Глава 6.

Глава 6.

Утро началось с того, что Наташа услышала тишину.

Не ту тишину, когда все спят, а ту, в которой кто-то уже давно не спит, ходит вокруг и осторожно решает, как тебе лучше жить. Такая тишина всегда звучит одинаково — и в офисе перед проверкой, и в деревне перед чужим визитом.

Она поднялась, накинула платок и, не разбудив Шуру, вышла во двор.

Воздух был прохладный, ясный. Небо — чистое, будто вымытое. Трава под ногами хрустела от росы. И всё было бы почти красиво, если бы не одно: у калитки стояли двое мужчин.

Они не пытались зайти. Просто стояли и смотрели на дом, как на вещь, которую примеряют глазами.

Наташа подошла ближе, остановилась на расстоянии.

— Доброе утро, — сказала она ровно.

Мужчины обернулись. Один — молодой, с хитрым взглядом. Второй — постарше, с лицом усталым и осторожным.

— И вам, — ответил старший. — Мы… к вам по делу.

— По какому? — спокойно спросила Наташа.

Молодой улыбнулся.

— Слышали, вы землю поднять хотите. И… что у вас теперь порядок. Мы подумали: может, и нам бы… — он сделал паузу, выбирая слово, — поучиться.

Наташа прищурилась.

Поучиться — это слово в чужих устах часто означало подсмотреть.

— Учиться можно, — сказала она. — Если работать.

— Мы работать умеем, — быстро сказал молодой.

Наташа посмотрела на его чистые ладони.

— Вижу, — мягко сказала она. — Особенно по рукам.

Старший кашлянул, будто пытаясь сгладить.

— Мы из соседнего двора, — сказал он. — У нас земля… плохая. И детей кормить надо. Если вы… если вы знаете, как…

Наташа на секунду смягчилась. Она слышала это много раз в жизни — только в других словах, в других одеждах. Голод звучал одинаково.

— Я не буду учить за красивые глаза, — сказала она. — Но могу сказать, что делать в первую очередь. А дальше — сами.

— Согласны, — быстро сказал старший.

Молодой кивнул с видимой досадой, но тоже согласился.

— Ждите, — сказала Наташа. — Сейчас выйдет вторая хозяйка.

Она повернулась и пошла в дом.

Шура уже не спала. Сидела на тюфяке, заплетая волосы, и смотрела на Наташу так, будто всё поняла без слов.

— Кто? — спросила она.

— Двое у калитки, — ответила Наташа. — Один хитрый, второй голодный.

Шура хмыкнула.

— Хитрого я возьму на себя.

— Не убей только сразу, — спокойно сказала Наташа.

Шура приподняла бровь.

— Наташ, я в новом теле. Я хочу пожить.

Они вышли вместе. Мужчины у калитки напряглись, увидев Шуру — и это было правильно. Шура умела выглядеть так, что у людей появлялось желание вспомнить все свои грехи и извиниться заранее.

— Ну, — сказала она, остановившись рядом с Наташей. — Учиться пришли?

— Да, — ответил старший.

Молодой улыбнулся.

— Мы готовы помогать. И… — он посмотрел на Шуру с явным интересом, — если надо, защищать.

Шура улыбнулась так сладко, что Наташа мысленно вздохнула: сейчас будет больно.

— Защищать нас? — переспросила Шура. — От кого?

— Ну… — молодой замялся. — Время неспокойное. Девкам одним…

Шура сделала шаг ближе.

— Девкам одним? — повторила она тихо.

Её голос был мягкий, но в нём звенело что-то такое, что заставило молодого отступить.

— Слушай сюда, — сказала Шура ровно. — Мы не девки. Мы хозяйки. Мы работаем, мы платим, мы кормим. И если ты пришёл сюда «защищать» так, как защищают те, кто потом требует плату телом — я тебя вежливо предупреждаю: у нас такие услуги не принимают. Понял?

Молодой сглотнул. Старший резко опустил голову.

— Понял, — быстро сказал молодой. — Я… не так…

— А вот теперь так, — сказала Шура и отступила. — Работать будешь? Лом в руках держать умеешь?

