Подземелья Лондона

XXII ОЧКИ ДЛЯ АУРЫ

Сент-Ив высадился утром из двухколесного кеба у Тауэр-гарденс, сделав по дороге короткую остановку у лавки портного в Хэмпстеде, чтобы дополнить одолженную у мистера Лофтуса одежду несколькими важными в плане удобства элементами. Хотя было абсолютно немыслимо, чтобы за ним следили от «Спаниардс», профессор все же несколько минут посидел на скамейке, словно наслаждающийся хорошей погодой человек — чем он, впрочем, и занимался на самом деле. Он чувствовал себя на удивление гибким после вчерашних мучений. Боль в ушибленном ребре почти унялась, напоминая о себе лишь тогда, когда он, забывшись, совершал резкие движения. Рана на голове, после того как смыли кровь и грязь, оказалась пустяком. Сент-Ив тронул жилетный карман и нащупал завернутый в ткань осколок линзы, благополучно переживший подземные испытания. Развернув его, посмотрел на небо, мигом окрасившееся в густой пурпур, а потом снова надежно упрятал в карман.

Люди, оказавшиеся неподалеку, без сомнения, занимались своими делами: няни катили коляски, случайный пешеход целеустремленно шагал вдаль, полисмен регулировал движение на перекрестке, проделывая это с изрядной долей изящества: руки его двигались так, будто он танцевал. С полдюжины оборванных мальчишек пробежали мимо по тротуару, последний, скорчив Сент-Иву рожу, зашелся хохотом, а потом дернул за хвост понурую дворнягу, семенившую в противоположном направлении. Пес остановился, позволив Сент-Иву почесать себя за ухом, и затрусил прочь. Если не считать мальчишки и пса, никто не обратил на Лэнгдона никакого внимания.

Дул резкий ветер, но небо прояснилось, сияло солнце, и Сент-Ив ощутил, что солнечный свет и свежий воздух очень ему по душе после вчерашнего подземного перехода. Он задумался о везении, веру в которое всегда считал глупым предрассудком, если судить рационально, однако в это утро чувствовал, что быть живым — удивительная удача и в этом нет ничего глупого.

Одежда, одолженная у мистера Лофтуса, выглядела слегка пышновато, но маскировкой не являлась. Сент-Ив отказался от этой мысли сразу: никаких фальшивых бакенбард, усов или нищенских лохмотьев. По Лондону он будет ходить свободным человеком. Он намеревался разыскать приятеля доктора Пулмана — Уолтера Килнера из больницы Святого Фомы.

Если он не узнает ничего полезного, то переберется в Смитфилд, чтобы присоединиться к Элис и друзьям в «Полжабы».

Вчера вечером ему казалось отличной мыслью немного побыть сыщиком — заглянуть в замыслы людей, пытавшихся его убить, если они действительно пытались. Но когда он проснулся этим утром, понял, что лучше послужит своим друзьям, участвуя в поисках Гилберта Фробишера. Что бы Сент-Ив ни сделал в Лондоне, он не сможет вернуть к жизни бедную Сару Райт, а препятствовать туманным заговорам, которые никак не связаны с ним и его друзьями, профессору совершенно не хотелось. Он был кроликом, попавшим в капкан, и Гилберт тоже, потому что оба они оказались на пути, который вел в этот капкан. Вырваться на свободу ему, Лэнгдону Сент-Иву, удалось по чистой случайности. Умный кролик отряхнулся, пересчитал благодеяния и вернулся к себе в норку под холмом.

Сент-Ив прошел по мосту Ламбет и вдоль Палас-роуд, удрученный своими легкомысленными, кроличьими выводами. Подумал о смерти Сары Райт и о том, что Клара сохранит память об этом ужасе до конца дней. Подумал о Табби, который наверняка потерял своего дядю. Гилберт был ему скорее отцом, чем дядюшкой, после того как отец Табби умер. Не было здесь ничего похожего на кроличий капкан. Метафора забавная, но недостойная его друзей. Сент-Ив сознательно отодвинул ее, увидев башенки больницы Святого Фомы, их кованые витые решетки и узкие стрельчатые окна — видимо, просто декоративные, сделанные для десятков голубей, шумно вылетавших и влетавших обратно.

