Глава 3
Утро третьего дня в новом времени началось с того, что Шура объявила войну.Не эпохе — эпоха была слишком большая и явно не собиралась сдаваться на третий день знакомства. Войну она объявила рюхам.Она стояла посреди комнаты, держа в руках то, что называлось «приличной одеждой для девицы», и смотрела на это так, будто перед ней был не предмет гардероба, а личное оскорбление.— Наташ, — сказала она очень спокойно, а это у Шуры всегда было признаком надвигающегося шторма, — объясни мне. Вот это… — она потрясла тканью, — это кто придумал?Наташа, сидевшая на лавке и заплетавшая волосы, подняла глаза и честно ответила:— Мужчины.— Я знала! — торжествующе воскликнула Шура. — Я знала, что это мужской заговор против женской адекватности.Она натянула «рейтузы с рюшиками» — грубые, неудобные, с какими-то декоративными складками, которые явно должны были «украшать» жизнь. Украшали они её примерно так же, как украшает зубная боль.— Я в этом не пойду, — заявила Шура, ходя по комнате и привыкая к ощущениям. — Это не одежда. Это ловушка. Ты попробуй в этом присесть. Это же…Она попыталась присесть и тут же выпрямилась.— …это же насмешка, — закончила она, глядя на Наташу с трагедией на лице.Наташа, конечно, тоже была не в восторге, но её подход был другой.Она поправила рубаху, подтянула пояс и спокойно сказала:— Мы не в модном журнале. Мы в месте, где нас могут понять неправильно. Нам нужно выглядеть, как положено. Хотя бы внешне.Шура фыркнула.— Внешне я сейчас выгляжу как… — она поискала слово и нашла его: — …как пирожок в кружевной салфетке.Наташа улыбнулась.— Зато пирожок с характером.Шура остановилась, посмотрела на себя в мутное отражение в железном тазу, вздохнула и махнула рукой:— Ладно. Я потерплю. Но когда мы разбогатеем, я закажу себе одежду без рюш. И назову это революцией.Наташа закончила с косой, перекинула её через плечо и посмотрела на Шуру внимательно.— Слушай, — тихо сказала она. — Нам надо действовать. Не разговорами. Действиями.Шура кивнула.— Я готова. Кому копать?— Всем, — ответила Наташа и поднялась.Они вышли во двор, и двор встретил их тем, чем встречают людей, которые решили «сейчас всё исправим».Крапива. Колючки. Сухие ветки. Грязь. Куча старого мусора под навесом. Перекошенный забор. Курятник, который держался на честном слове и деревяшке. Коза, привязанная к столбу, жевала что-то и смотрела на них с выражением: «А вы кто такие, чтобы тут командовать?»Воздух был влажный. Где-то вдалеке пахло дымом — видно, кто-то уже топил. По траве полз туман, цепляясь за ноги.Управляющая уже была во дворе. Она стояла, скрестив руки, и наблюдала — явно ожидая, что девицы сейчас постоят, поплачут и убегут обратно в дом.Слуга — старик — возился у сарая, делая вид, что ему всё равно, но слушая каждое слово.— Ну? — сказала управляющая. — Опять будете «думать»?Шура медленно повернула к ней голову.— Будем работать, — сказала она тихо.И пошла к навесу.Управляющая моргнула.Наташа не стала спорить. Она пошла к земле. Присела, начала собирать сухую траву, выдёргивать сорняки. Она делала это так спокойно, как будто всю жизнь этим занималась, и в каком-то смысле так и было: земля для неё всегда была понятнее людей.Через десять минут стало ясно, что это не спектакль.Шура, не церемонясь, вытащила старую доску, отбросила её, взялась за другую. Под навесом нашлись инструменты — примитивные, но рабочие: лом, старый топор, мотыга. Шура взяла мотыгу, проверила, как она сидит в руке, и удовлетворённо кивнула:— Вот это я понимаю. Честная вещь. Без рюш.Слуга подошёл ближе.— Позволите… — неуверенно сказал он.— Позволю, — бросила Шура, даже не глядя. — Только не тормози.И старик неожиданно оживился. Он взялся за дело с той жадностью к работе, которая бывает у людей, которые давно ничего не решали сами.Управляющая сначала стояла, потом будто вспомнила, что она вообще-то тут главная, и резко сказала:— Вы не так делаете!Шура подняла на неё глаза.— А как надо? — спросила она спокойно.Управляющая открыла рот, замялась.— Ну… сначала…Шура не дала ей договорить.— Вы вчера сказали: двор, чистка, стирка. Мы делаем двор. Если хотите командовать — командуйте по делу. Если нет — не мешайте.