Подземелья Лондона

XX УТРО БОМОНТА

Спустя два часа после рассвета Бомонт выбрался из своей комнаты и спустился по лестнице в коридор четвертого этажа. Ночной охранник закончил свой обход, и дом был тих. Раннее утро — лучшее время, чтобы выйти и войти тайком, подумал Бомонт: и слишком поздно, и слишком рано.

Теперь он знал устройство дома и привычки многих его обитателей, хотя никак не мог выяснить наклонности мистера Клингхаймера, которого можно было увидеть выходящим из любой двери в любую минуту, спускающимся или поднимающимся по лестнице днем и ночью. Бомонт тихо прошел по застеленному ковром коридору к картине, за которой был спрятан ключ к замку в двери Клары, вытащил из кармана двухстворчатую форму для отливки ключей, наполненную глиной, и раскрыл ее в ладони. Сдвинув картину, достал ключ из ниши, положил на нижнюю половину формы и закрыл верхнюю створку, вдавливая ключ в глину, пока излишек последней не выступил из щели между половинками формы. Бомонт скатал шарик лишней глины и, спрятав его в карман, раскрыл коробочку. Вынуть ключ, вытереть его о штаны и положить обратно в нишу — секундное дело. Сдвинув картину на место, он прислушался на мгновение к молчавшему дому, а потом, надежно упрятав форму в карман куртки, затопал вниз. Бомонт давно собирал ключи и знал человека у реки, который мог сработать отличную медную копию так скоро, как надо. Человек не возражал, чтобы его поднимали с постели в такой час, если ранняя побудка и беспокойство щедро оплачивались.

Добравшись до нижней площадки, Бомонт постоял, снова вслушиваясь в тишину. До него донесся звук шагов — кто-то вышел в свободную от ковра часть коридора. Карлик снял шапку и выглянул из-за столбика перил, чтобы разглядеть полуночника. Это оказался мистер Клингхаймер, неспешно направлявшийся к лестнице в подвал. Возможно, шел поболтать к доктору Нарбондо — односторонняя беседа вполне устраивала мистера Клингхаймера, которому весьма нравился собственный голос. Бомонту уже доводилось слышать его говорившим за двоих с огромным увлечением, даже смеявшимся, — доктор при этом безмолвно пялился на мистера Клингхаймера зелеными глазами.

Путь был свободен, и Бомонт, свернув за угол, зашагал дальше — к красной двери, выходившей в переулок. Топая по длинному коридору, он снова продумал ту ложь, которую собирался выложить миссис Сцинк, но той нигде не было видно. Занавеска чулана в паре шагов от заветной двери была задернута, и оттуда доносился заливистый храп. Будить охранницу было бы верхом бесстыдства, да и стоящей причины написать мелом на доске букву «З», что означало — мистер Филби Заундс вышел, — не нашлось.

На то, чтобы влезть на табурет, вынуть ключ из кувшина, сделать его оттиск на второй глиняной плитке, а затем открыть чаббовский замок и засов, вернуть ключ на место и выйти, беззвучно затворив за собой дверь, у Бомонта ушло меньше минуты. Он услышал, как щелкнул замок — возможно, достаточно громко для того, чтобы разбудить миссис Сцинк, — и торопливо засеменил по переулку в сторону реки.

Скоро он затерялся в тумане и сумраке раннего утра, радуясь, что покинул кошмарный дом, пусть и ненадолго.

Финн быстро очнулся от крепкого сна и сел, выпрямившись на своем ложе в полной тьме; сердце его колотилось. В голове царила суматоха после гаснущего сна о цирке Хэппи, где он в детстве был акробатом. Такой привычный кошмар, в котором он не успевал поймать трапецию и падал, всегда помня, что проснется в момент удара оземь.

Он услышал совсем рядом чей-то голос. Сообразил, что сейчас раннее утро и что это может быть Бомонт, спустившийся в подвал. Но голос принадлежал не Бомонту. Мистер Клингхаймер упоминал, что Нарбондо этим утром следует забрать к таинственному доктору Пиви, и это могло все объяснить: какие-то люди собираются погрузить тележку Нарбондо в фургон. Странно только, что в такую рань — весь дом явно спал. Ни из кухни этажом выше, ни из шахты лифта не доносилось никаких звуков — тишину нарушал только голос мужчины, говорившего, похоже, с самим собой.

