Последний протокол

Глава 21

Труп был тяжелым. Не просто мертвым весом плоти и костей, а тяжестью чужой, непонятной технологии, заключенной в герметичный саркофаг матово-черного костюма. Я взвалил «Наблюдателя-7» на уцелевшее плечо, а трещина в кости другого отозвалась тупой, ноющей болью, которую Зета тут же приглушила очередной порцией нейроблокаторов. Каждый шаг по пыльным лестничным пролетам небоскреба «Гелиос» был шагом прочь от моей старой жизни. Раньше я таскал из Зон ржавый хабар. Теперь я тащил на себе труп высокотехнологичного врага, в котором был ключ к будущему моей команды. Моему будущему. Роли поменялись. Ставки выросли до небес.

Пока поднимался, неся на себе эту странную ношу, я мысленно потянулся к флаеру, к медицинской капсуле.

«Зета, как там Ворон?»

«Процесс регенерации завершен на 78 %. Костная ткань полностью восстановлена, внутренняя структура усилена керамическими нановолокнами. Ожоги устранены, идет процесс наращивания новой кожной ткани. Жизненные показатели в норме. Через полтора часа он будет полностью здоров. Даже здоровее, чем до ранения».

«А Шумахер?»

«Он следующий на очередь в капсулу. Диагностика показала два сломанных ребра и внутреннее кровотечение. Процедура займет около часа. Он был ближе всех к БТРу после Ворона, но его спасло то, что он упал в небольшую выбоину в земле».

«Хорошо. Этот…» — я мысленно кивнул на труп, который привалил к стене, чтобы перехватить его поудобнее, — «…подождет. Его имплант не испортится?»

«Структура импланта стабильна. Внутренний источник питания будет поддерживать его целостность еще примерно трое земных суток, пока не начнутся необратимые процессы некроза в окружающих тканях мозга. Времени у нас достаточно».

Отлично. Пусть ребята подлатаются. И тут в голову пришла мысль, которая должна была прийти раньше. Простая, очевидная и жизненно важная.

«Зета. Пока лечишь их, встраивай им дыхательные фильтры. Такие же, как у меня и Киры».

«Макс, я уже интегрировала модифицированный легочный фильтр Ворону. Это было включено в базовый протокол восстановления как необходимый апгрейд для повышения выживаемости. Шумахеру фильтр будет тоже установлен в ходе восстановления. Я действую на опережение, исходя из анализа вероятных угроз».

Я на мгновение замер на лестничной площадке, глядя сквозь разбитое окно на раскинувшийся внизу мертвый город. Она снова меня опередила. Она уже не просто инструмент. Она — партнер. Думающий, анализирующий, предвидящий.

«Ты молодец, Зета», — мысленно сказал я, и впервые за долгое время эта мысль была окрашена не просто прагматизмом, а искренней благодарностью.

«Я лишь выполняю свою основную функцию: обеспечиваю выживание и развитие носителя», — ответила она без тени эмоций, но я почувствовал в этом что-то, похожее на удовлетворение.

Затащив труп на крышу, я оставил его в дальнем углу, подальше от входа во флаер. Не хотелось портить аппетит раненым.

За сутки мы поставили на ноги всех. Капсула работала как конвейер чудес. Ворон вышел из нее первым. Он выглядел… обновленным. Шрамы на лице, которые он носил годами, исчезли. Кожа на месте ожогов была гладкой и новой. Он двигался плавно, без привычной солдатской скованности, и с удивлением смотрел на свои руки. Потом мы пропустили через капсулу Рыжего — его сломанная рука срослась идеально. Потом Шумахера. Последним был Дрейк. У него не было серьезных травм, но я настоял.

«Зета, полный чек-ап и установка фильтра. Пусть будет готов ко всему».

Он ворчал, что здоров как бык, но подчинился. Когда он вышел, то выглядел просто отдохнувшим, но я знал, что внутри него теперь работает та же магия, что и во мне. Правда, я пока не спешил им об этом рассказывать. Сюрпризы лучше выдавать дозированно.

