Тишина. После оглушительного грохота боя, после яростных криков и ослепительных вспышек магии, эта тишина казалась неестественной, давящей. Она заполнила роскошные, но абсолютно чужие апартаменты, выделенные им отцом Канаты. Воздух здесь был чистым, отфильтрованным, без примеси гари и разложения, что царили снаружи. На столе стояли тарелки с остатками настоящей, горячей еды — не системных пайков, а чего-то, что смутно напоминало о прошлой жизни. Но этот комфорт был фальшивым. Он лишь подчеркивал пропасть между их временным убежищем и адом, в который превратился город.
Макс стоял у огромного панорамного окна, глядя вниз. Отсюда, с высоты птичьего полета, база «Государственников» выглядела как муравейник. Люди-точки сновали по расчищенным улицам, патрули ходили по стенам, жизнь, казалось, шла своим чередом. Но Макс, с его обостренным восприятием, видел то, что было скрыто от обычного взгляда — страх, застывший в каждом движении, напряжение в каждой согнутой спине. Это был порядок, построенный на жесткой дисциплине и безысходности.
Ника сидела в глубоком кожаном кресле, ее поза была расслабленной, но взгляд — сосредоточенным. В ее изящных руках с черными матовыми когтями покоился трофей — «Осколок Звездного Неба». Кристалл тускло пульсировал, отбрасывая на ее демоническое лицо холодные, голубоватые блики. Она изучала его, как геймер изучает характеристики нового, полезного артефакта.
«Ну что, саппорт, как тебе наша золотая клетка? Удобно?» — мысленно обратился к ней Макс, не отрывая взгляда от улицы.
Ее ответ пришел мгновенно, тихий и четкий, как щелчок затвора. «Слишком удобно, Капитан. Начинаю забывать, что за стенами этого места люди едят крыс. Это расслабляет. И это опасно».
«Согласен. Он пытается нас купить. Как же глупо, неужели он думает, что мы поведемся на его донаты? — Макс криво усмехнулся. — Ладно, а твое мнение? Что ты думаешь по предложению мэра?».
Ника на мгновение оторвалась от кристалла, ее желтые глаза с вертикальными зрачками встретились с его отражением в стекле.
«Мое мнение ты знаешь. Это квест со стопроцентной вероятностью „злой“ концовки. Примкнуть к одной из тираний, чтобы уничтожить другую. Классика. Но с точки зрения геймплея… у него есть ресурсы, которых у нас нет. Информация, карты, доступ к арсеналу. Игнорировать его полностью — неэффективно».
Макс отошел от окна и опустился в кресло напротив нее. Тишина снова повисла в комнате, но теперь она была наполнена работой мысли. Они оба, как и в старые добрые времена перед сложным рейдом, раскладывали по полочкам имеющиеся данные, пытаясь найти оптимальную стратегию.
— Итак, наши цели, — начал Макс вслух, загибая пальцы на своей разноцветной руке. — Первая и главная — Деревня Новичков. Это наш следующий левел-ап, продвинутые специализации, возможно, даже способ что-то сделать с нашими… апгрейдами. Для этого нужна полная карта. У нас два фрагмента. Нужно еще два.
Он сделал паузу, глядя на Нику. Она понимающе кивнула.
— Вторая цель — Инвок, — продолжил Макс, и в его голосе прозвучали жесткие нотки. — Нужно понять, что с ним, черт возьми, произошло. Он не мог просто так стать фанатиком. Я отказываюсь в это верить. Если верить Канате, его нужно спасать. Если нет — его нужно остановить. В любом случае, это личное.
— И третья, побочная, — добавила Ника, — выяснить, что за хрень творится в этом городе в целом. Кто такие эти «Церковники» на самом деле, откуда у них эта «сила Света», и почему весь центр города изолирован барьером.
— Все три цели упираются в одну проблему — Церковники, — подытожил Макс. — Два оставшихся пространственных искажения, за которые, скорее всего, дают фрагменты карты, находятся на их территории. Инвок — один из них, возможно, даже один из лидеров. И барьер — тоже их работа. Получается, что все наши квесты ведут в одну точку.