Финн поднялся, надел рубашку, жилет и ботинки, а потом чуточку приотворил дверь. На складе мебели было темно, но дверь в противоположной стене, та, что вела в кладовую, была открыта. Подобрав сумку, парнишка надел и куртку, чтобы иметь все свое с собой на случай, если придется уносить ноги. Он вышел, прикрыв дверь в потайную комнату, и, двигаясь вдоль кучи мебели, вслушивался в бодрый, воодушевленный голос пока невидимого болтуна — почти наверняка мистера Клингхаймера. Тот был в лаборатории, где жужжали и щелкали механизмы. Мерзкий запах грибов переполнял воздух. Финн остановился у старого платяного шкафа. Осторожно потянул дверцу, надеясь, что петли не скрипнут, забрался туда, где когда-то хранились вещи, и закрылся изнутри. Даже если Клингхаймер войдет в эту комнату, он не увидит ничего неуместного. Финн напряг слух.

— Я просто уверен, что вы издали бы радостный возглас, если бы только смогли, доктор, — говорил мистер Клингхаймер, — и я прошу прощения за столь необходимый эксперимент доктора Пиви. Будьте уверены, этот человек — электромедик высокого класса. Он получил строжайший приказ не повредить ваши… дарования, в которых я так нуждаюсь. Сейчас будьте так добры, мигните мне в знак того, что поняли. Движения век будет довольно. — Пауза, а затем мистер Клингхаймер продолжил: — Вы не хотите мигать, я понимаю, хотя полагаю, что вы меня слышите и видите достаточно хорошо. Вы мрачно косились на меня минуту назад, и ваши глаза были полны явного отвращения, и тем не менее я тот самый человек, что освободил вас от вашего грибного рабства под землей. Хочу заверить вас, что не намерен причинить вам вред. Напротив, сэр: мое единственное желание — чтобы вы были, жили и пребывали в полном здравии ума. Вы и я очень скоро станем духовными братьями, так сказать, поскольку я намерен не просто заглянуть в ваш разум. С этой выгодной позиции я намерен видеть все так, как видите вы, и знать то же, что известно вам. А вы получите такую же выгоду в отношении меня, и ощутимая разница будет лишь в том, что я могу прекратить нашу общность, а вы нет. Я буду, так сказать, действующим лицом, а вы будете подвержены воздействию.

Затхлый шкаф был тесным, а Финн обливался потом в шерстяной куртке, которую он купил у мальчика на дороге — давным-давно, казалось ему. Да еще и нога затекла. Парнишка стал переносить вес на другую — и тут пол шкафа неестественно громко скрипнул. Финн застыл, как был, задержав дыхание, вслушиваясь в тишину и неистово желая, чтобы мистер Клингхаймер продолжил свою речь.

Но мистер Клингхаймер спросил голосом, который не предполагал возражений:

— Кто это? Кто там? Покажитесь!

Финн не шелохнулся, ожидая развития события.

— Ну что ж, — сказал наконец мистер Клингхаймер, — будем играть в прятки, не так ли? Дайте мне минуту, чтобы закончить мое дело, а затем я вас найду.

Он снова заговорил с Нарбондо:

— То, что я вам предлагаю, сэр, это возможность объединить ваш разум с разумами ваших друзей — не назову их пленниками, — ваших попутчиков, скажем так, этих живых голов, которые вы видите перед собой и которые поддерживаются кровью грибов. Одна из них вам, наверное, знакома — та, скрытая газовой вуалью. Она прибыла только вчера, отыскав дорогу в Лондон после длительного пребывания в Кенте в качестве речного божества. Ответственные лица заверили меня, что вы с ней знакомы очень давно. Сейчас я отдерну вуаль, чтобы вы могли взглянуть друг на друга.

Финн подумал, не сбежать ли ему. Однако ящик Нарбондо стоял слишком близко к двери, и мистеру Клингхаймеру понадобился бы лишь миг, чтобы заступить Финну дорогу. Этот Клингхаймер был крупным мужчиной — слишком крупным, чтобы сбить его с ног. Можно рвануться наверх. Но сначала надо как-то ускользнуть от хозяина особняка… Похоже, Финн запер судьбу Клары в этом шкафу вместе с собой — но ничего не мог теперь с этим поделать.

