Попал по собственному желанию

Глава 2. Смерть и рождение

В которой я пробуждаюсь в аду, прошу о помощи, теряю сознание, вспоминаю Чехию, умираю и воскресаю, обретаю себя и любуюсь чудесами иномирной архитектуры

Скажете, я дурак? Скажете, не нужно было вот так кидаться в неизвестность? Подумать надо было. Всё взвесить. А я скажу так. «Чего тут думать. Трясти надо».

Сон либо был правдой, либо нет.

Таинственная пневма либо перенесёт меня в тело патриция-маразматика, либо нет.

Все входящие данные у меня уже были. Измениться могла только моя решимость. И если бы я начал раздумывать.

Прикидывать хрен к носу.

Взвешивать «за» и «против».

Я бы, скорее всего, так и остался Денисом Щербининым, инженером. Это была не плохая жизнь. Но я, втайне даже от самого себя, всегда мечтал о чём-то таком. О чуде, если хотите.

Незнакомка была права. Шанс мне представился уникальный. Если бы его упустил, я бы потом никогда себя не простил. А если бы ничего не случилось… просто посмеялся бы над своим пьяным бредом.

Да и разменять свои сорок восемь на его двадцать два года, тоже было немалым соблазном.

После того как я приложил руку к груди и произнёс формулу, мир вокруг затопило золотистое сияние. Свет шёл от вращающихся с бешеной скоростью рун и знаков печати. Похоже, той самой, которую наложила на меня Она. Вокруг не осталось ничего от привычного мира. Куда-то пропала спальня и моя уютная кровать. Я парил в первозданной тьме, освещённой только сиянием колдовских символов.

Я ничего не чувствовал, ведь у меня больше не было привычных органов восприятия. Мой внутренний взор заполнила разрастающаяся печать, руны на которой уже превратились в размытые полосы. Я её представлял! Моё сознание, в отличие от восприятия, работало. Я мог мыслить. Старина Декарт утверждал, что это признак существования. Печать превратилась во что-то вроде сияющего тоннеля, в котором я и утонул окончательно.

Что же. Проверим, насколько правдивы книги о попаданцах. Ведь я теперь один из них. И не: «Шёл, упал, умер, очнулся в другом мире младенцем-архимагом», а по собственному желанию.

Я очнулся от вони. От ужасающего смрада немытого тела и застаревших фекалий. Запястья и лодыжка стреляли импульсами боли. В груди полыхал огонь! Мне было больно и страшно. Но я открыл глаза. Ведь они снова у меня были.

Я находился в небольшой каморке. Моё тело лежало на твёрдой поверхности. Комнатку с щербатыми каменными стенами освещала небольшая лампада, давая возможность осмотреться. Первым делом я посмотрел на свои руки. Моему взгляду предстали два могучих предплечья, принадлежащих какому-то великану. Ну или чемпиону мира по пауэрлифтингу. Они заканчивались широкими лопатообразными ладонями. Длинные массивные пальцы оканчивались давно не стриженными обломанными ногтями. А на запястьях красовались металлические браслеты, скованные между собой и покрытые простенькими рунами. Кожа запястий была стёрта до мяса.

Я сел резко, рывком. Левая нога зазвенела цепью. На лодыжке виднелся такой же браслет, как на руках, от которого к ближайшей стене и отходила цепь, продетая через отверстие в каменной кладке. В поле моего зрения попала длинная, спутанная, давно не стриженая борода. Торчавшая слипшимися сосульками, с остатками какой-то еды в ней. Или даже не хочу думать чего, если не еды.

В углу стояла деревянное ведро, которое и было основным источником вони в каморке, помимо моего собственного тела.

Пожар в груди всё разгорался и разгорался. Я замычал от немыслимой боли. Казалось, я горю заживо изнутри. Вокруг тела появилось золотистое дрожащее марево.

В этот момент дверь, ведущая в каморку, распахнулась. На пороге стояло человекоподобное существо, закутанное в серые одеяния, с каким-то сложным головным убором на голове. Нижнюю часть лица закрывал кусок серой же ткани.

— Помогите. Пожалуйста, помогите мне! Я горю! Сделайте что-нибудь, помогите мне! — прохрипел я в ужасе.

Фигура в сером всплеснула руками. Затем ещё раз. Но я уже почти не различал, что происходит, медленно погружаясь в агонию. Уже теряя сознание, я ощутил, как будто меня омыло волной живительной прохлады. А может, показалось.

Первое пробуждение вышло не очень...

