Подземелья Лондона

XVII ЦЫГАНСКИЙ ТАБОР

После крутого подъема тоннель, которым путешествовал Сент-Ив, резко свернул направо и приобрел облицовку из тесаного камня, но не того вида, что покрывал ступени древней лестницы в расщелине. И стыки между отдельными плитами были надежно замазаны. Словом, стены напоминали средневековые. Учитывая, что шел Сент-Ив размеренным шагом, все время сверяясь с компасом, можно было предположить, что сейчас он находится где-то под северным Лондоном или, точнее, под Хампстед-хитом, хотя следовало признать, что повороты, изгибы, спуски и подъемы сильно мешали сориентироваться.

Лэнгдон подошел к арочному дверному проему; тяжелая створка двери висела на старых бронзовых петлях, прикрепленных к стене массивными болтами. Удерживал ее в запертом положении деревянный брус, насаженный на железный стержень, — там, где его двигали вверх-вниз или же поворачивали, на створке протерлась дуга в четверть окружности. Немного поэкспериментировав, Сент-Ив отыскал «открывающее» положение запора — брус следовало поднять вверх — и, распахнув дверь, понял, что достиг или почти достиг конца пути. Впереди простирался ровный коридор, заканчивающийся короткой лестницей. На полу виднелись свежие лепешки грязи, размятые колесами повозки.

«Зачем нужно было забирать из подземного мира мертвого Нарбондо?» — размышлял Сент-Ив, шагая по коридору. Но, если так рассуждать, то зачем забирать живого Нарбондо? Вырвать его из хватки грибов? Чего ради? Жалость тут ни при чем: у Нарбондо нет ни приятелей, ни родни, кроме Матушки Ласвелл, которая попыталась застрелить сыночка при их последней встрече — скверное деяние, но только в теории. На деле не существовало человека, который огорчился бы при виде мертвого Нарбондо.

Воспоминание о Матушке Ласвелл вернуло мысли Сент-Ива к убийству Сары Райт. Матушка опасалась, что источником новых бед стал ее собственный мертвый муж, и ее беспокоило, что отсеченная голова этого вивисектора могла быть выкопана из-под пола домика Сары Райт в Боксли-Вудс. Другими словами, пожилая леди полагала, что кто-то активно ищет голову Мориса де Салля, отчима и дяди по отцу угодившего в плен грибам Игнасио Нарбондо. С высокой долей вероятности можно предположить, что именно этот «кто-то» забрал и голову Сары Райт. А теперь, похоже, ему понадобилось включить в дело самого Нарбондо. Конечно, не следовало забывать об игре случая, об удивительных совпадениях, но, похоже, не в этот раз.

«Кто же ты такой?» — думал Сент-Ив, поднимаясь к маленькой передней, заваленной обломками древней мебели: деревянные церковные скамьи, алтарь, шкаф с отвалившейся дверцей, болтавшейся на петлях. На полках шкафа лежало что-то похожее на священническое облачение, аккуратно сложенное и убранное туда много лет назад, а рядом — потир, накрытый покровом для чаши, уже больше сеткой, чем тканью; тут же с крючка свисало кадило. Без сомнения, Лэнгдон оказался в ризнице — напоминании о вековой войне Англии против католичества. Интересно, сколько священников пряталось тут? И приходилось ли кому-то из них, спасаясь от солдат, мчаться по коридору к арочному проему и скрываться в подземном мире? Посреди комнаты высилась каменная лестница, завершавшаяся площадкой. Над нею в потолке виднелся большой люк с потемневшей от старости деревянной крышкой, укрепленной железными скобами.

Взобравшись по ступеням, Сент-Ив поставил ранец и лампу на площадку, встал на колени под люком и, упершись спиной, приподнял его, невзирая на протесты ребер. На волосы посыпались пыль и мусор. Рука, просунутая в щель, нащупала тяжелую плотную ткань ковра, видимо, придавленного мебелью. Лэнгдон поднажал — люк сдвинулся, таща за собой ковер; загрохотали, падая, какие-то увесистые предметы. Встав на ноги, Сент-Ив убрал угол ковра с головы, протолкнул свое оборудование в открывшийся проход и протиснулся сам.

Комната, очевидно, была тайной часовней. Ветхие вышитые ковры, украшенные лозами и цветами, сохраняли изображения гербовых щитов непокорного рода, которому угрожало преследование. Люк, изготовленный из двухдюймовых дубовых планок, был так искусно украшен тесаными каменными плитками, что казался частью пола, правда, слишком чистой по краю, поскольку все остальное было засыпано меловой крошкой. Сент-Ив потратил несколько минут, втирая ее в щель вокруг закрытого люка, чтобы восстановить маскировку, прежде чем вернуть на место ковер и заставить его скамьями.