— Умею, — поспешно ответил он.

— Тогда пошли, — кивнула Шура.

И повела их к дальнему участку.

Наташа шла следом и думала, что Шура сделала именно то, что надо: поставила границу так, что никто не посмеет «проверить» снова.

День снова закрутился в работе. Но теперь людей было больше. И каждый новый человек приносил не только руки — он приносил слухи, тревоги, ожидания.

К обеду пришла ещё одна женщина — с ребёнком на руках. Стояла у забора, не решаясь зайти.

Наташа подошла сама.

— Что вы хотите? — спросила она мягко.

Женщина сглотнула.

— Говорят… вы травы знаете, — сказала она. — Малыш… кашляет. Ночью… плохо.

Наташа почувствовала, как внутри всё сжалось.

Антибиотиков нет. Доктора нет. И я — не врач. Но я — человек, который умеет думать.

— Покажи, — сказала она.

Она взяла ребёнка на руки. Мальчик был горячий, глаза мутные, дыхание тяжёлое. Наташа приложила ладонь ко лбу, послушала грудь ухом, как когда-то в жизни слушала знакомых детей у соседки — не как медик, а как взрослый, который боится.

— Это может быть простуда, — сказала она спокойно. — Или хуже. Но мы начнём с простого: тепло, питьё, отвар. И никаких холодных ночей.

Женщина смотрела на неё как на чудо.

Шура подошла, посмотрела на ребёнка и тихо спросила:

— Мы справимся?

Наташа кивнула.

— Справимся. Но осторожно.

И впервые за всё время Наташа ясно почувствовала: их дом становится не просто местом, где выращивают картошку и розы. Он становится местом, куда идут за решением.

А это значит — на них будут смотреть ещё внимательнее. И ждать ещё больше.

К вечеру, когда ребёнок уже дышал легче и пил тёплый отвар, у крыльца снова появился мужчина в плаще.

Один.

Он посмотрел на двор, на людей, на Наташу.

— Вы теперь не просто хозяйки, — сказал он тихо. — Вы становитесь… центром.

Наташа не улыбнулась.

— Я становлюсь тем, что нужно земле, — сказала она.

Мужчина кивнул.

— Тогда я скажу прямо. У вас появятся враги.

Шура вышла из тени.

— Пусть приходят, — сказала она спокойно. — Мы тоже умеем быть неприятными.

Мужчина в плаще впервые усмехнулся почти по-доброму.

— Верю, — сказал он и ушёл.

Наташа смотрела ему вслед, пока он не растворился в сумерках.

А потом медленно выдохнула.

Потому что понимала: дальше будет не только про посадки и порядок. Дальше будет про власть — даже если они не хотели этого слова.

И про то, как удержать себя, когда мир начнёт тянуть тебя в свои правила.

К вечеру Наташа поймала себя на том, что устала не телом — головой.

Работа шла, люди слушались, ребёнок у соседки спал ровно, но внутри зудело ощущение: дом окончательно перестал быть «их личной проблемой» и стал общественным местом притяжения. А это, как Наташа отлично знала по прошлой жизни, всегда заканчивалось одинаково — либо ты устанавливаешь правила, либо тебе их устанавливают.

— Ну что, — сказала Шура, усаживаясь на скамью и вытягивая ноги. — Поздравляю, Наталья Сергеевна. Вы теперь местный Минздрав, Минсельхоз и комитет по нравственности в одном лице.

Наташа фыркнула.

— А ты у нас кто?

— А я, — Шура прищурилась, — служба безопасности, профсоюз и отдел по работе с особо тупыми кадрами.

— Универсально, — хмыкнула Наташа. — Надо табличку повесить.

Шура рассмеялась — коротко, по-хулигански.

— Слушай, а ведь они реально боятся, — сказала она, глядя во двор, где люди собирали инструменты. — Видела, как тот молоденький на меня смотрел? Как на стихийное бедствие.

— Ты на него смотрела так, будто прикидывала, где его закапывать, — заметила Наташа.