Второе пробуждение вышло гораздо приятней первого. Удушающая вонь, в которой я очнулся, исчезла, будто по волшебству. Я чувствовал запах каких-то трав. И лекарств. Лекарственные запахи я ни с чем не перепутаю. Мои родители были людьми старомодными и покупали в аптеках исключительно мазь Вишневского и горчичники. Мои родители что-то сами покупали? Что такое аптека? Что происходит? Я снова открыл глаза.

граф де ля фер проснулся утром

во глубине сибирских руд

немного недоумевая

где пруд

Откуда это всплыло? Какой еще граф? Не помню такого.

Я лежал на мягкой перине посреди большого помещения, заставленного койками, которые сейчас пустовали. Надо мной — высокие каменные своды, поддерживаемые двумя рядами серых колонн. Чтобы уложить моё тело, кстати, были использованы целых две кровати. На одну из местных коек моя новая туша бы не влезла, даже свернись я клубочком. Запястья аккуратно перебинтованы и почти не болят. С ногой та же история. Пожар в груди потух. Бороду явно отмыли и расчесали.

Рядом с моим ложем стоял деревянный стол, покрытый искусной резьбой. Ножки были вырезаны в виде девушек с рыбьими хвостами, а боковую поверхность украшал сложный абстрактный орнамент. На столе стояли какие-то стеклянные колбы, керамические миски и кувшинчики. Вся эта стеклотара и источала запах разнотравья и лекарств.

Я прислушался к себе. Чувствовалась страшная слабость и усталость. Мышцы будто превратились в кисель. Однако почти никаких болезненных ощущений больше не было.

Я глубоко вдохнул. Выдохнул и с трудом сел на кровати, прислонив подушку к деревянной высокой спинке.

Немедленно у одной из колонн шевельнулась тень. Практически неразличимый на фоне колонны, человек с маской на лице подошёл к столику и почтительно поклонился. По некоторым косвенным признакам это была женщина.

— Мне бы поесть чего. — я вдруг осознал, что действительно чудовищно голоден. — И объяснений. Где я. И какого демона У происходит?

Фигура также молча поклонилась, мелкой семенящей походкой уплыла в сторону выхода из помещения… госпиталя?

Это похоже на госпиталь. А чего они со мной не разговаривают? И кто эти «они», кстати? Я где вообще?

Кто-то громко и злобно зарычал. Я сперва даже испугался, что мне прямо с госпитальной койки придётся вступить в схватку с неведомым чудовищем. Но почти сразу понял, что зверские звуки издаёт мой собственный живот. На котором, кстати, были кубики пресса! У Дениса их не было никогда.

Кто такой Денис? Мысли путаются.

Пока я пытался разгрести бардак в своей голове, из глубины помещения послышались громкие шаги. Мой слух сразу определил, что идут два человека. Один чётко впечатывает ноги в пол, второй шаркает чем-то вроде войлочных туфель. Блин. Раньше я за собой такой остроты восприятия не замечал. Опять путаница. Когда раньше? Я вроде с детства тренировался…

Между тем «шаркун» и «строевик» подошли к кровати. Шаркуном оказалась та самая женщина в сером.

«Строевик» выглядел как средних лет невысокий мужчина. Чёрные волосы, рыжая борода и усы — первое, что бросалось в глаза. Покатый низкий лоб, широкие надбровные дуги. В глубине глазных впадин двумя янтарями тускло светятся глубоко запавшие глаза. Невысокий, с широченными плечами и руками-брёвнами он выглядел каким-то… основательным, что ли.

Одет он был в наряд, почему-то показавшийся мне смешным. Но потом… — обычная кожаная куртка-запашка с белёной рубахой под ним. Узкие штаны из грубой ткани коричневого цвета. Из-под спускающихся ниже колен штанов торчат обмотки. На ногах туфли, что-то вроде медицинских бахил из войлока или чего-то похожего. Мужик поклонился.

— Доброго дня, ваша милость! Мы очень рады, что Смеющаяся Богиня даровала вам исцеление! Еду сейчас принесут. Что мы можем ещё сделать для самого Максимуса Доримеда? — Говорил коротышка тоже основательно и неторопливо.

Максимус Доримед. Так меня зовут. Древнее славное имя. У меня, кстати, и прозвище есть. Септима Спата. А ещё меня зовут Денис.

— Сначала скажите, где я. И что со мной произошло. Мысли всё ещё путаются. И кто ты? И твоя спутница. Можешь начать с представления.

— Моё имя Брок. — Брок. Без фамилии. Простолюдинское имя. Плеб. Но говорит как человек образованный. Блин, откуда я всё это знаю?

