Подземелья Лондона

XXIV ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Сент-Ив выбрался из кеба на Кэвендиш-сквер и зашагал по Уигмор-стрит, размышляя, что может дать визит к нечестивому доктору Пиви, если вообще может хоть что-то дать. Упоминать что-либо связанное с Сарой Райт, вероятно, смертельно опасно, особенно, так сказать, в собственном логове Пиви — после беседы с Килнером это было совершенно ясно. Сент-Ив задумался, не отправиться ли в «Полжабы Биллсона» и взять с собой Табби и Хасбро. Табби способен достаточно убедительно изобразить душевнобольного, чтобы сделать их визит правдоподобным, а беседовать с Пиви с двумя спутниками за спиной куда проще.

Но о чем он собирается расспрашивать нечестивого доктора? Здесь определенно понадобится деликатность. Пиви будет меньше расположен к откровенности, да и вообще к беседе, если перед ним окажутся три человека, а вот в разговоре один на один этот тип, будучи, очевидно, самонадеянным до беспардонности, может отпустить поводья и совершить какую-нибудь оплошность.

Сент-Ив свернул на Уимпол-стрит, шагая с напускной беспечностью, пересек Куин-Энн-стрит и ближе к углу Нью-Кэвендиш-стрит увидел впереди лечебницу «Элизиум» — элегантный ландшафт пустынен, ворота заперты. Это было строгое кубическое трехэтажное каменное строение, в окнах с железными рамами — прочные средники, видимо, выступающие в роли решеток. Под сенью дерев стоит домик привратника с распахнутым окном, и во внутреннем полумраке виднеются очертания человеческой головы. В том, чтобы поболтать с привратником, точно никакого риска нет. Сент-Ив подавил робкие увещевающие голоса в своем сознании, пропустил экипаж и фургон с сеном, а затем целеустремленно пересек улицу. Теперь ему удалось рассмотреть лицо привратника: коренастый, невысокий лысеющий человек в очках, лет семидесяти — очевидно, никакой угрозы собой не представляет.

— Добрый день, — сказал Сент-Ив в окно, на что человек поднял глаза и доброжелательно улыбнулся.

— Я бы решился даже назвать его великолепным днем, сэр, — ответил он. — Что есть, то есть. Чем я могу служить вам, мистер…

— Бродбент, — подсказал ему Сент-Ив.

— Что привело вас в «Элизиум», сэр?

— Мы с моей женой несколько отчаялись обеспечить уход за братом жены. Он совершенно безумен, видите ли, хотя и безвреден. Мы держали его у себя год, полагая, что это в его интересах — быть среди родных лиц, так сказать, — и что мы в состоянии способствовать улучшению состояния его рассудка. Но мы начинаем уставать от этого. Безнадежная затея. Похоже, что заботиться о нем — это не в наших интересах, если сказать откровенно. Боюсь, я утратил способность отыскивать подходящие банальности и эвфемизмы. Мы на пределе наших возможностей.

— Такое часто случается, — кивнул со знанием дела привратник. — Люди в большинстве своем весьма добры, насколько я могу судить, но в случаях, подобных описанному вами, эта доброта не спасает при плохой осведомленности. В итоге безумец просто потащит близких вниз за собой. Плыть против прилива невозможно, увы.

— Теперь я совершенно в этом убежден.

— Поэтому вы хотели бы взглянуть на клинику?

— Да, снаружи и внутри, если позволите, хотя я уже могу сказать, что наружный вид прекрасно отражает название лечебницы.

— Все дело в четкости планировки, сэр, без сомнения. Ее целительное действие на смятенный рассудок иногда молниеносно. Я вызову кого-нибудь из персонала, мистер Бродбент, — привратник надавил на кнопку дверного звонка, взял переговорную трубку, секунду вслушивался, затем попросил своего собеседника подойти к воротам. В молчании прошла минута, а затем человек в белом лабораторном халате вышел из центрального входа лечебницы. Прикрыв за собой дверь, он прогулочным шагом одолел расстояние до ворот, которые отпер железным ключом, висевшим у него на шее.

— Входите, мистер Бродбент, — учтиво пригласил привратник. Сент-Иву старик даже понравился. В нем не было совсем ничего подозрительного, а вот служитель показался Сент-Иву смутно знакомым — будто бы где-то в далеком прошлом их пути уже пересекались.

— Мы не встречались прежде? — спросил сотрудника клиники Сент-Ив, пока тот запирал за ним ворота. — Ваше лицо мне знакомо.