— Как оживилось ваше лицо, доктор! — воскликнул мистер Клингхаймер. — Как взволновалась ваша плоть, словно ее пожирают маленькие проворные насекомые. Ну-ну. Вы не пытаетесь взглянуть в лицо своему отчиму, хотя вряд ли узнаёте его. Но его черты прекрасно сохранились под плотью, а плоть, как мы знаем, есть лишь вещество. Личность обитает глубже. Через очень краткое время вы сможете заглянуть в его разум, а он в ваш. В этом смысле вы станете богом, на ваш скромный манер. А ту харкотину, которой вас стошнило, вытрут начисто, доктор Пиви проследит. Хорошего вам дня, сэр.

Минуту стояла тишина, а затем Финн услышал обескураживающе близкий звук шагов, потом остановка, затем снова шаги. Он не мог понять, где мистер Клингхаймер. Потом услышал, как открылась и закрылась дверь — несомненно, в той комнате, где он спал. Шаги вернулись, на этот раз остановившись совсем близко. Ему надо было бежать. Он упустил шанс.

Голосом школьного учителя мистер Клингхаймер позвал:

— Выходи, вор.

Финн молчал, размышляя, что можно сделать.

— Нет, — сказал мистер Клингхаймер после долгого молчания. — Не вор! Вот прекрасная возможность проверить мои силы. Перед моим мысленным взором встает мальчик в зеленых носках и с твердым сердцем. Вижу… сову. Вижу… куртку, запятнанную кровью. Ты что, такой отчаянный головорез? Или это кровь животного?

Затем раздался тихий скрежет поднимаемого запора, и Финн изо всей силы бросился вперед; отлетевшая дверца врезалась в мистера Клингхаймера, отбросив и опрокинув его через скамью. Тот рухнул, зарычав. Финн метнулся вбок, рука Клингхаймера попыталась поймать его за щиколотку, но промахнулась. Клингхаймер заворочался, пытаясь подняться. Финн почти не смотрел на Нарбондо, мчась по лаборатории — ему и не хотелось, — но зацепил стремянку сумкой, висевшей на руке, глянул на доктора и полетел стремглав — куда быстрее, чем Клингхаймер.

Было все еще очень рано, когда Бомонт по затянутым туманом улицам возвращался к дому Клингхаймера, взвешивая в уме разные дела. Он позавтракал в «Родуэй» — полфунта поджаренного бекона на тосте, и достаточно горячего кофе, чтобы утопить кота. Заглатывая еду, карлик вдруг понял, что его пребывание у Клингхаймера, видимо, будет недолгим — теперь, когда в дом привезли Нарбондо, а этот мальчик, Финн, явился спасать слепую девушку. А тут еще вся эта дребедень и суета вокруг карстовой норы и человека под землей. Что-то сдвинулось, начало меняться, какая-то чертовщина, в которую Бомонт не желал втягиваться. Как бы то ни было, сказал он себе, теперь ключ от замка красной двери лежит у него в кармане, так что он сможет ускользнуть, когда захочет. Например, когда найдет несколько вещичек, пригодных, чтобы прихватить их с собой. Особой спешки пока нет.

Он срезал угол по набережной Виктории, где воздух пропитался дымом от котлов, в которых разогревался битум. За мостом Блэкфрайарз множество людей сновали в дыму, заделывая дыру, пока в нее не провалилась и не исчезла остальная часть Лондона. Баржи, нагруженные асфальтом и щебнем, приставали и отплывали, вовсю пользуясь приливом. Бомонт свернул на Темпл-авеню, а затем в узкий проулок, тянувшийся позади нескольких просторных старых домов, реликтов прошлого Лондона, чьи дворы были невидимы за высокими каменными стенами с арочными деревянными воротами для карет.

Один из этих домов он отлично помнил, поскольку тот принадлежал самому доктору Игнасио Нарбондо и Бомонт провел в его стенах изрядное количество недель, если сложить все дни в Лондоне вместе. А еще он провел некоторое количество времени под ним, ибо дом был снабжен скрытыми подвальными переходами, которые вели под город и вдоль реки, — благодаря им можно было скрыться в потайном убежище на крайний случай или незаметно проскользнуть наружу либо внутрь. Нарбондо, человек скрытный, вовлеченный во множество преступных затей, владел несколькими зданиями в самом Лондоне и в его окрестностях — два из них были полностью отданы под притоны — и перебирался по тайным ходам из одного в другой, так что его видели выглядывающим из окон, словно Крошка Бо Пип[29], везде и нигде, но никогда — на улице.