Отыскав без особого труда дорогу к отделению электротерапии, Сент-Ив представился седовласой драконице за маленьким столиком, выглядевшей воплощением запрета. Он убедил ее, что является партнером доктора Ламонта Пулмана, доброго друга доктора Килнера. Доктор Килнер, сообщила ему суровая дама, работает в своем кабинете и обычно остается там за полночь. Кабинет тут, совсем рядом. Сент-Ив нашел его, постучал в дверь и, войдя, представился. Кабинет был завален бумагами, книгами и множеством деталей электрической машинерии — настоящее рабочее место человека, не знающего отдыха в совершенствовании вещей.

— Профессор Сент-Ив? Конечно же, — сказал Килнер, пожимая его руку. — Знаю ваши работы — или по крайней мере часть их. Читал с огромным удовольствием недавнюю статью о пиповых лягушках.

— Так вы натуралист? — спросил Сент-Ив.

— Не дерзну назвать себя так, — ответил Килнер. — Боюсь, слишком много времени отнимает у меня моя собственная работа. Я просто дилетант, сэр, когда это касается мира природы. Но чем могу быть вам полезен сегодня? Вы ведь, без сомнения, добирались сюда из Кента с некоей особой целью.

— Мне бы действительно хотелось спросить вас об этом необыкновенном осколке цветного стекла, — Сент-Ив достал тонкий кусочек лиловой линзы, найденный доктором Пулманом в домике Сары Райт.

Доктор Килнер поднес его к электрической лампе и стал изучать.

— Могу я спросить, где вы его нашли?

— Он был обнаружен доктором Пулманом на полу скрытого в лесах жилища, в Кенте — точнее, в Боксли-Вудс. В доме была убита женщина, а это одна из загадочных улик.

— Каким образом убита, сэр?

— Голову отделили хирургически, операция проведена явно при ее жизни. У нее была репутация колдуньи, доброй колдуньи, если точнее — женщины колоссальных экстрасенсорных способностей. Пулман обнаружил этот осколок стекла под вскрытым полом в очень труднодоступном месте. Я полагаю, убийца сам нашел бы его, имей он достаточно времени для поисков.

Килнер спокойно, но очень внимательно смотрел на Сент-Ива.

— Но ведь рядом не нашлось никаких очков, так? Только этот осколок разбитой линзы?

— Именно так. Если очки имелись, их наверняка забрали. Вы ведь узнаёте это, не правда ли?

— Конечно. Ее изготовил я.

— Пулман так и решил. Он рассказал мне о ваших экспериментах с человеческой аурой, которые еще два дня назад казались мне умеренно эксцентричными.

— Ничего эксцентричного в них нет, уверяю вас. Человеческое тело вырабатывает энергию в форме невидимого света. Такие линзы дают возможность увидеть этот свет. Свойство его, проще говоря, в том, что он позволяет судить о телесном и духовном здоровье индивидуума, по крайней мере, я так полагаю. Моя идея в том, что можно разработать набор линз, которые дифференцируют различные состояния: болезнь и здоровье, преступные намерения, или то, что обычно именуют любовью, или творческие способности. Колодец очень глубок, профессор, а я промерил только поверхностные воды. Сказать, что многое еще предстоит изучить, означает сильно преуменьшить проблему. Сложность человеческой ауры легко может оказаться родственной сложностям человеческого разума.

— Сталкивались ли вы когда-либо с человеческими существами, имевшими врожденную способность видеть эти ауры и получать к ним доступ? Людей, которым очки не нужны?

— Мне не приходилось, и я не верю, что такие существуют. Почему вы спрашиваете?

— Дочь убитой женщины — девочка, очевидно слепая в обычном смысле слова, — считается способной видеть эти ауры и понимать, что они означают. Она может… видеть и другими способами, чему нет научных объяснений.

— Мне бы крайне хотелось встретиться с нею.