Между тем могучий коротышка продолжил:

— Я, во исполнение обета Госпоже, служу в храме Молчаливых Сестёр — спикером. Моя обетная седмица уже подходит к концу, и я невероятно счастлив, что именно мне довелось первым говорить с человеком, которого коснулась ЕЁ милость! Моя спутница — благочестивая сестра Кассандра. Из досточтимой семьи Вирдисов. Она приняла второй обет молчания и не может говорить более пятнадцати слов в день, включая благословения. Она была первой, кто обнаружил, что к вам вернулся разум. И сумела успокоить всплеск пневмы, которым сопровождалось сие событие. Её тоже коснулась рука богини. Так что она, можно сказать, теперь ваш личный священник в этом храме.

— Так, я в храме Молчаливых Сестёр. А как я сюда попал? Последнее, что помню, как лёг спать у себя в поместье. Я что, заболел?

— Как мне рассказывали сёстры, Матери, Богиня послала сон. Во сне мать узнала, что избранник Госпожи нуждается в помощи и наставлении. Сёстры тут же были направлены в ваши земли. Когда они прибыли, то обнаружили, что вы лежите без памяти. Сестры, несмотря на возражения вашей супруги, забрали вас и отвезли в храм. Ибо такова была воля Смеющейся. По дороге вы несколько раз впадали в буйство и даже зашибли до смерти обозного слугу. Вас пришлось сковать, чтобы вы не навредили себе и окружающим, ваша милость. Ну а в монастыре вас поместили в келью, служившую спасительным убежищем множеству святых сестёр. Сам дух этого места должен был исцелить вас. — Я непроизвольно содрогнулся, вспомнив ужасающую вонь «кельи». Да уж дух святого места, млять. — Но вам становилось всё хуже и хуже. Никто уже не надеялся, что вы выживете.

В этом месте монолога сестра Кассандра ткнула его локтем в бок.

— Ах да. Лишь сестра Кассандра до конца верила в милость Богини. Она не только молилась за вас, но и ухаживала за вами, как могла. А могла она не слишком много. И вот. Чудо свершилось в стенах храма. Я даже и не знаю, что ещё сказать…

Сестра показала ему отрывистый жест. Я, кстати, его понял. Он значил — меч. Похоже, мне знаком их язык для глухонемых, хотя бы немного.

— А. Да. Ваш меч. Его тоже забрали из поместья. И Богиня взяла его в руки. Сможете убедиться, как встанете на ноги. Ещё одно чудо!

— Интересно. Как это супруга разрешила меня увезти?

— Ну, я не знаю. — Он искоса глянул на Кассандру. Та тут же взорвалась серией жестикуляций. — Благочестивая сестра говорит, что нельзя идти против воли Богини. К тому же у делегации был с собой документ, в котором вы поручали в случае тяжкой болезни доверить вас попечению храма. Но сестра говорит, что ваша душа отсутствовала. Как у мёртвого. А теперь вернулась, сияя пневмой. Богиня не оставила своего избранного!

Я на самом деле тоже частично понимал, что там изображала сестра Кассандра. Переводил этот Дрок довольно точно. В общем, картинка понятна. Богиня, помнится, говорила, что Максимуса убила именно любезная супруга вместе с любовником. Причём каким-то там заклятием. Или проклятием? Неважно. Интересно, этот самый любовник — Владеющий? Или они наняли кого-то со стороны? Ладно, разберёмся. Кстати, я даже подозреваю, кто он такой.

Память Максимуса работала всё чётче и чётче. А вот память Дениса подёрнулась какой-то мутной пеленой. Всё шло, как и обещала Та Женщина, собственно. Но ощущения дико неприятные.

Пришлось прерваться с лекцией, потому что внесли поднос с едой. Моё внимание полностью поглотили наполненные снедью тарелки.

Еда была простой. Но приготовлено всё было отменно. Никаких жаренных на вертеле целиком баранов или там ломтей подгоревшего мяса, или овощей ещё в земле прямо с грядки, как я подсознательно ожидал. На стол поставили огромную деревянную миску с густой похлёбкой или рагу. Не знаю точно. К этому изумительно пахнущему блюду прилагался… ну, наверное, салат, политый каким-то замысловатым соусом и кувшин пива. Также сбоку, на подносе, лежал нарезанный ломтями сыр и, примерно, полбуханки серого ноздреватого хлеба.

Максимус сморщил внутреннее лицо и сказал: «Фу, еда из обычной трапезной». Я же, наплевав на этот пищевой снобизм, схватил понос дрожащими от жадности руками.