— Ну а вдруг пригодится, — пожала плечами Шура. — Я человек запасливый.

Они помолчали.

— Наташ, — вдруг сказала Шура тише. — Мы ведь уже не можем просто… ну… быть тихими, да?

Наташа не сразу ответила. Она смотрела на дом — на облупленные стены, перекошенные ставни, на землю, где уже появились первые ровные грядки.

— Нет, — сказала она наконец. — Не можем.

— И назад дороги нет?

— Назад — это куда? — Наташа повернулась к ней. — В шестьдесят пять, давление и «ой, спина»?

Шура хмыкнула.

— Ладно, уговорила. Тогда давай думать наперёд.

Ночью они снова не спали.

Наташа сидела за столом с огарком свечи, перебирала в голове возможные сценарии, как когда-то перебирала контракты и поставщиков. Шура лежала на лавке, закинув руки за голову.

— Значит так, — сказала Шура, глядя в потолок. — Первое: надо чётко дать понять, что бесплатно мы никого не кормим. Но и не гоним.

— Согласна, — кивнула Наташа. — Работа за помощь. Услуга за услугу.

— Второе: этот в плаще… он не враг, но и не друг.

— Он считывает выгоду, — сказала Наташа. — Пока мы выгодны — нас тронут не будут.

— А если перестанем?

Наташа посмотрела на неё.

— Тогда нас попробуют съесть.

— Прекрасно, — вздохнула Шура. — Всю жизнь мечтала.

Утром в дом пришла управляющая.

Она вошла без стука, но уже не так уверенно, как раньше. Осмотрелась, словно видела всё впервые.

— Вы… изменились, — сказала она осторожно.

— Мы просто перестали быть удобными, — ответила Шура, не поднимая головы от миски.

Управляющая поджала губы.

— Вам стоит быть осторожнее с языком.

— А вам — с привычками, — спокойно ответила Наташа. — Мы здесь живём. И отвечаем за эту землю.

— Вы женщины, — бросила управляющая.

Шура подняла на неё глаза.

— А вы всё ещё забываете, что женщины бывают разные.

Тишина повисла тяжёлая.

Управляющая выдохнула.

— Люди говорят… — начала она.

— Люди всегда говорят, — перебила Наташа. — Пусть лучше работают.

Управляющая посмотрела на неё внимательно.

— Вы понимаете, что если урожай удастся… к вам пойдут ещё.

— Мы на это и рассчитываем, — сказала Наташа.

— И вы готовы делиться?

— Знаниями — да. Землёй — нет.

Шура усмехнулась.

— А иллюзиями — тем более.

Управляющая ушла уже молча.

Когда за ней закрылась дверь, Шура посмотрела на Наташу с лёгкой усмешкой.

— Ну всё, — сказала она. — Нас официально недолюбливают.

— Это прогресс, — ответила Наташа. — Значит, нас воспринимают всерьёз.

К вечеру снова пришла женщина с ребёнком. На этот раз — с благодарностью и куском хлеба.

— Он спал, — сказала она тихо. — И не кашлял.

Наташа приняла хлеб, кивнула.

— Завтра принесу ещё трав, — сказала она. — Но вы тоже смотрите — тепло, еда, чистота.

Женщина кивала, как ученица.

Когда она ушла, Шура посмотрела на Наташу внимательно.

— Ты понимаешь, что сейчас произошло?

— Да, — сказала Наташа. — Мы стали… авторитетом.

— Я бы сказала — страшными бабами с репутацией, — поправила Шура.

— Не преуменьшай, — усмехнулась Наташа. — Репутация — вещь полезная.

Ночь опустилась тихо.

Дом стоял на земле уже не как сиротский приют, а как точка опоры. И обе женщины это чувствовали кожей.

— Знаешь, — сказала Шура перед сном, — а ведь я думала, что в новом мире мы будем отдыхать.

Наташа улыбнулась в темноте.

— Мы и отдыхаем, — сказала она. — Просто по-своему.

И где-то глубоко внутри обе понимали: дальше будет сложнее. Но и интереснее — намного

Загрузка...