Этот дом мог бы стать уютным пристанищем для человека вроде Бомонта, если бы ему пришлось спешно покинуть мистера Клингхаймера: достаточно большой, чтобы никто не заметил свечей или ламп, зажженных в укромных уголках, и даже заметив, скорее всего наплевал бы. Два крюка на концах двухдюймового троса сгодятся, чтобы перелезть через стену, нижний крюк поможет втащить следом корзинку со съестным.

Тут карлик замедлил шаг, разглядев, что створки ворот на задах бывшего дома Нарбондо приоткрыты на несколько дюймов. Изнутри доносился шум усердно работающих мастеровых, а потом ворота распахнулись, и два мула вывезли телегу с низкими бортами. Бомонт резко остановился и метнулся с глаз долой за угол стены. Он знал кучера — его звали Уилсон, он работал на мистера Клингхаймера и не далее как вчера уходил под землю на поиски какого-то человека. Это он нашел кусок газеты, чем, по всей видимости, спас большинство обслуги мистера Клингхаймера от гнева их нанимателя. И работы в доме Нарбондо начаты по указанию мистера Клингхаймера, без сомнения. Укатившая телега была нагружена землей и камнями, а ехала она к провалу — явно вклад в ремонт набережной и сокрытие следов: занято у Петра, чтобы расплатиться с Павлом.

Ворота оставались открытыми, и Бомонт отправился к ним, поглядывая по сторонам, чтобы понять, что к чему: раскопки, вот что — очень похоже на шахту. Она уходила в грунт под углом куда-то под дом — изрядная дыра, достаточно большая, чтобы фургон вошел в нее целиком. Ближний к воротам угол здания был укреплен прочными балками, и еще больше балок и досок были сложены аккуратными штабелями поблизости, а за ними высилась пирамида тесаного камня. По трем сторонам шахты имелись зачатки фундамента — вероятно, вскоре вход в тоннель окажется внутри новенькой будки привратника. Все создавалось основательно, на годы, если не на века.

Из тоннеля вышел человек, пересек двор и принялся затворять ворота. Бомонт покосился на него и пошел своей дорогой, не оборачиваясь, абсолютно уверенный, что прежде не видел этого малого и не будет узнан.

«Что ты затеваешь, старый хрен?» — беззвучно спрашивал он, обращаясь к воображаемому мистеру Клингхаймеру, а затем, отчаявшись, задал вопрос вслух, и вероятный ответ мигом пришел на ум: Клингхаймер собирается устроить в брошенной усадьбе Нарбондо склад, где будет хранить все, что найдет внизу. В Динс-корт попадать труднее, а Хампстед-хит слишком далеко. Но вот тут, в броске камня от дома самого Клингхаймера, негодяй может заниматься своим вонючим бизнесом, укрывшись за высокими стенами, — лучше не придумать! Когда Бомонт служил у Нарбондо, ни один из ходов под домом не обеспечивал доступа в нижние пределы. Что-то должно было открыть путь туда — наверное, обрушение собора или взрыв, образовавший гигантскую трещину в полу.

Неужели этот пес Клингхаймер собирается закрыть остальные двери? Запрет ли он тут Бомонта, полноправного властителя нижнего мира, того самого, кто провел Клингхаймера к жабьему лесу, поработившему Нарбондо? Карлику вдруг показалось, что он продал свое первородство за пригоршню червонцев — раскрыл подонку тайну отца из-за собственных жадности и глупости и навлек на себя вечный позор. Внезапно разъярившись, Бомонт стиснул кулак и ударил себя по лбу достаточно сильно, чтобы шапка свалилась, хотя на шее ее удержал ремешок, на котором она и повисла. Он порывался было сорвать ее и растоптать, но все же слишком любил свой головной убор для подобной экзекуции. К тому же это не шапка обманула его. Обманул его Клингхаймер, или, по крайней мере, направил события таким чередом, чтобы это случилось.

На деле все могло быть еще хуже. С чего бы человеку вроде Клингхаймера позволять Бомонту оставаться в живых, когда тот ему больше не нужен? Бомонт слишком много знал о подземном мире и слишком многое видел из того, что происходило в доме Клингхаймера, в подвале с живыми головами. Осторожный человек не стал бы возвращаться в дом Клингхаймера теперь, когда все это обнаружилось. Осторожный человек забрал бы свой мешок соверенов и посчитал бы себя счастливчиком, что его шкура не стала частью сделки. Он бы отправился подземельем на восток, к морю — сначала к Маргейту, где открывался проход в восточные пределы нижнего мира, а затем дальше, через морские пещеры — и никогда больше в глаза не видел мистера Клингхаймера.