Ночь мы провели во флаере. Когда медицинская капсула убралась обратно в стену, оказалось, что за ней скрывается еще одна трансформирующаяся панель. По команде Зеты из стены бесшумно выехали восемь узких, но удобных спальных коек, расположенных в два яруса. Нам хватило с избытком.

Я лежал на верхней койке, глядя в бронированное стекло потолка на холодные, далекие звезды. Внизу, в грузовом отсеке, мерно посапывали мои люди. Живые. Абсолютно здоровые. Рядом, на соседней койке, спала Кира, откинув во сне руку и почти касаясь моей. Впервые за много лет я чувствовал себя не просто выжившим. Я чувствовал себя ответственным. Это давило на плечи похлеще любого трупа. Но это же и придавало сил.

Утро встретило нас тишиной и скудным завтраком из остатков наших пайков. Мы сидели в грузовом отсеке, который теперь служил нам и кают-компанией, и столовой. Атмосфера была напряженной. Все ждали, что я скажу. Они поправились, шок прошел, и теперь в их глазах читались вопросы.

Я дожевал последний кусок питательного брикета, запил его глотком очищенной воды и поднялся.

— Итак, — я обвел всех взглядом, останавливаясь на каждом. — Пора поговорить.

Все замолчали, уставившись на меня.

— Как вы уже поняли, наш БТР уничтожен. Все, что у нас было, — боеприпасы, снаряжение, связь с Бункером, — все превратилось в пыль. Кроме того, что было в наших рюкзаках. И… — я похлопал по стене флаера, — … кроме этой птички.

Я сделал паузу, давая им осознать всю глубину задницы, в которой мы очутились.

— Мы не можем вернуться в Бункер-47.

Ворон, самый спокойный и рассудительный из нас, медленно поднял глаза.

— Почему, Макс? Мы можем доложить обстановку. Рэйв пришлет за нами группу. Этот флаер… это же невероятный трофей. Он изменит все.

— Он изменит, — согласился я. — Рэйв заберет его. Разберет на винтики. Попытается скопировать, и, скорее всего, у нее ничего не выйдет, потому что технологии здесь на порядок выше всего, что есть у нас. Нашего пилота отдадут Картеру, тот препарирует его, не получив никакой информации. А нас наградят медалями, пожмут руки и отправят в следующую самоубийственную вылазку. А через неделю, или месяц, «Проект „Возрождение“» пришлет за своим флаером уже не одного «наблюдателя», а целый флот. И сотрет Бункер-47 с лица земли так же играючи, как они стерли наш «Мамонт». Отдавать эту машину Рэйв — это не просто глупость. Это самоубийство. Всего бункера. Медленное и гарантированное.

Я говорил жестко, чеканя каждое слово. В отсеке повисла тяжелая тишина.

— И что ты предлагаешь? — наконец спросил Шумахер, нервно теребя край комбинезона. — Стать дезертирами?

— Я предлагаю стать умнее, — ответил я. — Мы столкнулись с двумя силами, которые на порядки превосходят нас. Эгрегор строит армию киборгов. «Проект „Возрождение“» обладает технологиями, которые граничат с магией. А что есть у нас? Ржавые автоматы и вечно ломающиеся реакторы? Сидеть в Бункере и ждать, пока один из этих хищников решит, что мы мешаем ему на пути — это не стратегия выживания. Это ожидание казни.

Я снова посмотрел на флаер.

— А это, — я снова похлопал по обшивке, — наш шанс. Не просто выжить. А стать какой-то там по счету силой. Маленькой, незаметной, но способной наносить удары. Мы призраки. Нас никто не ждет. Нас никто не ищет. У нас есть оружие, транспорт и технологии, которых нет почти ни у кого в нашем мире. Мы можем узнать о наших врагах все. Найти их слабые места. И ударить тогда, когда они меньше всего этого ожидают.

Дрейк, который все это время молча слушал, поднялся и встал рядом со мной.