— Нет, сэр, — ответил мужчина в белом халате, взглянув в лицо Сент-Иву. — Кажется, я слышал, как Лестер назвал вас Бродбентом?

— Именно так. А ваше имя?

— Уильям, сэр. Я никогда не встречал никого по имени Бродбент, хотя знал мистера Нерроуза[32], когда был мальчиком. Это был мой школьный наставник на протяжении многих месяцев — и моего брата тоже, — пока не удрал с кухаркой, то есть, я имею в виду, это мой наставник удрал. А брат помер.

Сотрудник клиники повел Сент-Ива гравийной дорожкой через сады, попутно рассказывая, что те были заложены самим Кэйпэбилити Брауном[33] в самом конце его жизни. Многие деревья были просто гигантскими, два огромных бука с желтыми листьями отбрасывали тень на крышу лечебницы. Рощицы невысоких кленов, полыхавших красным, стояли среди клумб лиловой вербены и бархатисто-коричневых гелениумов. Под внезапным порывом ветра буки сбросили с ветвей лавину листьев, а цветы затрепетали на стеблях.

При этом, отметил Сент-Ив, клумбы были по большей части чисты от палой листвы, словно их полчаса назад прочесали граблями.

Парковые угодья были так чудесны и живописны, что Сент-Ив задумался, был ли доктор Килнер честен в своей неприязни к Бенсону Пиви. А если это профессиональная ревность, обостренная успехом соперника? У Килнера мог быть на Пиви зуб, который остался и воспалился, если рассуждать про подобного рода зуб позволительно в терминах стоматологии. Пока они шагали вдоль боковой стены здания, Сент-Ив отметил, что низкие окна подвала упрятаны в глубоких амбразурах, а все здание построено из одного материала. Из трубы над дальней частью поднимался густой столб темного дыма. Внизу труба начиналась от уровня подвала, куда вела широкая железная дверь — без сомнения, угольный люк. На задах клиники располагался мощеный полукруг, достаточно просторный для разворота повозки с четверкой лошадей, высокие ворота в наружной стене выводили, очевидно, на объездной путь.

На полукруге стояли фургон и берлина; надпись на боку фургона возвещала: «Уолхэм: товары и доставка». Возница, тощий тип в красном котелке, сидел на каком-то ящике, покуривая трубку, а двое сотрудников клиники выгружали из кузова содержимое. Один из них тащил накрытую тканью полусферу высотой около восемнадцати дюймов — очевидно, клетку для птиц или для маленького животного. Его сотоварищ закрывал задний борт фургона, перекидываясь словами с возницей. Сент-Ив проследил, как тот, с накрытой клеткой, вошел в заднюю дверь здания. Возле двери было расположено подвальное окно с тяжелой решеткой, в помещении, которое просматривалось за видимой частью окна, горел свет. В общем-то ничего особенно подозрительного в подвале — его наличии вообще и в том, как выглядели его окна, — не было, и решетки на проемах в лечебнице тоже вещь обычная, но…

Эта цепочка мыслей оборвалась, поскольку ум Сент-Ива принялся вновь отыскивать обстоятельства его знакомства с сопровождающим работником клиники. Ответ дразняще маячил где-то на границе сознания. Профессор совершенно точно знал этого человека. Лицо, густо изъеденное оспинами, маленькие глаза, которые смотрят с зеленоватого лица так хитро, что наверняка вызывают у людей подозрение… Следом за умолкшим сотрудником доктора Пиви Сент-Ив поднялся по нескольким ступеням к передней входной двери, которая оказалась заперта. И тут же рядом с ними появился неизвестно откуда взявшийся человек с ключом. Он отпер замок, деликатно отошел в сторонку, пропуская Сент-Ива и сопровождающего его типа, и, снова закрыв дверь и опустив ключ в карман пальто, присел к столику, на котором лежал развернутый журнал.

Обстановка просторного вестибюля выглядела хаотичной: стулья и столы были расставлены как попало среди растений в горшках и небольших книжных шкафов. На стенах, в окружении картин менее значительных, висели по крайней мере два полотна Ричарда Уилсона, стоившие приличных денег; всю экспозицию освещали лучи осеннего солнца, без труда преодолевавшие изящную решетку и тонкие занавески. У дальней стены, вдоль окон, выходивших на запад, стоял длинный обеденный стол, уставленный свечами. Он был обильно сервирован тарелками, стаканами и столовыми приборами. За ним сидели, подремывая, читая или делая вид, что читают, несколько мужчин и женщин.

