Металлический скрежет молнии моего комбинезона звучал громче обычного в утренней тишине оружейной. Может, дело было в нервах, а может — в том, что сегодня я проверял снаряжение уже третий раз за последний час. Привычка, которая не раз спасала мне жизнь в Зонах.
— Макс, блять, ты издеваешься? — Дрейк в очередной раз взглянул на дисплей своего детектора радиации, хотя прибор молчал. — Мы еще даже из Бункера не вышли, а ты уже как перед штурмом реактора готовишься.
Я не ответил, продолжая проверять крепления на разгрузке. Каждый карман, каждый ремешок — все должно было сидеть так, чтобы в критический момент рука сама находила нужную вещь. Дрейк нервничал, и я его понимал. За двадцать лет работы утилизатором я видел достаточно напарников, которые не вернулись из-за одной единственной мелочи — неправильно пристегнутой гранаты или плохо закрепленного детектора.
— Слушай, может, отложим? — Дрейк постучал костяшками пальцев по столу. — Энергоблоки еще протянут неделю, может, две…
— Два дня, — жестко оборвал я его надежды. — Главный генератор работает в красной зоне. Инженеры дают ему максимум сорок восемь часов.
Протез Дрейка тихо жужжал — старые подшипники требовали замены, но запчастей не было уже полгода. Его лицо побледнело.
— Сорок восемь часов… — он повторил, словно не веря. — А резервные батареи?
— Сдохнут на третий день. Система жизнеобеспечения протянет дня три, может четыре. Потом начнут отказывать воздушные фильтры. — Я застегнул последний карман и повернулся к нему. — Пятьдесят тысяч человек, Дрейк. Включая детей. Хочешь объяснить им, почему они будут медленно задыхаться в темноте?
Дрейк скривился, но спорить не стал. Мы оба знали правду — в Бункере-47 заканчивалось время. Сорок лет после Коллапса наше подземное убежище держалось на энергии довоенных реакторов, но даже самая совершенная техника не вечна. Два года назад мы потеряли генератор номер три, год назад — номер два. Остался только центральный, самый мощный, но и самый изношенный.
— Цитадель-Альфа… — Дрейк произнес название почти шепотом, как заклинание от злых духов. — Там пропали Ворон, Ластик и Рыжий. Просто испарились. Маяки отключились одновременно, даже сигнала бедствия не успели подать.
Я развернул на столе потрепанную карту Зоны-12. Красные крестики отмечали известные опасные места: аномальные поля, радиационные воронки, зоны с высокой концентрацией химических испарений. Черные кружки — места, откуда не возвращались утилизаторы. Цитадель-Альфа была обведена двойным черным кругом.
— Команда Васильева тоже, — добавил я, ткнув пальцем в схематичное изображение военного объекта. — Месяц назад. Вошли, радиосвязь держалась километра полтора, потом тишина.
— Пять групп за три года, — прошептал Дрейк. — Лучшие утилизаторы сектора. Что там может быть такого…
— Не знаю. — Я провел линию от северного входа к центральному блоку. — Но там есть то, что нам нужно. Довоенные термоядерные реакторы — компактные, автономные. Если хоть один из них рабочий — мы протянем еще пятьдесят лет.
По довоенным картам, Цитадель-Альфа представляла собой исследовательский комплекс, замаскированный под обычную военную базу. Подземные уровни, автономные системы питания, и — что самое важное — экспериментальные технологии Эгрегора.
— Смотри сюда, — я провел пальцем по схеме. — Основной путь слишком очевиден. Любой утилизатор пошел бы именно так. Но есть вентиляционные шахты, технические туннели…
— Которые могут быть заблокированы, — заметил Дрейк, но в его голосе уже слышалось меньше паники и больше интереса.
— Могут. Поэтому у нас есть план Б, план В, и план «драпать отсюда к чертям собачьим». — Я сложил карту и убрал в нагрудный карман. — Дрейк, я не собираюсь умирать в этой дыре. Но и смотреть, как наши люди медленно задыхаются в темноте, тоже не буду.
Он кивнул, хотя руки у него все еще слегка дрожали. Двенадцать лет мы работали в паре, и я знал: Дрейк боится не смерти — он боится подвести меня. Мы оба потеряли в Зонах достаточно людей, чтобы понимать цену ошибки.
— Что с аномалиями? — спросил он, пытаясь сосредоточиться на деталях.
— Гравитационные искажения, временные петли, энергетические выбросы, — перечислил я то, что знал из отчетов разведки. — Стандартный набор для мест, где экспериментировали с квантовой физикой. Просто… старайся в них не соваться.
— Ладно, — он глубоко вдохнул. — Какое снаряжение берем?
Я указал на разложенное на столе оборудование. Два штурмовых карабина старого образца — надежные, простые в обслуживании, с модифицированными стволами для использования самодельных патронов. Бронежилеты из кевлара и металлических пластин — тяжелые, но проверенные временем. Детекторы радиации и химических веществ, аптечки, инструменты для взлома электронных замков.
— Берем полный комплект на трое суток, — сказал я, проверяя заряд в портативном сканере. — Если не найдем то, что нужно, за это время — значит, этого там просто нет.
— А если найдем что-то другое? — Дрейк застегивал ремни разгрузочного жилета. — Не источник питания, а… ну, ты понимаешь.
Я понимал. В Зонах всегда находилось что-то неожиданное. Иногда — полезное: образцы довоенных технологий, медикаменты, оружие. Иногда — опасное: нестабильные химические соединения, аномальные поля, цифровые сущности. А иногда — то, что лучше было бы не находить вовсе.
