Глава 4.

Глава 4

Утро выдалось солнечным — тем редким, спокойным солнцем, которое не жжёт, а будто осторожно проверяет землю: ну что, живы ещё?

Наташа проснулась первой. Не потому, что выспалась — просто тело теперь само выбирало ритм, без будильников и ноющей усталости. Она лежала несколько мгновений, глядя в потолок, и ловила себя на странном ощущении: мыслей было много, но ни одна не давила. Всё складывалось в порядок.

Дом уже не казался чужим.

Он всё ещё был старым, кривоватым, с трещинами в камне и скрипучими балками, но теперь Наташа видела в нём не разруху, а задачу. А задачи она любила.

Она тихо поднялась, накинула рубаху, затянула пояс и вышла во двор.

Утро пахло влажной землёй, дымом и травой. Где-то в стороне раздавались голоса — деревня просыпалась. Куры лениво копались у курятника, коза жевала, привязанная к новому колышку, и при виде Наташи подняла голову с выражением опытного животного: ты тут главная, я поняла.

— Доброе утро, — сказала Наташа почти машинально.

Коза фыркнула.

— Вот и договорились, — хмыкнула Наташа.

Она обошла двор медленно, внимательно. Отметила места, где солнце держится дольше. Где тень. Где почва рыхлее. Где придётся поработать ломом, а где достаточно тяпки. В голове уже выстраивалась схема — не абстрактная, а живая: что здесь, что там, что не сейчас, а позже.

Из дома раздался шум — характерный, с металлическим звоном и раздражённым бормотанием.

— Я ЭТО не надену! — раздался голос Шуры.

Наташа улыбнулась.

Через минуту Шура вышла во двор, держа в руках «приличное платье» и глядя на него, как на личного врага.

— Скажи мне, — начала она, размахивая тканью, — вот это вот… это что? Это попытка человека доказать, что у него нет ног?

— Это попытка общества контролировать женщин, — спокойно ответила Наташа. — Через дискомфорт.

— Я так и знала, — мрачно сказала Шура. — В следующей жизни я рожусь мужчиной. И всё равно буду за равноправие.

Она всё-таки натянула платье, но сразу задрала подол, закатала рукава и буркнула:

— Если кто-то скажет, что это «неприлично», я объясню, что приличие — это когда ты можешь работать, а не падать в обморок от жары.

Управляющая появилась в дверях, как по заказу. Окинула Шуру взглядом — от закатанных рукавов до подола — и явно приготовилась сказать что-то едкое. Но остановилась.

— Люди скоро придут, — вместо этого сказала она. — Те, что обещали помочь.

— Отлично, — кивнула Наташа. — Пусть начинают с изгороди и дальнего участка.

Управляющая прищурилась.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — спокойно ответила Наташа. — Там земля хорошая. Просто заброшена.

Управляющая посмотрела на неё внимательно. Уже не с недоверием — с осторожным интересом.

— Откуда вы знаете?

Наташа улыбнулась очень мягко.

— Я чувствую.

Это было правдой. Просто не всей.

К полудню двор ожил. Пришли трое мужчин и две женщины — простые, крепкие, с загорелыми руками и внимательными глазами. Они поглядывали на дом, на Шуру, на Наташу — с любопытством, но без насмешки. Слухи уже ходили.

— Это они? — шепнула одна из женщин другой.

— Те самые, — ответила та. — Которые сами работают.

Шура услышала. Усмехнулась.

— Слышишь, Наташ? Мы уже легенда.

— Пока местная, — ответила Наташа. — Но всё начинается с малого.

Работа закипела.

Шура взяла на себя тяжёлое: забор, навес, расчистку хлева. Работала молча, сосредоточенно, и люди быстро подстроились под её темп. Кто-то попробовал было командовать — получил взгляд, от которого слова застряли в горле, и понял, что лучше делать, чем говорить.

Наташа тем временем занялась землёй. Она показывала, где копать, где не трогать, где оставить траву. Объясняла просто, без лишних слов. Люди слушали — потому что видели результат.

— Тут потом посадим, — говорила она, втыкая палку в землю. — А здесь — не сейчас. Земле надо отдохнуть.

— А что сажать? — осторожно спросил один из мужчин.

Наташа посмотрела на него и улыбнулась.

— Сначала то, что кормит. Потом то, что радует.

— А это… — он замялся. — Это вы сами знаете?

— Да, — ответила Наташа. — Я знаю.

В подвал она спускалась несколько раз, проверяя рассаду. Шура поймала её на лестнице.

— Ты там с ними разговариваешь, как с детьми, — заметила она.

— Потому что они и есть дети, — спокойно ответила Наташа. — Просто выросшие.

