Подземелья Лондона

VII ФЕРМА «ГРЯДУЩЕЕ»

Камни старого дома, стоявшего посередине фермы почти сотню лет, отливали серо-синим. В сырую погоду прожилки синевы становились еще гуще, и стены начинали напоминать цветом яйцо малиновки. Некогда красную черепицу испещрили коричневые пятна. Сент-Ив, Элис и Матушка Ласвелл сидели в салоне на мягких стульях, глядя сквозь высокое французское окно на теплицу, внутри которой виднелись силуэты растений. Приятная погода бесповоротно ушла, небо затянули мрачные тучи.

Поблизости располагалась конюшня с голландской дверью, верхняя половина которой была распахнута, и оттуда выглядывала довольная морда серого мула Неда Лудда, с любопытством озирающего великий мир снаружи. У двери стояла Клара Райт и ласково поглаживала животное по шее. Мул слыл поразительно разумным и к этому времени освоил азбуку до буквы «Т». Предполагалось, что вскоре, когда он освоит весь алфавит, его научат складывать слова — и все это под руководством Клары.

До отъезда на ферму «Грядущее» Матушка Ласвелл настояла на том, чтобы Сент-Ив открыл ей причину смерти Сары Райт, однако его рассказ скорее озадачил ее, нежели добавил ясности. Дыры в полу явно ее взволновали. Матушка заставила Лэнгдона описать увиденное в мельчайших деталях, а затем покачала головой и сказала: «Они не нашли». От пояснений она воздержалась, а Сент-Ив не стал расспрашивать, что именно не нашли эти «они» и откуда ей об этом известно. По прибытии на ферму Матушка Ласвелл сообщила печальное известие Кларе, ограничившись, правда, неизбежным минимумом, но та лишь кивнула. Она со всей очевидностью уже знала о смерти матери и даже обозначила Матушке Ласвелл точное время предшествующего дня, когда у нее возникло чувство, что Сара испустила последний вздох.

Матушка Ласвелл разлила чай по чашкам, раздала молоко и сахар, а затем уселась в свое кресло.

— Клара потеряла зрение в семь лет, — сказала она. — Вскоре после этого Сара выставила своего мужа, мерзавца Клемсона Райта, из дому. Это было… очень скверно. Он бил Сару, понимаете? И отбирал деньги, которые она отложила, — те, что она получила еще от своей матери. Хвала небу, он так и не вернулся. Клара перебралась сюда несколько месяцев спустя почти восемь лет назад.

— Чем вызвана слепота Клары? — спросил Сент-Ив Матушку Ласвелл. — Она теряла зрение постепенно?

— Вообще-то это случилось внезапно.

— И имело физическую природу?

Матушка пожала плечами, будто вопрос не имел значения.

— А вы думаете, истерическую? Не очень удачная идея, профессор. Удивит ли вас то, что я переписывалась по этому поводу с самим месье Шарко[12]? Вы ведь слышали это имя, сэр?

— Выдающийся французский врач, хотя придерживается умеренно современных взглядов.

— Моя добрая подруга Мейбл Морнингстар была знакома с ним. Он дружил с покойным мужем Мейбл. Шарко предложил мне привезти Клару в Париж на курс гипнотерапии. Это означало, что нам придется провести какое-то время в французской столице. Клара отказалась ехать, и ни Сара, ни я не стали настаивать. Понимаете, в глубине души я убеждена, что Шарко шарлатан — второй Месмер, если угодно, — который хочет вынести на публику несчастье Клары, чтобы сделать имя себе.

— Ну что ж, — ответил Сент-Ив, — я полагаю, что этот вопрос пока остается открытым, хотя работы Шарко весьма занимательны. Я не собираюсь изображать инквизитора на допросе, но все же хотел бы спросить: не обращался ли Клемсон Райт с девочкой неподобающим образом?

— В том-то и дело… — вздохнула Матушка Ласвелл.

— Понятно. А теперь еще и этот кошмар, — Сент-Ив покачал головой и уставился в свою чашку, словно пересчитывая чаинки.

— И тем не менее Клара обладает силой духа, которой я завидую, — сказала Матушка Ласвелл. — Порой я чувствую себя такой слабой в ее присутствии!