Потом он вышел из комнаты в коридор, вдыхая чистый ночной воздух, и немного потерял бдительность, из-за чего, завернув за угол, едва не упал в глубокую яму. Взмахнув руками, чтобы устоять, Лэнгдон выронил лампу, и та, грохнувшись вниз, разбилась. Свет погас. Минуту он стоял, переводя дыхание и сознавая, что различает предметы и без лампы. Слабый лунный свет просачивался сверху. Футах в пятнадцати над головой в каменной расщелине виднелась железная решетка, увитая вьющимися стеблями. Сквозь переплетение ветвей виднелись две звезды и краешек сияющего спутника земли. Внизу, на дне ямы, лежали осколки его лампы, а среди них — веревка с привязанным к ней блоком. Люди с повозкой подняли ее с помощью талей, что проделать довольно легко, если есть из чего сколотить деревянную оснастку.

К стене напротив была прислонена высокая лестница. Сент-Ив дотянулся до нее с края ямы, поставил так, чтобы ее конец уперся в стену под решеткой, и полез наверх, размышляя о том, что потом, оттолкнув лестницу к дальней стене, убережет тайную часовню от любопытных. Решетка легко подалась под нажимом, и Сент-Ив, выбравшись наружу, решил оставить лестницу на месте. Она может понадобиться, если они вернутся на поиски Гилберта.

Вставив решетку обратно в углубления и убедившись, что вокруг нет ни души, Сент-Ив, покинув укрытую тенью лощину, поднялся на вершину ближнего холма. Ему казалось, что он знает, где находится, и надеялся увидеть знакомые места. С учетом времени года он мог рассчитывать даже на встречу с друзьями, конечно, если те, будучи истинными перелетными птицами, не перебрались куда-нибудь на зимовье. С вершины холма он вглядывался вниз, где на северном краю Хита под луной мерцала вода двух маленьких прудов — Вуд-понда и Таузенд-Паунд-понда. На высоком берегу у Вуд-понда стояло около дюжины цыганских кибиток. Полыхал костер, пуская в небо искры, горело множество фонарей, так что лужайка была ярко освещена. Мужчины, женщины и дети носились по траве, толпа явно собирала пожитки, готовясь двинуться дальше. Кони — дюжины две — были привязаны на краю табора.

Сент-Ив был уверен, что одна из кибиток ему хорошо знакома — ее занимала семья Лофтус, которая останавливалась на лугу рядом с айлсфордской фермой всего два месяца назад; цыгане собирали хмель и работали в сарае, помогая сушить урожай. Их фургон был ярко-красным, с выгнутой зеленой крышей. Сент-Ив весело подумал тогда: «Рождество на колесах». Умеренно недалеко к западу отсюда находилась гостиница «Спаниардс-Инн», где они с Элис останавливались на несколько суток пару лет назад. Элис была уверена, что их сын Эдди был зачат в «Спаниардс», и Сент-Ив не имел причин сомневаться в этом. Собственно, поэтому они оба испытывали к старому отелю нежные чувства.

Проносившиеся по небу тучи скрыли луну, поэтому Сент-Ив спускался с холма ощупью, ориентируясь на свет костра. И добрался-таки до цели! Глядя счастливыми глазами на красный фургон с зеленой крышей и желтым днищем, он стоял на краю табора и с изумлением ощущал себя призраком — никто не замечал его присутствия, кроме двух пацанят, странно посмотревших на него и убежавших, вместо того чтобы выпрашивать монетку или активно лезть в его карманы. Пахнуло скипидаром, и Сент-Ив заметил двух девушек, подновлявших краску на колесах кибитки Лофтусов при свете керосиновых фонарей. В одной Лэнгдон узнал Теодосию Лофтус — прекрасную художницу, которой он подарил иллюстрированную книгу об английских садовых птицах, а та в своей манере нарисовала для Элис чудесного черно-золотого карпа.

— Теодосия! — воскликнул он, но прозвучало это неразборчивым карканьем. Обе девушки повернулись на звук, и та, что не была Теодосией, взвизгнула, отпрянув, и умчалась прочь, унося горшок с краской. Теодосия же внимательно посмотрела на него взглядом, полным изумления и интереса, а потом вскрикнула:

— Да это же профессор!

Она подбежала к Сент-Иву, схватила его за руку и потащила к бочонку, стоявшему перед фургоном.

— Мама! — крикнула она, а затем твердым тоном велела: — Садитесь, сэр! — и заставила Сент-Ива послушаться, дернув его за руку.

Кто-то шумно выбирался из фургона — показалась Черити Лофтус, матушка семейства. Она несколько секунд разглядывала Сент-Ива, а потом сказала:

— Посидите-ка смирно, профессор, — и распорядилась, повернувшись к Теодосии: — Ведро чистой воды.

Сама Черити, исчезнувшая на пару минут в недрах фургона, вернулась со стаканом бренди и с кусками чистой ткани.

— Выпейте до дна, — сказала она Сент-Иву. — Это приведет вас в чувство.