Один джентльмен внезапно визгливо захохотал, увидев что-то в газете, затем порвал ее пополам и, уронив на пол — это оказался номер «Таймс», — принялся рыдать. Сент-Ив обратил внимание на женщину лет восьмидесяти, игравшую в кубики на широком библиотечном столе. В опасной близости от ее весьма проворного локтя стояли чайник и чашка. Пожилая леди раз за разом выстраивала кубики как попало, рушила их и, жеманно прикрывая рот ладонью, наблюдала, как они падают и рассыпаются. Устроившийся напротив нее сухопарый старик, облаченный в ухоженную форму армейского офицера, переставлял колонну оловянных солдатиков и миниатюрную пушку по столешнице, свободной рукой удерживая на переносице пенсне.

— Здравствуйте, майор, — приветствовал старика Сент-Ив. — Надеюсь, вы сегодня в добром здравии.

— Майор Джон Инглиш Скарлет Лэнсерз, сэр, — отставной военный свирепо глянул на Сент-Ива. — Шестнадцатый полк, битва при Гуджарате. Были там?

— Я чуть моложе, чем надо, — ответил Сент-Ив. — Но я читал об этом. То был день великой славы.

— И нет им конца — ни славе, ни смерти, — утратив интерес к Сент-Иву, майор, вернувшийся к своей артиллерии, занес руку над пушкой в конной упряжке.

Прочие господа и дамы почти не обратили на Сент-Ива внимания. Так мог бы выглядеть полный чудаков вестибюль приморского отеля. Сент-Ив пересек комнату, следуя за провожатым, который сообщил, что мужчины проживают в южном крыле, а женщины в восточном, а встречаются только в вестибюле и исключительно под надзором. Далее они вступили в южное крыло — перед Сент-Ивом простирался коридор, куда выходило множество комнат. Двери некоторых были открыты, за ними на кроватях или на жестких деревянных стульях сидели люди. Обитатель одной из этих келий здравомыслия, носивший турецкую феску, курил трубку, безостановочно крутя большими пальцами. Откуда-то издалека донесся хриплый вопль, перешедший в громкое рыдание. Когда звук стих, крутивший пальцами человек посмотрел на Сент-Ива и медленно и многозначительно кивнул, хотя понять, что это могло значить, было невозможно.

— Тут позволяют курить в кроватях? — спросил Сент-Ив своего спутника. — Нет ли риска, что белье загорится?

— Они под бдительным надзором, сэр, курить разрешено при открытых дверях, а в более тяжелых случаях так и вовсе нет.

— Тут всегда была лечебница? — поинтересовался Сент-Ив, пока они шли по коридору.

— Нет, сэр. Дом перестроили под больницу после закона о сумасшедших сорок пятого года. Прежняя дурная практика прекратилась, те лечебницы снесли, возникла нужда в более благородных помещениях. Доктор Пиви содержит клинику уже восемь лет, он постоянно работает над улучшением содержания и лечения больных.

Дверь перед ними оказалась заперта. Больше смотреть было не на что.

— Мы дошли до конца, мистер Бродбент, — сказал сотрудник клиники, отвернувшись. — По крайней мере, в этом крыле. Хотите осмотреть кухню?

— А интересно, тут ли доктор Пиви? — спросил Сент-Ив. — Я бы предпочел просто поговорить с ним. Сама больница выглядит более чем подходящей.

— Доктор здесь, и поговорить можно, если только он хорошо себя чувствует, — ответ прозвучал странно. — Мы перейдем к кухне и столовой, с вашего позволения, а я попрошу одного из мойщиков посуды разузнать. Однако доктор Пиви человек занятой. Всегда лучше назначать встречу заранее, сэр.

Снова шагая следом, Сент-Ив сказал:

— Тетя моей жены, тетушка Летиция, которая хорошо известна доктору Пиви, говорила мне, что он может стать доступнее, если упомянуть ее имя…

— Так это для тетушки Летиции, сэр! — воскликнул служитель, не оборачиваясь. Они прошли назад тем же путем и вернулись в вестибюль, и тут все стало стремительно вставать на свои места. Именно там личность представителя лечебницы внезапно — словно солнце пробилось сквозь облака — открылась Сент-Иву. Его звали не Уильям, а Уиллис, Уиллис Пьюл. Когда Сент-Ив последний раз видел Пьюла лет десять назад на Хампстед-хит, тот носился и визжал в маниакальном безумии. В конце того длинного, невероятного вечера Пьюл без сознания лежал в одноколке, полной дохлых карпов, а одноколку гнал куда-то в ночь не кто иной, как доктор Игнасио Нарбондо.

