Глава 6.
Утро началось с того, что Наташа услышала тишину.Не ту тишину, когда все спят, а ту, в которой кто-то уже давно не спит, ходит вокруг и осторожно решает, как тебе лучше жить. Такая тишина всегда звучит одинаково — и в офисе перед проверкой, и в деревне перед чужим визитом.Она поднялась, накинула платок и, не разбудив Шуру, вышла во двор.Воздух был прохладный, ясный. Небо — чистое, будто вымытое. Трава под ногами хрустела от росы. И всё было бы почти красиво, если бы не одно: у калитки стояли двое мужчин.Они не пытались зайти. Просто стояли и смотрели на дом, как на вещь, которую примеряют глазами.Наташа подошла ближе, остановилась на расстоянии.— Доброе утро, — сказала она ровно.Мужчины обернулись. Один — молодой, с хитрым взглядом. Второй — постарше, с лицом усталым и осторожным.— И вам, — ответил старший. — Мы… к вам по делу.— По какому? — спокойно спросила Наташа.Молодой улыбнулся.— Слышали, вы землю поднять хотите. И… что у вас теперь порядок. Мы подумали: может, и нам бы… — он сделал паузу, выбирая слово, — поучиться.Наташа прищурилась.Поучиться — это слово в чужих устах часто означало подсмотреть.— Учиться можно, — сказала она. — Если работать.— Мы работать умеем, — быстро сказал молодой.Наташа посмотрела на его чистые ладони.— Вижу, — мягко сказала она. — Особенно по рукам.Старший кашлянул, будто пытаясь сгладить.— Мы из соседнего двора, — сказал он. — У нас земля… плохая. И детей кормить надо. Если вы… если вы знаете, как…Наташа на секунду смягчилась. Она слышала это много раз в жизни — только в других словах, в других одеждах. Голод звучал одинаково.— Я не буду учить за красивые глаза, — сказала она. — Но могу сказать, что делать в первую очередь. А дальше — сами.— Согласны, — быстро сказал старший.Молодой кивнул с видимой досадой, но тоже согласился.— Ждите, — сказала Наташа. — Сейчас выйдет вторая хозяйка.Она повернулась и пошла в дом.Шура уже не спала. Сидела на тюфяке, заплетая волосы, и смотрела на Наташу так, будто всё поняла без слов.— Кто? — спросила она.— Двое у калитки, — ответила Наташа. — Один хитрый, второй голодный.Шура хмыкнула.— Хитрого я возьму на себя.— Не убей только сразу, — спокойно сказала Наташа.Шура приподняла бровь.— Наташ, я в новом теле. Я хочу пожить.Они вышли вместе. Мужчины у калитки напряглись, увидев Шуру — и это было правильно. Шура умела выглядеть так, что у людей появлялось желание вспомнить все свои грехи и извиниться заранее.— Ну, — сказала она, остановившись рядом с Наташей. — Учиться пришли?— Да, — ответил старший.Молодой улыбнулся.— Мы готовы помогать. И… — он посмотрел на Шуру с явным интересом, — если надо, защищать.Шура улыбнулась так сладко, что Наташа мысленно вздохнула: сейчас будет больно.— Защищать нас? — переспросила Шура. — От кого?— Ну… — молодой замялся. — Время неспокойное. Девкам одним…Шура сделала шаг ближе.— Девкам одним? — повторила она тихо.Её голос был мягкий, но в нём звенело что-то такое, что заставило молодого отступить.— Слушай сюда, — сказала Шура ровно. — Мы не девки. Мы хозяйки. Мы работаем, мы платим, мы кормим. И если ты пришёл сюда «защищать» так, как защищают те, кто потом требует плату телом — я тебя вежливо предупреждаю: у нас такие услуги не принимают. Понял?Молодой сглотнул. Старший резко опустил голову.— Понял, — быстро сказал молодой. — Я… не так…— А вот теперь так, — сказала Шура и отступила. — Работать будешь? Лом в руках держать умеешь?