Шура хмыкнула.

— А я, значит, злая тётка?

— Ты — гарантия безопасности, — улыбнулась Наташа. — Без тебя нас давно бы уже «поставили на место».

— Люблю быть гарантией, — довольна сказала Шура.

К вечеру двор изменился. Не идеально — но ощутимо. Люди устали, но уходили с каким-то странным выражением на лицах, будто сделали не просто работу, а вложились во что-то своё.

Управляющая стояла у крыльца и смотрела на всё это молча.

— Завтра, — наконец сказала она, — придёт ещё народ. Соседи. Хотят посмотреть.

— Пусть приходят, — кивнула Наташа. — Только без толпы.

— Вы боитесь? — неожиданно спросила управляющая.

Шура повернулась к ней резко.

— Мы не боимся, — сказала она. — Мы выбираем.

Управляющая посмотрела на неё долгим взглядом. Потом кивнула.

Вечером, когда все разошлись, Наташа и Шура сидели на ступеньках крыльца. Ноги гудели, руки были в земле, но внутри было спокойно.

— Знаешь, — сказала Шура, глядя на темнеющее небо, — мне здесь не так уж плохо.

Наташа улыбнулась.

— Потому что ты наконец-то на своём месте.

Шура усмехнулась.

— А ты?

Наташа посмотрела на двор, на дом, на землю.

— Я тоже, — тихо сказала она. — Просто моё место всегда там, где можно что-то вырастить.

Ночь опустилась мягко. Дом снова заскрипел — уже иначе, как старик, который смирился и даже рад новым хозяевам.

А в подвале, среди корней и ростков, медленно набирало силу будущее.

Тихое. Упрямое. И очень живучее.

На следующий день к дому пришли не только «посмотреть».

К дому пришли прощупать.

Наташа поняла это сразу — по тому, как люди держали плечи, как молчали, как смотрели не на двор, а на неё и Шуру. На руки. На одежду. На лицо. На то, как они говорят и кому отдают распоряжения. В этом взгляде не было простого любопытства — был расчёт: кто ты теперь и сколько в тебе силы?

Утро снова было ясным, но воздух стал суше. Туман ушёл, оставив в траве капли, которые блестели как мелкие стёклышки. Куры уже привыкли к порядку и не разлетались в панике, а коза, будто решив, что её ценят, вдруг начала вести себя как хозяйка двора — встала так, чтобы всем мешать, и отказалась сдвинуться даже под окрик слуги.

Шура подошла к ней, молча взяла за верёвку и аккуратно, но неумолимо отодвинула.

— Ты у нас золото, — сказала она козе. — Но золото тоже должно знать границы.

Коза посмотрела на неё долгим, оскорблённым взглядом и снова начала жевать.

Наташа усмехнулась и пошла к подвалу: проверить рассаду, дать воздуху, убедиться, что земля не пересохла. В подвале было прохладно, и этот холод казался ей единственным, что напоминает о прошлом — о холодильниках, кондиционерах и нормальной жизни.

Она приподняла ткань, которой были прикрыты коробки, и почувствовала облегчение: листья ожили. Банан стоял упрямо, хурма держалась, черенки роз были не мертвецами — они просто терпели.

— Молодцы, — прошептала Наташа, как будто говорила с живыми существами. — Мы ещё всех тут удивим.

Наверху раздался голос управляющей — напряжённый, чужой.

— Девки! К вам пришли.

Наташа вышла на крыльцо и увидела их.

Пятеро. Трое мужчин, две женщины. Один мужчина — явно не простой крестьянин: одежда лучше, плащ, пояс, на котором висел нож. Глаза цепкие, взгляд привычный к власти. Рядом с ним — мужчина постарше, в грубой одежде, но с лицом хитрым. Женщины стояли чуть позади, как принято, но смотрели не менее внимательно.

Управляющая рядом держалась уже иначе. Не как хозяйка, а как человек, который нашёл опору и теперь пытается понять, насколько эта опора прочная.

— Добрый день, — сказала Наташа.

Мужчина в плаще кивнул.

— Добрый, — ответил он. — Мы соседи. Слышали… вы изменились.

Шура вышла следом. Встала рядом с Наташей, слегка расставив ноги, как всегда делала в момент, когда ожидала нападения — словом или делом. Её рюшастые рейтузы выглядывали из-под платья, и вид у неё был такой, будто она готова этими рюшами задушить любого, кто скажет что-то не то.

— Изменились, — спокойно сказала Шура. — А что?

Сосед прищурился, будто не ожидал такого тона.

— Было сказано, что вы работаете, — осторожно продолжил он.

— А вы нет? — невинно спросила Шура.