Элис бросила взгляд в темное вечернее окно: Клара в освещенной лампой конюшне скармливала мулу яблоко. Ее поразило, что девочка, пережив такие несчастья, все же способна радоваться жизни. Матушка Ласвелл налила им еще чаю. «А вот она выглядит утомленной, — подумала Элис, — и не только невзгодами этого дня, но и прошлыми годами тревог и мучений — порочным, убийственно жестоким мужем, и сыном, который был еще хуже. Оба они теперь мертвы, и мир без них стал лишь лучше. Однако их злобные призраки до сих пор вторгаются в жизнь этой женщины».

— Хотите, расскажу кое-что занимательное? — спросила Матушка Ласвелл, нарушив молчание.

— Непременно, — откликнулся Сент-Ив.

— Открою вам, что Клара — водоискательница огромной мощи. Ее способность находить грунтовые воды и все, что связано с мертвецами, поразительна.

— Вы хотите сказать, что она освоила искусство лозохождения? — уточнила Элис.

— Нет, дорогая. Я имею в виду, что Клара сама и есть поисковая лоза — человеческий гидроскоп. С ней случается припадок, когда она оказывается над подземными водами, даже если протекают они на большой глубине. Девочка начинает крутиться волчком и не может совладать с собой. Если ее не увести оттуда, она впадает в ступор.

— Скажу вам правду, — вздохнул Сент-Ив, — я скептически отношусь ко всем этим жезлам и гидроскопам, позволяющим отыскивать погребенные человеческие тела, сокровища или что там еще… Эта идея была отвергнута давным-давно.

— Вы не были бы так категоричны, профессор, увидев, как Клара входит на кладбище. Честно говоря, мы держали ее на ферме почти как пленницу, потому что обыкновенная земля под ее ногами могла стать источником истинных кошмаров, стоило ей проявить неосторожность. Мать сделала Кларе пару башмаков с подошвами из свинцового листа — это ослабляет эффект, но девочке в них плохо. Понимаете, башмаки подавляют ее способность к ясновидению, потому что слой свинца изолирует ее от земли. Когда ясновидящий лишен обычного зрения, утрата способностей очень мучительна, она ощущается как увечье. Временами Клара справляется с эффектом гиперчувствительности, декламируя стихи или называя буквы алфавита в странном порядке, который придумала сама. Сара научила дочь стихотворению мистера Лира[13] «В страну джамблей», добиваясь, чтобы та запомнила его слово в слово, хотя произведение лишено всякого смысла — а может, именно на это и рассчитывая. Они использовали это стихотворение, чтобы вызывать друг друга — телепатически общаться, если описывать это в современных терминах. Хотя тем, кому ведомо такое искусство, вряд ли нужны термины.

— Клара, без сомнения, очень интересная девочка, — сказал Сент-Ив. — Понимаю, почему вы хотели держать ее подальше от месье Шарко и от любого другого, кто захотел бы изучать ее.

— Думаю, тогда вы поймете, почему мне, оставаясь в стороне от полицейского расследования, необходимо знать, что раскопал доктор Пулман, старающийся пролить свет на убийство Сары Райт. Если вам ясна моя мысль, вы сумеете догадаться, почему я стремлюсь оградить от всего этого Клару.

— Разумеется, — согласился Сент-Ив. — Вы несете огромное бремя, Матушка Ласвелл, и вам не следует делать это в одиночку. Нет бремени тяжелее, чем тайное знание.

— Тут вы совершенно правы. Проще говоря, я боюсь, что источник этого зла — мой мертвый муж. Помните, когда я впервые заговорила о нем с вами, то не могла произнести его имя — оно вызывало у меня ужас и омерзение. Но наши невероятные приключения в Лондоне и на болотах возродили меня, и это имя больше не властно над восставшей из праха женщиной. Его называли Морис де Салль. Теперь его имя известно вам обоим — на тот случай, если вы вновь его услышите. Когда его повесили за занятия вивисекцией и детоубийство, я записала его имя на полоске бумаги и сожгла ее на навозной куче, чтобы навсегда с этим покончить. С тех пор я его не произносила. Однако теперь это имя стало очень важным, потому что я знаю, что его… Что наследие Мориса де Салля имеет к убийству Сары прямое отношение.

