Последний протокол

Глава 16

Ночь мы провели у развалин старого мотеля у дороги. На этот раз напряжение было другим. Не страх перед неизвестностью, а тяжелая усталость. Мы разбили лагерь, выставили охрану. Я сидел на крыше БТРа вместе с Кирой, глядя на звезды. Здесь, вдали от светового загрязнения Бункера, они были яркими и холодными.

«Ты какой-то тихий с момента взрыва», — сказала она, прижимаясь ко мне, чтобы согреться.

«Есть о чем подумать».

Я рассказал ей. Не все. Не про то, почему Эгрегор стал другим. Но про истинную причину Коллапса. Про панику. Про ядерные удары. Она слушала молча, и ее лицо в свете звезд становилось все более мрачным.

— Значит… мы сами, — наконец прошептала она.

— Да, — кивнул я. — Мы сами превратили свой дом в ад.

Она долго молчала. Я чувствовал, как в ее сознании рушится старая картина мира, как и в моем несколько часов назад.

— Это ничего не меняет, — наконец твердо сказала она. — Эгрегор все равно угроза. Даже если мы сами спровоцировали его, сейчас он строит армию, чтобы закончить начатое. Мы должны его остановить.

Она была права. Прошлое не изменить. Но оно давало понимание. Мы сражались не с монстром. Мы сражались с последствиями собственного страха.

«Макс», — ее мысленный голос был мягче, интимнее. «Зета рассказала мне про модификацию. Про возможность дышать без респиратора».

Я напрягся.

«Рассказала».

«Я согласна».

Я удивленно посмотрел на нее.

«Вот так просто?»

«Я ученый, Макс. Возможность изучить такую технологию изнутри, на собственном опыте… я не могу от нее отказаться. И с практической точки зрения это огромное преимущество. Но… я хочу, чтобы ты был рядом. Когда это начнется. Мне страшно».

Я прижал ее к себе крепче.

«Я буду рядом».

Мы решили начать с меня. Процесс должен был занять шесть часов. Идеальное время — во время следующего длинного переезда в БТРе.

На следующий день, когда «Мамонт» снова катил по пустошам, я устроился в медотсеке. Кира была рядом, на ее планшете отображались все мои биометрические данные.

— Начинай, — мысленно сказал я Зете.

— Активирую протокол «Адаптация-1». Начинаю перестройку легочной ткани и слизистых оболочек.

Сначала я ничего не почувствовал. Но через несколько минут в груди появилось легкое тепло. Оно медленно нарастало, превращаясь в жжение. Словно я вдохнул раскаленный воздух.

«Процесс идет нормально», — доложила Зета. «Наноботы начали реструктуризацию альвеол. Повышаю их проницаемость для кислорода и одновременно создаю многоуровневый биологический фильтр».

Жжение усилилось. Стало трудно дышать. Каждый вдох давался с усилием, словно я пытался дышать густым сиропом.

«Пульс сто двадцать, — обеспокоенно сказала Кира. — Давление растет. Макс, как ты?»

«Терпимо», — прохрипел я.

«Это нормальная реакция», — успокоила ее Зета объединив нас в общую связь. «Организм сопротивляется изменениям. Через час наступит критическая фаза».

И она наступила. Жжение превратилось в огонь. Мне казалось, что мои легкие горят. Каждый вдох был пыткой, каждый выдох — судорожным стоном. Я согнулся пополам, и из горла вырвался влажный, удушающий кашель. На пол брызнула кровь. Не алая, артериальная, а темная, почти черная, густая, с какими-то мерзкими волокнами.

Боль была всепоглощающей. Она затапливала сознание, превращая мир в красную, пульсирующую агонию. Я вцепился в край койки, сжимая металл так, что он застонал под моими пальцами.

— Не могу… — прохрипел я.

— Макс, держись! — голос Киры донесся как будто издалека. — Зета, сделай что-нибудь!

— Принято, — ответил бесстрастный голос в моей голове. — Активирую протокол временной нейроблокады. Подавляю активность ноцицепторов в грудном отделе на 60 %.

И боль отступила. Не исчезла совсем, нет. Огонь в груди не погас, но он перестал быть невыносимым. Острые, режущие пики агонии сгладились, превратившись в глубокий, тупой, ноющий жар. Словно на раскаленные угли набросили толстое асбестовое одеяло. Я все еще чувствовал, как мои легкие перерождаются, как наноботы рвут и строят, но теперь я мог наблюдать за этим процессом со стороны, не будучи его жертвой. Я смог дышать. Медленно, с хрипом, но дышать.

— Это старая ткань! — воскликнула Кира, и теперь я мог расслышать в ее голосе не только страх, но и научный восторг. Она осторожно взяла образец темной жижи с пола. — Ты отторгаешь старые, поврежденные клетки, заменяя их новыми! Невероятно! Это полная реструктуризация на клеточном уровне!