Одна из женщин за его спиной тихо хихикнула. Сосед бросил на неё взгляд, но она тут же опустила глаза.

Наташа вмешалась мягко, выравнивая разговор.

— Мы приводим дом и землю в порядок, — сказала она. — Нам самим здесь жить.

— Земля… — мужчина в плаще оглядел двор и прищурился. — Земля у вас не маленькая. А вы — сироты. Две девки без мужчины…

Слова повисли в воздухе так, будто их бросили как камень.

Шура улыбнулась. На этот раз — очень вежливо.

— Мужчина у нас есть, — сказала она. — Вон он.

И кивнула на слугу, который в этот момент тащил доски к навесу и делал вид, что ничего не слышит.

Сосед моргнул.

— Это… старик.

— Значит, мудрый, — спокойно ответила Шура. — А вы, я так понимаю, пришли узнать, когда мы начнём просить у вас милостыню?

Управляющая шумно вдохнула. Наташа едва заметно тронула Шуру за локоть. Не перегни. Но Шура уже понимала.

Сосед усмехнулся.

— Я пришёл узнать, кто вы теперь, — сказал он прямо. — И не будете ли вы… бедой для округа.

Наташа посмотрела на него открыто.

— Мы не беда, — сказала она. — Мы порядок.

Мужчина в плаще замолчал. В её голосе не было угрозы, но была уверенность. И это оказалось сильнее крика.

Сосед медленно кивнул.

— Порядок — вещь хорошая, — сказал он. — Если его умеют держать.

Шура подошла на шаг ближе.

— Умеем, — сказала она. — И держим. Хотите — посмотрите.

И, не дожидаясь ответа, повела их по двору: к укреплённому курятнику, к навесу, к месту, где уже начали расчищать участок. Люди шли, смотрели, переглядывались.

— Это вы сделали за несколько дней? — недоверчиво спросила одна из женщин.

— А вы думали, мы будем сидеть и плакать? — фыркнула Шура.

Наташа тем временем следила за главным — за мужчиной в плаще. Он смотрел не на доски. Он смотрел, кто командует. Кто решает. Кто здесь сильнее.

Когда они подошли к изгороди, мужчина остановился.

— У вас будет урожай? — спросил он.

Наташа не ответила сразу. Это был тот самый момент, где слова могли стать ловушкой.

— Будет, — сказала она наконец. — Но мы не будем хвастаться, пока не увидим.

Мужчина усмехнулся.

— Умно, — признал он.

Они ушли ближе к обеду. Без угроз, без обещаний. Но Наташа почувствовала: это была первая проверка. И они её выдержали.

После их ухода управляющая долго стояла у крыльца, молча. Потом наконец сказала:

— Вы… так никогда не говорили.

Шура подняла бровь.

— А вы так никогда не молчали, — парировала она.

Управляющая фыркнула, но в уголках её губ мелькнуло что-то похожее на улыбку.

К вечеру Наташа решилась на маленький шаг — не прогрессорский, не громкий, а человеческий. Она достала из запасов сухие травы, которые случайно оказались в их сумках с дачи, заварила их в котле — получилось что-то между чаем и отваром. Запах пошёл по дому необычный, тонкий.

Управляющая вошла, принюхалась.

— Что это? — подозрительно спросила она.

— Напиток, — спокойно сказала Наташа. — Тёплый. Успокаивает.

— Вы ведьмами станете, — буркнула управляющая, но чашку взяла.

Шура хмыкнула.

— Если мы ведьмы, то вы у нас первая ученица.

Управляющая поперхнулась, но… не разозлилась. Только махнула рукой.

Поздно вечером Наташа снова спустилась в подвал. Проверила рассаду. И вдруг услышала шаги.

Шура стояла в проёме, прислонившись плечом к стене.

— Что? — спросила Наташа тихо.

Шура кивнула вверх.

— Они ходят вокруг, — сказала она. — Не в доме. Снаружи. Мужики. Не наши.

Наташа замерла.

— Соседи?

Шура покачала головой.

— Не знаю. Но я слышала — шепчутся. Про землю. Про нас. Про то, что «девки одни».

Наташа медленно выдохнула.

— Значит, пора не только работать, — сказала она. — Пора защищаться.

Шура улыбнулась — и в этой улыбке было больше удовольствия, чем Наташе хотелось бы признавать.

— Вот теперь начинается весёлое, — прошептала она.

Наташа погладила коробку с розами.

И в темноте подвала ей вдруг стало ясно: их испытания только начинаются. Но теперь у них есть и земля, и ресурсы, и молодые тела — и, самое главное, друг друга.

А значит — они справятся.

Загрузка...