— Наследие вашего умершего мужа, как бы его ни звали, это не ваше наследие, Матушка Ласвелл, — возразила Элис. — К тому же этот человек мертвее мертвого уже очень много лет.

— Да, это худо-бедно так. Но то, что он знал, не сгинуло вместе с ним, Элис, и, видимо, никогда не сгинет, а продолжит притягивать к себе тех, кому это знание нужно для достижения их собственных целей. Я вам кое-что рассказывала о нем, профессор, в нашу первую встречу той ночью, когда бедную Мэри Истман убили на кладбище, но многое я опустила, поскольку не придавала этому значения. Теперь я убеждена, что это важно. Когда моего мужа повесили, его тело погребли на перекрестке у старого моста, чтобы сбить дух мертвеца с пути, и вбили в тело кол, чтобы оно оставалось на месте.

— Но ведь от этой практики отказались еще в прошлом столетии! — заметила Элис.

— Не в особых случаях, дорогая, уверяю вас, а его случай был как раз особым. Гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Тело-то и сейчас там, прибитое к месту, но не в том состоянии, в каком было погребено. Не хочу оскорбить ваши чувства тем, что сейчас расскажу, но, боюсь, поведать об этом я все же должна. Ночью после похорон некто раскопал могилу, пока земля была еще рыхлой, и забрал голову. Могила была снова зарыта, почву утоптали вровень с поверхностью, излишки размели, и все остается так и поныне. Несколько лет назад дорогу замостили, но, хвала Господу, тело погребено достаточно глубоко, чтобы его не потревожили. Это осквернение праха покойного было совершено по моей просьбе, и, скажу честно, я без колебаний сделала бы это снова.

Элис, прикрыв рот ладонью, изумленно смотрела на Матушку Ласвелл.

— Но почему? — спросила она. — Это же должно быть ужасно.

— Это было… необходимо, мадам.

— В некоторых странах Европы, — пояснил Сент-Ив, избавляя Матушку Ласвелл от необходимости погружаться в исторический экскурс, — до сих пор обычным делом бывает удаление сердца или отделение головы убийцы, расчленение его тела на куски и погребение кусков рядом с проточной водой, чтобы течение уносило фрагменты души прочь. Согласно расхожему представлению, тело должно быть разделено на части, дабы смутить дух, так же как его смутят несколько троп, сходящихся на перекрестке, не позволяющих вернуться домой. Закон, конечно, не одобряет подобную практику, но закон не одобряет и многое из того, чем бывают всецело поглощены невинные и благонамеренные люди, не имеющие привычки оповещать власти о своей приверженности традициям.

— Именно так, — подтвердила Матушка Ласвелл. — Мир, каким его видят законники, ничем не напоминает тот, что доступен духовному зрению. Помните, Элис, вы говорили мне, что своими глазами видели странные вещи, когда собор был в осаде, — вещи выше вашего понимания?

— Да, — ответила Элис. — Вы совершенно правы. Порой я наивна, как дитя, да и жизнь моя не омрачена заботами подобного рода…

— И это великолепно! Я молила бы небеса о возможности вытряхнуть все эти материи из головы и из сердца… Итак, как я уже сказала, отделение головы задумала я. Участия в процедуре я не принимала, но наблюдала с помощью театрального бинокля за тем, как все осуществлялось, из окна гостиницы «Чекерс-Инн», где поселилась на время суда над мужем, поскольку опасалась оставаться дома в одиночестве. И мало что могла разглядеть, кроме копошащихся силуэтов, потому что ночь, к счастью, была темной, но мои соучастники работали быстро. Копали двое могильщиков, которые утром зарыли тело. Мясник мистер Сарни, мой должник, перерезал шею трупа, чтобы отделить голову. Сарни вскоре скончался, могильщики, вероятно, смекнули, что дело нечисто, но помалкивали, поскольку сами были нарушителями закона и к тому же немало получили за работу. Потом один из этих парней тоже умер, но по причинам самым естественным, а второй еще неделю назад был жив… Он стал церковным сторожем и много лет трудился в соборе святых Петра и Павла, мы с ним часто беседовали на разные темы. Ему, старому мистеру Питти, недавно исполнилось девяносто лет, и все думали, что он отошел во сне, но у меня есть сомнения… А тогда рядом с ними был еще один человек — Сара Райт. Это она уложила в ящик голову Мориса де Салля и схоронила ее в качестве одолжения мне, положив на глаза фальшивые монеты, набив свинцовый короб омелой и залив слоями воска. Я понятия не имею, где закопана эта голова или, упаси нас Господь, где она находилась, если Сара действительно зарыла ее под полом собственного домика, в чем я сильно сомневаюсь. Мы никогда не обсуждали эту тему, чтобы не вызвать ненароком дух моего мертвого мужа.