Я откинулся на койку, тяжело дыша. Тело все еще было в аду, но разум был ясен. Я чувствовал, как внутри меня идет титаническая работа. Как формируются новые, более эффективные альвеолы. Как на слизистых оболочках вырастает микроскопический барьер, способный отфильтровывать яды. Я был не просто пациентом. Я был свидетелем чуда. И это чудо происходило внутри меня.

Следующие пять часов прошли в этом странном, пограничном состоянии. Я лежал, а Кира и Зета работали в тандеме. Кира следила за моими жизненными показателями, корректируя процесс, а Зета управляла легионами наноботов, которые перестраивали мою биологию. Я был их общим проектом.

Когда все закончилось, я почувствовал это сразу. Жар в груди спал, оставив после себя лишь легкое тепло. Дыхание стало свободным, легким, как никогда раньше. Я сделал глубокий вдох, и мои новые легкие наполнились воздухом без малейшего усилия.

— Процесс завершен, — констатировала Зета. — Адаптация прошла успешно. Твоя дыхательная система теперь полностью автономна и защищена.

Я сел. Голова немного кружилась, но в остальном я чувствовал себя… обновленным.

— Макс? — Кира смотрела на меня с затаенным дыханием.

Я притронулся к своему респиратору. Затем глянул на нее. И медленно, с почти благоговейным трепетом, снял его.

Воздух внутри БТРа был стерильным, пропущенным через несколько фильтров. Но для меня, человека, который почти сорок лет дышал только через респиратор, это был первый глоток свободы. Я дышал. Сам. Без посредников.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Кира, поднося ко мне сканер.

— Как будто заново родился, — я улыбнулся.

Она посмотрела на показания сканера, и ее глаза расширились.

— Невероятно… Сатурация кислорода — сто процентов. Легочная емкость увеличилась на пятнадцать процентов. Никаких признаков токсического воздействия. Оно… сработало.

Она опустила сканер и просто смотрела на меня. В ее взгляде смешались восхищение, облегчение и что-то еще. Что-то очень теплое и личное.

— Теперь моя очередь, — тихо сказала она.

— Ты уверена? Ты видела, что было со мной.

— Я видела. И я готова. Как вернемся — возьму отгул! Но это может быть колоссальным преимуществом!

Мы вернулись в Бункер-47 героями. Нас встречали как победителей. Рэйв устроила нам официальный прием, где жала руки, говорила пафосные речи о мужестве и долге. Я стоял, слушал ее и думал о том, что она даже не представляет, какую угрозу мы на самом деле уничтожили. И какую правду я теперь знаю.

Все это было похоже на погружение из чистого, холодного космоса в вязкую, теплую трясину. Снаружи, в пустошах, все было просто: есть ты, есть враг, есть цель. Здесь, внутри, все было пропитано политикой, недоверием и паутиной чужих ожиданий. Нас чествовали как героев, но я чувствовал на себе тяжелый взгляд Рэйв, изучающий взгляд Картера, восторженные, но полные страха взгляды обычных жителей. Я был для них одновременно спасителем и монстром, ходячим чудом и бомбой с часовым механизмом.

Кира, казалось, переносила это легче. Она вернулась в свою стихию — мир медицинских отчетов, анализов и стерильной белизны лаборатории. Но я видел, как изменился ее взгляд. Теперь, когда она смотрела на схемы или данные на планшете, в ее глазах была глубина, которой не было раньше. Она видела не просто цифры. Она видела потоки, связи, возможности. Наша общая тайна и общие способности связали нас крепче, чем любая клятва.

Спустя несколько дней, Кира сказала, что сегодня у нее отгул. Мы уединились с ней в ее лаборатории. Она уже подготовила все необходимое. Легла на медицинскую кушетку, подключила к себе датчики.

— Я готова, — сказала она, глядя на меня. В ее глазах был страх, но и решимость ученого, готового пойти на все ради знаний.

— Зета, начинай, — скомандовал я.

Я сидел рядом с ней все двадцать четыре часа. Держал ее за руку, когда ее тело сотрясалось от боли. Вытирал кровь, когда ее организм отторгал старые ткани. Говорил с ней мысленно, успокаивая, поддерживая, делясь своей силой. Я был ее якорем в этом шторме, как она была моим.

На третий день она поймала меня в коридоре возле столовой.

«Я хочу попробовать», — ее мысленный голос прозвучал в моей голове, решительный и нетерпеливый.

Я как раз брал с раздатчика порцию серой питательной пасты, и от неожиданности едва не уронил поднос.

«Попробовать что?» — мысленно спросил я, делая вид, что выбираю синтетический фрукт.