— Я с тобой, Макс, — просто сказал он. — Куда ты, туда и я. Всегда.

Но остальные молчали. Я видел борьбу на их лицах.

— Там наш дом, Макс, — тихо, но твердо сказал Ворон. — Там наши друзья. Там привычная жизнь. Да, она опасная. Да, паршивая. Но она наша. А то, что ты предлагаешь… это прыжок в никуда. Война в одиночку против всего мира.

— У меня там… сестра, — подал голос Рыжий, и его голос дрогнул. — Племянники. Я не могу их просто так бросить.

Шумахер просто молча качал головой. Против капитана? Против всего Бункера? Для него, простого солдата, это было немыслимо.

Я ожидал этого. Они были не просто боевыми единицами. Они были людьми. Со своими привязанностями, страхами и надеждами. И я не мог их заставить.

Но и отпустить их я тоже не мог. Они знали слишком много.

Я мысленно обратился к Зете, хотя ответ уже знал.

«Зета, вариант „Б“».

«Готова к исполнению, Макс. Медицинская капсула может быть перенастроена для проведения процедуры глубокой коррекции памяти. Я могу стереть их воспоминания за последние двое суток, до момента взрыва БТРа. Они будут помнить только вспышку и ударную волну».

«А дальше? Как они объяснят свое появление у Бункера?»

«Я создам им комплекс фантомных воспоминаний. Они будут помнить, как пришли в себя после взрыва. Как несколько дней пробирались через пустоши, питаясь подножным кормом, ведомые инстинктом. Как чудом выжили и добрались до шлюза. Их история будет выглядеть героической и абсолютно правдоподобной. Никаких флаеров, никаких пилотов, никакого „Проекта“. Они будут чисты. И они будут в безопасности. В своей клетке».

Это было жестоко. Лишить их правды, лишить их выбора. Но это было и милосердно. Дать им шанс вернуться к той жизни, за которую они так цеплялись.

Я снова посмотрел на них. На Ворона, чье лицо было похоже на каменную маску. На Рыжего, который едва сдерживал слезы. На перепуганного Шумахера.

— Я понимаю вас, — сказал я тихо. — И я не буду вас неволить. Я даю вам выбор. Либо вы остаетесь со мной, и мы вместе идем по этому пути. Становимся чем-то большим. Либо… вы возвращаетесь домой.

Они недоверчиво посмотрели на меня.

— Как? — спросил Ворон. — Пешком?

— Нет, — я покачал головой. — Я доставлю вас. Высажу в нескольких километрах от Бункера. Вы вернетесь героями, чудом выжившими после нападения. Никто ничего не узнает. Но… это будет билет в один конец. Обратной дороги в эту команду уже не будет. Мы распрощаемся. Навсегда.

Я видел, как в их глазах надежда борется с подозрением. Они не понимали, как я собираюсь это сделать. И не должны были.

— Думайте, — сказал я, отворачиваясь и глядя в иллюминатор на мертвый город. — У вас есть время до вечера. Вечером мы улетаем отсюда. С вами или без вас.

Время — странная штука. В бою оно сжимается до долей секунды, в ожидании — растягивается в липкую, вязкую вечность. Эти несколько часов, что я дал ребятам на раздумья, тянулись, как резина. Я не сидел сложа руки. Пока моя команда решала свою судьбу, я занимался тем, что определит нашу.

Мы с Кирой утащили труп «Наблюдателя» в грузовой отсек, прямо к медицинской капсуле. Зрелище было, мягко говоря, сюрреалистичным: трое моих не так давно смертельно раненых бойцов мирно сидели подпирая стены флаера, а в сбоку, можно сказать на операционном столе, в медкапсуле, лежал их несостоявшийся убийца.

«Зета, начинай», — скомандовал я мысленно. Кира стояла рядом, ее взгляд был прикован к голографическому дисплею, который Зета развернула прямо над телом. На нем в реальном времени отображалась трехмерная модель черепа и мозга пилота.

«Активирую протокол „Кибер-хирург“. Выдвигаю манипуляторы».