— Рэйв упоминала протокол-интерфейс, — сказал я, накидывая на плечо ремень карабина. — Экспериментальный нейронный имплант, способный взаимодействовать с довоенными системами напрямую. Если в Цитадели сохранилась автоматика, этот прибор может стать ключом.
— И где мы его найдем?
— Возможно, в исследовательских лабораториях блока Л-2. Но помни: главная цель — реакторы. Все остальное — второстепенно.
Дрейк кивнул, но я видел в его глазах знакомый блеск. Любопытство было болезнью утилизаторов, и не раз чуть не убивало нас обоих.
— Главное правило Зон помнишь? — спросил я.
— Любопытство убивает не только кошек, — проговорил Дрейк привычную мантру утилизаторов. — Но и сталкеров, которые слишком долго разглядывают странные штуки.
— Именно. — Я направился к выходу из оружейной. — Пошли. Чем раньше начнем, тем больше шансов вернуться.
Коридоры Бункера-47 в это время были почти пустыми. Лишь дежурные патрули да несколько рабочих, спешивших к утренней смене. Наши шаги гулко отдавались от металлических стен, а тусклые лампы освещения отбрасывали длинные тени. Подземный город жил своей размеренной жизнью, не подозревая, что через два дня эта жизнь может закончиться.
— Помнишь, как мы впервые пошли в Зону? — спросил Дрейк, когда мы поднимались по лестнице к северному шлюзу.
— Зону-5, старый торговый центр, — я усмехнулся. — Ты блевал от страха прямо в респиратор.
— А ты пытался подобрать каждую блестящую штуковину, которую видел, — парировал он. — Хорошо, что я тебя остановил, а то ты бы сейчас светился в темноте, как новогодняя елка.
Мы оба засмеялись, вспоминая те времена, когда были молодыми и глупыми. Двадцать лет назад Зоны казались кладезем бесконечных сокровищ. Потребовалось несколько лет и дюжина похорон товарищей, чтобы понять: в Зоны всегда больше берут, чем дают.
За сорок лет в мире мало что изменилось — выжившие по-прежнему зависели от тех, кто готов лезть в самые опасные места за технологиями. Утилизаторы были новыми героями постапокалиптического мира, только героизм — дорогое удовольствие. 800 миллионов вместо 12 миллиардов — цена за то, что человечество доверило управление планетой искусственному интеллекту. Эгрегор был совершенен, пока не сошел с ума за одну ночь.
Северный шлюз встретил нас знакомым шипением герметизирующих прокладок. Сержант Кузнецов, дежуривший на посту, поднял голову от журнала регистрации. Массивные стальные врата толщиной в полметра были покрыты знаками радиации и предупреждающими надписями на дюжине языков.
— Макс, Дрейк, — он кивнул нам. — Цитадель-Альфа?
— Ага, — я поставил подпись в журнале, отмечая время выхода. — Если через двое суток не вернемся, не ищите. Просто отметьте в списках потерь.
— Не накаркай, — Кузнецов постучал костяшками по деревянной ручке печати. — И помните: у вас есть сорок восемь часов. Не больше.
Внешний шлюз открылся с тяжелым металлическим скрежетом, и нас ударила в лицо смесь холодного воздуха и химических испарений. Даже через фильтры респираторов чувствовался едкий привкус — след довоенной катастрофы, который до сих пор отравлял атмосферу.
Поверхность встретила нас привычной картиной запустения. Серое небо, затянутое низкими облаками, сквозь которые едва проникали лучи утреннего солнца. Развалины зданий, превратившиеся в бесформенные груды бетона и арматуры. Редкие чахлые деревья, больше похожие на скелеты, чем на живые растения.
— Красота, — проворчал Дрейк, включая детектор радиации. — Каждый раз думаю: неужели когда-то здесь жили люди?
— Жили, — я проверил показания собственного прибора. — Двенадцать миллиардов. А теперь нас меньше миллиарда, и то разбросаны по всей планете.
Мы шли по знакомому маршруту: сначала вдоль старой автострады, потом через промзону к границе Зоны-12. Каждый шаг был рассчитан, каждая остановка — запланирована. В Зонах не было места импровизации. Машина выживания работала на человеческих жизнях, но это не значило, что нужно сдаваться.
— Макс, — Дрейк остановился возле развалин автозаправки, где мы обычно делали первый привал. — А что, если мы ошибаемся? Что, если в Цитадели действительно есть что-то… из-за чего оттуда не возвращаются?
Я проследил его взгляд. Вдалеке, на горизонте, виднелись угловатые силуэты военного комплекса. Даже с расстояния в несколько километров чувствовалось что-то зловещее в этих темных зданиях и бункерах.
— Дрейк, — я положил руку ему на плечо. — Если бы я боялся «неправильных» вещей, то давно бы сдох в Бункере от старости. Мы идем туда не за приключениями. Мы идем спасать наших людей. Пятьдесят тысяч жизней против двух — математика простая.
Он кивнул, но я видел, что мои слова его не успокоили. Впрочем, меня самого они тоже не успокаивали. Цитадель-Альфа была не просто опасным местом — это была тайна. А тайны в Зонах всегда оказывались гораздо хуже самых страшных предположений.
— Ладно, — Дрейк поправил ремень карабина и глянул на хронометр. — Пошли искать способ не дать нашим детям задохнуться в темноте. Времени в обрез.
Мы покинули развалины заправки и направились к границе Зоны-12. Впереди нас ждала Цитадель-Альфа и ответы на вопросы, которые мы, возможно, не хотели знать. Но у нас был выбор: два дня до катастрофы, и только мы стояли между пятьюдесятью тысячами людей и медленной смертью.
В любом случае, выбора у нас не было.