согласился император.

— И зачем тогда?

— Чтобы заменить тех, кто так станет поступать. Ты удивлен? Зря. Никогда не мешай твоим врагам совершать ошибки. Будь добр и терпелив. Выслушивай их внимательно, чтобы дурь каждого видна была.

— Ты так уверен в том, что она тебя не обманула?

— Оракул Сераписа в Александрии, Аммона в оазисе Сива, Аполлона в Дидимах в один день возвестили о том, что та чума, что терзает нашу державу, кара небес за то, что мы отступили от сути древних обычаев и погрязли в братоубийстве. Согласись — странное совпадение.

— Оракулы порой путано и туманно говорят, а их трактовка не всегда оказывается верной.

— Когда я разговаривал с ней, проявилась богиня.

— Что?

— На мгновение. Это было странно и страшно. Казалось, словно сама Исида, у которой, впрочем, много имен, посмотрела на меня глазами своей верховной жрицы.

— Не уверен, что их это убедит.

— Поверь — никто из них не захочет войны с собственными женами и дочерями. А она это легко организует.

— Не у всех.

— Зря ты так думаешь, — горько усмехнулся Марк Аврелий. — Верховная жрица Исиды чрезвычайно влиятельна и обладает такими связями, которые ты себе и вообразить не можешь. Если ей потребуется кого-то достать — она достанет. Хочешь? Твоя любимая рабыня тебя отравит? А может, та проститутка заколет кинжалом? Или незнакомая матрона нашепчет что-то мужу, провоцируя какую-нибудь смертельную интригу? Ты никогда не узнаешь, кто из женщин помогает ей и почему. Будь с ней ОЧЕНЬ осторожен.

— Звучит так, что верховная жрица Исиды — лучшая кандидатка в жены императора. — с некоторой едкостью заметил Помпеян.

— Если ты хочешь, чтобы правила она — да. В противном случае ни её саму, ни её родственников ни на какие важные посты ставить не вздумай. Она и так влиятельна излишне.

— А Берослав?

— А что Берослав?

— Не слишком ли много внимания к простому варвару?

— О нет… — покачал головой Марк Аврелий и предельно серьезно добавил: — Он не варвар и очень непростой.

— Так это не слухи?

— Я не знаю. — честно ответил император. — Мы обменялись, наверное, полусотней писем. Больших. И я до сих пор не понимаю кто он… что он. Представь. Тебе кто-то пишет на плохой латыни вещи, которые потрясают лучших наших ученых мужей. И что самое ужасное — ты кое-что из всего этого можешь проверить. А он пишет о таких вещах, что дух захватывает. Перечитывая его письма, я порой чувствую себя варваром, который только-только прикоснулся к чаще цивилизации. Верховная жрица Исиды считает, что он послан кем-то из богов. И я, пожалуй, соглашусь с ней, ибо другого объяснения не вижу.

— Странно… — покачал головой Тиберий Клавдий Помпеян.

— Проведение богов неисповедимо…

В отличие от греческого язычества у римлян, при всей схожести пантеонов и культов имелась одна ключевая особенность. Античные греки жили воспоминаниями о героической эпохе, которая в их сознании находилось где-то в прошлом. Римляне же считали, что они в ней живут, из-за чего обладали совсем другим восприятием мира и своей роли в нем. По этой причине феномен Берослава Марк Аврелий воспринял достаточно мягко и спокойно. Это не вступало в противоречие с его картиной мира и ожиданий от него.

Его наследник же…

Он был просто более скептичен и осторожен.

— Рада вас видеть в добром здравии, — произнес до боли знакомый женский голос из-за спины.

Марк Аврелий вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла она — верховная жрица Исиды, и максимально добродушно улыбалась.

— Вы ведь не против, если просто послушаю? Молча.

— Я спрошу у участников коллегии. Единолично такие вопросы я решать не могу. Таков закон.

— Разумеется, — с почтением поклонилась она.

— Ты прямо светишься, — вполне благосклонно заметил император.

— Мне просто очень приятно видеть вас.

— Не хочешь говорить?

— А что тут говорить? Заседание Сената прошло успешно. Как этому не радоваться? — лучезарно улыбнулась она. — Надеюсь, с коллегией нам тоже повезет. Но я бы хотела, чтобы все прошло наверняка. Оттого и хочу присутствовать.

— Они тебя не боятся.

— Почему они меня должны бояться? — наигранно удивилась эта весьма красивая женщина, произнося свои слова словно мурлыкая. — Ни я, ни Исида не любим этого чувства. Нас надо любить.

— Да-да. Я знаю. И горе тому, кто посмеет вас не любить… — фыркнул Марк Аврелий. — Пойдем уже. Все, как я погляжу, собрались.

— А как же разрешение коллеги?

— Войдем и спросим. Или ты думаешь, что они тебе откажут?..