Из боковой панели капсулы бесшумно выехали три тонкие, похожие на лапы паука, механические руки. Одна держала плазменный микроскальпель, другая — силовой захват, третья — сложный комплекс датчиков. Кира с благоговейным ужасом смотрела на это балет высоких технологий.

— Я… я могла бы сделать это сама, — прошептала она, скорее для себя, чем для меня. — Но это заняло бы часов двенадцать. И с вероятностью успеха процентов в сорок.

— Вот поэтому мы и здесь, — ответил я, наблюдая, как скальпель с ювелирной точностью прорезает шлем и композитную кость черепа. Ни капли крови. Края разреза мгновенно коагулировались.

Манипуляторы раздвинули костные створки, обнажая серое вещество мозга. И в самом его центре, оплетенный сетью нейронных контактов, тускло поблескивал он. Имплант. Небольшой, размером с монету, но я чувствовал исходящую от него мощь. Это был не просто кусок кремния. Это был артефакт.

«Начинаю отсоединение нейроинтерфейса. Подавляю остаточные биоэлектрические импульсы…» — комментировала Зета, и ее механические пальцы с нечеловеческой скоростью и точностью перекусывали микроскопические волокна, связывающие имплант с мертвым мозгом.

Через десять минут все было кончено. Манипулятор с зажатым в нем имплантом отъехал в сторону, а два других аккуратно вернули черепную коробку в первозданный вид. Кира тут же подскочила к трофею.

— Невероятно… — она смотрела на него, как на бриллиант чистой воды — в физический и трехмерную проекцию, транслирующую Зетой. — Архитектура… она отличается от твоей, Зета. Более… утилитарная. Меньше адаптивности, но больше узкоспециализированных функций. Он создан не для симбиоза, а для подчинения.

«Верно», — подтвердила Зета. — «Но ядро у нас общее. Я перепрошью его. Сниму все блокировки, протоколы самоуничтожения, „свои-чужие“ идентификаторы. Я сделаю из него нейроимплант почти такого же качества, как у тебя сейчас, Кира».

— Вот и займись, — кивнул я. — Нам он понадобится. — Я кивнул в сторону Дрейка.

Манипулятор убрал имплант в стерильный отсек капсулы, и над ним зажглось фиолетовое свечение — процесс «очистки» начался. Я же, подхватив труп, который теперь казался просто пустой оболочкой, вынес его на крышу и без всяких церемоний сбросил вниз. Пятьдесят этажей полета — неплохие похороны для того, кто считал нас грязью.

Вечером я собрал всех снова. Они уже приняли решение. Я видел это по их лицам.

— Макс, — начал Ворон, и в его голосе не было ни страха, ни сомнения, только спокойная уверенность. — Мы возвращаемся. Там наш дом. Наш долг. Мы солдаты Бункера-47. Спасибо за все, что ты сделал. Ты спас нас. Но наши пути расходятся. И не беспокойся, никто не узнает, что ты жив, что у тебя теперь есть этот аппарат, — он ткнул рукой в стенку.

Рыжий и Шумахер молча кивнули, подтверждая его слова. Я ожидал этого. Но все равно что-то внутри неприятно сжалось. Я терял не просто бойцов. Я терял часть своего прошлого.

Я посмотрел на Дрейка. Он стоял, скрестив руки на груди, чуть позади меня.

— А ты? — спросил я, хотя уже знал ответ.

Он криво усмехнулся.

— А я, Макс, кажется, понял одну простую вещь. Моя сестра и племяшки будут в большей безопасности, если рядом с тобой будет хоть один человек, которому ты доверяешь на все сто. И который прикроет твою задницу. Какой от меня толк в Бункере? Еще один утилизатор, который сдохнет в очередной вылазке за ржавым хламом? Нет уж. Здесь, с тобой, у меня есть шанс сделать что-то… настоящее. Что-то, что действительно защитит их всех. Так что да, я остаюсь.

Я кивнул, положив ему руку на плечо. Это было больше, чем просто слова. Это была клятва.