Под громогласное урчание желудка я приступил к своей первой трапезе в новом мире. Похлёбка была просто изумительная. Что-то похожее я ел в Чехии. Я туда катался несколько раз с целью гастрономического туризма. Куда катался? Кто я? Денис? Наверное, так. Прекратив копаться в собственной голове, я всего себя посвятил поглощению божественного хрючева.

После трапезы мне стало очень хорошо. Глаза отяжелели, и я почти мгновенно заснул. Вот проснусь, подумал я угасающим сознанием, пойду, меч заберу и на подвиги. На фига подвиги? Какой ещё меч? Проснусь, а там моя двушка на Петроградке. Потолки три с половиной… На этой мысли я отключился.

Я зря думал, очнувшись в госпитале, что теперь всё пойдёт как по маслу. Встану, мол, с кроваток. Заведу себе эльфийско-оркский гарем. Быстренько выучу магию. Ну и императором стану, как без этого! Помнится даже у какого-то вшивого великана из фэнтези гарем был. В семь красоток. Или пять.

Но новая реальность поначалу принесла мне лишь боль и страдания.

Приступы не прекратились. Я сгорал в пламени золотистой пневмы и возрождался заново, после вмешательства Кассандры. Мысли и воспоминания в моей голове перемешались, и я с трудом осознавал, кто же я такой. Несколько раз, во время приступов, я думал, что сдохну. Вот тебе и гарем с императорским троном. Раскатал губу Дениска. Такой себе был бы конец истории.

Периоды припадков сменялись перерывами, в которые я чувствовал себя более или менее нормально. Новый мир крутился вокруг моей больничной койки безразличный и молчаливый. Оставляя мне только возможность созерцания серого каменного потолка, на котором я знал уже каждую трещину. Думаю, я вполне мог сойти с ума от боли. Или потерять себя при совмещении памяти. Или моя душа могла «сгореть» от избытка пневмы.

Но я выжил.

Однажды, спустя две недели моего пребывания в обители Молчаливых Сестёр, я проснулся утром и обнаружил, что всё закончилось. Вернее, у меня откуда-то появилась чёткая уверенность в этом. Я кристально ясно соображал. Память двух людей из разных миров, наконец, сплавилась в одно целое. Я чувствовал духовную энергию своего тела, но она больше не причиняла мне боли. Только ровно, в один ритм с сердцем, пульсировала где-то внутри.

Я встал с кровати. Никакого головокружения. Никакой слабости. Нет, я чувствовал, что мышцы моего нового тела слегка одрябли, но понимал, — это поправимо.

Откуда-то слева вынырнула сестра Кассандра. Она всё это время была моим бессменным спутником и ангелом-хранителем. Собственно, если бы не она, я бы, скорее всего, не выжил.

Хотя… Думаю, Молчаливые Сёстры не дали бы духовному пламени сжечь меня, в любом случае.

— Ты. В порядке. — показала Кассандра.

— Да. Я чувствую себя… Заново родившимся!

— Ты. Иди за мной! Я должна отвести тебя к алтарю.

Кажется я начинаю все лучше понимать ее жесты.

— Идти за тобой? — Кивок. — И ты отведёшь меня к алтарю? — Ещё один кивок. Веди же меня «безумная девица»!

Кассандра подошла ко мне вплотную, так что рассмотрел длинные, прямые ресницы. И цвет радужки. Глаза были ярко-зелёными, цвета свежей листвы. Встав на цыпочки, она оттянула мне веко. Глаз автоматически закатился вверх. Она отпустила меня, отряхнула руки. Кивнула собственным мыслям и, повернувшись ко мне спиной, устремилась на выход из госпиталя.

Я, пожав могучими плечами, последовал за ней. Скорее всего, ей не понравилась моя цитата из Высоцкого.

Ну, простите. Привыкайте, ребята.

Пока мы шли по монастырю, я пытался понять, что же во мне изменилось. Кто я теперь? Вывод однозначен. Я — Денис Щербинин. С памятью Максимуса Доримеда, в основном.

Мои жизненные установки, некоторые привычки, загоны и тараканы… В общем, моя личность осталась со мной. Личность человека — не память как таковая. А наработанные паттерны поведения и некоторые психологические установки. От Максимуса в этом смысле не осталось ничего. От Дениса многое. Это был, конечно, не идеальный расклад. Наверняка моя взращённая в двадцатом земном веке личность вообще не подходила для жизни в этой самой империи. Но сданные карты надо не обсуждать. А играть ими.