Однако оказавшись рядом с переулком, куда выходила красная дверь, карлик отбросил всякие мысли о немедленном побеге. Прежде всего, мальчик Финн и слепая девушка Клара пока оставались в доме. Бомонт подружился с парнем, которого не интересовал рост Бомонта и который явился в Лондон, подобно герою, чтобы спасти свою милую от негодяев. Клингхаймер не мог знать, что Бомонт увидел тоннель. Бомонт знал о враге больше, чем враг о нем, что было очень хорошо. Но это скоро может измениться, и вот тогда ему лучше, не мешкая, убраться и забрать Финна и слепую девушку с собой.

Туман густел, хотя небо над головой стало белесым, будто солнце прорывалось сквозь клочья облаков. Он увидел, что кто-то бежит к нему — сам Артур Бейтс — и машет рукой.

— А ну стой, Заундс! — велел он. — Мистер К велел всей команде собраться на улице для поиска.

— Я вроде уже собрался, — ответил Бомонт. — Что за поиск?

— Тут мальчишка шпионил в доме, скорее всего вор, и он сбежал. Когда старик отправился к Пиви, его впору было связать.

— Как он выглядит, мальчишка этот?

— Среднего роста, лет пятнадцать. Русые волосы. Черная рубашка и зеленые чулки над ботинками. Проворный — шмыгнул мимо старой миссис Сцинк, отпер дверь и выскочил наружу. Старая ведьма только его и видела. Ты пойдешь вдоль реки и поглядишь вокруг Блэкфрайарз. Я обыщу Темпл, хотя если он проскочил так далеко, то тем лучше.

Бейтс повернул туда, откуда только что пришел Бомонт. Бомонт видел, как он уходит, заново обдумывая положение. Забрал ли Финн девочку? Ясно было, что сбежал именно Финн. Если он забрал девочку с собой, тогда служба Бомонта в доме Клинтхаймера кончилась. Нет серьезных причин оставаться. Если же Финн не сбежал, то девочка все еще в плену, и Финну конец, если его найдут. Бомонт, ни секунды не собиравшийся обыскивать Блэкфрайарз, пошел к красной двери. Она была распахнута, на крыльце стояла старуха миссис Сцинк, лицо кислее уксуса, волосы — будто гнездо безумной птицы.

— Поискал вдоль реки, как было велено, — сказал ей Бомонт. — Никакого мальчишки.

Охранница уставилась на него.

— А я не видела, как ты выходил, карлик, и твоей метки на доске нет.

— Тогда вам лучше держать глаза на физии, а не в кармане. Мистеру Клингхаймеру не нужны слепые старухи у ворот, особенно когда в доме воры. Я оказался под рукой, когда разнеслась новость, а вы этого не знаете. А дверь не была заперта, потому что мальчишка ее отпер. А вы, без сомнения, спали с дверью нараспашку, так что я вышел легко и без помех, как и мальчишка, а теперь возвращаюсь. Вы уродливая, никчемная, бесполезная карга, миссис Сцинк, но имя у вас подходящее[30].

Бомонт оттолкнул охранницу, потому что та принялась орать на него, и поднялся по лестнице на чердак. Зрело ощущение, что события развиваются слишком быстро. Удача, что утром он оставил дверь незапертой, так что Финн смог выбраться — если только мальчик сбежал, — а вторая удача в том, что незапертую красную дверь повесят на Финна, а не на Бомонта, пусть даже у миссис Сцинк есть свои подозрения. Он видел это по лицу старухи. Но, так или иначе, обвинить Бомонта она не сможет, потому что яснее ясного, утром ее на посту не было.

Бомонт вошел в свою комнату и порадовался, что там все в полном порядке. Нарбондо привезут из клиники самое раннее в полдень, а в промежутке можно полежать и обдумать дела. Сняв шапку, Бомонт положил ее на стол, сбросил куртку и, повесив ее на спинку стула, подошел к окну, намереваясь задернуть занавеску. А за стеклом виднелось лицо Финна Конрада, и ветер раздувал его волосы.