Миссис Ласвелл умолкла. Поджав губы, покачала головой, словно отгоняя воспоминания. И веско сказала:

— Сару Райт убили, поскольку пытались чего-то добиться от нее. Она была совершенно нищей. Могла поделиться только своими знаниями. Когда вы станете беседовать с доктором Пулманом, профессор, окажите мне услугу — не говорите ему о том, что я вам рассказала минуту назад, хотя упомянуть мое имя, если это окажется уместно, можете. Я не прошу вас обманывать представителя властей, но мне важно знать, нашли полицейские голову Мориса де Салля в домике Сары или нет.

— Ничего не имею против благородной лжи или уместной выдумки.

— Я тоже, — сказала Элис. — Мы целиком с вами и сделаем для вас и Клары все, что сумеем.

Сент-Ив влил в горло остаток чая и глянул на карманные часы. Элис знала: он считает минуты, ожидая прибытия Хасбро. Доктор Пулман и констебль некоторое время назад проехали мимо — тело, укутанное в саван, лежало в фургоне, — и Лэнгдон коротко переговорил с ними, условившись нанести визит коронеру при первой же возможности.

Скрипнула дверь, и в комнату вошла Клара Райт с тремя детьми в обносках — сиротами, которых подобрала Матушка Ласвелл, — две девочки держали девушку за руки, а впереди бежал маленький мальчик. Клара — очень хорошенькая и очень печальная — была без обуви, в одних тонких чулках. Ее незрячие глаза, которые когда-то показались Элис бессмысленными, за что сейчас та искренне корила себя, закрывали очки с дымчатыми стеклами.

Дети мгновение рассматривали Элис и Сент-Ива, а потом, смеясь, побежали на кухню — мальчонка, потешно семеня, попытался обогнать сестер и протиснуться в дверь первым. Девочка повыше, схватив братика за ворот рубашонки, дернула его назад, обозвав «капустной башкой», и все трое исчезли в кухне, с радостным задором награждая друг друга обидными прозвищами.

Клара присела в неглубоком реверансе, а затем обхватила себя рукой, положив ладонь на левое плечо и выставив вперед локоть. Будто разглядев, где стоит кресло Матушки Ласвелл, девушка уверенно преодолела разделявшие их шесть шагов и ласково коснулась предплечья пожилой леди. Матушка Ласвелл прикрыла ладонь Клары своей.

Надеясь, что девушка узнает ее по голосу, Элис сказала:

— Рада снова видеть тебя, Клара, хотя лучше бы это случилось при других обстоятельствах.

Ей тут же пришло в голову, что эта фраза нуждается в улучшении, однако это был тот случай, когда словами не поможешь, сколько их ни подбирай. Клара повернулась к Элис и ответила на ее обращение кивком, а потом изящно опустилась на стул рядом с Матушкой Ласвелл. Элис вспомнила, как Матушка, рассказывая о Кларе, заметила, что та разговаривает крайне редко, разве что во сне, но иногда громко смеется, и это показалось Элис в равной мере и обнадеживающим, и вселяющим ужас.

Донесся шум подъезжающего к дому экипажа, и Клара, словно мысль о новых посетителях ее отпугнула, вскочила и, выставив вперед локоть, ушла в гостиную.

Сент-Ив поднялся и подошел к окну.

— Это Хасбро, — сказал он, забирая с вешалки пальто и шляпу. — Если поторопимся, есть шанс вернуться до полной темноты.