— Верно, — согласилась Ника. — Но чтобы штурмовать их, нужна информация. А чтобы получить информацию, нужно проникнуть на их территорию. А чтобы проникнуть туда, нужно быть достаточно сильным, чтобы противостоять им.
— А вот с этим могут быть проблемы, — Макс кивнул в сторону артефакта в ее руках. — Мы потеряли месяц. За это время по-настоящему сильные игроки успели неплохо прокачаться. Каната со своим артефактом D-ранга тому прямое доказательство. Кто знает, какими еще сюрпризами могут обладать лидеры этих фракций. Наших текущих сил может оказаться недостаточно для лобовой атаки.
Ника задумчиво повертела кристалл.
— Может, стоит связаться с нашими? С «Базой»? Палыч, Лера, Митяй… они бы могли помочь. Создать второй фронт, ударить с другой стороны.
Макс с горечью покачал головой.
— Связи все еще нет. Барьер глушит все. Мы здесь одни. Получается замкнутый круг: чтобы разобраться с Церковниками, нужна помощь, но чтобы получить помощь, нужно разобраться с Церковниками.
Они замолчали, упершись в стену логического тупика. Сидеть на месте и ждать, пока «Государственники» и «Церковники» перебьют друг друга — не вариант. Это могло занять месяцы, и не факт, что победитель окажется лучше проигравшего. Примкнуть к отцу Канаты — значит стать пешками в его жестокой игре. Атаковать Церковников в лоб вдвоем — может быть самоубийством.
Выхода, казалось, не было.
Логический тупик давил своей безысходностью. Все пути, которые прокручивал в голове мой зомби-мозг, вели либо к самоубийственной атаке, либо к сомнительному союзу с тираном, либо к бесконечному ожиданию, которое в этом мире было равносильно медленной смерти. Мы застряли.
И в тот самый момент, когда стратегический анализ окончательно зашел в тупик, тишину роскошных апартаментов разорвал оглушительный грохот. Дверь, которую солдаты мэра вежливо прикрыли, распахнулась от такой силы, что едва не слетела с петель, и в комнату, словно стихийное бедствие, ворвалась Каната.
Если до этого в помещении царило напряженное спокойствие, то теперь его сменил абсолютный хаос. Она не вошла — она влетела, как сгусток чистой, концентрированной паники. Ее иссиня-черный хвост волос метался из стороны в сторону, мантия развевалась, а в широко распахнутых глазах стояли слезы. Забыв про всякие приличия, она пронеслась через всю комнату и подлетела ко мне, вцепившись в мои руки своими холодными пальцами. Ее взгляд был полон отчаяния.
— Макс! Капитан! — ее голос срывался, дрожал, но все равно был громким и требовательным. — Я говорила с отцом! Он не слушает! Он уже отдал приказ готовить штурмовую группу! Он собирается убить Инвока!
Она судорожно втянула воздух, ее грудь тяжело вздымалась.
— Он считает его предателем и не хочет даже пытаться поговорить! Пожалуйста, помоги! Ты должен! Я… я все что угодно сделаю! — ее мольба перешла в какой-то безумный торг. Она трясла меня за руки, словно пытаясь вытрясти из меня согласие. — Хочешь, я отдам тебе «Осколок»? Хочешь, я стану твоей рабой⁈ Только спаси его!
Эта сцена была настолько пропитана отчаянием, что выглядела одновременно и жалко, и до смешного нелепо. Ника, до этого молча наблюдавшая за происходящим из своего кресла, лишь тихо фыркнула, а ее демонический хвост с сердечком на конце лениво качнулся из стороны в сторону.
Я же, глядя на эту бурю эмоций в миниатюрном теле, не смог сдержать легкой усмешки. Старая добрая Каната. Всегда бросается из крайности в крайность. Я мягко высвободил одну руку и положил ей на голову, взъерошив иссиня-черные волосы, как делал это сотни раз после особо сложных каток.