— Умею, — поспешно ответил он.— Тогда пошли, — кивнула Шура.И повела их к дальнему участку.Наташа шла следом и думала, что Шура сделала именно то, что надо: поставила границу так, что никто не посмеет «проверить» снова.День снова закрутился в работе. Но теперь людей было больше. И каждый новый человек приносил не только руки — он приносил слухи, тревоги, ожидания.К обеду пришла ещё одна женщина — с ребёнком на руках. Стояла у забора, не решаясь зайти.Наташа подошла сама.— Что вы хотите? — спросила она мягко.Женщина сглотнула.— Говорят… вы травы знаете, — сказала она. — Малыш… кашляет. Ночью… плохо.Наташа почувствовала, как внутри всё сжалось.Антибиотиков нет. Доктора нет. И я — не врач. Но я — человек, который умеет думать.— Покажи, — сказала она.Она взяла ребёнка на руки. Мальчик был горячий, глаза мутные, дыхание тяжёлое. Наташа приложила ладонь ко лбу, послушала грудь ухом, как когда-то в жизни слушала знакомых детей у соседки — не как медик, а как взрослый, который боится.— Это может быть простуда, — сказала она спокойно. — Или хуже. Но мы начнём с простого: тепло, питьё, отвар. И никаких холодных ночей.Женщина смотрела на неё как на чудо.Шура подошла, посмотрела на ребёнка и тихо спросила:— Мы справимся?Наташа кивнула.— Справимся. Но осторожно.И впервые за всё время Наташа ясно почувствовала: их дом становится не просто местом, где выращивают картошку и розы. Он становится местом, куда идут за решением.А это значит — на них будут смотреть ещё внимательнее. И ждать ещё больше.К вечеру, когда ребёнок уже дышал легче и пил тёплый отвар, у крыльца снова появился мужчина в плаще.Один.Он посмотрел на двор, на людей, на Наташу.— Вы теперь не просто хозяйки, — сказал он тихо. — Вы становитесь… центром.Наташа не улыбнулась.— Я становлюсь тем, что нужно земле, — сказала она.Мужчина кивнул.— Тогда я скажу прямо. У вас появятся враги.Шура вышла из тени.— Пусть приходят, — сказала она спокойно. — Мы тоже умеем быть неприятными.Мужчина в плаще впервые усмехнулся почти по-доброму.— Верю, — сказал он и ушёл.Наташа смотрела ему вслед, пока он не растворился в сумерках.А потом медленно выдохнула.Потому что понимала: дальше будет не только про посадки и порядок. Дальше будет про власть — даже если они не хотели этого слова.И про то, как удержать себя, когда мир начнёт тянуть тебя в свои правила.К вечеру Наташа поймала себя на том, что устала не телом — головой.Работа шла, люди слушались, ребёнок у соседки спал ровно, но внутри зудело ощущение: дом окончательно перестал быть «их личной проблемой» и стал общественным местом притяжения. А это, как Наташа отлично знала по прошлой жизни, всегда заканчивалось одинаково — либо ты устанавливаешь правила, либо тебе их устанавливают.— Ну что, — сказала Шура, усаживаясь на скамью и вытягивая ноги. — Поздравляю, Наталья Сергеевна. Вы теперь местный Минздрав, Минсельхоз и комитет по нравственности в одном лице.Наташа фыркнула.— А ты у нас кто?— А я, — Шура прищурилась, — служба безопасности, профсоюз и отдел по работе с особо тупыми кадрами.— Универсально, — хмыкнула Наташа. — Надо табличку повесить.Шура рассмеялась — коротко, по-хулигански.— Слушай, а ведь они реально боятся, — сказала она, глядя во двор, где люди собирали инструменты. — Видела, как тот молоденький на меня смотрел? Как на стихийное бедствие.