«Дышать. По-настоящему. Снаружи».

Я замер. Идея была безумной. Искушающей. И невероятно опасной.

«Кира, это не лучшая идея. Мы только вернулись. Мы под наблюдением».

«Именно поэтому это лучшая идея», — ее глаза блестели азартом ученого, который не может дождаться, чтобы проверить свою гипотезу. «Рэйв ждет, что мы будем сидеть тихо и зализывать раны. Никто не ожидает от нас такой наглости. Я скажу ей, что мне нужны образцы мутировавшей флоры из ближней зоны. Той, что растет только в условиях прямого солнечного света и не выживает под нашими лампами. Это правдоподобная легенда. А ты… ты будешь моим официальным сопровождением. Командир отряда, герой Бункера, сопровождает главного врача в короткой научной экспедиции. Все логично и безопасно».

Она была дьявольски убедительна. И я понимал ее. Почти всю жизнь дышать через фильтр, а потом узнать, что ты можешь иначе… Это как всю жизнь просидеть в клетке, а потом увидеть, что дверь открыта. Невозможно не попробовать выйти.

— Капитан, — я стоял в ее кабинете полчаса спустя. — Доктор Стелл запрашивает разрешение на короткую вылазку. Ей нужны образцы для разработки новых антитоксинов. Я готов ее сопроводить.

Рэйв оторвалась от своего планшета и посмотрела на меня. Ее взгляд был как рентгеновский луч, пытающийся просветить меня насквозь.

— Антитоксины? — переспросила она.

— Да. После столкновения с галлюциногенными спорами в Искаженном Лесу, доктор Стелл считает, что может разработать универсальный блокатор на основе местных растений. Это повысит выживаемость наших групп.

Ложь была гладкой, как полированный металл. Идеальное сочетание правды и вымысла.

Рэйв молчала несколько секунд, обдумывая.

— Хорошо, — наконец кивнула она. — Но не дальше двух километров от Бункера. И только вы вдвоем. Без лишнего шума. И постарайтесь до темноты вернуться.

— Понял, капитан.

Северный шлюз открылся с уже знакомым скрежетом. Мы вышли наружу. Я — в полной боевой выкладке, с карабином наготове. Кира — в легком полевом комбинезоне, с сумкой для сбора образцов через плечо. На обоих — респираторы.

Мы молча шли по выжженной земле, удаляясь от Бункера. Я постоянно сканировал местность, используя улучшенное зрение Зеты. Пусто. Только ветер гонял серую пыль.

— Зета, найди нам укрытие, — мысленно приказал я. — Что-нибудь, что не просматривается оптикой Бункера.

— Впереди, в восьмистах метрах, развалины административного здания. Идеальное место.

Мы добрались до руин. Это было двухэтажное бетонное здание, от которого остались только стены и часть крыши. Внутри было темно и пахло сыростью. Я проверил все углы. Чисто.

— Здесь, — сказал я, указывая на самый темный угол, скрытый от входа обвалившейся плитой.

Кира кивнула. Ее руки слегка дрожали, когда она потянулась к застежкам своего респиратора. Она посмотрела на меня, и в ее глазах я увидел смесь страха и детского восторга.

— Давай, — тихо подбодрил я.

Она сделала глубокий выдох и стянула маску.

И замерла.

Ее глаза распахнулись так широко, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Она стояла неподвижно, как статуя, а потом медленно, с благоговением, сделала первый вдох.

Ее грудь поднялась, наполнившись воздухом. Не стерильным, отфильтрованным, а настоящим. Воздухом пустошей, пахнущим пылью, озоном после далекой грозы и едва уловимым ароматом каких-то выживших в этом аду трав.

И она заплакала.

Беззвучно, без всхлипов. Просто слезы текли по ее щекам, оставляя мокрые дорожки на пыльной коже. Она подняла лицо к проему в крыше, откуда падал тусклый свет серого неба, и дышала. Глубоко, жадно, словно пытаясь наверстать сорок лет, прожитых за пластиковым забралом.

Я стоял рядом, не смея пошевелиться, не смея нарушить этот момент. Я был свидетелем чуда. Не технологического, не биологического. Человеческого. Чуда обретения свободы.

— Макс… — прошептала она, не открывая глаз. — Это… это…

Она не могла подобрать слов. Да они и не были нужны. Я все понимал. Я сам прошел через это несколько дней назад.

Эйфория длилась несколько минут. Потом она, наконец, пришла в себя. Вытерла слезы тыльной стороной ладони, оставляя на лице грязные разводы, и рассмеялась. Тихо, счастливо.

— Я дышу, — сказала она, глядя на меня сияющими глазами. — Я по-настоящему дышу!

Она сделала несколько шагов по комнате, кружась, как маленькая девочка. Потом остановилась, подошла ко мне и, встав на цыпочки, поцеловала. Ее губы были солеными от слез и теплыми.