— Хорошо, — я снова повернулся к троице. — Я уважаю ваш выбор. Как я и обещал, вы вернетесь домой. А теперь… — я сделал едва заметный знак Кире, — … вам нужно отдохнуть перед долгой дорогой.

Кира нажала что-то на своем планшете. Из вентиляционных решеток в потолке грузового отсека потянулись тонкие, почти невидимые струйки бесцветного газа. Ворон, Рыжий и Шумахер даже не успели ничего понять. Их глаза остекленели, и они медленно, как подкошенные, начали оседать на пол. Мы с Дрейком подхватили их и уложили на койки.

— Кира, — сказал я, глядя на их безмятежные лица. — Ты знаешь, что делать. Зета даст тебе инструкции. Восстанови внешний вид. Царапины, синяки… Они должны выглядеть так, будто неделю продирались через ад. Но внутри…

— Внутри они будут в полном порядке, — закончила она за меня, ее взгляд был серьезным и сосредоточенным. — Я оставлю им все апгрейды. Фильтры, усиленные кости, регенерирующие ткани. Пусть это будет наш прощальный подарок. Шанс прожить в этом аду чуть дольше.

Пока Кира работала, Зета вывела мне на интерфейс сообщение.

«Кстати, Макс. Когда я проводила полную диагностику Дрейка, я обнаружила кое-что интересное. Помнишь инцидент в Искаженном Лесу? Когда у него прохудился респиратор, он вдохнул не только галлюциногенные споры. Он нахватался целого букета микроскопических паразитов и токсинов. Его легочная ткань была поражена. Не критично, но через несколько лет это привело бы к полному фиброзу и отказу легких. Я потратила изрядное количество биогеля, чтобы полностью очистить и регенерировать его дыхательную систему. Так что… он остался с тобой не зря. Ты спас ему не только шкуру, но и жизнь в долгосрочной перспективе».

Я посмотрел на Дрейка, который помогал Кире перекладывать Рыжего. Он даже не подозревал, от какой медленной и мучительной смерти только что избавился. Да, эта капсула была настоящим чудом.

К утру все было готово. Трое наших бывших товарищей спали. Их комбинезоны были искусно изорваны и испачканы, на лицах красовались свежие ссадины, которые, как я знал, заживут через пару часов без следа.

Мы не стали ждать рассвета. Ночь — лучшее время для призраков. Флаер бесшумно поднялся с крыши и скользнул в сторону Бункера-47. Мы зависли на высоте в километр, наблюдая за периметром. Высадили их в трех километрах от северного шлюза, в ущелье, которое не просматривалось камерами.

— Зета, буди их, — скомандовал я.

«Активирую луч. Через пару минут они придут в себя. С новой, героической легендой в голове и непреодолимым желанием добраться до дома».

Мы поднялись выше, растворяясь в облаках. Я не отрывал взгляда от тактического дисплея, на котором три зеленые точки — биомаркеры моей бывшей команды — зашевелились, а потом уверенно поползли в сторону Бункера. Мы наблюдали за ними до конца. Видели, как их, шатающихся и изможденных, заметил патруль. Как открылся шлюз. Как их окружили медики и охрана. Зета даже умудрилась подключиться к их внутренней сети связи, и мы услышали обрывки радостных криков. Они дома. В безопасности. В своей клетке.

— Все, — сказал я, отворачиваясь от экрана. — Мост сожжен.

Дрейк молча смотрел на удаляющуюся точку Бункера, и я не мог понять, что творится у него на душе. Кира подошла и молча взяла меня за руку.

— Куда теперь, командир? — спросил Дрейк, наконец оторвав взгляд от экрана.

— Туда, где все началось, — ответил я. — К точке, где сбили наш дрон. Пора навестить этих «наследников Земли».

Флаер развернулся и взял курс на север. Мы летели в тишине, каждый переваривая то, что произошло. Мы — отряд из трех человек. Четырех, если считать Зету. Против всего мира. Безумие. Но в этом безумии была своя железная логика.