Тут прибыло ведро, и женщина, намочив в воде тряпки, принялась оттирать Лэнгдону лицо.

— Адамина перепугалась, сэр, когда увидела вас, — сообщила Теодосия. — Выглядело так, словно вы выкопались из могилы. Вас что, избили?

— Избили? — переспросил он, повернувшись к ней. — Нет. Вовсе нет, и я этому рад.

— Сидите смирно, профессор, пожалуйста, — попросила Черити. — Вы в кровавой грязи по самую шею, а ваша бедная рубашка не обретет свой цвет, что с нею ни делай, — женщина помолчала, вглядываясь в его лицо. — У вас сотрясение головной посудины. Вижу по глазам. Голова болит?

— Нет, мэм, — сказал Сент-Ив, солгав самую малость. Он осознал, что лицо его, должно быть, покрыто кровавой коркой. Только теперь, увидев свои руки при свете лампы, он понял, насколько грязен. Его одежда была перепачкана землей и известковой пылью. Он и не подумал о своем виде. Немудрено, что люди убегают, едва завидев его.

— Мистер Лофтус тут? — спросил Сент-Ив.

— Он в Уайлдес-Фарм, — ответила Теодосия, выполаскивая и выжимая окровавленную тряпку, пока Черити взялась за него со свежей. — Мы там зимуем, отправляемся завтра утром. У человека по имени мистер Карпентер там такое общество, и они предоставляют нам место, где можно пожить на наш собственный лад, и открывают амбар, когда идет снег.

— Эдвард Карпентер, вы хотите сказать? «Товарищество новой жизни»?

— Ага, так они себя зовут, — кивнула Черити, — хотя для нас и прежняя жизнь вполне хороша. Не скажу, как Карпентера зовут. Лофтус говорит, что у них полно тараканов в головах, точно, но они народ миролюбивый, верят, что все равны, если вы меня понимаете, не такие кровожадные фанатики, каких у нас полно, — цыганка окинула взглядом лицо Сент-Ива и поинтересовалась: — А женушка ваша знает, что с вами стряслось? — потом, не дожидаясь ответа, поймала за рукав бежавшего мимо пацаненка и велела: — Шиптон! Беги на ферму в Уайлдес и приведи отца, если он еще не вышел. Скажи, что тут у нас профессор, и здорово побитый.

Цыганенок тут же умчался, будто кролик, по залитой лунным светом тропе меж деревьев.

— Я упал в самом начале дня, а потом долго выбирался, — попытался прояснить ситуацию Сент Ив. — Элис не знает.

— Ага, — кивнула Черити. — И после того как вы упали, вы задумали дошагать до Вуд-понда? — она взглянула на Сент-Ива так, словно это подтверждало ее опасения насчет состояния его рассудка или она догадывалась о какой-то затее, которую он не намерен раскрывать. — И упали, значит, случайно?

— Возможно, нет, — поморщился Сент-Ив. — Но мне лучше рассказать все только один раз, когда прибудет мистер Лофтус. Признателен за вашу доброту, мэм. И бренди у вас первосортный.

— Брат Лофтуса привез бочку с той стороны пролива, в лодке. Ее владельцы были так добры, что высадили его с бочкой в удобном месте, в Шелмерстоне, где мы стояли недолго прошлой весной. Он поделился бренди, брат то есть, и с тех пор все остальное для мистера Лофтуса стало просто «пойлом». Ему позарез нужен настоящий французский бренди, к которому он привык. «Попробуешь новое, забудешь про старое», — верно говорят. Ну вот, сэр. Теперь вы меньше схожи с покойником. А вон и мистер Лофтус с Шиптоном возвращаются. Лофтус вам поможет разобраться.

Это и вправду был мистер Лофтус, который взглянул на ночного гостя без особого содрогания, но довольно быстро Сент-Ив обнаружил в руке свежий стакан бренди, а на тарелке перед собой — холодный мясной пирог, сыр и хлеб, и только благодаря высшим силам он сумел оставаться в сознании достаточно долго для того, чтобы поведать свою историю в кратком варианте, опустив многие детали и скупо намекнув на взрыв. Через полчаса он уже шагал к «Спаниардс-Инн», а сопровождавшие профессора Лофтус и Теодосия несли мешок с одолженной Лофтусом одеждой и другими нужными вещами.

Наконец Сент-Ив устало опустился в кровать, ощущая, как ноют ребра. С пустоши доносилась перекличка козодоев, по оконным шторам струился лунный свет. Лэнгдон подумал об Эдди и Клео, которые в уюте и безопасности спят в своих кроватках в Скарборо, и в те несколько мгновений, которые занял переход ко сну, успел послать беззвучное «спокойной ночи» Элис, вспомнить те полные счастья часы, что провели они в этом самом номере, и поразмышлять о необходимости помнить благодеяния друзей. Проснувшись некоторое время спустя от шума дождя, он ощутил глубокую благодарность судьбе за то, что находится сейчас под крышей и в постели.