— Спасибо, — прошептала она.

Следующие два часа мы провели в этих развалинах. Она действительно собрала несколько образцов растений — для прикрытия. Но большую часть времени мы просто говорили. Сидели на обломке бетонной плиты, прижавшись друг к другу, и говорили обо всем. О будущем. О наших способностях. О том, как изменился наш мир.

— Мы — новый вид, — сказала она, задумчиво глядя на свои ладони. — Homo superior. Люди, которые могут жить в этом отравленном мире. Мы — ключ к выживанию.

— Или новая цель для всех, — мрачно добавил я. — Рэйв уже видит в нас ресурс. Что будет, когда другие узнают?

— Значит, они не должны узнать, — она посмотрела на меня, и ее взгляд стал серьезным. — Мы должны быть осторожны. И мы должны стать сильнее.

Мы возвращались, когда солнце уже начало клониться к горизонту. Шли молча, погруженные в свои мысли. Кира снова надела респиратор, но я знал, что под ним она улыбается.

Мы были в трехстах метрах от Бункера, когда Зета подала сигнал.

— Внимание! Движение! Четыре объекта, слева, за холмом! Быстро приближаются!

Я мгновенно среагировал.

— Кира, за мной! Быстро!

Я толкнул ее за большой валун, а сам присел рядом, вскидывая карабин.

Из-за холма выскочили они. Мутанты. Четверо. Не киборги, нет. Обычные, оголодавшие твари. Худые, с ввалившимися боками и безумными от голода глазами. Они бежали не строем, а беспорядочной стаей, спотыкаясь, но не сбавляя скорости. Они учуяли добычу.

Я мог бы расстрелять их из карабина. Легко. Но выстрелы привлекут внимание, в том числе и патрулей Бункера. Начнутся вопросы. Почему мы отошли от маршрута? Почему на нас напали так близко к базе?

Нет. Нужно было действовать тихо.

— Зета, боевой режим. Ускорение восприятия на максимум.

Мир замедлился, превратившись в вязкий кисель. Рев мутантов стал протяжным, низким гулом. Я видел каждое их движение, каждый напрягшийся мускул, каждый оскаленный клык.

Я убрал карабин в пространственное хранилище и выхватил нож.

Первый мутант был уже в пяти метрах. Он прыгнул, разинув пасть. Я шагнул в сторону, пропуская его мимо. Моя рука с ножом метнулась вперед, и лезвие вошло ему точно в основание черепа, перерезая спинной мозг. Тварь рухнула на землю без единого звука.

Второй и третий атаковали одновременно, с двух сторон. Я пригнулся, проскальзывая под занесенной лапой одного, и полоснул его по подколенным сухожилиям. Он взвыл и рухнул на колени. Разворот. Нож вошел второму мутанту под ребра, снизу вверх, прямо в сердце. А в обратном движении в глаз тому, что был на коленях.

Остался последний. Он замер на секунду, видя, как его сородичи умирают, а потом с яростным ревом бросился на меня. Я не стал уворачиваться. Я шагнул ему навстречу. Моя левая рука перехватила его лапу, выворачивая и ломая запястье с сухим треском. А правая, с зажатым в ней ножом, ударила его в горло.

Все было кончено. Четыре трупа лежали у моих ног. Бой занял не больше пяти секунд реального времени.

Я выпрямился, вытирая лезвие ножа о мертвую тварь. Адреналин отступал.

Кира вышла из-за валуна. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. В них не было страха. Только чистое, концентрированное изумление.

— Я… я видела это через твою связь, — прошептала она. — Это было… как танец. Смертельный, но идеальный танец.

Я убрал нож.

— Пойдем. Пока не появились другие.

Мы быстро дошли до шлюза. Сержант Кузнецов, дежуривший на посту, открыл нам без вопросов.

Когда массивные ворота за нами закрылись, и мы оказались в стерильном тамбуре дезактивации, я повернулся к сержанту.

— Сержант, только что в трехстах метрах от северного шлюза на нас напала стая из четырех мутантов.

Кузнецов побледнел.

— Четырех? Так близко? Но… патрули ничего не докладывали!

— Вот и я о том же, — сказал я, снимая свой шлем. — Почему они подошли так близко к Бункеру незамеченными? Это очень интересный вопрос.

Дверь из внутреннего сектора с шипением открылась. На пороге стояла капитан Рэйв. Одна. Без охраны. Ее лицо было непроницаемым, но я увидел, как в глубине ее глаз мелькнула тень тревоги. Она слышала наш разговор.

— Это действительно очень интересный вопрос, Макс, — ее голос был тихим, но звенел, как натянутая струна. — И я хочу услышать на него ответ. Немедленно.