Когда до цели оставалось около часа полета, Зета вдруг вывела на мой интерфейс новое окно.

«Макс, я только что скачала данные из бункера. Когда твоя бывшая команда заходила в бункер я подцепилась и сделала себе отдельный канал. Так вот. Есть кое-что, что тебе стоит увидеть».

— Что там?

«Видеофайл. Зашифрованный лог из кабинета капитана Рэйв. Запись сделана только что».

На экране появилось знакомое лицо Рэйв. Она сидела за своим столом, и изображение было чуть искаженным, как при видеозвонке. Перед ней на голографическом дисплее висели три лица. Суровые, незнакомые мне мужчины в военной форме других бункеров.

— … мы требуем немедленно передать объект «Макс» под юрисдикцию объединенного совета безопасности, — говорил один из них, с густыми седыми усами. — Его способности представляют как колоссальную ценность, так и неконтролируемую угрозу. Он больше не принадлежит Бункеру-47. Он — достояние всего выжившего человечества.

Рэйв слушала его с непроницаемым лицом.

— Вы не понимаете, — продолжал второй, более молодой, с черными густыми волосами. — Мы не просим. Мы требуем. Если вы откажетесь, мы будем считать это актом саботажа.

Рэйв молчала еще несколько секунд, а потом медленно подняла глаза. В них не было ни страха, ни гнева. Только холодная, как лед пустошей, усталость.

— Вы опоздали, господа, — ее голос был тихим, но каждое слово резало, как осколок стекла. — Объект «Макс», как вы его называете, больше не существует. Он и часть его разведывательной группы погибли два дня назад во время выполнения миссии в Северных пустошах. Связь с ними прервалась. Мы считаем их пропавшими без вести, предположительно — погибшими. Мне очень жаль.

На лицах собеседников отразилось недоверие, смешанное с разочарованием.

— Погиб? — переспросил усатый. — Как это возможно? С его…

— Пустоши забирают всех, — оборвала его Рэйв. — И лучших в том числе. Есть показания свидетелей. На этом все, господа. У меня много работы. Конец связи.

Изображение погасло. Рэйв осталась сидеть одна в своем кабинете. Она смотрела прямо перед собой, и на ее лице не дрогнул ни один мускул.

Запись кончилась.

Я смотрел на пустой экран, и у меня в голове не укладывалось. Она не сдала меня, даже если были какие-то подозрения. Она, которая видела во мне лишь ресурс, которая подозревала и не доверяла, — прикрыла меня. Объявила мертвым, чтобы вывести из-под удара.

— Зета… почему?

«Прагматизм, Макс. Она понимает, что отдать тебя совету — значит потерять свой главный козырь. Свой уникальный актив. Объявив тебя мертвым, она, во-первых, снимает с себя ответственность. Во-вторых, сохраняет призрачный шанс, что ты выжил и однажды вернешься. И тогда ты будешь обязан ей. Она играет вдолгую. Очень рискованную, но потенциально очень выгодную игру».

Я усмехнулся. Даже ее защита была всего лишь холодным расчетом. Но, черт возьми, это сработало. Для всего остального мира я теперь был мертв. Настоящий призрак.

— Значит, официально мы покойники, — хмыкнул Дрейк, который тоже смотрел запись через плечо Киры на планшете. — Что ж, это даже развязывает нам руки.

Он был прав. Теперь мы были свободны. Абсолютно. Свободны от долга, от приказов, от прошлого.

— Зета, — сказал я, глядя вперед, на приближающиеся серые равнины, где был сбит наш дрон. — Что там с имплантом? Готов?

«Перепрошивка завершена на 92 %. Еще десять минут. Я назвала новую операционную систему „Аргос“. Она стабильна, безопасна и готова к интеграции».

— Отлично, — я повернулся к Дрейку. На его лице читалось недоумение. — Дрейк, друг мой. Помнишь, я говорил, что у тебя есть шанс сделать что-то настоящее? Кажется, этот шанс настал. У меня для тебя подарок.