Это было сказано без крика, но так, что управляющая притихла. Наташа, не поднимая головы, услышала это и мысленно отметила: поставила границу. Правильно.К обеду они успели больше, чем управляющая ожидала за неделю.Двор стал чище. Навес освободили от гнилья. У курятника укрепили одну стену. Старик-слуга даже нашёл где-то связку гвоздей и радовался, как ребёнок.Коза всё это время смотрела на них, жевала и, кажется, делала выводы.Наташа подошла к ней ближе, присела рядом, осторожно провела рукой по шее.Коза дёрнулась, но не убежала.Наташа посмотрела на животное внимательнее — на шерсть, на форму головы, на вымя. И внутри неё снова щёлкнул тот самый режим: оценка.— Шура, — тихо сказала она.Шура подошла, вытирая лоб.— Что?Наташа кивнула на козу.— Это не просто коза.Шура прищурилась.— Она мне тоже не нравится, — сказала она. — Смотрит как налоговый инспектор.Наташа усмехнулась.— Это ангора, Шур.Шура моргнула.— Ты сейчас сказала слово, которое звучит как «денег будет много»?— Именно, — спокойно ответила Наташа.Шура медленно выдохнула.— И беременная?Наташа кивнула.Шура посмотрела на козу так, как будто та внезапно стала самым красивым существом на земле.— Привет, дорогая, — ласково сказала она. — Ты у нас теперь королева. Никто тебя резать не будет. Я лично убью того, кто попробует.Коза жевала дальше, не впечатлившись.После обеда Наташа спустилась в подвал. Проверила рассаду. Достала клубни картофеля. Пересмотрела их один за другим, отбраковала гнилые, оставила живые.Шура пришла следом и уселась на ступеньку.— Наташ… — тихо сказала она. — Ты понимаешь, что если мы вырастим картошку, нас тут будут носить на руках?Наташа посмотрела на неё строго.— Нас будут пытаться ограбить, — сказала она. — Поэтому пока — тише воды.Шура кивнула, но глаза у неё блестели.— А розы? — спросила она.Наташа погладила коробку с саженцами.— Розы будут позже. Сначала — еда и быт. Потом — красота. Красота здесь — это власть.Шура усмехнулась.— А я думала, власть — это когда ты можешь сказать управляющей «замолчи» и она замолкает.Наташа рассмеялась тихо.— Это тоже.Вечером случилось то, чего Наташа не ожидала так быстро.Управляющая, которая весь день держалась настороженно, вдруг зашла на кухню, когда Наташа мешала похлёбку, и тихо сказала:— Вы… правда умеете работать.Это было не признание, а констатация. Но в её голосе уже не было той ядовитой насмешки.Шура, сидевшая у стола и чинившая ремень на мешке, подняла голову.— А вы думали, мы чем всю жизнь занимались? — спросила она.Управляющая замялась.— Я думала… вы…— Мы были другие, — спокойно сказала Наташа, не поднимая глаз.Управляющая посмотрела на них долго. Потом буркнула:— Ладно. Завтра… — она явно подбирала слова. — Завтра покажу, где лучше копать. Если вы… правда хотите.Шура улыбнулась. На этот раз — без угрозы.— Хотим, — сказала она. — Только давайте без «тыкать» и без того, чтобы носом нас в грязь. Мы уже в ней по колено.Управляющая неожиданно хмыкнула.— Шумная ты стала, девка.Шура приподняла бровь.— Я всегда была шумная, — сказала она. — Просто раньше меня никто не слушал.Управляющая ушла, и в доме стало тише.Наташа и Шура остались вдвоём у очага. Огонь трещал. За стеной блеяла коза, где-то в курятнике хлопали крылья.— Наташ, — тихо сказала Шура. — Мы реально можем поднять это место.Наташа посмотрела на неё.— Мы не только можем, — сказала она спокойно. — Мы уже начали.Шура выдохнула.— И знаешь что… — она усмехнулась и потянула за край своих рюшастых рейтуз. — Я всё равно их ненавижу.Наташа рассмеялась, и смех вдруг оказался самым человеческим звуком в этом чужом веке.А в подвале, в темноте, рядом с клубнями картофеля и коробками рассады, лежало их настоящее будущее — тихое, неприметное, но упрямое, как сама Наташа.И, кажется, этот дом наконец начал дышать.Ночь в доме прошла беспокойно — не из-за холода или звуков, а из-за мыслей.Наташа лежала, глядя в потолок, где между балками дрожали тени от огня. Дом дышал — поскрипывал, потрескивал, словно прислушивался к новым хозяйкам. За стеной фыркала коза, где-то хлопнула курица, и этот набор звуков почему-то успокаивал сильнее любой колыбельной.Живое, — подумала она. Значит, можно работать.