— Ты на него смотрела так, будто прикидывала, где его закапывать, — заметила Наташа.— Ну а вдруг пригодится, — пожала плечами Шура. — Я человек запасливый.Они помолчали.— Наташ, — вдруг сказала Шура тише. — Мы ведь уже не можем просто… ну… быть тихими, да?Наташа не сразу ответила. Она смотрела на дом — на облупленные стены, перекошенные ставни, на землю, где уже появились первые ровные грядки.— Нет, — сказала она наконец. — Не можем.— И назад дороги нет?— Назад — это куда? — Наташа повернулась к ней. — В шестьдесят пять, давление и «ой, спина»?Шура хмыкнула.— Ладно, уговорила. Тогда давай думать наперёд.Ночью они снова не спали.Наташа сидела за столом с огарком свечи, перебирала в голове возможные сценарии, как когда-то перебирала контракты и поставщиков. Шура лежала на лавке, закинув руки за голову.— Значит так, — сказала Шура, глядя в потолок. — Первое: надо чётко дать понять, что бесплатно мы никого не кормим. Но и не гоним.— Согласна, — кивнула Наташа. — Работа за помощь. Услуга за услугу.— Второе: этот в плаще… он не враг, но и не друг.— Он считывает выгоду, — сказала Наташа. — Пока мы выгодны — нас тронут не будут.— А если перестанем?Наташа посмотрела на неё.— Тогда нас попробуют съесть.— Прекрасно, — вздохнула Шура. — Всю жизнь мечтала.Утром в дом пришла управляющая.Она вошла без стука, но уже не так уверенно, как раньше. Осмотрелась, словно видела всё впервые.— Вы… изменились, — сказала она осторожно.— Мы просто перестали быть удобными, — ответила Шура, не поднимая головы от миски.Управляющая поджала губы.— Вам стоит быть осторожнее с языком.— А вам — с привычками, — спокойно ответила Наташа. — Мы здесь живём. И отвечаем за эту землю.— Вы женщины, — бросила управляющая.Шура подняла на неё глаза.— А вы всё ещё забываете, что женщины бывают разные.Тишина повисла тяжёлая.Управляющая выдохнула.— Люди говорят… — начала она.— Люди всегда говорят, — перебила Наташа. — Пусть лучше работают.Управляющая посмотрела на неё внимательно.— Вы понимаете, что если урожай удастся… к вам пойдут ещё.— Мы на это и рассчитываем, — сказала Наташа.— И вы готовы делиться?— Знаниями — да. Землёй — нет.Шура усмехнулась.— А иллюзиями — тем более.Управляющая ушла уже молча.Когда за ней закрылась дверь, Шура посмотрела на Наташу с лёгкой усмешкой.— Ну всё, — сказала она. — Нас официально недолюбливают.— Это прогресс, — ответила Наташа. — Значит, нас воспринимают всерьёз.К вечеру снова пришла женщина с ребёнком. На этот раз — с благодарностью и куском хлеба.— Он спал, — сказала она тихо. — И не кашлял.Наташа приняла хлеб, кивнула.— Завтра принесу ещё трав, — сказала она. — Но вы тоже смотрите — тепло, еда, чистота.Женщина кивала, как ученица.Когда она ушла, Шура посмотрела на Наташу внимательно.— Ты понимаешь, что сейчас произошло?— Да, — сказала Наташа. — Мы стали… авторитетом.— Я бы сказала — страшными бабами с репутацией, — поправила Шура.— Не преуменьшай, — усмехнулась Наташа. — Репутация — вещь полезная.Ночь опустилась тихо.Дом стоял на земле уже не как сиротский приют, а как точка опоры. И обе женщины это чувствовали кожей.— Знаешь, — сказала Шура перед сном, — а ведь я думала, что в новом мире мы будем отдыхать.Наташа улыбнулась в темноте.— Мы и отдыхаем, — сказала она. — Просто по-своему.И где-то глубоко внутри обе понимали: дальше будет сложнее. Но и интереснее — намного