— Успокойся, нюкер, — мой голос прозвучал на удивление ровно и спокойно. — Никому не надо становиться рабом. Я и не собирался его убивать.
Слова подействовали, как ушат холодной воды. Каната замерла, ее хватка ослабла. Она подняла на меня свои заплаканные глаза, в которых все еще плескалось недоверие, но уже пробивался робкий огонек надежды.
— Правда? — она быстро вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Спасибо, Макс! Я знала! Я знала, что ты… А отец… не злись на него, пожалуйста! Он не такой уж и плохой… он просто по-другому не умеет. Он спас столько людей! Эти жесткие методы… они были необходимы, чтобы выжить!
Моя улыбка мгновенно исчезла. Лицо словно заледенело. Я убрал руку с ее головы, и мой взгляд стал холодным, как лед, в который она нас недавно заключила.
— Необходимы? — переспросил я, и в моем голосе не осталось и тени былого дружелюбия. — Каната, мы проходили через его «царство порядка». Я видел голодных людей. Я видел страх в их глазах. Это не порядок, это тирания, построенная на костях слабых.
— Но он… — попыталась возразить она.
— Я не могу принять его методы, — я резко перебил ее, мой голос стал жестким, как скрежет металла. — Черт, он так похож на моего собственного отца… та же стальная уверенность в своей правоте, та же готовность идти по головам ради «высшей цели». Я видел, к чему это приводит. И я не собираюсь становиться винтиком в его системе.
Эта мысль бесила Леру до скрежета зубов1. Я отчётливо помнил это. Бесконечные споры, его тяжёлый, не терпящий возражений взгляд. Его мир был простым и понятным: есть приказ, и есть его выполнение. Есть цель, и есть средства, которыми она достигается. Эмоции, желания, сомнения — всё это было лишь досадным «человеческим фактором», который мешал эффективности. Он никогда не пытался понять меня, моего увлечения играми, моего желания идти своим путём. Увы, он видел во мне лишь проект, который должен был соответствовать его ожиданиям. И отец Канаты был слеплен из того же теста. Он тоже строил свой идеальный мир, не замечая, что фундаментом для него служат чужие страдания и сломанные судьбы. Нет. Я больше не буду частью подобной системы. Никогда.
Мои слова, холодные и резкие, повисли в воздухе, словно осколки льда. Каната замерла, ее лицо побледнело, она не знала, что ответить. В моих словах она услышала не просто критику, а прямое отражение тирании ее собственного отца, которого она так отчаянно пыталась защитить. Но прежде чем она успела что-либо сказать, тишину разорвал яростный рев.
Я успел лишь заметить, как тень, до этого неподвижно стоявшая у двери, сорвалась с места. Бастиан. Его обычное, почти флегматичное спокойствие испарилось, сменившись чистой, незамутненной яростью. Он не бежал — он несся, превратившись в живой таран из стали и мышц. Его огромный силовой молот, до этого покоившийся на плече, со свистом рассек воздух, нацеленный мне прямо в голову.
Реакция была чистым инстинктом, отточенным в сотнях боев. Я вскинул руку — не свою, а ту, что досталась мне от Кхаар-Нуна. Краснокожая, покрытая черной коркой, она встретила несущуюся на меня махину.
ДЗИНЬ!
Звук был оглушительным. Не глухой удар металла о плоть, а пронзительный, вибрирующий звон, от которого, казалось, задрожали даже стены. От точки столкновения во все стороны ударила невидимая волна, разметав остатки еды со стола и заставив Нику инстинктивно прикрыть лицо рукой. Моя рука выдержала. Но удар был настолько силен, что меня отбросило на несколько шагов назад, ноги прочертили глубокие борозды в дорогом ковре.
— Заткнись! — прорычал Бастиан, его лицо исказилось от гнева, вены на шее вздулись. Его спокойствие исчезло без следа. — Что ты можешь знать⁈ Если бы не господин мэр, мы бы все давно сгинули в этом аду! Он несет на себе бремя власти, о котором ты, простой геймер, даже не догадываешься!