Рядом на тюфяке Шура переворачивалась с боку на бок, пока наконец не выдохнула вслух:— Слушай… а если мы правда здесь застряли?Наташа повернула голову.— А если и правда, — тихо ответила она. — Что ты предлагаешь? Паниковать?— Не, — буркнула Шура. — Я просто уточняю масштаб… мероприятия.Наташа усмехнулась.— Масштаб большой. Но не смертельный.Шура фыркнула и затихла. Через минуту дыхание у неё выровнялось — она умела засыпать быстро, когда принимала решение. Наташа же ещё долго лежала, перебирая в голове землю, климат, людей, ресурсы. Всё складывалось в сложную, но рабочую схему.Утро снова началось рано.На этот раз их разбудил не запах, а голос управляющей — резкий, командный, явно обращённый не к ним.— Эй! Аккуратнее! Не тащи так!Наташа мгновенно села. Шура уже была на ногах.— Опять цирк, — пробормотала она.Во дворе оказалось людно. К дому подошли двое мужчин — соседи или родственники управляющей, судя по схожести лиц. Они привезли мешки с зерном и что-то ещё — обмен, долг или просто помощь. Управляющая командовала, а мужчины поглядывали на дом с тем любопытством, которое появляется, когда слухи уже пошли, но ещё не оформились.Шура вышла первой.— Доброе утро, — сказала она громко и отчётливо.Мужчины обернулись. Один из них даже снял шапку — машинально.— Доброе, — ответил он, явно не зная, как к ней обращаться.Шура кивнула на мешки.— Это сюда, под навес. Там суше.— Мы обычно… — начал второй.Шура посмотрела на него.— Вы обычно — не здесь, — спокойно сказала она. — А здесь теперь мы.Мужчины переглянулись, но спорить не стали. Потянули мешки туда, куда указали.Управляющая сжала губы, но промолчала.Наташа тем временем занялась тем, что любила больше всего — наблюдением. Она смотрела, кто как двигается, кто кого слушает, где слабые места в хозяйстве. Отметила взглядом старую кладовку, полуразвалившийся хлев, участок земли за изгородью, куда явно давно не ступала нога человека.— Там надо расчистить, — тихо сказала она Шуре, когда та подошла ближе.— Уже вижу, — ответила Шура. — И ещё вижу, что если мы сейчас не возьмём инициативу, нас снова посадят «на лавочку».— Не посадят, — спокойно сказала Наташа. — Они уже не смогут.После ухода гостей управляющая долго молчала. Потом вдруг сказала, не глядя на них:— Завтра… в селе ярмарка. Можно сходить. Если хотите.Шура подняла бровь.— А чего это вдруг?— Надо кое-что купить, — уклончиво ответила та. — Да и… люди должны вас увидеть.Наташа уловила главное.— Увидеть — это хорошо, — сказала она. — Но говорить мы будем мало.Управляющая кивнула — и в этот момент Наташа поняла: первый рубеж пройден. Их больше не списывали со счетов.Во второй половине дня Шура взялась за курятник. Она работала быстро, с азартом, будто наверстывая годы офисной сдержанности и «бережения спины».— Ты посмотри на них, — бурчала она, укрепляя доску. — Эти курицы жили хуже, чем мы в девяностые.— Зато выживали, — заметила Наташа, сортируя зёрна.— А мы теперь сделаем им санаторий, — фыркнула Шура.Наташа спустилась в подвал ещё раз. Картофель она аккуратно разложила, пересыпала золой — старый, проверенный способ. Рассаду прикрыла тканью, оставив воздух.— Подвал — это наше всё, — пробормотала она. — Пусть думают, что это просто хлам.Когда она поднялась, Шура сидела на ступеньках и чистила нож.— Знаешь, что меня больше всего радует? — спросила она, не поднимая глаз.— Что? — отозвалась Наташа.— Что мы больше никуда не спешим, — сказала Шура. — Никто не орёт: «сроки», «отчёт», «возраст». Мы… вовремя.Наташа задумалась.— Да, — сказала она наконец. — И это самый редкий ресурс.Вечером они снова готовили сами. Управляющая лишь наблюдала, а потом неожиданно сказала:— Завтра… я приведу ещё людей. Помогут с расчисткой.Шура посмотрела на Наташу, Наташа — на Шуру. Обе поняли: процесс пошёл.Когда дом погрузился в темноту, Наташа подошла к окну. Луна освещала двор, землю, козу, которая теперь казалась не проблемой, а перспективой.— Мы справимся, — тихо сказала она, больше себе, чем кому-то ещё.Шура подошла и встала рядом.— Конечно, — ответила она. — Мы же не зря сюда упали. Даже если не знаем пока — зачем.За окном тянулась чужая, суровая, но живая земля. И Наташа вдруг ясно поняла: они больше не гости. Они — начало.И это начало обещало быть очень долгим.