Монастырь был величественным, монументальным строением. И, судя по расходящимся повсюду трещинам и стёршемуся камню, очень древним. Потолки во внутренних помещениях тонули во мраке, возносясь на недосягаемую взгляду высоту. В архитектуре монастыря было что-то от готики, но в то же время отовсюду проглядывало что-то чуждое, незнакомое. В галереях, по которым мы шли не было никаких изображений, фресок, резьбы или фигурных элементов. Всё очень строгое, простое. Только прямые линии и острые углы. Голая геометрия, без украшательств. Собственно, о готике напоминали только высокие потолки и стрельчатые арки проходов.

Мы пересекли три галереи и вышли на солнечный свет во внутренний двор. Я даже замер на миг, подставив лицо солнечным лучам. Так приятно было после постоянного сумрака госпиталя снова увидеть солнце. Небольшое красноватое светило находилось в зените. Было тепло. Пахло степным разнотравьем, летом, почему-то свежим снегом и немного дёгтем.

Сестра Кассандра даже и не думала останавливаться, пришлось догонять её чуть ли не бегом. Мы свернули направо и вошли мимо распахнутых бронзовых дверей в центральный вход. В святилище.

Здесь Максимус ещё ни разу не был. Даже меч ему в прошлый раз вручали во дворе, который они с Кассандрой только что покинули. Теперь же я был допущен в святая святых.

Прямой, как стрела, коридор был покрыт фресками. Каждая стена была разбита на квадраты. Фреска в каждом квадрате посвящена одному сюжету из Святой Книги. Всего их на стенах должно было быть пятнадцать. Пятнадцать подвигов-чудес Богини, символизирующие пять главных добродетелей и десять грехов. Прямо как у нас десять заповедей.

Что характерно — убийство грехом не считалось. Богиня сама направо-налево превращала нечестивцев и еретиков в неаппетитный фарш. Что и было довольно реалистично отражено в настенной росписи.

Мы прошли мимо фресок не задерживаясь. Эти сюжеты были каноническими, и их можно было увидеть в любом храме или иллюстрированной Книге Пути. Единственное, чем выделялись здешние художества — своей древностью. Считается, что эти фрески скопированы с тех, которые рисовал один из Спутников Госпожи.

Коридор закончился широким арочным проёмом, и мы, наконец, зашли в алтарный зал. Здесь потолки вновь устремились ввысь. Из узких, закрытых цветными стёклами окон, в заднюю стену помещения били яркие пучки света. В фокусе этих импровизированных светочей находилась статуя Богини.

Смеющаяся сидела в позе лотоса. С прекрасного обнажённого плеча ниспадали складки туники. Лицо скрыто полумаской, рот искривлён в вечной усмешке. Статуя выглядела, как живая. В обнаженных руках Богиня сжимала меч.

В ОБНАЖЕННЫХ РУКАХ БОГИНЯ СЖИМАЛА МЕЧ

Кассандра остановилась, благоговейно склонив голову.

— Иди. Возьми клинок. Приблизься — показала она мне.

Сама она опустилась на колени и сложила руки перед грудью в молитвенном жесте.

Я приблизился к статуе.

Никакого священного трепета я не испытывал, я же с богиней в баре водку трескал. Вернее, наливки, и я трескал, а она вещала. Ну, вы поняли.

Меч был больше всего похож на расплющенный рельс. Широкий двуручный клинок, напоминающий земной аналог меча палача. Кроме длины и формы лезвия, которое, по моим прикидкам, достигало метра восьмидесяти, может, чуть меньше. Двуручная рукоять ещё сантиметров сорок. Здоровенная штука. А уж весит, наверное…

Рукоять меча была прочно зажата в каменном кулаке статуи и выглядела так, будто была изготовлена вместе с изваянием. Лезвие лежало на открытой ладони левой руки. Я неуверенно обернулся на Кассандру. Шутки, что ли, такие шутят?

Та уловила мои колебания, показала:

— Бери! Один раз она уже отметила тебя! На колени встань %^$$#& — дальше следовал жест, значения которого я не знал. Но догадался. Что-то вроде «дятел».

На колени становиться не хотелось. Низкопоклонством попахивало. Поэтому я нашёл компромисс: опустившись на одно колено, я решительно взялся за рукоять меча. Чувствовал я себя при этом дурак дураком.

— Я пришёл, Богиня! — мой голос раскатился под сводами зала. Ничего себе здесь акустика! — Пришёл за своим мечом! Я Максимус Доримед.

Дерзко. И тупо. Но мне ничего лучше в голову не пришло.

Я почувствовал как мое сознание уплывает.

Что это наказание за наглость? Или приглашение на аудиенцию?