Он снова ринулся в атаку. Я парировал следующий удар, отводя молот в сторону. Оружие врезалось в стену, выбив облако бетонной пыли и оставив в ней глубокую вмятину.
— Бремя власти не дает права морить людей голодом и хладнокровно приговаривать друзей к смерти! — выкрикнул я в ответ, уходя от его неуклюжего, но мощного пинка.
Наша словесная перепалка мгновенно переросла в жестокий, яростный бой. Это не было сражением на смерть, но и дружеским спаррингом это назвать было нельзя.
Роскошные апартаменты превратились в арену. Бастиан был воплощением чистой силы. Каждый его удар молотом был подобен удару тарана. Стол из красного дерева, за которым мы недавно сидели, разлетелся в щепки от одного-единственного попадания. Диван, в который я увернулся от очередного выпада, был опрокинут и отброшен к стене. Он был медленнее, но каждый его шаг сотрясал пол.
Я же был его полной противоположностью. Скорость, тактика, использование окружения. Я не пытался блокировать его атаки в лоб — это было бы глупо. Я уходил с линии удара, позволяя его инерции работать против него самого. Я скользил по комнате, отталкиваясь от стен, перепрыгивая через обломки мебели, постоянно меняя направление. Я не стремился ему всерьез противостоять, хотя и мог бы в любой момент обратить в зомби, но Каната меня бы тогда точно не поняла. Поэтому я просто уклонялся, да контратаковал быстрыми пинками по суставам, да в опорную ногу, чтобы сбить его равновесие.
Мы кружили по разгромленной комнате, как два хищника. В какой-то момент из-за подобной пассивной тактике я оказался загнан в угол. Отступать было некуда. Он замахнулся для сокрушительного удара сверху вниз, вкладывая в него всю свою массу. И теперь я не стал уворачиваться. Вместо этого я присел и, сконцентрировав силу в ногах, выстрелил вверх, прямо ему навстречу. Мое плечо врезалось ему в грудь. Мы оба отлетели в разные стороны. Он — в стену, я — в панорамное окно. Стекло с оглушительным треском пошло паутиной, но выдержало.
Бастиан тяжело поднялся, его грудь вздымалась от ярости и усталости. В его последней, отчаянной атаке он бросил свой щит прямо мне в лицо, а сам с молотом наперевес ринулся следом. Ну реально, классическая комбинация танка. Но я уже ждал этого. Я отбил щит в сторону и, когда Бастиан оказался рядом, нанес резкий удар ногой по рукояти молота. Оружие вылетело из его ослабевших пальцев и с грохотом отлетело в другой конец комнаты. Прежде чем он успел среагировать, я рывком сократил дистанцию, схватил его за стальной нагрудник и с силой впечатал в стену, рядом с треснувшим окном. Моя демоническая рука сжалась на его горле. Бой был окончен.
Он тяжело дышал, в его глазах все еще горела ярость, но к ней примешивалось бессилие. Он не мог толком шевелиться.
— Мы пойдем своим путем, — произнес я, мой голос был тихим, но в наступившей тишине он прозвучал как приговор. — И твоему мэру придется с этим смириться. А тебе, Бастиан, придется выбирать, на чьей ты стороне. На стороне своего господина, который готов пожертвовать чему годно ради «порядка»? Или на стороне своей госпожи, которая хочет спасти друга?
Бастиан, тяжело дыша, сжал зубы. Он не ответил. Его взгляд метнулся через всю комнату, на ту, ради которой он и начал этот бой. Каната стояла посреди разгромленных апартаментов, между обломками мебели и осколками былой роскоши. Она кусала губы, и на ее лице застыло выражение мучительной нерешительности.
— Все зависит от тебя, Каната, — произнес я, не ослабляя хватки и не отводя взгляда от ее телохранителя. — Как лично ты собираешься с этим разбираться? Пора становиться решительной!