Предчувствие опасности усилилось, и Сент-Ив осознал, что он так и не отправил весточку в «Полжабы». А ведь он попросил Теодосию заверить Элис, что сделает это. И теперь никто в мире не знает, где он.

Они вошли в огромную кухню, где пахло капустой и вареным картофелем.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал Пьюл и прошел дальше в помещение, где неповоротливый парень трудился над кучей грязных тарелок. Всем своим обликом мойщик напоминал недовольную горную гориллу. Пьюл что-то сказал ему, и парень, искоса глянув на Сент-Ива, исчез в боковой двери.

Вернувшись, Пьюл отчитался:

— Джимми пошел разузнать. Вы скоро получите ответ, — он облокотился на длинный деревянный стол между Сент-Ивом и дверью, ведущей в вестибюль. Поблизости коренастый седеющий мужчина длинным ножом нарезал четверть свиной туши с окороком.

Лицо Пьюла не выдавало никаких его мыслей, и по нему невозможно было судить, узнал он Сент-Ива или нет. Правда, Пьюл солгал насчет своего имени. Неужели то, что этот странный тип в конце концов оказался в этой самой психлечебнице — простое совпадение? Или Нарбондо и Пиви как-то связаны? По крайней мере, они оба осуществляют секретные медицинские эксперименты…

— Вы упомянули, что у вас был брат, — сказал Сент-Ив, которому только что пришла в голову эта новая возможность.

— Да, сэр, мертв уже четыре года.

— Мне прискорбно это слышать. Я спросил, потому что вы похожи на одного моего знакомого. Могу ли я спросить, как звали вашего брата?

— Конечно, сэр. Уиллис его звали. Уиллис Пьюл.

— О, это решение докучавшей мне загадки, — кивнул Сент-Ив. — Видите ли, я был с ним знаком. Очень жаль узнать о его смерти.

— Да, — согласился Пьюл. — Большая трагедия, точно. Мы были очень похожи, хотя он был годом старше.

Гориллоподобный посудомой появился в дверях, кивнул и поманил их к себе; они двинулись по коридору, заставленному растениями в горшках и кончавшемуся лестницей.

— Доктор Пиви сейчас работает в подвале, — пояснил Пьюл. — Тетя Летиция — это, должно быть, пароль.

У лестницы Пьюл сказал:

— Побудь здесь, Джимми, на случай, если понадобишься доктору. Он упоминал недавно, что ему нужно что-то от аптекаря.

Джимми кивнул и застыл на месте. Сент-Ив последовал за Пьюлом вниз по широкой, хорошо освещенной лестнице, глядя на его макушку. Из скальпа его провожатого совершенно явно тянулись тонкие нити золотой проволоки. Неужели доктор Пиви мучил беднягу? Конечно, по доброй воле никто не станет участником экспериментов на мозге.

Потом Сент-Ив задумался, солгал ему Пьюл о своем брате или нет — и узнал ли самого Сент-Ива с первого взгляда. Впрочем, если и узнал, это еще ничего не означает. Доктор Пиви вряд ли осведомлен об обидах Пьюла. И все же… Сент-Ив был уверен, что сможет одолеть Джимми, несмотря на очевидную силу противника, если неожиданно и решительно кинется вверх и просто сшибет его, как кеглю, а затем рванет прямо к двери и назад, туда, где ворота в проулок все еще стоят открытыми. Но в таком случае он уже вряд ли вернется сюда со своими друзьями. Вся затея может кончиться ничем.

Они добрались до нижней площадки и свернули в коридор, заканчивавшийся ярко освещенным дверным проемом. Сент-Ив вошел за Пьюлом в помещение, которое оказалось просторным анатомическим театром. На полу худой мужчина лет тридцати пяти возился с пучком проводов, уходивших в большой застекленный ящик на колесах, напоминавший те, в которых перевозят животных из зверинцев. Блики ярких ламп не давали рассмотреть, что или кто находится в ящике. На одной из скамей театра сидел веселый человек, очень походивший на братьев Чирибл из «Николаса Никльби». Встав, он церемонно поклонился Сент-Иву, а потом спустился на несколько ступенек и протянул ему руку.

— Доктор Пиви, я полагаю, — сказал Сент-Ив, пожимая ее.