— Она очень редко говорит, и только с теми, кому особенно доверяет. Меня уверяли, что она немая, пока мне не сказал иное человек, с которым она постоянно беседует. По-видимому, она может общаться с животными, как ни фантастично это звучит. Она также считается человеком-водоискателем невероятной мощи — крайне чувствительная девочка Она защищается от земных эманаций, надевая обувь со свинцовыми подошвами.

Теперь Килнер пристально вгляделся в Сент-Ива.

— Вы ведь разыгрываете меня, сэр, с этими колдуньями и лозоходцами?

— Ничуть, — отмел подозрение Сент-Ив. Разумеется, я не видел все это своими глазами, но того, что я видел, довольно, чтобы утратить дар речи.

— Тогда я повторяю, что очень хотел бы побеседовать с нею, если она будет склонна к этому. Она может добавить многое к тому малому, что я знаю о человеческой ауре.

— Вы уже опубликовали свои результаты, не так ли? — спросил Сент-Ив.

— Нет, сэр. Результаты предварительны — вероятно, понадобятся годы, чтобы созрели объективные плоды. Сами эти линзы в процессе постоянного совершенствования. Химические ванны, которыми они окрашиваются, часто крайне ядовиты, а химикалии для них раздобыть трудно. К тому же следует принять во внимание, что сами эти исследования никак не связаны с больницей, так что они представляют собой едва ли больше, чем разновидность хобби. Мне лишь недавно удалось рассчитать линзы, которые хоть как-то пригодны.

— Кто-то надел пару линз, чтобы воспользоваться ими, когда совершал убийство, — это факт. Видимо, сначала он провел допрос, вероятно, предварительно одурманив свою жертву беленой, и, похоже, воспользовался линзами, чтобы обследовать ее во время допроса. В любом случае я предполагаю, что он либо изготовил собственные линзы, либо одолжил пару у вас.

— Украл у меня, если быть точным. Я, конечно, никогда не одолжил бы ему их, и он это прекрасно знал. У него не было никакого права использовать их.

— У «него», говорите вы? Так вы его знаете?

— Разумеется. Когда-то он был моим помощником. У него был патологический интерес к электрической стимуляции мозга, особенно шишковидной железы и разных слоев коры, включая зону памяти. Он убедил себя, что шишковидное тело — это центр второго зрения. В мистических учениях его часто называют «третьим глазом». По-моему, он остро заинтересовался вашей так называемой колдуньей и ее дочерью. Его эксперименты над человеческим мозгом — извращения, равноценные дьявольщине. Я не могу поддерживать грязное дело трепанирования черепов живых пациентов просто для того, чтобы тыкать в ткани мозга электродами. Он уверен, что экстрасенсорные способности, как вы их охарактеризовали, — результат повреждений мозга, а значит, электрохирургия способна создать их. Это уже выходит за любые мыслимые пределы. Честно говорю вам: это я сделал так, чтобы он покинул больницу. Сожалею лишь, что не располагаю достаточными свидетельствами его недозволенной деятельности, чтобы привлечь Скотланд-Ярд.

— Вы сказали, он украл пару очков для ауры? Вы в этом уверены?

Килнер поднял осколок линзы к свету и внимательно его изучил.

— Да, полностью уверен. Он украл несколько пар — нескольких разных типов. Разные химические ванны, понимаете? Но именно эти, густо-фиолетового окраса, дают сейчас наиболее интересные эффекты. Еще он стащил мои записи из того самого стола, что вы видите перед собой, — те, до которых смог добраться. И доказать я этого не смог. Просто однажды вечером значительная их часть исчезла из моего кабинета. Я разгневался и обвинил его, однако ему хватило наглости расхохотаться, признавая это, и лицо у него было совершенно сатанинским. Он заверил меня, что отныне будет все отрицать.

— Способен ли он на убийство?

— О да. Возможно, что он неспособен не убивать. Этот человек глубоко порочен.

— Вы назовете мне его имя?

— Назову, хотя он ни в чем не признается, если вы надавите на него. Он управляет частной лечебницей на Уимпол-стрит. Называет себя доктором, хотя не является таковым. Он хирург с поддельным дипломом — возможно, даже с несколькими, хотя со скальпелем обращается весьма искусно. Имя его Бенсон Пиви.