— Мое имя Жюль Клингхаймер, сэр. А доктор Пиви вон там, занят делом. Имею ли удовольствие беседовать с профессором Лэнгдоном Сент-Ивом?

— Совершенно верно, — ответил Сент-Ив.

— Я жаждал встретиться с вами уже очень давно, сэр. Однако я опасался, что вы заблудились под землей.

— Мне удалось отыскать выход.

— Какое облегчение слышать это! Вы не слишком расшиблись? Боюсь, вашей голове сильно досталось.

— Голове и нескольким ребрам.

— Ну что ж, вполне приемлемый счет от мясника, благодарение небу. Не сомневаюсь, вы хорошо поужинали под землей.

Сент-Ив взглянул на собеседника, стараясь уловить смысл этого странного утверждения.

— Вы выглядите как человек, который во время обследования подземного мира ел сэндвичи — ветчина и маринованный лук. Полагаю, с горчицей, — Клингхаймер подождал, пока слова возымеют эффект. — Вижу, вы озадачены, сэр. Это просто мое представление о том, что люди обычно зовут «потехой». Позвольте представить вам доктора Пиви. А человека за стеклом вы, кажется, превосходно знаете — это наш старый друг Игнасио Нарбондо, жив в той же мере, что и вы и я, хотя, к прискорбию, преисполнен неблагодарности.

Сент-Ив шагнул к ящику, отметив, что путь к открытой двери свободен. Пьюл тоже смотрел в ящик на колесах, его фигура затеняла стекло, так что Сент-Ив не смог разглядеть, что скрывается за ним. Не говоря ни слова, он резко повернулся и помчался к двери, проклиная себя за глупость. Сзади раздался крик, но Сент-Ив не оглянулся. Он буквально взлетел по лестнице, прикидывая, в какой позе стоит Джимми и как его сшибить с ног. Джимми стоял, широко расставив ноги и подняв руки, словно борец.

Сент-Ив врезался прямо в гориллоподобного мойщика, пригнувшись на бегу, будто бы никто и не загораживал проход. Джимми отлетел в сторону, подпрыгивая на одной ноге в попытке вернуть равновесие. В столкновении Сент-Ив потерял скорость, его развернуло. Он со всей силы толкнул Джимми в спину, отчего тот полетел вперед — прямо в руки Уиллиса Пьюла, и оба скатились по ступенькам вниз.

Сент-Ив снова со всех ног помчался вперед, через дверь кухни к вестибюлю. Человек, нарезавший свинину, уставился на него в изумлении, и Сент-Ив, видя нож, завопил во всю мощь легких:

— Пожар! Подвал горит! Спасайся кто может!

Мясник тупо поглядел на вестника беды, на дверь, но ничего не предпринял, и тогда Сент-Ив, подхватив тяжелую деревянную скалку, проскочил мимо него в вестибюль, следя за караульным у столика, который уже поднимался, услышав, очевидно, крики из кухни.

Сент-Ив замедлил ход до быстрого шага, мило кивая.

— Пожалуйста, дайте мне ключ, сэр! — приказал он, но караульный сделал шаг назад, и Сент-Иву пришлось отправить мужчину в нокаут. Он выдернул ключ из кармана пальто охранника и бросился к двери, слыша позади, возможно, уже в кухне, шум погони. Выскочив наружу, он захлопнул дверь и потратил драгоценные секунды, чтобы запереть ее, — как раз в тот миг, когда явно разозленные Пьюл и Джимми ворвались в вестибюль.

Сент-Ив повернул было к задним воротам, но, видя, что долговязый кучер фургона в красном котелке их запирает, поменял направление и резво помчался к главным воротам. Медный ключ в его кармане был вполовину меньше того железного, которым Пьюл до этого отпирал ворота. Сможет ли он перебраться через стену? Наверное, только с разбегу, хотя если он не справится с первой попытки, его схватят.

Он увидел, что привратник крутится у двери своей хижины, отпирая замок. Потом старик помахал Сент-Иву, распахивая дверь. Сент-Ив бросил скалку в кусты вербены, гадая, что случилось с Джимми и Пьюлом, и подошел к будке охранника.

— А, это снова вы, мистер Бродбент, — сказал привратник, опуская руку с ключом в карман брюк. Когда он вынул руку, в ней был пистолет. Прицелившись в Сент-Ива, старик, не глядя, захлопнул дверь за своей спиной и махнул пистолетом в сторону лечебницы. Его прежняя улыбка исчезла без следа, и Сент-Ив понял со всей ясностью, что привратник пристрелит его, если он не подчинится.